Oackland

— Как ты себя чувствуешь? — Превосходно, — сказал Нил, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, глядя на доктора Добсон. В ее ушах при каждом повороте головы покачивались радужные сережки в виде котят, в дополнение к которым шел свитер в тех же цветах. Оба представляли собой ужасную совокупность. Он пробыл здесь всего две минуты, а эта женщина уже вызывала в нем головную боль. — Я знаю, у тебя возникли некоторые проблемы с пребыванием… — Конечно, еще бы ты не знала, — огрызнулся Нил. Джостен очень много сил тратил на то, чтобы внешне оставаться спокойным и не сжать руки в кулаки, пока гнев и нетерпение устроили внутри схватку. Все это было пустой тратой времени. Он не собирался делиться с ней чем-либо конкретным о своей жизни, не тогда, когда Бетси выводила его одним своим видом и милой улыбкой, медленными, будто бы осторожными, движениями и тупым горячим шоколадом. Добсон, похоже, совсем не замечала его раздражения, а может, умело его игнорировала, прикрываясь предлогом терапии. — Похоже, это больно, — только и сказала она. — Тебе что-нибудь дали? Нил не ответил. Они находились в исправительной колонии, и Джостен очень сомневался, что кто-то здесь зря потратит деньги и время, раздавая бесплатные наркотики детям, склонным к зависимости. Уж Добсон должна была это знать. Тем не менее, если бы ему дали что-то сильнее Тайленола, он бы отказался. Нил отчетливо помнил, как мама заливала алкоголь ему в глотку, чтобы он заткнулся и она могла спокойно зашить его. С тошнотворной ясностью Нил все еще мог вспомнить, каково было терять контроль. Боль в его случае была данностью. Без мамы, которая могла заткнуть ему рот, потеря контроля могла означать смерть. Легче всего было заблокировать боль и перестать о ней думать. — Нил, — с нажимом произнесла Добсон, — есть ли еще что-нибудь, о чем ты хотел бы поговорить? Нил многозначительно перевел взгляд на статуэтки, рассыпавшиеся по полке, наблюдая, как свет отражался от крошечного единорога, рассеивая призму радуги на тусклой коричневой древесине. Бетси вздохнула, затем повернулась к своему компьютеру и напечатала несколько предложений. Нил сидел, ожидая лекции из разряда Я помогу тебе, если ты мне позволишь, но ее не последовало. Вместо этого доктор Добсон продолжила печатать так, будто бы вообще забыла о нахождении Нила в своем кабинете. Небольшая часть его, кричавшая и старающаяся быть замеченной, шевельнулась. Она долгое время оставалась запихнутой так далеко, что Нил удивился, что ей вообще удалось выбраться наружу. Морщась, он попытался снова от нее отмахнуться. Попытался стать незаметнее. Не сработало. Он устал быть никем. — Я не буду говорить о моих родителях, — тихо сказал Нил, поерзав на стуле. Он подпихнул свои предательские, готовые ринуться в бой и сломать все находящиеся в поле зрения предметы руки под себя. Она посмотрела на него. Пальцы замерли над клавиатурой. — Ты не обязан. — Ты вынудишь меня. В какой-то момент ты меня вынудишь. — Я не планирую заставлять тебя говорить о том, о чем ты говорить не хочешь. — Тогда в чем, блять, смысл? — прошипел Нил. — Терапия призвана исправлять людей, разве нет? Вы должны разобраться, что пошло не так, копаясь в наших мозгах, как сумасшедший ученый, а затем соединить все сломанные кусочки воедино, верно? Но они не держатся. Сломанное любит оставаться сломанным. Никому не нравятся перемены. Добсон не улыбнулась, но ее глаза потеплели. Нилу захотелось сгрести все ее вещи со стола. — Это самое длинное, что ты когда-либо говорил мне, Нил, — она обхватила кружку двумя руками и сделала глоток. Щеки Нила вспыхнули. — Без разницы, — сказал он, вновь отворачиваясь к фигуркам. — Я не сумасшедший ученый, — Добсон поставила кружку на стол. — И я не пытаюсь тебя исправить. — Ага, — отстраненно сказал Нил. — У многих из нас травма настолько глубоко внутри укоренилась, что перестала быть чем-то поправимым. Но она все еще остается тем, с чем можно научиться справляться. У меня с каждым из вас очень мало времени, так что я не ставлю целью изменить вас. Я работаю, чтобы обеспечить комфорт и показать здоровые пути побороть ваших демонов. — У вас все отлично получается. Возможно, вы захотите опробовать эти новые пути с Эндрю, потому что его нынешние — полный отстой. — Мне жаль, что он причинил тебе боль. — Он не… забудьте, — пробормотал Нил, пожав плечами. Сломанный нос вряд ли был самой страшной травмой в его жизни, но об Эндрю говорить хотелось меньше всего. — Как ты борешься со стрессом? — внезапно спросила Добсон. Нил моргнул. Переход с темы на тему оказался таким внезапным, что его гнев растворился в искреннем замешательстве. — Я… что? — Есть у тебя какое-нибудь хобби или занятие, которое помогало бы во время переживаний? Экси, хотел сказать Нил, но пока не был готов открыть ей эту часть себя, отдавая ее на растерзание. — Думаю, бег. — Я должна была знать, что ты бегун, — сказала она. Эта фраза перекликалась с отвратительными кроличьими шутками Эндрю, но голос Бетси был наполнен теплотой, а не насмешкой, поэтому Нил постарался не возненавидеть ее за это замечание. — Я уверена, здесь очень сложно приспособиться, места для движения не так много, а уж для пробежек тем более. Ты бегал во дворе? Она выжидающе посмотрела на Джостена. Нил чувствовал, что должен был закончить разговор за нее. Добсон задала последний вопрос так, будто уже знала ответ, и все его тело покалывало от беспокойства и ожидания, что она использует информацию против него. Пока что Бетси показывала себя доброй и милой, но, в конце концов, она оставалась человеком, а люди очень хорошо умеют причинять друг другу вред. Очень хорошо. — Что ж, я знаю, что в команде появилось свободное место, — продолжила Добсон. — Тебе нравится экси? Нил так сильно стиснул челюсти, что у него заболели зубы. — Если тебе интересно, — она не выглядела пугающе, — я могу замолвить за тебя словечко. Обычно это предлагается в качестве награды за примерное поведение, но эта система мне никогда не нравилась. Упражнения полезны для психического здоровья, и я бы хотела, чтобы вам, мальчики, предоставили лучшие варианты. А пока… — она поджала губы, задумчиво сдвинув брови. — Стадион будет побольше двора. Ты по-прежнему будешь наворачивать круги, только я попробую выбить тебе время во время тренировок. Нил подозрительно на нее смотрел. — Почему? — наконец спросил он. Он догадывался, почему, — она использует это в качестве рычага, чтобы позже вытянуть из него все секреты. В случае отказа, ей ничего не стоило все отобрать и оставить его еще с большей дырой в груди, чем была до. — Потому, что думаю, ты переживаешь тяжелые времена, и я бы очень хотела попытаться помочь. Чем смогу. Разговор сейчас тебе дается тяжело. Я знаю, что ты мне не доверяешь, и я не пытаюсь тебя к этому принуждать. Я хочу сделать все возможное, чтобы у тебя появился выход, в котором ты так нуждаешься. Никому не верь, всегда говорила его мама. Это убьет тебя. Нил тяжело сглотнул. — Я все еще не собираюсь с вами разговаривать, — медленно произнес он. — Ты не обязан, — Добсон сняла очки и принялась протирать их об свитер. — Я надеюсь, в какой-то момент ты передумаешь. Но это ни в коем случае не бартер. Над ними раздался звонок, заставив Нила подскочить от неожиданности. Дверь распахнулась, и Нил встал, внезапно потревоженный. — Вы не обязаны, — выпалил он, когда охранник жестом велел следовать за ним. — Удачного дня, Нил, — Добсон лишь ласково улыбнулась. Нил не мог не задаться вопросом, что за сделку она заключила с Эндрю, и, если это сработало, что он дал ей взамен.

***

Все дни сливались в один — бесконечный, пустой и безжизненный. Школа оказалась абсолютной шуткой. Нил еще много лет назад превзошел тот уровень знаний, что им преподавали. Он выполнял задания лишь за тем, чтобы убедиться, что точно получит аттестат, но из-за постоянной загруженности и склонности мистера Стэнна к монотонной подаче ему все труднее и труднее было оставаться бодрствующим во время уроков. После этого он шел на обед либо в кабинет Добсон, либо на групповую терапию с доктором Уиллардом. Это время было каким-то особенным видом ада. К счастью, Нила определили в отдельную от Эндрю группу, поэтому ему не приходилось бороться с конкретной проблемой, помимо всех прочих. Доктор Уиллард был человеком с ярко-голубыми глазами, держался достаточно уверенно, если не сказать развязно, так что Нил обнаружил себя за тем, что по умолчанию пытается сделаться меньше. Невероятно утомляло даже затащить себя в эту комнату, не говоря уже о том, чтобы сидеть там под тяжестью взгляда Уилларда, притворяться достаточно заинтересованным в процессе, чтобы оставаться незамеченным. Нил не мог отучиться забывать дышать каждый раз, пока стук его сердца эхом отдавался в ушах. После этого он наворачивал круги во дворе, изо всех сил стараясь не врезаться ни в одного из десятков других мальчишек, слонявшихся вокруг. Потом ужинал. Затем принимал душ как можно быстрее, избегая при этом неприятного понимающего взгляда Эндрю, исчезавшего за дверью своей кабинки. Потом они возвращались в камеру. Каждую ночь щелчка дверного замка хватало, чтобы вогнать Нила в круговорот паники, который он отчаянно пытался скрыть от Эндрю. Его кошмары становились все хуже, и, хотя он больше не просыпался от тяжести Эндрю, сидящего на ногах и прижимающего руку ко рту, сила их была непреодолимой, угрожая разорвать Джостена изнутри. По утрам он просыпался за несколько часов до звонка и просто всматривался в темноту, вдыхая и выдыхая, считая так долго, как мог, и на всех языках, что знал. В пятницу состоялась очередная игра, и, как в прошлый раз, их, как скот, согнали в здание ангара, предназначенного под стадион, где всем представилась возможность наблюдать, как команда тюрьмы для несовершеннолетних Окленда показывало жалкое подобие на экси, мечась по площадке. В очередной раз Эндрю был великолепен, на голову выше всех остальных. Нил наблюдал исключительно за ним — за каждым расчетливым движением, запоминая их на будущее, которое никогда не случится. Он, наконец, пришел к непонятно раздражающему выводу. Эндрю даже не старался. Это осознание неприятно растекалось внутри и только усилило ненависть Нила к нему. Эндрю был дан шанс играть, но ему было все равно. Ярость едко пробиралась сквозь грудь Джостена, и тот попытался всколыхнуть ее еще больше той же ночью. Эндрю только нахмурился, отрезал громкое «нет», затем накрылся одеялом и заснул, отвернувшись к стене. В субботу Добсон сдержала свое слово. Охранник, который привел его на стадион, ничего не сказал, а Нил попытался подавить внезапный всплеск энергии внутри. Это действительно случилось. Она и вправду сделала это. Стадион казался больше теперь, когда не был наполнен шумными сотнями подростков. Нил сделал глубокий вдох, в нос тут же забился запах металла и пота, но даже это не помешало ему почувствовать себя почти счастливым. О свежем воздухе можно было забыть, но периметр внутри был как минимум вдвое больше внутреннего двора, не было десятка других, кто мог бы побороться за свободное пространство. Охранник тяжело вздохнул и прислонился к двери, скрестив руки на груди и запрокинув голову. — Не знаю, в чем твоя особенность, но у тебя будет полчаса каждый день. Команда появится через пять минут. Иди, — он с отвращением махнул рукой, широко зевнул и прикрыл глаза. Нил побежал. Подошвы кроссовок скрипели, сцепляясь с цементом на полу, из-за чего звук его шагов эхом разносился по пустому пространству. Нил не мог сдержать широкой ухмылки. Свобода. Впервые за две недели он почувствовал, что снова может дышать. Он не знал, как Добсон это удалось, но не мог не чувствовать благодарность за каждую секунду, проведенную здесь. Он оббежал периметр по кругу пять раз, когда дверь с лязгом открылась и внутрь ввалилась группа ребят. Те выкрикивали что-то непристойное и толкали друг друга, почти что жестоко, но никто не пытался это остановить. Нил скривился, но продолжал бежать, не позволяя шуму отвлечь себя. Он не спускал глаз с пола, кружил и кружил, даже когда тренер криком призывал всех сесть, заткнуться и слушать его. Голос мужчины звучал громко, он что-то рассказывал о правилах, обсуждал предстоящие игры, но больше болтал о необходимости нового нападающего. Не сложно было отключить его, поэтому Нил, сделав это, сосредоточился на капельках пота, стекающих на глаза, и на знакомом жжении, покрывающем мышцы, наконец-то приступившие к работе. Через двадцать три круга все встали и направились к задней части здания, начали вытаскивать груды оборудования из кладовки. Все, кроме одного. Эндрю сидел на вершине металлической трибуны, глядя на поле. Он был хмур. Он застыл в напряжении, каждая линия его тела натянулась, словно готовая порваться в любой миг струна. Когда он наконец поднял глаза и увидел, что Нил за ним наблюдает, его глаза превратились в узкие щелочки. Нил бросил взгляд на дверь, но охранник исчез, поэтому он замедлился и полностью остановился к тому времени, как добрался до нужной трибуны. — Везучий, везучий кролик, — пропел Эндрю. За всю неделю он сказал Нилу меньше слов, чем сейчас. Джостен проигнорировал насмешку и многозначительно посмотрел туда, где остальная часть команды выходила на площадку. — Взял тайм-аут? — издевался он. — Ха. Ха. Ха. Нил ждал, но Эндрю не собирался больше говорить и просто уставился на него своими острыми карими глазами. — Как многословно. Если больше нечего сказать, я просто… — Мне казалось, — перебил Эндрю, наклонившись впереди и устраивая локти на коленях, — это ты остановился здесь. Нил закатил глаза, но с места не сдвинулся. — Библиотека, стадион… Что дальше, кролик? Экси? Одноместная камера? Полное оправдание? Мечтай по-крупному и все такое. — Замечу, что экси, скорее, данность, нежели привилегия. У меня, знаешь ли, есть особенно неприятный сосед по комнате, который пообещал, что сможет дать мне эту площадку. Взгляд Эндрю потемнел. — Одноразовая акция, — прорычал он. — И ты не клюнул. — Вряд ли это можно считать предложением, если ты не в силах выполнить его. — Я мог бы это сделать. — Ага. — Подойди ближе, кролик, твой нос выглядит немного неровным. Может, если я сломаю его снова, они на этот раз исправят его. — Сколько агрессии, — покачал головой Нил, но не смог заставить себя не делать маленький шажок назад. Эндрю был взвинчен, был на грани насилия, а Нил стоял по другую сторону этого гнева. — Я могу превратить твою жизнь в ад, знаешь? — зарычал Эндрю, сверкнув глазами. — Только если хочешь провести остаток срока в изоляторе. — Мне нравится. Меньше идиотов, желающих поскорее сдохнуть. — Миниярд! Нил посмотрел на тренера, стоящего в центре площадки, уперев руки в бока. На его лице читалось хмурое раздраженное выражение. Эндрю не двинулся ни на дюйм. — Как тебе удалось научиться играть так? — спросил Нил. Вопрос сорвался с его губ неожиданно, и он раздраженно стиснул зубы, коря себя за несдержанность. Глаза Эндрю удивленно расширились всего на секунду, а затем вернулись в свое обычное прищуренное состояние. — Вопросы, вопросы… — Забей. — Любопытство больше подходит кошкам, — Эндрю долго смотрел на него, затем встал, размашисто шагая по трибуне, пока не оказался прямиком перед Нилом. — Я отвечу, — сказал он, а на губах засияла хитрая ухмылка, — но ты будешь мне должен. Несмотря на то, что их разделял добрый десяток сантиметров, Эндрю все равно казался ужасающе близко. Правду за правду, ага. Нил ждал чего-то подобного, но руки все равно против воли сжимались в кулаки по бокам. — Миниярд! — снова позвал его тренер с явным раздражением в голосе. — Талант, — Эндрю наклонился так близко, что каждый его выдох касался лица Нила. Брови Нила гневно столкнулись, но он подавил резкий ответ. — Почему тогда ты играешь по вратарской? — Два вопроса? — улыбка Эндрю росла. — Первый вряд ли считается. — Это твой проеб, не мой. Хочешь получить конкретные ответы, задавай тогда конкретные вопросы. Так и быть, этот достанется тебе бесплатно. Я стал вратарем, потому что больше никуда не пустили. Проблемы с гневом. Яростью, — он сделал ударение на двух последних словах, чеканя слоги так резко, что его зубы щелкнули. — Миниярд!!! — На этом все, сосед. Мой талант требуется в другом месте, — затем он молниеносно рванул на Нила, будто бы собирался нанести удар. Джостен отшатнулся, сердце грозилось пробить ему глотку, но Эндрю лишь одарил его леденящим кровь смешком и преспокойно зашагал по полю.

***

Нилу не разрешили принять душ после пробежки, и он догадался, что Бетси не смогла дотянуться так далеко. Он воспользовался благословенным одиночеством, чтобы сменить пропитанную потом одежду и натянуть чистые штаны. Все это время он беспокоился о том, что Эндрю может попросить взамен. Пробежка должна была помочь. Вместо этого, когда эндорфины понемногу растворялись в крови, переставая действовать, их сменила паника. Раньше он вываливал отголоски правды на Эндрю, и это частично сдерживало его любопытство. Но за ложью уже было достаточно сложно уследить, особенно без намека на честность. Он наслаивал это друг на друга в уме, вспоминая все истории, на которых строился Нил Джостен, продумывая все возможные истории, которые он бы мог рассказать. Мама мертва. Она мертва. Мама мертва. Нэйтан Веснински… Нил вздрогнул. Горло сжималось все сильнее, не давая возможности вдохнуть. Мама мертва, начал он заново. Нэйтан… Отец… Мой отец мертв… Эта ложь причиняла боль. Беги. Беги, беги, беги, беги, беги, беги… Нил втянул воздух носом, внезапно обнаружив, что находится у раковины, сжимая руками металлический обод с такой силой, что края врезались в кожу. Он заставил себя смотреть в зеркало, заставил смотреть ледяным взглядом голубых глаз. Глаз его отца. Глаз отца, что могли резать стекло. В глазах же Нила плескался страх, но его горло, легкие, желудок заполняла стеклянная крошка. Он вдыхал ее, с каждым движением проникавшую все глубже. Джостен схватился за волосы, натягивая их достаточно, чтобы почувствовать боль, и приподнялся на носках. Прошло всего две недели. Прошло всего две недели. Это было только… — Нет… — всхлипнул Нил. Рыжина просвечивала, сияя еле заметно, но все же она была там. Он потянул сильнее, как будто хотел что-то изменить, как будто разрушить себя снаружи значило остаться невидимым изнутри. Прозвенел звонок. Нил заставил руки опуститься и включил кран, пытаясь отдышаться. Он не знал, что делать. Он не помнил, как дышать или вырвать воспоминания о крови и ужасе из-под кожи, или как продолжать жить. Раздался пронзительный стон, и он поспешил зажать его ладонью, вздрагивая, поскольку тому все же удалось вырваться. — Мог ли ты справляться со своим нервным срывом где-нибудь в другом месте? — раздраженный голос Эндрю звучал громко и резко, но он являл собой стабильность, за которую Нил мог ухватиться. Джостен сделал глубокий вдох и сосредоточился на мытье рук. Сосредоточился на выдохе. И опять на вдохе. Сосредоточился на том, чтобы запихнуть все это подальше и запереть, потому что он был Нилом Джостеном, он был в дюжине фальшивых имен от того мальчика. Нил Джостен не был сломлен. Ему не обязательно быть слабым. — Я в порядке, — справился с собой Нил, гордясь тем, что голос почти не дрожал. — Ага. Мыло, выпущенное дозатором, сделало его руки красными и сморщенными, но Нил продолжал тереть. Когда он смог снова дышать, когда он понял, что сможет говорить без дрожи в голосе, Джостен выключил воду и повернулся. Эндрю стоял возле тумбочек, держа в руках скрученный лист бумаги. Его глаза задержались на Ниле. — Я в порядке, — снова сказал тот, на этот раз громче. Эндрю закатил глаза. Он скинул кроссовки и поднялся по лестнице, упав на койку. — Тяжелая неделя, — цыкнул он, не ложась как обычно, а перекидывая ноги по бокам и садясь. Он продолжал смотреть на Нила, покачивая ногами вперед-назад, вперед-назад, вперед-назад. — Тяжелая, тяжелая, тяжелая. Впервые с того, как Нил провел здесь первые два дня, Эндрю проявил интерес к разговору. Нил не имел никакого желания разговаривать, но остатки панической атаки душили его и он слишком устал, чтобы с ними бороться. — Следующая игра в пятницу? — спросил он. — Вроде бы. — Ладно, — Нил пожал плечами. Он подошел к противоположному от Эндрю краю своей койки, стараясь держаться подальше от раскачивающихся ног соседа. Бумага упала ему на колени, смятая и влажная от пота. — Твой выход, звезда спорта, — Эндрю откровенно его дразнил. Нил разгладил листок. Эта было разрешение для занятий экси, подписанная его куратором — Брайаном. Места для подписи Добсон и самого Нила пустовали под скупо сформулированным отказом от ответственности. — Я думал, что нужно пройти отбор, — сказал Нил. Он, честно говоря, устал играть в игры Эндрю, и здесь попахивало чем-то левым. — Вроде того. Конечно. Есть вакансия, и все терапевты сходят с ума, пытаясь использовать это в качестве предлога, чтобы впихнуть в программу еще несколько человек. Приносит пользу для психики, знаешь. Нил не мог видеть Эндрю, но слышал в его тоне отчетливую насмешку. — Так это не место в команде. — О, как пали великие. А я тут думал, что ты суперзвезда, которая почтит нас всех своим королевским присутствием на поле, — он сделал паузу, ожидая, что Нил ударит его. Нил не хотел больше играть в эти игры. Нил просто хотел спать. — Ты получишь это место, если будешь лучше других, — сказал Эндрю, ухмыляясь. — Так что просто будь лучше. — Почему? Почему ты… — Нил неопределенно махнул рукой, хотя и знал, что Эндрю не увидит. Ноги Эндрю перестали раскачиваться, он подтянул их, плюхнувшись на кровать с такой силой, что матрас подпрыгнул над головой Нила. — Так сложно поблагодарить? — Пошел ты, — попытался он съязвить, но куда больше походило на изнеможденную усталость. — Ужин через час, — усмехнулся Эндрю. — Я устал. Вздремну немного. Если ты когда-нибудь прикоснешься ко мне снова, ты умрешь. — У тебя все еще есть вопрос. — У меня все еще есть вопрос, — подтвердил Эндрю. Нил подождал, но он так больше не заговорил.