winter holiday

Кровь, повсюду кровь и этот металлический запах, хочется блевать, но было бы чем. Платить за свою любовь такой ценой душераздирающе, но он держится, даже когда тёплая струйка стекает по скуле, разбиваясь противной помаркой на каменном полу, и от этого ощущения леденеет сердце, держится, когда ломает с такой неистовой силой, когда перед глазами вспышки, а за каждой – шаг до смерти. Сколько он здесь? Для него время перестало иметь вес, как только он очнулся в пыточной своего дома и с трудом пережил ночь. Отец решил ''выбить из него дурь'', прибегнув к привычным для себя методам. Раскалённым железом нарастающая боль протекает по венам, сжигая плоть изнутри, превращая человека в безвольное существо, задыхающееся в криках на ледяном полу подземелья. Как же сильно хочется избавиться от этого, вырвать своё сердце собственными пальцами, забыться, ещё лучше – испариться, распасться на молекулы, как и не было. Крик обрывается вместе с отведённой от него палочкой, Бекхён рвано выдыхает из лёгких последний воздух и притягивает колени к груди, ощущая себя неразложившимся трупом. Его сознание мутнеет, но он заставляет себя открыть воспалённые глаза, ещё есть силы, немного, ещё чуть-чуть. – Так как зовут твоего альфу, поганый сучонок? – Пак Чанёль. – Хрип, сквозь раскрошенное стекло в горле, переходящий в глухое рычание на последнем слоге. – Круцио! – Он всё скалится, с нечеловеческим удовольствием вслушиваясь в болезненные стоны сына, срывающиеся на задушенные крики. Слухи по школе распространяются со скоростью звёзд, нет ни одного человека, не знавшего бы о произошедшем в башне Гриффиндора. Правда смешивается с выдумками, комом нарастающими из-за всех шепотков. Все знают одно – Чанёль и Бекхён, кажется, вместе, а их дружки всё это время их прикрывали, а сейчас никого из них не видно уже больше часов пяти. Старосты пытаются утихомирить факультеты, но их попытки тщетны. Учителя не отвечают на вопросы, где-то заданные с беспокойством, где-то с откровенной желчью и злорадством. Пока Хогвартс не замолкает, Пак Чанёль рвётся из больничного крыла, в которое его поместил директор, не желая слышать очевидных вещей. – Да я, сука, в порядке, какого хрена вы пытаетесь остановить меня?! – У Альфы повязка на голове, руки дрожат неистово, когда он сжимает их в кулаки. Чувство, будто вот-вот вздувшиеся вены на его руках, проступающие на шее, разорвутся от перенапряжения. Его от драки сдерживает только одно – перед ним его друзья. Он смотрит то на Сехуна, то на Чондэ, которые загораживают ему проход, мнущегося сзади Минсока, с неким испугом смотрящего на него, что он не может этого вынести. Какого чёрта они все собрались вокруг него? – Одумайся, Пак, остынь, твою мать, что ты собрался делать?! Проберешься к Бёнам через камин, чтобы тебя убили, если повезёт, на второй секунде твоего пребывания в их доме?! Попросишь директора о помощи?! Убьёшь кого-нибудь?! – Сехун встряхивает Чанёля за плечи и упирается лбом в его лоб, удерживая того на месте. – Я обещаю, мы вытащим его, но ты должен прийти в себя, Чанёль. У Чанёля сотрясение, нервный срыв и чёрная дыра на месте сердца. Его сердце вместе с собой забрал испуганный, маленький, беззащитный. Бекхён. В душу вонзаются заточенные кинжалы, насквозь, без сожалений, со всей только возможной жестокостью. Он чувствует, так остро чувствует, что может потерять. Не успеть. – Я нужен ему.. – В глазах слёзы, вселенская горечь. И страх. Мурашками по коже, этот взгляд пробивает насквозь. Чанёль отрицательно болтает головой из стороны в сторону, всё вокруг плывёт, его ведёт и Сехун прижимает его к себе, крепко, возможно чересчур, обнимает, боль в мышцах отрезвляет, а тепло родного человека позволяет отпустить. Выпустить все эмоции и таким образом взять себя в руки. Я придумаю что-нибудь. Я обязательно вытащу тебя, мой мальчик. Сехун знает, что его другу брату, пусть и не по крови, это нужно, поэтому осторожно постукивает Пака по спине, пока тот рыдает на его груди, надрывно, у каждого присутствующего от этого плача рвётся на части сознание. Минсок не может сдержать слёз, он вылетает из комнаты, на ходу стирая солёные капли рукавом мантии, Чондэ – за ним. У омеги внутри всё переворачивается, он знает, что такое любить, эмоции бьют через край, он не представляет, что делать и как помочь, и это убивает его. Он скатывается по стене в паре шагов от палаты, хрупкие плечи сотрясаются в истерике, он не привык, он никогда не думал, что вечно горящий огнём Пак Чанёль может быть таким. Потухшим? Кёнсу пересекает больничное крыло, ориентируясь по крикам и, когда они затихают, он лишь прибавляет шаг. Он только что въебал Чонину, рука ныла, но это было скорее приятно, Кёнсу всегда был сильным омегой. Сознанием и телом, всегда защищал своё, и сейчас вот не позволил Киму чесать языком о Бекхёне на всех углах. Он не останавливается около Минсока, которого укачивает в своих руках Чондэ, незачем это всё, омега сразу заходит в палату, хлопает дверью, привлекает к себе внимание. – Я знаю, как вернуть его. Flashback – Я понимаю, риск велик, но я ничего не могу с собой поделать. Я люблю его, Кён, знаешь, как созвездия Кентавра не может существовать без Альфа Центавры, так и я без него, мы с ним связаны намертво. – Бекхён лежит на коленях друга, который мягко перебирает его волосы. Он впервые говорит с ним о Чанёле так открыто. – Рано или поздно твои родители узнают, но будешь ли ты готов к этому, когда это произойдет? – Кёнсу тяжело вздыхает, отстранённо смотря в одну точку. – Не уверен, но.. – Бекхён кусает губы, собираясь с мыслями. Он поднимается, чтобы видеть друга, сглатывает и задушено шепчет. – Если вдруг что-то произойдёт, у меня есть некоторые основания для ареста моего отца.. Конец Flashback – Директор, разве это не весомые доказательства его вины? На ваших глазах, практически на ваших глазах он был похищен! Прямо здесь, профессор! – Голос не слушается Чанёля, то и дело срываясь, он пытается добиться от директора ответа, ощущая грёбанное бессилие в этой ситуации. – Его забрали его родители, мистер Пак, это нельзя назвать похищением. – Голос директора приглушенный, рыхлый, как мартовский снег, он озадаченно хмурится и поднимается из-за стола, через камин собираясь связаться с высшими органами. Пятнадцатью минутами раньше Чанёль, Сехун и Кёнсу собрались в кабинете, Чондэ остался с Минсоком, которого до сих пор лихорадило. Кёнсу выложил пожилому альфе обо всём, что рассказывал ему сам Бён, как на духу. О работе его отца в тайной, запрещённой организации, в которой он занимал далеко не последнюю роль, параллельно с работой в Министерстве. О пыточных в подвале дома, в которых нередко держали самого Бекхёна. О том, что на его папе уже больше пятнадцати лет используется ужасающая разработка той самой организации - усиленный Империус, который подпитывается от его собственной энергии. Сознание полностью подчинено отцу, он не может его ослушаться, лишь изредка приходя в себя, при особо сильных потрясениях, но совсем ненадолго. – «Он отнял у меня папу, отнял моё детство, пытался убить во мне личность, но он никогда не сможет отнять у меня Чанёля, я не позволю, я не отпущу его». В доказательство Бекхён в ту же ночь передал Кёнсу копии писем из кабинета отца и одно оригинальное, чтобы не было оснований думать, что это подделка. В письмах, как бы смешно это не звучало, было чистосердечное – отчёты о проделанной работе, подкреплённые фамильной печатью. А метка – совершенно секретно. Этим чёртовым интеллигентам понадобилось чертовых пять часов только на организацию группы захвата, но даже если они успеют, только я смогу ему помочь, разве это не ясно?! Эта мысль билась в голове Чанёля, пока директор запрещал ему отправиться в дом Бёнов вслед за аврорами. – Я нужен ему! Я знаю, о чём говорю, ведь он нужен мне также сильно. Вы, чёрт возьми, представить можете, сколько он пережил, и что с ним сейчас там вообще может происходить?! – Чанёль неуклонно твердит одно и то же вот уже какую минуту подряд, блестящими от злости глазами прожигая директора. – Это опасно, Чанёль. Ты со своими травмами можешь не выдержать аппарацию, да тебя элементарно вывернет. Я не могу подвергать одного из своих студентов подобному риску, даже не пытайся, я своё слово сказал. – А его Вы, значит, смогли подвергнуть риску? – Горькая усмешка слетает с губ, альфа меняет свой тон на холодный, осуждающий, беспощадный. – Чанёль.. – Откройте. Откройте мне этот хренов доступ. Я готов умереть за него, я люблю его, профессор, вы должны меня понять, вы не должны мне запрещать! Это только моё дело, я отвечаю сам за себя. – Надрывно. Уверенно. Директор на долю секунды застывает, его поистине добрые, но в это же время с вечными разводами грусти, глаза, устремляют свой взгляд прямо в душу. Молчание. Тяжелый вздох старшего. Согласие. В то время как Чанёль трансгрессировал в поместье Бёнов, авроры уже обезоружили отца Бекхёна, взяв его под свой контроль. Папы омеги не видно, но, скорее всего, он уже в безопасности. Старший альфа явно не ожидал такого визита, а когда осознал, какие гости к нему пожаловали, было поздно. Чанёля чуть ли не выворачивало наизнанку из-за перемещения, но он смог проглотить желчь, пытаясь прийти в себя. Голова болела дико, сложно было даже просто стоять, не говоря уже о резких движениях. Но он должен был. Мысли полностью заполнил собой Бекхён. Живой Бекхён. Сияющий. Его солнце. Его луна и звёзды. Его жизнь. Чья-то маленькая, жилистая рука цепко хватает Пака за рукав и тянет, в попытке обратить на себя внимание. Домашний эльф. Альфа с трудом опускает голову и видит перед собой уродливое существо в грязных лохмотьях. – Хозяин держит молодого господина в подземельях, – противный, с плаксивыми нотками, голос режет слух, но Чанёль весь обращается во слух, – молодой господин, он.. Сердце сжалось так сильно, что стало больно. – Вы ещё можете успеть.. И эльф срывается с места, забегает в одну из дверей, как оказывается, там лестница, уходящая вниз. И Чанёль бежит за ним, перед глазами яркие точки мелькают в сумасшедшем ритме, дыхание перехватывает. Минует последнюю ступеньку, в лицо – холодный воздух, секундной позже – еле слышный запах его омеги, с примесью резкого запаха металла. Внутренности скручивает, гриффиндорец сгибается пополам, пытается отдышаться, но от этого только хуже. Секунды уходят, медлить нельзя, иначе.. Он не додумывает, заставляя себя идти дальше, вряд ли Пак понимал, что делает, когда на автомате двигался к несчастной двери, у которой топтался эльф, пока перед глазами застыл образ Бекхёна. Он здесь. В месте, где всё пропиталось запахом его крови. Осталось пару шагов. Толкает тяжёлую дверь, а она даже, сука, не заперта. Бросается к своему мальчику, что дышит через раз, но дышит, в сознании, держится, маленький, хоть и дрожит весь, боится, смотрит на него так загнанно, не верит. Глаза такие светло-зелёные, как никогда. А в них – борьба. До последнего, верно? – Я здесь.. Я вытащу тебя.. – Чанёль.. Последние силы на единственное слово. И темнота.