winter holiday

У Бекхёна всё внутри обрывается под стальным взглядом отца, который давит тяжестью не только нынешней ситуации, но и прошлых горечей и обид, которые не отпустить, не простить. Он не подаёт вида, хотя страх окутывает его с ног до головы – не за себя даже, он за Чанёля боится, а того словно подменили: омега не привык видеть своего возлюбленного таким. Таким серьёзным, уверенным и, должно быть, зрелым, он не видел своего альфу ещё ни разу. Бекхён бы сравнил такого Чанёля с его образом в роли капитана, но нет, это что-то такое, что-то совсем другое, пробирающее до самых костей. Сейчас Пак – охотник, а всем известно, что жертвой себя чувствовать охотнику подобно смерти. Директора в кабинете, как и ожидалось, нет. Дело это не его, да и полномочия на личные отношения студентов в подобных случаях не распространяются. В массивном кресле, обшитом бархатом, сидит старший альфа – отец Бекхёна, а рядом с креслом стоит его папа. Омеги необычайно похожи – словно отражение в зеркале, стоят сейчас и смотрят друг на друга, не отрываясь. Всё тот же завораживающий цвет глаз, только у старшего во взгляде ничего, пустыня, словно он потух настолько давно, уже и не вспомнить когда именно. Бекхён всю свою жизнь искал в этих глазах поддержку, банальное понимание, он нуждался в том, чтобы хоть раз его пожалели, утешили, но он никогда раньше не находил этого во взгляде папы, не нашёл и сейчас. Больно, несомненно, больно, но он научился закапывать эту боль, и она гнила в рыхлой земле, пока не оставались лишь её отголоски. Раньше омега поливал эту боль слезами, удобрял своей кровью, но это прошло, однако, не бесследно. Жизнь циклична и самое пугающее именно в этой её особенности. Ты не предполагаешь, когда наступит тот час, когда твоя боль вернётся к тебе и обрушится с новой силой. – Я приветствую, моё имя Пак Чанёль. – Альфа склоняется в вежливом поклоне, а после устремляет свой взгляд сразу на отца Бекхёна, краем глаза замечая, что старший омега всё равно на него не смотрит. В отличие от альфы, что сканирует его, пытаясь заглянуть в самую душу, но Пак стойко выдерживает это, мгновением позже отмечая короткий взмах палочки, он успевает поставить блок и не дать мужчине прорваться в его сознание. Чанёль настолько сильно в данный момент ощущал состояние Бекхёна, что ему становилось не по себе. Природный запах омеги сильно ослаб, вряд ли бы он смог почувствовать его, если бы не истинность. Он переживал за слизеринца, сердце сжималось от невозможности обнять его прямо сейчас. Бекхёну часто было холодно, он замерзал даже в самой тёплой одежде, но в конце ноября только-только выпал снег и Чанёль не мог отказать ему в ночной прогулке до озера. В ту ночь ветер был сильный и стремительный, он злился без причины, раскачивал голые ветки деревьев, с завыванием проносился мимо, что по коже пробегала дрожь. Бекхён тогда и открылся Чанёлю, без утайки рассказал о своей семье, его слова терялись в резких порывах, а под конец его накрыло с дикой силой, он не мог дышать, судорожно глотая воздух, пытаясь сделать вдох. Это было ему не по силам, но в один момент его окутали сильные руки, и тёплое тело человека, что вновь спасал его, закрыло ото всех злых ветров на этом свете. К сожалению, в случае Бекхёна, злые ветра – это не явление природы. В ту ночь Чанёль плакал вместе с ним, в ту ночь они затопили боль омеги слезами, и она не смогла вырасти из-за переизбытка влаги. – Бён Бекхён, как ты объяснишь своё отсутствие дома на зимних каникулах? – Голос отца как гром среди ясного неба, властный, пропитанный ледяной яростью. Постоянно. Голос человека, не имеющего положительных качеств, эмоций, чувств. Ничего. – Вы и без меня всё знаете, отец. – Омега смело отвечает, делает маленький шаг к Чанёлю, сокращая между ними расстояние до миллиметра. – Я был со своим альфой. – У тебя уже есть альфа и его зовут не Пак Чанёль. – Зло выплевывает господин Бён, устремляя взгляд на гриффиндорца. Папа рядом едва заметно вздрагивает от резкого возгласа, опуская глаза в пол. – Моего альфу зовут именно Пак Чанёль. – Омега отвечает в таком же тоне. – Заткнись! – Бекхён не успевает среагировать на выпад отца, который с помощью палочки швыряет в него увесистую книгу с полки директора. Но зато успевает Чанёль, который в секунду закрывает омегу собой, принимая удар на себя. Неприятно, но терпимо, ведь это лишь книга, но ему-то она прилетела в грудь, а омеге с его ростом явно досталось бы больше, попади она в голову. Альфа чувствует, как сзади Бекхён пальчиками цепляется за него, лбом уткнувшись в спину, и дышит прерывисто, успокаивая себя так, как его учил Чанёль. – Ничего не бойся.. – шепчет Чанёль и заводит руку за спину, приобнимая Бекхёна. Гриффиндорец обращает внимание на отца своего истинного. – С Вашей стороны это отвратительно, Господин Бён, вы смеете применять силу к омеге, да ещё и ребёнку. К своему собственному сыну. – Волны гнева расходятся по его телу, отражаясь в почерневших глазах. – Это не твоё собачье дело! Он мой сын, а это значит, что я могу делать с ним всё, что только захочу. Не мальчишке-гриффиндорцу это решать. – Старший слизеринец скалится, поднимаясь со своего места и делает несколько шагов в направление Чанёля. – Я даже могу убить его, если захочу. Чанёль на секунду отвлекается на старшего омегу, что резко поднял голову позади своего мужа, он видит в его глазах секундное сожаление, но не успевает ухватиться за это, потому что отец Бекхёна направляет на него палочку. – Сначала повзрослей, а потом уже пытайся тявкать что-то в мою сторону. Я тебе не по зубам, а значит, с моим сыном ты никогда не будешь, он только мой и я вершитель его судьбы. Гриффиндорец выкидывает руку с палочкой вперёд, но не успевает. – Ступефай осталбеней! – Чанёля резко отбрасывает к стене, он слишком сильно прикладывается об неё головой, отчего по телу расходится вспышка боли. В ушах стоит противный гул, словно он в эпицентре белого шума, от чего не слышно криков Бекхёна, который бросается к нему, но не успевает добежать, падая на пол от обездвиживающего заклинания в спину. Последнее, что видит альфа, то, как открывается портал и Бекхён, до последнего смотрящий на Пака глазами, наполненными отчаянием и застывшими в них слезами, исчезает в нём вместе с родителями. Чанёль теряет сознание, погружаясь в обволакивающую темноту, а в голове пульсирует только одна мысль: «Спасти».