Игра вслепую (A shot in the dark)

Торин не считал себя романтиком. При всей своей порывистости и эмоциональности, он мало заботился о делах сердечных. Несомненно, любовь искренняя и глубокая не была ему чужда, и ради тех, кто ему дорог, он готов был убить, но то была любовь другого рода. Он любил свою семью, своих друзей и свой народ. Любил свое наследие, свой дом и своего Творца. Он не нуждался в любви, которая приходит со встречей Единственного — любви родственной души и спутника жизни. Это чувство его не прельщало, любви в его жизни было достаточно. В их семье романтиком был Фрерин. Это он целыми днями витал в облаках и томно вздыхал о том, каково это — найти своего Единственного. В детстве тот всегда хотел слушать истории о любви, а не о войне. Когда они стали старше, именно он часами пытался придумать идеальную бусину, чтобы однажды подарить ее своей возлюбленной. Ему потребовались годы, прежде чем он наконец создал набросок того, что соответствовало его пожеланиям. Торин до сих пор хранил тот чертеж. Рисунок уже был изрядно помятым, выцветшим и, в общем-то, совершенно бесполезным, но каждый раз, когда он пытался его выбросить, вспоминал горящие глаза Фрерина, когда тот показал брату набросок и они осознали, что им ни за что не воплотить этот замысел в реальность. Дис подобным не интересовалась, в этом они с Торином всегда были похожи. Рядом с ними Фрерин со своими золотыми волосами и легкой улыбкой был белой вороной. Его быстрая речь и звонкий смех, словно молния, озарявшая серые небеса, были единственной причиной, которая могла заставить Дис улыбнуться, а Торина успокоиться. Фрерин источал столько света, что мог запросто заменить солнце. Если Фрерин был солнцем, то Дис была луной. Холодная и отстраненная, самая сильная из них троих. Сообразительность и проницательность с юных лет позволяли ей с легкостью видеть как всю картину целиком, так и мельчайшие детали, которые ее составляли. Она умело использовала свой острый ум, оберегая свою семью и свой народ, и именно этот ум помог им уцелеть после падения Эребора. Многие гномы считали ее отстраненной и равнодушной из-за того, что она воздвигала незримые стены между собой и остальными, но Торин знал то, что другим было недоступно. Сердце его младшей сестры пылало так же жарко, как и у остальных, просто она тщательно это скрывала. Если Фрерин был солнцем, а Дис — луной, то Торин хотел быть небом для них обоих. Он желал заботиться о них и озарять мир их сиянием. Могучий и отважный, на их фоне он казался лишь бледной тенью. И его это совершенно устраивало; Торин не возражал против того, чтобы оставаться на заднем плане. Его брат и сестра были великолепны, так почему бы им не купаться в заслуженном внимании? А ему было вполне достаточно их любви — его солнца и его луны — и он никогда не мечтал о большем. Семья любила его, чего еще ему было желать? А потом Фрерин умер. Торин думал, что познал глубины отчаяния, когда Эребор пал, но это было ничто по сравнению с потерей брата. Какая-то его часть умерла вместе с Фрерином, и он знал, что уже никогда не станет таким, как прежде. Те же изменения произошли и с Дис — его ледяная луна стала еще холоднее. Даже отношения между ними без Фрерина, который мог бы их помирить и утешить, стали натянутыми и напряженными. Троица составляла настолько целостный союз, что когда один кусок выскользнул — союз распался. Дела пошли лучше, когда его сестра встретила Вилина. Гном был простолюдином по происхождению — обычным гончаром — но любил Дис всей душой. Его сестра, в свою очередь, дарила Вилину улыбки, которые когда-то предназначались только Фрерину. Торин не мог отказать своей сестре в чем-то столь драгоценном и потому дал им свое благословение. Когда несколько лет спустя его сестра забеременела, он с радостью воспринял эту новость, хоть и не придал ей особого значения. Он был счастлив, что станет дядей и что их род продолжится, но не давал себе труда задуматься о том, какое значение в его жизни обретет ребенок его сестры. Вот почему он оказался совершенно не готов к чувствам, обрушившимся на него, когда родился Фили. Можно ли любить кого-то, кого еще совсем не знаешь? Торин не задумывался об этом, пока не взял на руки своего племянника. Он смотрел на это маленькое красное сморщенное личико и чувствовал, как его сердце замирает от любви. С этого момента он захотел больше никогда не выпускать малыша из рук, только наблюдать за ним и защищать от всех опасностей в мире. Он захотел научить его держать меч, читать на их родном языке и баловать его сладостями, когда Дис отвернется. Когда через несколько лет на свет появился Кили, он ощутил ту же всепоглощающую любовь и острую потребность защищать и оберегать его. Племянники заполнили пустоту, которую оставила в нем смерть Фрерина. Они стали его солнечным светом и единственными, кто смог заставить его улыбаться и смеяться как раньше. Впервые после смерти брата Торин снова почувствовал себя целым. Так было до тех пор, пока он не встретил Бильбо Бэггинса. Это не была любовь с первого взгляда. На самом деле, поначалу хоббит казался ему чудаковатым и несколько подозрительным из-за своего непомерного дружелюбия. А еще он быстро приобрел весьма раздражающую привычку без страха ставить под сомнение каждое слово Торина. Но хоббит мог постоять за себя и никогда не ныл, так что жаловаться было не на что. Честно говоря, он не уделял взломщику особого внимания до злополучного инцидента с троллями, когда тот вдруг заявил, что скорее умрет, чем рискнет Фили. Это было… интригующе. Тот случай вовсе не сблизил его с хоббитом, но Торин невольно начал испытывать уважение к тому, кто так отчаянно защищал сыновей его сестры. Он не понимал, почему их маленькому взломщику это было так важно, но не стал подвергать сомнению благородность его намерений. Раз уж хоббит твердо вознамерился держать свое слово, то какое, в сущности, Торину до этого дело? Он по-прежнему мало задумывался о Бэггинсе, но испытал совершенно искреннюю благодарность, когда тот (снова) спас Фили от Азога. Он даже хотел с готовностью вернуть полурослику долг жизни и был несколько сбит с толку, когда хоббит настойчиво отверг его предложения. Но все изменилось, когда Бэггинс ударил его тогда, на реке. Хоббит был так взбешен, так уязвлен его словами, что Торин не мог не почувствовать укол вины. Он догадывался, что был не самым приятным из гномов в округе, но вовсе не горел желанием доставлять боль кому-то, кто не причинил ему никакого вреда. Взломщик тогда принял его извинения, хоть и взял с Торина обещание не мстить Трандуилу. Ощущая себя виноватым и немного пристыженным, он легко согласился. В порыве чувств он даже не заметил, как дал взломщику — Бильбо — разрешение звать себя по имени. После этого Торин стал ловить себя за тем, что наблюдает за Бильбо. Он наблюдал, как стойко хоббит встречал все невзгоды на их пути и никогда не терял самообладания, даже когда злился. Он наблюдал, как Бильбо волновался и заботился о других, порой даже до тревожащего рьяно, и как легко подвергал себя опасности ради них. Он наблюдал, как взломщик задавал всем вопросы, и видел, как внимательно он слушал их истории, как будто они действительно были ему небезразличны. Он восхищался храбростью Бильбо и тем, как он смело противостоял даже Трандуилу, несмотря на то, что эльф запросто мог с ним расправиться. Он даже наблюдал, сколько, казалось бы, такой маленький хоббит съедал за день, и недоумевал, куда все это девалось. Но больше всего Торину нравилось наблюдать за тем, как солнце окрашивало золотом пряди в его каштановых волосах. Он пересчитал веснушки на щеках и изучил изгиб скул. Он пытался уловить, какого именно оттенка карие глаза Бильбо, и поражался тому, как краснеют его губы, когда он их кусал. Он запоминал мелодию его смеха и мысленно исследовал дразнящий изгиб его улыбки. Затем, в конце концов, он начал задаваться вопросом, каково бы было стать причиной этих улыбок. Торин уже познал любовь, вот только не такую. Хоббит захватил все его мысли и мечты. Он жаждал узнать о Бильбо все — и хорошее, и плохое, и даже самое скучное и незначительное. Он хотел быть причиной его смеха и утешать его, когда тот плакал. Он хотел дать Бильбо все, о чем тот когда-либо мечтал, и горел желанием защитить его от всего ужасного и уродливого, что было мире. Ему хотелось запутаться пальцами в этих диких кудрях и проследить губами след веснушек. Он хотел видеть свою бусину, вплетенную в волосы Бильбо, и хотел стереть из сердца хоббита все воспоминания о том мертвом дураке. Торин многого хотел в своей жизни — возвращения Эребора, справедливости для своей семьи, мести Смаугу и Трандуилу, безопасности для своего народа — но он мог честно сказать, что никогда ничего не хотел так сильно, как сердце Бильбо Бэггинса.

***

— Ты мухлюешь. — И вовсе нет. Ты просто хреново играешь в карты. — Нет, я с ним согласен. Ты жульничаешь. — Вранье, сплошное вранье. — Если я сейчас выйду, то получу свои деньги обратно? — Нет, Ори, это так не работает. — Не волнуйся об этом. Я верну тебе твои деньги. — Конечно вернешь, потому что ты мухлюешь. — Ты используешь это слово, но не понимаешь, что оно означает. Бильбо прикусил губу, чтобы не расхохотаться, наблюдая, как Ори, Нори, Глоин и Бофур играют в карты. Четверо гномов сидели в кругу с кучей монет и драгоценностей посередине. Похоже, Нори выигрывал, что, в общем-то, не было неожиданностью. Но что его действительно удивляло, так это что Бофур с Ори проигрывали, тогда как Глоин догонял Нори. Хоббит почему-то предполагал, что своего младшего брата и лучшего друга прыткий гном все же обучал правильно играть в карты. Но, судя по всему, ничего полезного в этих уроках не было. Позади него Дори вздохнул, продолжив сосредоточенно заплетать волосы хоббита. Его косички пришли в беспорядок и растрепались после битвы, так что гном заметил это безобразие и предложил исправить. Бильбо не задумываясь принял это щедрое предложение, но быстро об этом пожалел, когда старший гном достал коробку с гребнями, бусами и другими приспособлениями для волос, предназначения которых он даже не знал. — Тебе не обязательно это делать, — повторил Бильбо в четвертый раз за этот вечер. — Я в курсе, — ответил Дори, не прекращая своего занятия. — Откинь голову назад, пожалуйста. Хоббит вздохнул и сделал, как просили. — Надеюсь, ты не вплетаешь ленточки и бантики мне в волосы. — Конечно, нет. Тут пока не разгуляешься, — усмехнулся воин. — Нет, я пока не буду ничего вплетать в твою прическу. Мы подождем, пока твои волосы отрастут как следует. — Ты так говоришь, будто уверен, что я останусь, — пробормотал хоббит, глядя в темноту высокого свода. Дори фыркнул и мягко потянул Бильбо за локоны: — Мы оба знаем, что ты не уйдешь. Это было ясно с того момента, как ты позволил Торину вплести свои бусины тебе в волосы. Бильбо моргнул: — Какое отношение его застежки имеют к моему уходу? Гном внезапно прервал свое занятие, ловкие пальцы напряженно застыли: — Они… Разве Торин не рассказал тебе, что означают эти бусины? Хоббит осторожно покачал головой, боясь испортить незаконченные косички: — Нет. Он сказал только, что ему нечем было закрепить концы, поэтому ему пришлось использовать свои застежки. — Ну конечно, — пробормотал гном, возобновляя свою работу. — Балрог бы побрал этого дурня. Бильбо, пришло время для небольшого урока касательно гномьих обычаев: когда гном предлагает вплести свою бусину в чужие волосы, он, по сути, предлагает свою руку и сердце. Бильбо замер. — Подожди… Ты хочешь сказать, что Торин сделал мне предложение? И при этом ничего мне не сказал?! Дори цокнул языком и одной рукой толкнул попытавшегося вскочить хоббита обратно: — Успокойся. Нет смысла орать на него сейчас. Подожди, пока он проснется и ему станет лучше, тогда все и выскажешь. — Выскажу, не сомневайся, — буркнул он, скрестив руки на груди. — Он пожалеет о том дне, когда меня встретил… Погоди-ка, получается, я, согласился, сам того не зная? Мы что, помолвлены?! — Нет, — ответил гном, и Бильбо вздохнул с облегчением. — Чтобы показать, что ты согласен, ты должен вернуть ему одну из бусин, которые он тебе дал. Их ношение просто показывает, что ты рассматриваешь его предложение. — Я вот думаю, как бы поизящнее отпинать его королевскую задницу обратно в Синие горы, — проворчал кровожадно хоббит. — Да как он посмел так меня обдурить? Если он хотел взять меня замуж, то нужно было просто подойти и спросить! —И что тогда, ты бы согласился? — Поинтересовался Дори, заплетавший еще одну косу. — Не знаю, — честно признался он, потому что сама мысль о том, что Торин любит его, все еще не укладывалась в голове. — Разве король может заключить брак с кем-то из простолюдинов? Или с хоббитом, раз уж на то пошло? — Закон подобное запрещает, но Торин может легко это исправить, — ответил гном. — Все-таки есть кое-какие преимущества в том, чтобы быть королем. Бильбо вздохнул, выбивая нервную дробь пальцами по локтю. Он не знал, что и думать. Почему Торин сделал ему предложение и ничего не сказал? Гном так планировал с самого начала или же все случилось спонтанно? И почему раньше никто не рассказал ему о значении бусин? — Почему никто мне ничего не объяснил? — Спросил он вслух, прожигая взглядом четырех гномов, игравших в карты, поскольку в данный момент лишь они попадали в поле его зрения. — Мы все — по глупости — полагали, что Торин сам объяснит тебе значение бусин, — ответил Глоин, не отрывая взгляда от своей руки, — а затем, в конце концов, попросит твоей руки. — Что ж, это был последний раз, когда мы наивно предполагали, что наш дорогой предводитель хоть иногда руководствуется рассудком, — пробормотал Нори, поглаживая бороду и рассматривая свои карты. — Думаю, об этом можно не беспокоиться; судя по тому, как кипит Бильбо, Фили скоро станет королем, — заверил их Бофур, ухмыляясь своей очаровательной улыбкой с ямочками. От одной этой мысли Ори под всеми своими синяками побледнел: — Я возвращаюсь в Эред Луин! — Мы должны были догадаться, что Торин ничего не объяснил, когда он признался, что любит тебя, — пробормотал Дори, осторожно поправлявший упрямые кудри. — Ты выглядел настолько ошеломленным, что я думал, ты рухнешь в обморок. — Это был серьезный удар, — тихо признался хоббит. — Я даже представить не мог, что Торин однажды сможет увидеть во мне нечто большее, чем друга. Просто это казалось таким… невероятным. Бофур цокнул языком и бросил карту на пол. — Ты должен отдать себе должное, Бильбо. Тот, кто заполучит твое сердце, будет большим везунчиком. — Это правда. Если бы за тобой ухаживал кто-то другой, а не Торин, то я бы уже вызвал его на дуэль, чтобы проверить, достоин ли он твоей руки, — успокоил его Глоин, покосившись на карту, брошенную Бофуром. Бильбо несколько раз моргнул: — На дуэль? И что бы это доказало? — Что он достаточно силен, чтобы защитить тебя, — просто объяснил Дори. — Какая глупость. Я прекрасно могу защитить себя сам, — сказал Бильбо, сморщив нос и проигнорировав раздавшиеся насмешки и фырканье. — В Шире мы проводим не дуэли, а состязания. Для юношей это обычно состязание по выпивке, а для девушек — по танцам. — Подожди… ты хочешь сказать, что если Торин хочет на тебе жениться, ему нужно пройти состязание по выпивке? — Уточнил Ори, подняв брови. — И кого же он должен будет перепить? — Ну, поскольку моих родителей больше нет, а братьев и сестер у меня и не было, то, вероятно, это будут мои двоюродные братья или дяди и тети, — бормотал Бильбо, припоминая свое генеалогическое древо. — Будут два предварительных этапа, после чего он встретится с матриархом моей семьи — бабушкой Бэггинс. Нори и Бофур поперхнулись и закашлялись, Глоин захихикал, а Ори просто молча округлил глаза. — С твоей бабушкой? — В недоумении повторил Дори, прервав плетение кос. Хоббит фыркнул и окинул их всех презрительным взглядом: — Бабуля Бэггинс никогда не проигрывала в соревнованиях по выпивке за все свои сто двадцать один год. Ну что, рискнет ли кто-нибудь из вас с ней тягаться? — А как часто она пьет? — поинтересовался Ори. — Она носит с собой повсюду бутылку вина, — вздохнул хоббит, закатив глаза. — Поэтому, думаю, правильно будет сказать, что каждый день своей жизни. — Вау. Звучит чудесно, — признался Бофур, смахнув навернувшиеся слезы. — Я обязан повторить этот подвиг. — Ты бы напился, упал в шахту и помер, — заметил Нори, закатив глаза. — Пей только во время еды. — Так, а что эти соревнования докажут твоей семье? — спросил Ори, потерев синяк на подбородке. Тот медленно наливался багровым, и Бильбо вздрагивал каждый раз, когда его взгляд случайно на него падал. — Ничего особенного, — признал хоббит, с усилием оторвав взгляд от синяка Ори. — Это просто вызов — увидеть, как далеко претендент готов зайти ради своей возлюбленной. Если ты откажешься или выйдешь из игры досрочно, то для всех будет очевидно, что твои намерения в отношении избранника несерьезны. Но даже если, пройдя до конца, ты проиграешь соревнования, то все равно сможешь заключить союз, потому что доказал, как много это для тебя значит. Гномы переглянулись. — Звучит умно, — признался Глоин. — Очень практичный способ определить, насколько ваш род важен для претендента, — кивнул Дори. Бильбо фыркнул: — Мы, хоббиты, очень практичный народ. Как ты думаешь, почему мы избегаем остального мира? — Под «избегаем мира» ты подразумеваешь «стремимся свести с ним счеты и самоубиться»? — Уточнил Нори, бросив карту. Бильбо сделал предупредительный жест в сторону гнома: — А ну, притихни. Не расстраивай Ори. — Эй! — Возмутился летописец. Дори снова слегка потянул его за волосы: — Все, я закончил. Можешь вставать. Бильбо кивнул, поднялся на ноги и ощупал свою прическу. Дори заплел часть волос назад во множество маленьких косичек с крохотными золотыми застежками, которые, когда он двигался, звенели, как колокольчики. Удивительно, но эта конструкция успешно сдерживала непослушные кудри, не позволяя волосам падать на лицо, так что хоббит был вполне доволен. Но ему по-прежнему больше всего нравились две передние косы, на которых были бусины Торина. — Спасибо, Дори, — сказал он, повернувшись к гному. — Я ценю это. Дори одарил его мягкой улыбкой, пока собирал свои вещи: — Обращайся в любое время. Я привык заплетать косички. Бильбо взглянул на длинные и густые волосы Ори и Нори и мысленно с ним согласился. Затем его взгляд непроизвольно скользнул мимо них в сторону полуразрушенного зала, куда несколько часов назад унесли Торина, Фили и Бифура: — Как ты думаешь, Оин разрешит их навестить? — Не знаю, — признался Бофур, проследив за его взглядом. — Но, возможно, для тебя он сделает исключение. — Не узнаешь, пока не спросишь, — заметил Нори. Хоббит кивнул, расправил плечи и выпрямил спину: — Хорошо. Схожу спрошу. — Давай, удачи. Расскажешь потом, как они там, если тебя пропустят, — сказал Ори двинувшемуся прочь хоббиту. — Постарайся пока не убивать Торина, — напутствовал ему вслед Глоин, не отрывая взгляда от своих карт. — Помни: король Фили и его наследник Кили! Бильбо содрогнулся от этой мысли. — Точно. Постараюсь.

***

Трое раненых гномов были доставлены в самую надежную часть горы. По иронии судьбы, самым безопасным местом оказался зал с сокровищами. У входа Бильбо встретили несколько воинов Даина, охранявшие вход. Те, бросив взгляд на его волосы, без лишних вопросов позволили ему пройти. Внутри он обнаружил Даина и Балина, спорящих с усталым и обессиленным Оином. — …пока стабилен. Больше не кашляет кровью, но пока не ясно, заживает ли рана, — услышал он вялые объяснения Оина, подойдя ближе. — Если он переживет ночь без осложнений, то, вероятно, выживет. Никаких гарантий. Балин медленно вздохнул, морщины на его лице обозначились еще четче. Впервые Бильбо заметил белую повязку, выглядывающую из-под его воротника, и то, как он старался двигать только левой стороной. Даже Даин стоял неподвижно, его мощные плечи были напряжены, а его белое обескровленное лицо резко контрастировало с темными синяками. — Придется рассказать Бофуру и Бомбуру, — тихо проговорил Балин, протирая глаза двумя пальцами. — Они должны попрощаться с ним на случай, если ночью его не станет… — Хочешь, я скажу им? — спросил Даин, печально взиравший на измученного гнома рядом. Балин решительно покачал головой: — Нет. Нет, я сам сделаю это. Не обижайся, Даин, но они должны услышать это от друга. — Да все в порядке, — заверил воин, и в этот момент его голубые глаза встретились с глазами Бильбо. — Кроме того, похоже, я понадоблюсь Мастеру Бэггинсу здесь. Балин и Оин одновременно повернулись и уставились на хоббита. — Бильбо, — кивнул в приветствии Балин. — Ты ранен? — Немедленно нахмурился Оин, поскольку надлежащему поведению у постели больного обучают только эльфийских целителей. — Кровь идет? Все конечности на месте? Говори, пока я тут. Бильбо закатил глаза, вытянул руки в стороны и повернулся так, чтобы гном мог его полностью рассмотреть: — Я в порядке, Оин. Всего несколько синяков и царапин. Тауриэль и Беорн защищали меня большую часть времени. — Хмпф, — саркастически хмыкнул Оин и медленно оглядел его сверху донизу. — Знакомая песня. Завтра тебя ждет полное обследование, когда больных в критическом состоянии станет поменьше. Балин, иди и скажи Бофуру и Бомбуру, чтобы они скорее шли сюда. Даин, попробуй оттащить Кили от его брата, если сможешь. Еще не хватало, чтобы он упал в обморок от истощения. Снова. Балин кивнул, и Даин вздохнул, соглашаясь. Убедившись, что здесь он закончил, целитель повернулся и затопал прочь, проведать других своих пациентов. Когда Оин ушел, Бильбо перевел взгляд на двух оставшихся гномов. — Где Торин? — Прямо спросил он. — Спит. Пойдем, я отведу тебя к нему, — ответил Даин, развернувшись на каблуках и, не дожидаясь ответа, пошел прочь. Бильбо кивнул Балину и поспешил следом за воином. Даин молча провел его вверх по лестнице, а потом свернул в маленькую нишу. Там, на постели из мехов и одеял, лежал без сознания Король-под-Горой. У его ног сидел Двалин; избитый и израненный, но все еще преданно охранявший своего короля. Темные глаза Двалина опасно сверкнули при их приближении, но он быстро их узнал: — Бильбо? — Он пришел в гости, — поспешно объяснил Даин, когда хоббит протиснулся мимо него и, спотыкаясь, подошел к королю. Опустившись на колени рядом с Торином, не проронив ни слова, он рассматривал своего гнома. С Торина сняли доспехи и одежду, оставив для приличия только бинты. Они обвивали его грудь и плечо, и хотя нижняя часть гнома была скрыта под одеялом, у Бильбо было ощущение, что она тоже забинтована. Из-за белых повязок кожа короля казалась болезненной и напомнила хоббиту о том, какой восковой она стала после смерти. Единственным утешением, которое Бильбо находил в этом зрелище, было медленное, но спокойное дыхание. — Оин напичкал его дурманящими лекарствами, чтобы не мучился от боли, — тихо сказал Двалин, наблюдая за гостями. — Думаю, он пробудет без сознания еще несколько дней. Это единственный способ помочь ему справиться со всем этим. Бильбо кивнул, медленно протянул руку и откинул чернильно-черные волосы с лица Торина. Пряди были как мочалка, они падали на лицо короля и прилипали к его потной и горячей коже. Хоббиту это показалось очень неприятным. Смутно он услышал, как Даин что-то сказал Двалину об отдыхе, прежде чем услышал топот его тяжелых ботинок, но не обратил внимания. Он занялся тем, что убрал оставшиеся пряди волос короля с лица и шеи, затем вытер его носовым платком. — Тебя ранили? В бою? — Тихо спросил Двалин, наблюдавший за его действиями. Хоббит покачал головой и протер лоб Торина. — Нет, ничего серьезного. Меня хорошо защищали остальные. — Это хорошо. Я не хотел бы встретиться с Дори или Балином, если б с тобой что-нибудь случилось, — проворчал воин. Бильбо фыркнул и взглянул на Двалина, который прислонился к стене, согнув одну ногу так, чтобы можно было опереться на нее локтем. Лицо гнома было покрыто царапинами и синяками, а одно ухо было в повязке, как и правое предплечье. Но других повреждений на теле гнома хоббит разглядеть не смог и задался вопросом, не прячет ли он их под одеждой. — А ты как? — спросил он, встретив темные глаза Двалина. — Что-нибудь серьезное? Двалин пожал одним плечом: — Не о чем плакать. Что-то треснуло в колене, на этом все. Зачем ты здесь? — Пришел убедиться, что твой дурной король еще не помер, — ответил он, изогнув брови. — А что? Тебе не нравится, что я здесь? Могу уйти, если ты этого хочешь… — Да я вовсе не об этом, — перебил его Двалин и покачал головой. — Я имел в виду, почему ты решил вернуться? Я думал, что ты будешь слишком зол или убит горем, чтобы прийти. Бильбо пожал плечами и посмотрел вниз, наблюдая, как медленно поднимается и опускается грудь Торина. — Хотел убедиться, что вы все живы и в безопасности. Я хотел узнать… Я хотел убедиться, что Торин не погиб, защищая меня. Двалину было нечего сказать на это. — Как думаешь, безумие уже покинуло его? Когда я встретил его на боле битвы, он почти вернулся к своему прежнему «я», — задумчиво проговорил хоббит, усаживаясь у постели скрестив ноги. — Не знаю, — ответил воин, наморщив лоб. — После того, как ты ушел, он заперся в комнате и не хотел выходить. Когда он, наконец, вышел, уже настало время идти в бой. — Ох. — Полурослик мельком посмотрел на Двалина, но быстро отвернулся обратно к лежавшему без сознания Торину. — Как думаешь, он нас слышит? — Хм. Может быть. Попробуй рассказать ему сказку, — предложил гном. Бильбо уставился на него. — Чего? — Историю. Балин рассказывал мне, что однажды, когда они были детьми, Торин сильно заболел. Болезнь, которую он подхватил, неизлечима, она закупоривает легкие и не дает дышать. Она убила его бабушку, и все думали, что она убьет и Торина, — объяснил воин, слегка нахмурившись. — Но принцесса-консорт не поверила этому. Она сказала, что не потеряет своего сына, и поэтому читала ему каждый день, рассказывая ему истории о великих героях, которые стойко преодолевали всякие трудности. Она надеялась, что убедит его бороться. Это тяжелая, опасная болезнь, но усилия матери принесли результат: Торин переборол напасть и поправился, чтобы самому стать героем вроде тех, что были персонажами ее историй. — Историю? — Повторил он тихо, оглядываясь на короля. — Но какую историю ему рассказать? — Что угодно. Просто… Просто поговори с ним. Пусть знает, что он не один, — тихо сказал Двалин, отводя глаза. Бильбо зажмурился и припомнил истории, которые мать рассказывала ему в детстве. Он вспомнил множество сказок, которые читал в Ривенделле, и даже истории, которыми Гэндальф делился с ним. Но почему-то ни одна из них не казалась уместной. Слова совсем иной истории — той, которой он до сих пор никогда не делился открыто — сорвались с его губ прежде, чем он успел их остановить. — Жил-был хоббит. У него был прекрасный, но совершенно пустой дом. Он был богат и уважаем, но жизнь его была одинокой и скучной. И вот однажды в его дверь постучался волшебник…