***
— Выглядишь хреново. Эндрю нахмурился, покосившись на Нила, затем перевел взгляд на свой завтрак — горстка овсяной каши, пакет молока и подгоревший банан. Что-то застряло в горле и мешало ему говорить. Миниярд мог распознать отголоски начинающейся панической атаки, но в отличие от Нила — прижатого к стене, задыхающегося и рвущего на голове волосы — паника Эндрю нарастала медленно, мучительно, возникая из давления в глотке и заканчиваясь насилием. — Обычно ты говоришь что-то в ответ, — подсказал Нил. — Что-то типа «Пошел нахуй» или… Хотя бы назови меня кроликом. Никаких разговоров сегодня. Нил, по всей видимости, оказался слишком тупым, чтобы это понять. Эндрю соскреб свою овсянку с тарелки и принялся есть. — Послушай, если это… из-за вчерашнего. И ты расстроен из-за меня или что-то в этом роде… Это нормально, я понимаю, я… Ты можешь просто… сказать мне? Миниярд продолжал жевать, изо всех сил стараясь не скрипеть зубами. Проглотил отвратительный комок. — Я даже не думал… — У тебя чрезмерно раздутое эго, Джостен, — перебил его Эндрю. — Может быть, не весь мир крутится вокруг тебя. Нил открыл рот, собираясь что-то сказать, но затем опустил глаза к тарелке. — Я не это имел в виду, — кончики чужих ушей порозовели. Он закусил губу, пытаясь скрыть смущение и то, что, может быть, хотел еще сказать. В параллельной вселенной пришло время, когда Эндрю сказал бы ему, что хочет снова его поцеловать. Но они не жили в параллельной вселенной, а жили в этой, и Нил был беспросветным идиотом, а Эндрю всей душой его ненавидел. Хотя себя он ненавидел больше. Миниярд очистил банан от кожуры. Вдоль его бока разросся большой «синяк». Как раз подошел бы для бананового хлеба. Касс бы оставила его на следующий день и испекла бы хлеб, пока Эндрю был в школе, а потом, когда бы он пришел, угостила бы его. Она бы расспросила о прошедшем дне, а он, вероятно, ничего бы ей не рассказал, но в груди затеплились бы отголоски радости от того, что она спросила. Именно сегодня он нуждался в Бетси как никогда, но его часы сегодня заменялись на посещение родственников и экси, и очередное посещение. Нил снова уставился на него. Нил. Натаниэль. Натаниэль Веснински. Сын человека, севшего за махинации с налогами. Сын человека, поступавшего куда хуже. Бегун. Мальчишка с голубыми глазами. Мальчишка, которого Эндрю поцеловал и который поцеловал его в ответ. Мальчишка, который не дотронулся до него, потому что его попросили. Пиздец. Ему нужна была Бетси. — Я просто имел в виду, что это нормально, если ты злишься. Нам не нужно говорить об этом снова, если ты не хочешь, — сказал Нил наконец. Эндрю доел овсянку, встал и вышел из-за стола.***
Чем быстрее приближалось время посещений, тем сложнее Эндрю становилось сдерживать гнев, рвущийся из груди. К обеду Нил наконец вернул остатки сообразительности и больше не пытался заговорить с ним после того, как Миниярд упрямо молчал во время его попыток в классе. В данный момент Джостен сидел на нижней койке и выглядел нервозным, читая своего дурацкого Диккенса из библиотеки — колени неконтролируемо подергивались — туда-сюда, туда-сюда, пальцы то и дело возвращались к волосам, как будто это могло скрыть тот факт, что там по-прежнему оставалась рыжая полоска отросших прядей. Губа намертво закушена. В любой бы другой день Эндрю выпрыгнул из собственных штанов, пытаясь понять что к чему. Но не сегодня. Над их головами раздался звонок, и дверь тут же раскрылась, за ней показался охранник, жестом пригласивший Эндрю следовать за ним. — Увидимся на игре? — поднял глаза Нил. Миниярд хмыкнул в ответ, натягивая рукава толстовки и крепко сжимая их в ладонях, и вышел в коридор. Сегодня их было много меньше, чем обычно бывало в субботу, поскольку только игроки команды имели право на лишнее посещение. Но и этого количества вполне хватало, чтобы заполнить зал бешеным возбуждением и предвкушением встречи с родными. Окленд стал первым штатом, кто опробовал подобную программу, и, очевидно, кто-то рассказал душещипательную историю о том, как преступники, имевшие возможность играть в экси, — двигатели прогресса реформы в системе правосудия над несовершеннолетними. Естественно, новостные каналы подхватили эту идею и собрались транслировать долгожданные встречи в прямом эфире, именно поэтому голоса становились все громче, пока они шли по коридору. Эндрю увидел, как Алекс, шестнадцатилетний защитник, толкнул Макса в плечо, кивнув головой в то место, где, по его мнению, должны были расположиться камеры репортеров: — Мы собираемся разбогатеть! — крикнул он, подпрыгивая на каждом шаге и ударяя ладонью по стенам. Что за ебаный идиот. Кто-то в конце строя затянул песню, ее тут же подхватило еще несколько человек, но охранник дунул в свисток, тут же успокаивая их. Эндрю просто шел за ним, стиснув зубы от злости. Все они выглядели тупо. Когда их группа подошла к последним воротам, все семьи уже были здесь, сидели за столиками в ожидании. Как и всегда. Охранник, который вывел его, явно был новичком. Молодым парнем со смешными усами. Он продолжал держать Эндрю за руку, что тот не сомневался — останется синяк, заставляя его двигаться гораздо быстрее, чем сам Эндрю того желал. — Расслабься, — сказал ему Эндрю, вырывая руку из тяжелой хватки, как только они оказались у стола. — Осторожней, Миниярд. — Осторожней, Альварес, — издеваясь, отзеркалил его Эндрю, прочитав имя на бейдже. Альварес нахмурился, сузив глаза от злости, но ничего не сказал. Эндрю знал, что он не станет связываться. Никто из сотрудников не хотел становиться причиной того, что в этой игре на публику пойдет что-то не по плану. Никто не хотел столкнуться с неизбежной яростью богатого придурка, владевшего всем этим цирком, если он не получит должную порцию внимания со стороны прессы. Поэтому Эндрю наклонил голову и открыто усмехнулся, чтобы еще больше разозлить охранника, затем сел за стол напротив Касс, Ричарда и Дрейка, скрестил руки на груди и замолчал. Ричард смотрел, как семья рядом с ними счастливо подскочила, чтобы обнять одного из мальчиков. Касс теребила золотую цепочку, ярко блестевшую на ее шее. Эндрю ее не узнал. Дрейк сидел, полностью облаченный в военную форму. Миниярд не знал, зачем он это делает, знал только то, что это делало сводного брата опаснее. Теперь каждая линия его профиля выглядела острее. О них можно было легко порезаться. — Спасибо за вашу службу, — послышался голос Альвареса позади, затем он зачем-то отдал Дрейку честь. Дрейк сделал то же самое в ответ, широко улыбаясь. На его щеках показались ямочки. Эндрю ненавидел его. — Рад видеть тебя, сынок, — наконец-то произнес Ричард, оглянувшись и наградив его одной из своих «ричардовских» ухмылок. — Эндрю? — нерешительно спросила Касс после того, как он не ответил. Эндрю не смотрел ей в глаза с тех пор, как в последний раз она привела с собой Дрейка, но сегодня его взгляд метнулся к женщине, впиваясь в черты лица. — Ох, — выдохнула она. — Мы скучали по тебе. Снова воцарилась тишина — до неприличия большая и давящая для них четверых, пока Дрейк не щелкнул пальцами перед его лицом. — Эй, Эй Джей, — как и в прошлый раз, улыбнулся он, затем обнял Эндрю за плечи и, притянув, крепко прижал к себе. Эндрю весь напрягся, прижавшись лбом к чужой груди, вперившись взглядом в идеально отглаженную форму. Чувство тяжести в его горле только усилилось, когда запах дезодоранта Дрейка забился в ноздри. Oldspice с цитрусом и гвоздикой. Теперь Эндрю вряд ли быстро отделается от него. Они делили ванную комнату. Дрейк был аккуратным. Чистоплотным. Великолепным. У него стоял дезодорант Oldspice Classic, стоявший рядом со стаканом с их зубными щетками — зеленой и синей. Рядом — тюбик отбеливающей зубной пасты Crest. Они оба использовали одну и ту же зубную пасту. На полке с лекарствами стояло зеркало, и большую часть времени Эндрю старался не смотреть в него, потому что не желал себя видеть. По иронии судьбы, удавалось ему это редко. В главной спальне имелась еще одна ванная. Стены с обоями в бело-синюю полоску, душевая кабина и небольшое мыло в подставке, сделанной из маленьких ракушек, около раковины. Это была ванная Касс и Ричарда, поэтому Эндрю оставалось довольствоваться своим соседством с Дрейком. Эндрю всегда ждал, что сводный брат по утрам займет комнату первым, так обычно и случалось, но иногда Дрейк задерживался слишком долго и по итогу они стояли плечом к плечу. Эндрю не хотел опаздывать в школу. Дрейк сплевывал зубную пасту в раковину, а он продолжал чистить зубы, как будто ничего не происходило. Кто-то крикнул «Мама!» рядом с ними, Дрейк отпустил, и Эндрю отодвинулся как можно дальше, поддавшись желанию обтереть руки о штаны. Ему нужно было сделать хоть что-то, чтобы скрыть дрожь в пальцах. Злись, пытался он сказать самому себе. Но это было что-то похуже обычной ярости. — Эндрю… — Касс подняла руку и заправила прядь волос за ухо, а затем вновь вернулась к золотым звеньям цепочки на шее. — Я знаю, что ты расстроился, — тихо продолжила она, — и теперь понимаю, почему. Ричард улыбался, как будто все шло именно так, как и должно быть. Может быть, так оно и было. Под столом он сжимал и разжимал кулаки, сосредотачиваясь на дыхании. Эндрю думал о том, как Бетси сказала ему, что иметь границы — нормально, даже с семьей, даже если это означало, что он не хотел разговаривать с ними, видеть их или думать о них. Это было чертовски нормально, ему разрешалось желать этого, просить об этом. Они должны были слушать. Бетси тоже выпрашивала у него лучшее и худшее, счастливое и не очень, но Эндрю не мог дать ничего, кроме молчания. — Эндрю? — Касс снова обратилась к нему. — Что, Касс? — он поднял глаза и одарил женщину устрашающей ухмылкой. Та вздрогнула. — Эндрю, — вмешался Ричард. Его глубокий голос должен, по идее, выглядеть устрашающе, но, в основном, всегда звучал бесполезно и жалко. Дрейк подался вперед, вытянул руку и накрыл ею одну из ладоней Эндрю. — Эй Джей, мама действительно беспокоилась о тебе. Вы не разговариваете? Она скучает по тебе. Я скучаю по тебе. Его большой палец гладил кожу в ямке между большим и указательным пальцами Эндрю, и тот попытался отдернуть руку, но Дрейк держал крепко. Так он демонстрировал силу в своей излюбленной манере. Эндрю ненавидел его. Миниярд дернул сильнее, и Дрейк все же отпустил, но не раньше, чем одарил его острой улыбкой, не несущей ничего, кроме опасности. — Эндрю, — опять сказала Касс, едва ли сдерживая слезы, — звонил твой дядя. Лютер Хэммик. Мир остановился. В ушах зазвенело, а по телу разбегался жар — неправильный и поглощающий все органы в один миг. Он не мог вздохнуть, не мог даже сглотнуть образовавшуюся во рту слюну и на секунду, одну единственную секунду он испугался, что его вырвет прямо на стол. — Эндрю? — спросил кто-то. Не Дрейк. Не Нил. И это было забавно, потому что, какого черта здесь мог забыть Нил? Это Касс. Конечно, это она, но Миниярд не мог заставить себя взглянуть на нее. Дрейк снова попытался перегнуть через стол, поэтому Эндрю спрятал руки между ног, с силой сжимая колени. Он все еще сидел в наручниках, потому что правила никто не отменял. В конце концов, он оставался жестоким и опасным преступником, которого нельзя выпускать на улицы. Это обеспечивало безопасность всем, но не ему. Теперь Эндрю не мог отодвинуть запястье от холодного металла достаточно, чтобы просунуть палец под рукав толстовки и разворошить старые струпья. Он не знал, что делать. Нил знал. Нил был идиотом, бегуном, полнейшей катастрофой, но он бы сказал что-нибудь глупое, что, вероятно, заставило бы Эндрю улыбнуться. И этого оказалось бы достаточно. — Эй, дружище, — мягко произнес Дрейк и, протянув руку под столом, положил ладонь на колено Эндрю. Иногда Эндрю снились сны. О пустых автострадах в Калифорнии, созвездиях, песчаных бурях — таких сильных, что едва можно было дышать. Ему снились ножи. Снилось, как суставы пальцев ударяются о чужие кости с такой силой, что раскалываются вдребезги. Звук имени Дрейка, когда его произносит Касс, улыбка самой Касс — будто она любит его. Касс любила каждого, такой уж она была. Ему снилась чернильная, беспробудная темнота, слова пожалуйста, тихо и блять. Его собственные пальцы, сжимающие рукоять ножа с таким острым лезвием, что срезать человеческую улыбку с лица монстра не составит никакого труда. — Лютер звонил, — повторила Касс. Она, вероятно, сказала что-то еще перед этим, но Эндрю был слишком занят собственным дыханием. — Ладно, — сказал он. — Эндрю, он сказал нам, что ты хочешь вернуться в Южную Каролину, чтобы быть рядом со своим братом. И… я понимаю, мы все понимаем… — Мы хотим самого лучшего для тебя, — вмешался Ричард так, будто он когда-либо находился достаточно долго рядом с ним, чтобы знать, что лучше. — Мы хотим только самого лучшего, милый, — Касс согласно кивнула. — И, конечно, ты хочешь быть рядом с братом. Так что мы обсудили это с Лютером и предложили им разместиться у нас, когда они приедут на следующей неделе. — Что? — Эндрю вскинул голову. — Они хотели остановиться в отеле… — Я не хочу, чтобы они остановились у вас, — сказал он. Пытался сделать это медленно и размеренно. Властно. Как тогда, когда его голос заставлял детей разбегаться от него в стороны. Вроде как сработало: Касс выпрямилась, улыбка Ричарда погасла, а Дрейк и вовсе не пытался скрыть любопытства во взгляде. Его желудок сделал кульбит внутри, во рту накопилось слишком много слюны, и он действительно не чувствовал себя спокойно и хорошо. Он все еще думал, что его сейчас вырвет. Если все, что он сделал… Если его заперли здесь… Если все это было зря… — Все нормально, — мягко сказала Касс. — Они отказались. Лютер подумал, что это будет слишком… — Странно, — вставил Ричард. Ее глаза на секунду сомкнулись, будто она оскорбилась тем, что он вообще заговорил. — Я думаю, он не хотел портить ситуацию еще больше, чем она и так была… — Испорчена, — опять дополнил ее предложение Ричард. Ричард Спир был абсолютно бесполезен как человек. Может, из него получился бы замечательный попугай. — Я просто думаю, что с их стороны было бы лучше остаться, — мягко сказал Дрейк. Его рука все еще покоилась на колене Эндрю. На какой-то ужасный момент тот подумал о том, чтобы сорваться со своего стула, всем телом броситься на Дрейка и посмотреть, как далеко он сможет зайти в превращении его лица в кровавое месиво, прежде чем охранники набросятся на них. Единственное, что его останавливало, — это Аарон. Он осторожно сделал глубокий вдох и выдох. — Ладно. — Я очень рада, что ты согласился, Эндрю, — выдохнула Касс. — Я… я думаю… я не знаю. Никаких разговоров сегодня. Даже Нил наконец понял это, но никто больше не слушал. — Я не думаю, что он определился с этим, мама, — сказал Дрейк, улыбаясь и не сводя глаз с лица Эндрю. — Уехать от нас, я имею в виду. — Что ж, ребенок, это очень важное решение, — Ричард опять говорил так, будто когда-либо до этого называл Эндрю ребенком. Краем глаза Миниярд заметил, как Макс обнимает маленькую девочку и мальчика, и кто-то, должно быть, его мама стояла над всеми тремя со слезами на глазах. — Я еще не говорил с ними, — наконец выдавил из себя Эндрю. — Правильно! — Дрейк отвел взгляд и торжествующе улыбнулся Касс. — Я же говорил. Он еще не знает. Не о чем волноваться! — Но, Эндрю, ты же знаешь, что мы будем поддерживать тебя несмотря ни на что. Конечно, у тебя всегда будет место рядом с нами, но, пожалуйста, не чувствуй… — Какой у тебя процент спасений на площадке? — внезапно спросил Ричард, глядя на Эндрю. Ричард Спир был абсолютно бесполезен как человек, но у него иногда проскальзывали светлые моменты. — Здесь не рассчитывают официальные рейтинги. Это тюрьма. — Ну, они должны иметь какие-никакие статистические данные о своих игроках. — Ричард, — нахмурилась Касс. — Сейчас в команде двадцать два человека, — начал Эндрю. — еще девять на просмотре. Они меняют нас в довольно быстром темпе. Есть три вратаря, так что они, наверное, немного мешают моей статистике. В остальном, игра не похожа на типичный экси. Игроки приходят и уходят не по официальному плану, ведь программа на выход гнева и агрессии через физическую усталость, а не на оценку качеств игрока, — спасибо, Боже, за Нила Джостена. В течение следующих, невероятно неудобных пятнадцати минут Эндрю вываливал на родственников всю терминологию экси, которую только мог вспомнить, прокручивая лекции Белтрана в голове, присоединяя к ним идиотские ремарки Нила. Ричард проглотил всю эту чушь. Касс молчала. А рука Дрейка оставалась на его колене.***
Когда прозвенел звонок и Эндрю отвели в душевую кабину, чтобы переодеться, он изо всех сил ударил по бетонной стене. Его костяшки сразу же закровили, но он бил снова и снова, пока кровь не залила стену, а рука не начала опухать, что он едва мог сжать ее. Он не знал, что делать или как это исправить, или как, черт возьми, продолжать просыпаться каждый божий день. Огонь тек по венам, кислота, шипя, разъедала легкие. Он так устал. Так, блять, устал. Ребята за стенами начали собираться. Шум нарастал, поскольку все они подбадривали друг друга в ожидании игры, которую покажут по телевизору. Эндрю включил воду, только чтобы смыть кровь с руки, а затем натянул носки. Он вышел из кабинки и увидел Нила, стоящего у раковины, уже одетого в майку с логотипом следственного изолятора Окленда. Номер четырнадцать. О фамилии на спине и речи не шло, потому что футболки по окончании матча все равно скинут в общую корзину. Нил держал вторую майку и передал ее Эндрю, как тот подошел. — Не знал, успеешь ли ты прийти в комнату с экипировкой перед началом, — сказал он. — Хотел убедиться, что твой счастливый номер при тебе. Эндрю фыркнул. У него не было счастливого номера, но все избегали его настолько, что не трогали его вещи. Он носил «тройку» с самой первой игры, и никто никогда его больше не забирал. Очевидно, Нил это заметил. — Все еще играешь в молчанку? Эндрю подцепил майку, затем натянул ее поверх толстовки. Шлем, перчатки и остальное снаряжение надевалось поверх. Они получили партию защитного снаряжения только на этой неделе. Никому и в голову прийти не могло, чтобы подать в суд на учреждение, подвергавшее молодежь опасности, когда речь шла о прямой трансляции на национальном телевидении. Ему не терпелось пропотеть в этом до смерти. — Значит, играешь. Круто. — Я разговариваю, — проворчал Эндрю. — Ладно. Только не со мной? — А ты так хочешь? — Ого! Слова! Я хочу. Очень хочу. Видишь ли, я учусь в классе английского, учитель просто звезда, кстати. Мы проходим Диккенса, поэтому я начал читать «Большие надежды», ты наверняка слышал о нем. Действительно идеальный роман для тех, кто влюблен в кого-то, кто тебя ненавидит… — Пытаешься сказать мне что-то? — У тебя чрезмерно раздутое эго, Миниярд, — Нил ухмыльнулся. Это были те же слова, которые Эндрю сказал за завтраком. Он не улыбнулся, но хватка внутри ослабла настолько, что он мог вздохнуть впервые за несколько часов. — Ты идиот. — О, так ты заговорил. Ты в порядке? — Нет. — Как мы оба, — пожал плечами Нил. Ожил свисток одного из охранников, и все парни выстроились в ряд. Эндрю последовал за Нилом из душевой в коридор, по которому их торжественно провели. Они ненадолго остановились, чтобы забрать недостающее снаряжение, а затем последовали наружу. Шум внутри ангара звучал настолько громко, что Эндрю мог слышать его здесь. Во дворе. Он взглянул на Нила, который уже натянул свой шлем, салютуя ему на манер самого Эндрю, а потом шагнул вместе с командой внутрь.