***
— Нил, — скомканный клочок бумаги отскочил от его лба. Нил моргнул, выныривая из пелены усталости. — Что? — Что с тобой не так? — Эндрю свернул еще один и бросил его, нахмурившись, когда Нил даже не попытался уклониться. — Я в порядке, — Нил посмотрел на рабочую тетрадь, лежащую перед ним, и попытался вникнуть в суть грамматических упражнений, которые нужно было выполнить. Очередной снаряд ударил его по щеке, прежде чем упасть на парту. Он рассеянно поднял его и швырнул обратно в Эндрю, не глядя, достиг ли цели или нет. — Ты никогда не был в порядке. — Спасибо. — Нил. Нил скрипнул зубами и попытался выдохнуть. Это оказалось труднее, чем должно было. — Нил, Нил, Нил, Нил, Нил, Нил. — Миниярд! — рявкнул мистер Джейкобсон. — Присутствует! — отозвался Эндрю. Нил закатил глаза. Эндрю дождался, пока Джейкобсон снова опустит глаза на экран телефона, затем перегнулся через стол Нила и зашипел: — Прекрати киснуть. — Я в порядке, — повторил Нил, выделяя каждое слово. — Ты в раздрае. — Кто бы говорил. — Речь не обо мне. — Теперь о тебе. — Я в порядке, — скопировал его Эндрю плаксивым, писклявым голосом. Если бы у Нила была хоть капля энергии, он бы давно подобрал бы момент, чтобы выбраться из-за парты и наконец-то ударить его. Но сил не было. Он лишь вернулся к рабочей тетради, заставляя свой мозг вернуться к работе и сдвинуться чуть дальше, чем на одно предложение. Он игнорировал то, как Эндрю продолжал смотреть на него все то время, пока урок не закончился.***
Дальше его ждала Бетси. Он привык отключаться от ее болтовни и игнорировать происходящее на протяжении часа. В обычные дни он это ненавидел, но сегодня это была возможность провести на один час меньше взаперти вместе с Эндрю, в страхе вывалить каждый свой секрет прямиком на линолеум в их камере. Брайан всю дорогу от их блока до медицинского пытался втянуть его в разговор. Он вел себя достаточно дружелюбно, так что Нил заставлял себя хотя бы кивать, но, каждый раз проходя мимо очередных ворот и слыша железный звон их закрытия за спиной, каждый раз слыша звонок, разносившийся по коридору, Нилу все тяжелее было дышать. К тому времени, как он сел на стул напротив Бетси, он весь вспотел, был слишком взволнован и отчаян, чтобы бежать. — Привет, Нил, — поздоровалась она с обычной добротой в голосе. Сегодня на столе стояла ее «Therapist/Badass» кружка, наполовину заполненная черным кофе. Нилу она ничего не предложила. Быть может, учится. Нил прижал одно колено к груди и изучал свою обувь. — В последний раз мы говорили о твоей игре в экси, — мягко подтолкнула она. В последний раз она говорила об экси, а он ее игнорировал. Прямо как на каждом сеансе в течение двух месяцев, двух недель и четырех дней. — Нил? Его глаза метнулись к лицу Добсон, он выдавил из себя вялый кивок, а затем быстро вернулся к разглядыванию собственных ботинок. Становилось только хуже. По идее, должно было стать лучше, но становилось все хуже и хуже, его страх и тревога поедом ели, и он хотел, чтобы это просто закончилось, просто хотел уйти куда-нибудь, куда угодно, подальше отсюда. Он просто хотел свою маму обратно. Блять. Сегодня денек был не из лучших. Бетси не спускала с него глаз, и было похоже, что он абсолютно забыл, каково быть нормальным. Он продолжал сильно сглатывать слюну — слишком громко и слишком часто. Он подумал, что обычно его раздражало, но большую часть времени он помирал от скуки, так что, может быть, стоило выглядеть так, чтобы не вызывать подозрений? Нил опустил ноги на пол, потому что именно так он выглядел, когда скучал. Он заставил себя скрестить руки на груди, потому что сидел именно так, когда был раздражен, но сейчас его руки покоились на груди, а пальцы крепко вцепились в рукава толстовки. Ему еще никогда не хотелось двигаться так сильно. Нил снова сглотнул и нашел точку на столе, куда намеревался смотреть все оставшееся время, но что если этим он выдал бы себя, что если, ведя себя подобным образом, он выдает свое волнение? Ничего не оставалось, кроме как посмотреть ей прямо в глаза. Естественно, она удержала его взгляд, и в ее глазах плескалось столько грусти, что Нил почти полностью уверен, что в его собственном взгляде от нормального мало что оставалось, поэтому он обратил свое внимание на лису. Но лиса шевельнулась, или он был почти уверен, что она шевельнулась. Рядом стояла крошечная фоторамка, на фото в ней ничего, кроме котенка, изображено не было. Бетси определенно не желала тащить свою семью на работу, потому что имела дела с преступниками. Конечно, у нее была семья. У нее была семья. Он… Он не мог глотать, как и дышать, и, черт… лучше времени не найти. Даже Эндрю был лучше, чем это, блять, блять, блять. Бетси что-то сказала, возможно, его имя, она не бросалась на стол или что-то типа того, она просто смотрела на него и говорила, ее губы шевелились, а он наблюдал за их движениями… Нил. Считай. Один. Два. Три. Четыре. Пять. Выпусти это. Четыре. Три. Два. Один. Дыши, Нил. Один. Два… Она продолжала твердить это, просто, блять, повторять раз за разом. Если бы это работало, он давно бы справился со всеми своими проблемами самостоятельно, и он хотел сказать об этом Бетси, но мать запретила ему что-либо рассказывать, он должен был молчать. Ему не разрешалось говорить что-либо. Ему не разрешалось быть кем-либо. Даже самим собой. Блять. — Нил? — позвала его Бетси. Ее голос звучал приглушенно, но теперь он хотя бы мог его слышать. Нил сосредоточился на нем и заставил себя следовать ее тупому счету, заставил себя вырваться из собственной мертвой хватки, сковавшей предплечья, но, черт возьми, он не хотел делать это, ничего из этого. Бетси продолжала считать. Нил продолжал дышать. И в конце концов он притянул ноги к себе, обхватил их руками и зарылся головой меж коленей, сдавливая виски так сильно, что, казалось, он выдавит глаза. — Нил. — Не хочу говорить, — ответил он, запинаясь. — Ты и не должен. Изо рта вырвался жалкий смешок, что только все усугубило. — Хочешь продолжить считать вместе со мной? — Нет. — Ладно. Она притихла, ожидая, видимо, что он сдастся, что он скажет хоть что-нибудь, что он станет чуть менее сломленным. Нил сделал очередной глубокий вдох, затем крепко зажмурился. Ему запрещалось говорить. Запрещалось. Ты сказал Эндрю, прошептал тонкий голосок в голове. Что оказалось проблемой. Большой, громадной, дерьмовой проблемой. — У меня кошмары, — выдавил он со все еще закрытыми глазами. Даже это маленькое признание заставило его сердце колотиться, едва ли не выпрыгивая из груди, и это повлекло за собой новые трудности с дыханием. — Ладно, — кивнула Бетси. — Ты можешь спать? Не о чем они, не что, по-твоему, их вызывает, не расскажи мне больше. Нил выдохнул. — Немного? — сказал он тихо. — Сколько? В часах. — Не знаю. Пару. — Пару часов за ночь? — Ага. Я думаю. Не знаю. — Окей. Начнем с этого. Он кивнул. Совсем незаметно, чтобы она заметила, но его это слабо волновало. Все это уже давно чувствовалось, как будто он преподнес ей огромный кусок себя самого. — Как твои пробежки? — Хорошо. — Я знаю, что возможностей мало, и мне очень жаль, что я не могу выбить для тебя чуть больше времени. Мои руки связаны, если не брать в расчет экси. Это помогает? Естественно, это помогало, но он должен был бежать подальше отсюда, подальше от Калифорнии — всеми путями до Мексики, выправить новое имя, новые документы, новую жизнь, но и этого, возможно, было бы недостаточно. — Это помогает, — сказал он. — Хорошо. Кошмары в эти дни тоже мучают? — В… дни тренировок? — Именно. — Да. Я думаю. — Окей. Я действительно хотела бы выбить для тебя еще немного времени. Хоть это и не решит проблемы, все же свежий воздух и движения приносят много пользы. Нил стиснул зубы. — Ладно. Нам нужно найти какие-то варианты для твоего сна. Я знаю, что ты не хочешь говорить, но обычно, когда замешаны кошмары такой степени, в игру вступают и другие факторы. Если бы мы могли спровоцировать… — Нет. — Хорошо, — сказала она. — В качестве альтернативы мы могли бы прибегнуть к лекарственной терапии… — Вы уже делали это. — Да. И, по всей видимости, с тобой это не сработало, возможно, я поспешила, выписывая тебе что-то. Он приподнял глаза достаточно, чтобы увидеть, как Бетси изучает его. — Я, знаешь ли, тоже делаю ошибки, — сказала она. Добсон все еще улыбалась, но выглядела теперь более напряженной. Нил, потирая предплечья, опустил голову обратно. — Ты знал, что восемьдесят процентов бюджета, выделяемого на лекарства, уходит на психотропные препараты? Больше она ничего не сказала, явно ожидая ответа. Нил посмотрел на нее снова. — Зачем вы сказали мне это? — Эта информация есть в общем доступе. И статистика не выходит за рамки нормы, принятые по всей стране. Мы слишком много лекарств выписываем. В некоторых случаях это помогает. В других же… — она пожала плечами и, развернувшись на стуле, открыла ящик картотеки, покопалась там немного, пока не нашла нужную папку и не вытащила ее. — Думаю, в будущем стоит подумать о лекарствах. Я поспешила, и теперь хотела бы узнать немного больше о тебе и твоей ситуации, чтобы делать какие-то выводы. Она вытащила листок из папки и принялась делать заметки, затем отложила его в сторону и повернулась к компьютеру, быстро набирая текст. Нил приподнялся достаточно, чтобы увидеть свое имя в заглавии страницы. — Я не принимал их, — сказал он. — М? — Лекарства, что вы выписали. Я не принимал. Она прекратила печатать и откинулась на спинку стула. — И что именно ты с ними делал? Его щеки горели, и он безжалостно кусал нижнюю губу. — Эм. Не… глотал их. И потом выплевывал. Мне жаль. Ему не было жаль. Губы Добсон сжались на мгновение, затем она нацарапала еще что-то на чистом листе бумаги и сунула его под папку. — Полагаю, это не повредит, — пробормотала она. Когда она подняла голову, то снова посмотрела на Нила, изучая его сквозь толстую пластиковую оправу. — Ты чувствуешь себя в безопасности в своей камере? — А? — Нил уставился на нее в недоумении. — С твоим соседом? Ты чувствуешь себя в безопасности. Я помню, у вас были разногласия в самом начале, но я бы хотела расставить все точки над «и». Если ты не чувствуешь себя в безопасности, в закрытых помещениях бывает трудно заснуть. — Эндрю тоже ваш пациент. — Да, — она кивнула. — Вы и его спрашиваете, чувствует ли он себя рядом со мной в безопасности? — Мы сейчас говорим о Ниле Джостене. О тебе. Не об Эндрю. Нил теребил отваливавшуюся от кроссовки подошву. Там застрял камушек, так что пришлось поработать ногтями, чтобы выудить его. — Проблема не в этом, — наконец, сказал он. — Хорошо. Дай мне знать, если что-то изменится. Мне или своему куратору. — И отправить Эндрю в одиночку? — И снова почувствовать себя в безопасности. — Я чувствую себя в безопасности. — Ладно. Тебе удобно рассказать, о чем твои кошмары? Нил продолжал ковырять подошву. Осколки разросшейся паники все еще витали вокруг него, достаточно близко, чтобы он мог их почувствовать. Он хотел спать, только и всего. Хотел сбежать. Хотел свою чертову маму обратно. И это было хуже всего вышеперечисленного. Он не должен нуждаться в ней. Последние лет пять она заставляла его бежать с места на место, двигаться, жить и повторять все то же самое без нее, если вдруг что стрясется. Он проебался. — Кровь, — отрешенно сказал он. — Смерть. Боль. Иногда я умираю, иногда причиняю боль. Или убиваю, — попытка пожать плечами не увенчалась успехом, тело было слишком напряженным, чтобы совершать такие сложные движения. — Это не имеет значения. — Похоже, что имеет, Нил. — Нет, не имеет, — он закрыл глаза и попытался на память воспроизвести страницу с текстом на испанском, над которым сейчас корпел. Попытался представить список словарных слов. Попытался не думать о секретах, которые раскрыл. Бетси продолжала мягко подталкивать к нужным ей вещам до конца сеанса, но он был готов дать ей отпор. Он преподнес ей достаточно. Так что он выпрямился на стуле и подумал: año, reloj, punta, usar, hacer, ver***. «Огонь» входил в топ-100 слов. Так же, как «машина», «бензин», «помощь», «любовь» и «одиночество».***
Как только они закончили, его отправили в комнату для отдыха. Эндрю развалился на стуле перед телевизором и смотрел новости, но его глаза метнулись к Нилу, как только тот вошел. Джостен покачал головой, затем выбрался на улицу и побежал. В углу двора ошивалась кучка ребят, что оказалось в новинку — обычно это место оставалось незанятым, но Нил всего-навсего проигнорировал их, оббежав. Он пробежал ровно три круга, пока один из них не выставил ногу. Джостен потерял равновесие, носок его кроссовка зацепился за шлепок высохшей грязи, а рука не успела ухватиться за траву прежде, чем он головой влетел в бетонную стену. — Пошел на хуй, — зарычал Нил, поднимаясь. Новенький — тот, что был выше и больше остальных, Джейкоб, кажется, — прислонился плечом к острому выступу, скрестив руки на груди. Его глаза блестели. — Смотри, куда идешь, — осклабился он. Мальчишки же вокруг него рассмеялись, явно в попытках добиться хорошего расположения со стороны этого тирана-подростка. — И ты тоже — на хуй, — Нил поднял средний палец, а затем опять побежал. Он отказывался уступать им. Отказывался сдавать любую позицию, которой успел добиться в этой дыре. Гнев рос в нем, креп и подогревал кровь в венах. Тот же самый гнев, вспыхнувший из-за Эндрю несколько дней назад. Он устал. Он был напуган. И готов кого-то ранить. Эндрю присоединился к нему через несколько кругов, легко умещаясь между Нилом и стеной. — Ты споткнулся, — констатировал он очевидный факт. Нил не упустил возможности бросить взгляд на группу, притулившуюся в углу. — Ты подозрительно молчалив, кролик, — продолжал Эндрю, когда они повернули к двери. — Я думал, ты перестал так меня называть. — Нил говорит. Кролики — нет. Джостен проигнорировал его. Он слишком устал для этого. Он хотел спать. Хотел перестать думать, а с Эндрю, решившим поболтать, это оказалось невозможным. Если бы он повернул голову и додумался бы посмотреть повнимательнее, то увидел бы россыпь веснушек на переносице Миниярда. Если бы он повернул голову и додумался бы посмотреть повнимательнее, то увидел бы яркую точку посередине его лба — именно туда бы целился киллер. — Я думал, что мы честны друг с другом, — слегка раздраженно произнес Эндрю, пытаясь не отставать. — Не время для честности. Я устал. Я не сплю. Ты это знаешь, потому что сам не можешь уснуть. Все же хочешь сыграть в правду? Как насчет того, чтобы рассказать мне о своем брате? — Не начинай, — прорычал Эндрю. — Видишь, — Нил остановился и запустил пальцы в волосы, а потом опустил руки. — Мы можем не делать этого сейчас? Можешь снова начать меня ненавидеть? Глаза Эндрю блеснули жестокостью, затем он вскинул руки, сделал медленный шаг назад, развернулся и скрылся за дверью, оставив Нила неловко стоять на дорожке, им же самим и протоптанной. Нил вздохнул и снова побежал. Парни в углу не пытались снова сбить его с намеченного пути, но пристально наблюдали за каждым его шагом, прищурив глаза. Нил оглядывался на них поначалу, но в итоге это ему тоже надоело.***
Он в учебной комнате. Это сон, он знает это, потому как стены то и дело превращаются в вытянутые лица рыб, а затем возвращаются обратно, должно быть, это имеет какой-то смысл. Кто-то сидит рядом с ним, но каждый раз, как он поворачивает голову, этот кто-то перебегает на другую сторону. Звонит телефон. И снова. Звонит и звонит до тех пор, пока Нил не опускает взгляд вниз и не понимает, что это его телефон, его пылающий телефон. Странно не обжигающий ладонь. Он не хочет отвечать на звонок. Вместо этого он дожидается сообщения. «Мистер Джейкобсон, я забыл свою домашнюю работу». Нил удаляет его. Рыба со стены смотрит на него лицом Эндрю, делает глоток воды и взрывается. Нил чувствует, как намок. Он пытается смахнуть холодные ручейки, стекающие по его лицу, но это — что-то липкое и густое, и точно не похоже на воду. До него поздно доходит, что это кровь. Кровь, черт возьми, кровь Эндрю. И она повсюду. Человек рядом с ним снова перебегает на другую сторону, оставляя на столе кружку с надписью «49% Therapist, 51% Badass». — Она мертва? — спрашивает кто-то. Нил встает из-за стола и берет части лица Эндрю. Кожа мягкая и гладкая. Похоже на рыбу. Он совсем не уверен, что это на самом деле Эндрю. Человек рядом наконец-то движется перед ним, так что Нил видит. — Она мертва, Нил? — спрашивает мама. Он пытается спросить, кто, но голос не слушается. Он сам становится рыбой. — Она мертва? Кровь заливает ему глаза каждый раз, когда он пытается ее сморгнуть, а теперь еще затекает и в рот. Он не хочет ее проглотить, но не может выплюнуть, не может сказать и слова. Не может сделать ничего, кроме как беспомощно моргать и наблюдать за тем, как его мама то появляется, то исчезает из поля зрения. — Я ненавижу тебя, — говорит она, берет кружку со стола и исчезает. — Я тоже ненавижу себя, — пытается сказать Нил, но единственное, что выскальзывает из его рта, — маленький одинокий пузырек.***
Нил проснулся. Дыхание Эндрю над ним было медленным, ровным — тот крепко спал. Нилу не хотелось будить его, только не из-за этого дурацкого сна о телефоне, кружке и гребаной рыбе. Он попытался считать, но теперь это напоминало ему о Бетси, а он совершенно думать о ней не хотел. Он ненавидел ее. Зажмурившись, Нил сделал глубокий вдох и попытался выдыхать как можно медленнее. Его руки дрожали. Лицо было мокрым от пота. После очередного судорожного вдоха Нил поднял руку к лицу, надавливая пальцами на глаза. Это была не кровь. Это была не кровь. Нил перекатился на бок, прижал колени к груди, заставляя себя дышать, заставляя себя не будить Эндрю, заставляя себя не думать о своей маме. Невозможно. Он заставил себя не издавать ни единого звука, когда заплакал.