Oackland

Эндрю молчал. Неожиданностью это не стало — Нил прекрасно осознавал, как проебал момент теми словами, сорвавшимися с его глупого, пиздец какого глупого рта, — только сильнее затягивающийся клубок беспокойства, поселившийся в тесном пространстве грудной клетки, аккурат рядом с сердцем, превращался с каждым днем во что-то большее, что-то опасное, нашпигованное копошащимися черными червями. Они извивались, жилы из него тянули и грозились, кажется, сожрать живьем. Изо дня в день они просыпались, завтракали и шли на занятия. Нил, проводя время в классе, все чаще задумывался над тем, что над ним прикалываются, но, несмотря на все чувства по этому поводу, старался больно не высовываться и прилежно выполнял все задания — честное слово, с ними справился бы и пятилетний ребенок. Джостен добровольно выставлял себя дурачком, давая учителю ровно столько информации, сколько хватало для того, чтобы составить хорошее впечатление. К сожалению, их не было достаточно для остальной части класса — они все никак не могли оставить его в покое. Эндрю сидел сбоку неизменно, но теперь вместо того, чтобы исподтишка глазеть на Нила, он коротал время, развалившись на парте с закрытыми глазами. Притворяться спящим с некоторых пор вошло у него в привычку. Изо дня в день они покидали класс, а минутная стрелка неумолимо приближалась к часу тренировки, а Нил не спускал с нее глаз. И каждый чертов день дверь не открывалась. Как бы хотелось время отмотать назад. К тем ужасным словам, к Джейкобу и его сломанной руке, или еще дальше — к тому моменту, когда мама еще была жива и не оставила его здесь совсем одного. Совсем, блять, одного. Изо дня в день Эндрю продолжал его игнорировать. Свой досуг он предпочитал скрашивать, свернувшись равнодушным калачиком в углу верхней койки и читая книгу за книгой. В стальном молчании. Всего этого с лихвой хватало, чтобы заставить Нила скучать по дням, наполненным его несносными комментариями. Спустя неделю, Нилу не разрешили посещать медицинский блок, что значило — никакого больше тайленола. Боль настигнет его, рано или поздно. Он нехотя шел на сеанс терапии с Бетси. Та теперь смотрела на него с еще большей тревогой в глазах. И постоянно спрашивала, как он чувствует себя по поводу травмы, как ощущает себя в компании остальных заключенных и как относится к тому, что через неделю ему снова вскроют руку и удалят спицы, возможно, проведут новую репозицию костей. Нил не мог точно сказать, что чувствует по этому поводу. Его мысли и сердце занимал лишь Эндрю. И как крупно он облажался в его отношении. Единственное, что он чувствовал, — жгучую ненависть к самому себе за непроходимую тупость. Бетси об этом знать было необязательно. Нахуй все это. Послышался голос Бетси, велящий ему дышать. По-видимому, Нил не заметил, как начал задыхаться. Что ж, он глубоко дышал, мерно делая вдох вслед за выдохом, и не сводил глаз со своей ноющей, ставшей бесполезной руки. Так что в конце концов Бетси пришлось отпустить его: время вышло, и ей нужно было позаботиться об еще одном грустном и сломленном придурке. В понедельник им опять показали запись игры. Эндрю умостил задницу поближе к охранникам, а Нил не нашел ничего лучше, чем плюхнуться на стул рядом с ним, искренне благодарный только за то, что, несмотря на глухую тишину между ними, Эндрю не отказывался держать остальных на расстоянии. Во вторник на ланч подавали сэндвич с говядиной — нелицеприятный и полусвежий — и стаканчик омерзительных засахаренных фруктов. Так горячо любимых Эндрю. Нил осторожно катнул их через стол. Этакая трубка мира. Эндрю взял фрукты и проглотил их в секунду, не сказав ни слова. Даже головы не поднял. В среду Нил вновь оказался в кабинете психотерапевта. Бетси пыталась разговорить его, но Нил только сердито глядел на нее исподлобья и теребил склеивающую гипс ленту, пока не ободрал ноготь до такой степени, что пришлось в спешке спрятать руку карман, пока она не увидела кровь. В четверг, пока Эндрю общался с Добсон, им под дверь подсунули листок бумаги. Обновленное расписание. Нилу предстояло совершить визит в больницу на следующей неделе. Он убрал лист в тумбочку и забрался обратно на кровать, достав учебник по испанскому, взятый в библиотеке, и заставив себя сосредоточиться. В пятницу прозвенел звонок, двери с щелчком открылись и парней повели в ангар, оборудованный для тренировок команды экси, где проходил очередной официальный матч исправительной колонии для несовершеннолетних округа Окленд. Только на этот раз без телекамер. И Нила Джостена на площадке. Он тихо следовал за колонной других заключенных из тюремного блока по длинному коридору, не отрывая глаз от пола, пока обвивающая уродливой лентой запястье и предплечье боль терроризировала его руку. По идее, все должно было быть хорошо. Его госпитализируют на следующей неделе, но план по-прежнему оставался недоработанным куском дерьма. Что ж, запас времени, чтобы хоть что-то да сработало, у него еще оставался. Он все равно сбежит. Он выйдет и никогда больше на километр не подойдет к корту, потому что Эндрю как всегда был прав. Нахуй. Экси. — Двигай, Джостен, — рявкнул один из охранников. Моргнув и придя в себя, Нил понял, что остановился посреди коридора, из-за чего в узком коридоре образовался небольшой затор. — Извините, — пробормотал он, заставив себя переставлять ноги через силу. На площадке было громко, возбужденные голоса эхом отдавались от металлических стен и гулко отдавались в голове Нила. Он прошел за остальными к третьему ряду на трибунах, уселся на ближайшее место и скользнул вниз до конца, упираясь коленями о спинку сидения перед ним. Эндрю опустился рядом, но от него и капли энтузиазма не исходило. Ни малейшей зацепки, за которую Нил бы смог ухватиться, о сочувствии и понимании, конечно, даже речи не шло. Одна сплошная ледяная, острая неподвижность. Нил чувствовал, как жар невыносимо распространяется по телу. Толпа острых мурашек, словно стая ошалевших жуков, орудовала у него под кожей, пробираясь в самые глубокие уголки. Раздался свисток, и вместе с ним в животе у него все перевернулось. Звук начал нарастать, оказывая все большее давление на и без того чувствительный слух Джостена. Команда выбежала на поле, скрипя подошвами по покрытию и ударяясь друг с другом клюшками. Нил наблюдал, как запасные занимают места на скамейке. Желудок сжался и готовился выпрыгнуть наружу через горло, когда на поле, танцуя и кривляясь, появился Джейкоб, прямо посередине площадки, размахивая клюшкой над головой в такт аплодисментам беснующейся толпы. Нил ждал этого. Но увидеть его вот так, на своем месте? Это разбивало его гребаное сердце. Эндрю исправно сидел рядом, не шевелясь, и дышал ровно и спокойно, не поддаваясь общему настроению. Нил бросил все оставшиеся силы на то, чтобы сопоставить свое дыхание с движениями его грудной клетки, но выходило паршиво. Он просто не мог этого сделать. Не тогда, когда по команде свистка Джейкоб помчался по полю, уходя от защитников соперника с изяществом и точностью, которым мог и Кевин Дэй позавидовать. Он был хорош. Он действительно был хорош. Уж точно лучше Нила. Тому вообще не следовало позволять играть в этой команде. Неудивительно, что он никому здесь не нравился, как неудивительно и то, что они, блять, сломали его гребаную… Воздух с трудом прошел сквозь стиснутые зубы, прежде чем попасть в легкие. Паника иглами забиралась под кожу. Только не здесь. Паника не должна была подбираться к нему здесь. Сейчас. — Закрой, блять, свои глаза, чертов кролик, — послышался недовольный шепот Эндрю. Нил бросил на него удивленный взгляд, пока безуспешно пытался набрать в легкие воздуха. Но те, казалось, изнутри сдавило, не позволяя расправиться. Эндрю уставился на него в ответ, нисколько не впечатленный. — Если тебя это зрелище пиздец как беспокоит, тогда просто закрой свои ебаные глаза, Джостен. Сердце Нила бешено забилось в груди, подгоняемой неприкрытой ненавистью, сквозившей в словах Эндрю. — Да… — все, что смог он из себя выдавить. Чертов слог. И, снова опустив взгляд на серые спортивные штаны, зажмурился. Лучше не стало. Выключив зрение, он только усилил все остальные чувства, и радостные вопли со всех сторон грозились превратить его мозг в гоголь-моголь. Эндрю завозился рядом, так что Нил кожей чувствовал, как скрипит под ним сиденье. Холодная рука легла на затылок, пальцы сжались, не щадя. Нил вздрогнул, вскинув голову, ладонь сама собой сжалась в кулак и полетела вбок, нанося удар. — Черт тебя дери, Нил, — прошипел Эндрю, потирая руку, — что за хрень? Нил моргнул, от удивления опустив бывший по-прежнему наготове кулак. Это Эндрю. Просто Эндрю, что касался его. Заземлял его. — Я… Толпа взбесилась, когда Джейкоб успешно пробил по воротам. — Просто закрой глаза, — прорычал Эндрю над ухом, снова обхватывая рукой шею Нила. — Считай, практикуй свой дурацкий испанский — делай, что хочешь. Только перестань думать об экси. — Немного проблематично не думать об игре, когда мы буквально сидим на трибунах и смотрим на площадку, где я должен был быть, — огрызнулся Нил. — Поглядите на него… Где твой завалявшийся талант вытаскивать наихудшие сценарии развития событий из твоей тупой башки, — Эндрю постучал указательным пальцем по виску Нила. — Пусти его в ход. Ты не на матче. Представь, что лежишь на пляже где-нибудь в Гватемале и заказываешь добротную порцию кроличьего корма. А потом еще одну. — Но… — Нил уставился на него, разинув рот, — это наилучший вариант развития событий. — Неа, — протянул Эндрю, — потому что вот-вот появится снеговик и начистит твой глупый хлебальник. Очередная волна криков пронеслась вдоль трибун. На этот раз кто-то ударил вратаря в грудь клюшкой. — Снеговик, живущий в Гватемале? — недоверчиво переспросил Нил. — Не у меня спрашивай, — усмехнулся Эндрю. — Это твой мозг. Нил опять попытался прикрыть глаза, заглушив, насколько смог, вызывающие тошноту звуки толпы и считая до ста на испанском. Полностью беспокойство это не убрало, но где-то на пятидесяти он, по крайней мере, задышал полной грудью, а не чувствовал себя так, будто тянет воздух через мизерную соломинку. Моргнув, Нил открыл глаза, как только услышал очередной свисток. Он оглянулся на Эндрю, чье лицо теперь было обращено к полю, где разыгрывалось основное действо вечера. Выглядел он так, будто ему действительно было насрать на произошедшее минутой ранее. — Спасибо, — пробурчал Нил. Глаза Эндрю ни на секунду не оторвались от игры, но он медленно поднял руку и показал средний палец. Нил с трудом проглотил слюну, прикрывая глаза. Развязавшийся узел в животе вызвал волну облегчение, если не удовольствия, поднимающуюся к горлу. Это было не тем, что он ожидал, но жест, настолько близкий к прощению, он не мог и представить.

***

В субботу на их полу оказался еще один лист бумаги. Эндрю оказался проворнее и первым имел возможность ознакомиться с новой информацией. Его глаза бегали по строчкам с такой скоростью, что Нил засомневался, останется ли в памяти Эндрю хоть что-то. Эндрю напрягся, застыв в одной позе на долгие секунды, костяшки пальцев, сжимавших страницу, побелели. Затем он, подав признаки жизни, резко усмехнулся и сунул бумагу Нилу, возвращаясь к кровати. Нил медленно прошел следом, пытаясь вникнуть в смысл написанного. «ИНСТРУКЦИЯ ДЛЯ ВЫХОДА ПО ОКОНЧАНИИ СРОКА» — прочитал он заглавную надпись вверху страницы. После чего шел небольшой список указаний, которые требовалось выполнить. Заправить постель. Как и куда сложить белье. Точное время выхода из камеры, охранники, отвечающие за сопровождение, номер сопровождающего. И еще… Некто по имени Лютер Хеммик должен был появиться во вторник в полдесятого утра. — Ты выходишь, — с трудом сглотнув, сказал Нил. Простая констатация факта. Не вопрос. Закатив глаза, Эндрю выхватил листок из рук Нила, скомкал его и выбросил в мусорное ведро рядом с раковиной. — Очевидно, — сухо констатировал он. — Вот в чем прелесть примерного поведения, Нил, — оно обеспечивает тебе быстрый выход. Джостен не мог пошевелиться. — Я думал… — попытался он. Язык вдруг перестал умещаться во рту. — Я… — Дать совет? — перебил его Эндрю. — Кого бы они не запихнули сюда следующим, бей первым. Нил внезапно ощутил привкус железа, сделал попытку проглотить его. Щека отозвалась острой болью на движение, тогда-то он и понял, что прокусил ее незаметно для себя. — Мне предстоит вторая операция, — медленно проговорил он, подходя к своей тумбочке и выдвигая верхний ящик. — Вынут спицы, — достав такой же листок, перечитал его еще раз, надеясь, что, может быть,может быть, в первый что-то не так понял. Но нет. Он уедет в понедельник утром. А вернется в среду. Джостен протянул лист Эндрю, пока сердце, бешено колотясь, грозилось пробить грудную клетку, а все тело разваливалось на кусочки. — Меня здесь не будет, — почти шепотом произнес он, — чтобы попрощаться. Лицо Эндрю сделалось мрачным, когда он прочитал написанное. — Не будь таким сентиментальным, — приказал он. — Это? — движение руки между ними. — Ничто. Воздух застыл в легких, болью разжигая грудь. — Ты… — Нил судорожно вздохнул. — Я сморозил херню тогда, — тихо признался он, — потому что был напуган. Ясно? Но я дал тебе все, что мог, и ты, ты чувствуешь то же самое. Я знаю, ты чувствуешь. Эндрю наблюдал за его тирадой с непроницаемым выражением лица. После чего его взгляд метнулся к часам на стене. — У меня сеанс с Бетси через десять минут, — только и заявил он. — Ну уж нет, — выдавил Нил через силу, сделав шаг навстречу. — Мы так этого не оставим. Ты не можешь этого сделать. Ты не можешь просто притвориться, что все это не имело значения. Ты, блять, не можешь… Забыть меня, напряженно додумал он, едва успев заткнуть свой рот, прежде чем сказал это вслух. — Не запихивай меня силой в одну из своих маленьких, глупых коробочек, Нил, — Эндрю скрестил руки на груди. — Какого хера, Эндрю? — спросил Нил. — Это так же важно для тебя. Я знаю, что важно. Так почему ты… Линия челюсти Эндрю напряглась. Нил почти пропустил момент, когда тот стал похож на того, прежнего Эндрю, из первого дня их встречи. Когда Джостен бесцеремонно ворвался в его личное пространство, а Эндрю ударил его. Бей первым… Его рациональная часть буквально вопила в мольбах остановиться, отойти как можно дальше, забиться в угол на кровати, спрятав бумагу обратно, и не отсвечивать, притворяясь, что ничего из этого не произошло. Потому что Эндрю излучал опасность. Но липкая и тягучая, поселившаяся в его сердце, более эмоциональная часть, как всегда, имела аргументы в противовес, и он не мог… Нил просто не мог… — Я люблю тебя, придурок, — на выдохе признался он. — Я тоже тебя люблю. Ты ждал, что я скажу тебе, той ночью, и я должен был, должен был. И я все еще не думаю, что ты сможешь защитить меня хотя бы на одну гребаную секунду, но это не делает мои слова менее правдивыми. Эндрю внимательно смотрел на него, все еще крепко сжав челюсти. В его золотисто-карих глазах плескалось что-то, почти похожее на гнев. Или на обиду. Часы продолжали свой монотонный ход, тикая на стене. Но тишина вокруг них только густела. Нил чувствовал, как волосы на затылке вставали дыбом, только он отказывался двигаться с места. Он отказывался опускать глаза. — Это должно было стать ничем, — наконец сказал Эндрю. — Да, — кивнул Нил. — Ты уже говорил это. Ты говорил это хуеву тучу раз. Бей. Первым. Нил шагнул вперед, ближе к Эндрю, заставив того пятиться к стенке, пока его спина не уперлась в твердую поверхность. — Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я остановился, — голос звучал ровно, на удивление, хотя сердце билось в районе гортани. Эндрю открыл рот. На какое-то мгновение Нилу показалось, что тот действительно собирается сказать «нет». Но вместо этого он закрыл его, ничего не сказав, и судорожно сглотнул. Нил проследил глазами за ходом кадыка под гладкой кожей. Взгляд Эндрю, оставаясь пронзительным, все же немного смягчился. — Скажи мне, — Нил прошептал это так тихо, что часы его почти заглушили. Эндрю покачал головой. Движение было настолько эфемерным, хрупким, почти нереальным, и Эндрю оборвал его так быстро, будто бы ошибся. Неправда. Нил знал, что ошибкой это не являлось. Он приблизился, прижимая больную руку к груди, а предплечьем второй опираясь о стену рядом с головой Эндрю, создавая аккуратную клетку между их телами и дверью. — Я люблю тебя, — прошептал он. — Это никогда не станет ничем, Эндрю. Потому что ты… Ты — это все. Эндрю распахнул глаза, стальная твердь гнева исчезла из них так быстро, что у Нила защемило в груди. — Я ненавижу тебя, Нил Джостен, — выдохнул он. Наконец-то. Наконец-то. Нил изогнул губы в усмешке. — И это я слышал хуеву тучу раз. — Так ты целуешь меня или нет, чертов кролик? — вскинул брови Эндрю. Сердце Нила радостно бухнуло, и он резво подался вперед, с силой прижимаясь губами к губам Эндрю. Почти забывая, где они оба находятся. Почти поверив в то, что это начало чего-то тихого и нового. Но он знал, даже когда Эндрю ответил ему не менее резко и желанно — так, что голова закружилась… Он знал. Что это что-то, которое вот-вот закончится.