***
— Саша, ну что такое? — обычно Этери Георгиевна Тутберидзе не позволяла себе эмоций на общих тренировках перед соревнованиями, но сегодня сдерживать себя ей удавалось с трудом. Смотреть спокойно на то, как ее троица не может собраться, было трудно: — Что ни прыжок, то недокрут. Алена! — она переключила внимание на другую фигуристку. — Что с ногами? Ты размялась передо льдом? Не вижу. Аня, ты тоже косячишь! Что с вами такое, ей Богу?! Грозный взгляд и громкий голос пугал не только спортсменок, но и другого тренера из Оренбурга с его подопечной. Он недоуменно взглянул в сторону коллеги и отошел к другому борту. Подозвав к себе свою фигуристку, он тихо объяснил ее ошибки и как их стоит исправить. Помимо тренерского штаба Тутберидзе и коллеги из Оренбурга, на катке спортивного комплекса «Авангард» присутствовали еще тренеры из Канады со своей именитой спортсменкой. Женя, услышав знакомые нотки раздражительности бывшего тренера, широко улыбнулась и начала заходить на очередной прыжок. Выполнив его хорошо, она следом сделала еще два прыжка. Конечно, Тутберидзе краем глаза следила за Медведевой. Любопытство — не порок, также как и легкая инфантильная обида за то, что у этой фигуристки сейчас на тренировке все получается, а свои — отбивают коленки и собирают снег на свою одежду. С другой стороны, тренировка — не соревнования, кто лучший решит старт. Этери еще раз прикрикнула на девчонок, но потом что-то нервно фыркнула, взмахнула своими кудрями и отошла под трибуну, где разместилась на скамейку, отдавая тем самым Дудакову и Глейхенгаузу бразды правления этой неуправляемой сегодня тройкой. Она тяжело вздохнула и украдкой посмотрела в сторону Орсера, который находился в десяти шагах от нее. Видимо, канадец почувствовал ее взгляд и, повернувшись в ее сторону, лучезарно улыбнулся и кивнул в знак приветствия. Скрыть свой интерес не получилось, ее поймали на месте преступления, поэтому пришлось поздороваться в ответ. Она немного сжато ответила улыбкой и еле заметным кивком. Выглядело это по крайней мере не уважительно, и Этери это знала. Поэтому ей сразу стало не по себе и немного совестно, краска прилила к лицу, она быстро опустила голову и прикрылась своими волосами, прячась ото всех. От Орсера это не укрылось, он еще шире улыбнулся, наградив ее понимающим взглядом, и вернул свое внимание на лед, где Женя и другие фигуристки постепенно завершали свои тренировки. Евгения подкатилась к бортику, где стояли ее тренеры, сразу схватив салфетки. Орсер наклонился через бортик и, активно жестикулируя, что-то рассказывал ей. Когда она согласно кивнула, он добродушно пожал ее плечо и отправил еще раз на лед повторить какой-то элемент. Этери поднялась со своего места и отошла вглубь под трибуну, откуда можно было незаметно для всех проследить за происходящим на льду. Ее девочки одна за другой подъезжали к бортику, протирать носы и выслушивать нагоняя от Глейхенгауза и Дудакова, фигуристка из Оренбурга уже покинула каток, а Женя, почувствовав свободный лед, взяла больший разгон для каскада. Этери неотрывно смотрела на свою бывшую ученицу. Перед самым прыжком она закусила губу и сжала пальцы, прыгая вместе с ней и считая обороты. Мягкое приземление с незначительным недокрутом и снова взлет, задержка дыхания и, она на льду. Тутберидзе выдохнула и тут же оглянулась по сторонам, — никто и не заметил, она перевела взгляд на своих спортсменок, которые наконец начали выполнять все необходимые элементы. — Наконец, — пробурчала Этери и посмотрела на часы, — пятнадцать минут до окончания тренировки, мы начали работать. Вовремя!***
До начала Чемпионата России по фигурному женскому одиночному катанию оставалось еще два дня. Спортсменки штаба Тутберидзе тренировались в одной группе вместе с Медведевой. Это значит, — еще два дня Этери придется прятаться и играть роль снежной королевы, не замечающей своей бывшей ученицы. Несмотря на это амплуа, которое в ней разглядело общество, роль давалась с трудом. Скрывать эмоции она умела лишь у борта катка во время соревнований. Во всех остальных случаях, природное любопытство, горячая кровь, инфантильные обиды, честность и искренность выдавали свою хозяйку, из-за чего, конечно, можно было наговорить такого, что потом и разгрести то не удавалось. Сегодня Этери решила провести вечер в одиночестве. Она отправила своих коллег с девочками в ресторан на ужин, наказав заранее Дудакову проследить за тем, что будут есть девочки, и отправилась в отель. Как только она оказалась в своем номере, остановилась в дверях и вымученно потерла виски, осматривая свою комнату. У порога стоял неразобранный открытый чемодан, из которого торчали вещи. Пара вещей валялась по всей комнате, что-то на кровати, что-то висело на стуле. Спортсмены и их тренеры не отличаются аккуратностью во время стартов. Обычно их номера выглядят так, будто по номеру прошелся тайфун. Этери не была исключением. Шумно выдохнув, она тут же схватила табличку «не беспокоить» и повесила ее с обратной стороны двери. Убираться категорически не было желания, поэтому Этери, перешагнув через открытый чемодан, подошла к окну, откуда открывался серый вид на такой же серый сибирский город, покрытый толстым слоя белого снега, отражавший последние лучи розового солнца. Как бы то ни было, белый и розовый цвет не спасали город от его серости, а Этери — от усталости. Не желая, философствовать над видами, Тутберидзе наглухо зашторила окно и взяла в руки телефон. Уделив добрый час на разгребание почты, ответы на сообщения и небольшую переписку и обмен фотографиями с дочерью, она уже хотела пойти душ, но тут пришло сообщение от Даниила, который прислал фото из ресторана с подробным описанием заказанных блюд. Фотография, на которой все персонажи состроили страдальческие моськи, была подписана: «Хозяйка, много кушать не будем». Этери искренне посмеялась от извечной подколки и одобрила меню фразой: «Хозяйка позволяет». Тема еды была очень некстати, живот предательски заурчал, требуя хотя бы чего-нибудь из одобренного меню. Не долго думая, Этери сделала заказ в номер и ушла в душ. Удивительно, но если концентрировать свое внимание на простой механике своего тела, можно легко отвлечься от назойливых мыслей. Вот она включает воду в душе погорячее, ванная комната тут же начинает заполняться густым паром, покрывая испариной зеркало и стеклянные стенки душевой, халат мягко спадает к ногам, она вступает под обжигающие струи воды и выдыхает холодный воздух, с наслаждением закрывая глаза и подставляя лицо под горячие струи. Кудри под тяжестью воды распрямляются, и волосы становятся длиннее, она чувствует, как они приятно прилипают к мокрой спине. Этери тряхнула головой в попытке выкинуть хотя бы часть своих дум, но смогла лишь переключиться с одной на другую. Она оперлась одной рукой о стену и, понимая что проиграла эту войну с собственным сознанием, позволила памяти воспроизвести некоторые фрагменты недалекого еще свежего красками прошлого. Пхенчхан. Олимпийская деревня. Корпус для белорусских, украинских и независимых атлетов. Шестой этаж, такой же номер без изысков, но чужой в который Тутберидзе вошла без стука, воспользовавшись чужим ключом. В душе шумела вода, из чуть приоткрытой двери валил густой пар. Она тихо, стараясь не спугнуть, пробралась в ванную комнату и также бесшумно прикрыла за собой дверь. За запотевшей стеклянной стеной можно было разглядеть силуэт стройной маленькой женщины, ее длинные темные волосы спадали тяжелыми прядями по спине, облепив лицо и плечи. Фигурка женщины содрогалась от беззвучных рыданий. Она не заметила, что ее одиночество кто-то нарушил, поэтому, когда услышала чуть громкие слова, дрогнула и посмотрела на вошедшую за запотевшим стеклом. — Твои слова в КиКе не смогли выхватить наши камеры, но NBC засняли и услышали все, о чем ты… — Этери запнулась и поторопилась исправиться, — мы наговорили. Я… Женя… Послушай… Что можно сказать человеку, у которого из рук уплыла мечта, причем он думает, что не без твоей помощи? — Это не важно! — Женя устало облокотилась спиной о стену душевой и сползла на пол. Она поджала ноги и откинула голову, подставляя лицо струям воды. — Говорят, Татьяна Анатольевна своими комментариями переплюнула всех. Так что, можете не переживать, Этери Георгиевна, мои слова не будут новостью номер один. Слова звучали сухо, безэмоционально, смешок в конце был гортанным и грустным. Этери открыла было рот, чтобы возразить, сказать, что ее не беспокоят инфоповоды, ей все равно, что скажет потом общественность, что сейчас для нее важно совсем другое. Но понимание, что в этом не будет никакой пользы, тут же закрыло ей рот. Возможно, такими словами она скорее нарвется на колкость и язву, сама ведь научила этому, сама этим пользуется постоянно. Слов подходящих не было, но и уходить так вот просто не хотелось тоже. Она прекрасно понимала, что сейчас происходит с Женей, но у самой внутри кипела адская смесь из желания встряхнуть свою ученицу, прижать к себе и одновременно послать все куда подальше. На душе скребли кошки, голова взрывалась от радости победы, а сердце ныло за своего человека, который лишился в один момент мечты. Ноги больше не держали, а душевная боль начала аукаться физической. Схватившись за бок, Этери прислонилась спиной к стене и точно так же, как до этого Женя, сползла на пол и поджала ноги. Она не могла разглядеть выражения лица своей собеседницы, бесполезно буравя взглядом ее нечеткие очертания фигуры. Горячая вода продолжала шуметь и заполнять ванную комнату густым мокрым паром. Обе женщины, так хорошо знавшие друг друга, не знали что сказать. А стоило ли что-либо говорить? Они уже достаточно друг другу наговорили после главного соревнования. Что-то еще уже будет лишним, и от взаимных обвинений никому лучше не станет. Этери, словно копируя Евгению, облокотилась головой о стену и подняла глаза наверх. Клубы пара загадочно плясали и вырисовывали своим танцам причудливые фигуры. Вид этой белой картины гипнотизировал, помогая если не освободиться от гнетущих мыслей, то хотя бы систематизировать. Этери не думала долго, что хочет сделать. Пускай, ее внезапное решение будет нарушать дозволенные границы, будет слишком откровенным, но оно будет честным и будет перекликаться с ее желанием. Чтобы не передумать, она резко поднялась и так же резко открыла дверцу душевой и вот так в одежде зашла внутрь под струи горячей воды. Евгения даже не удивилась, она наградила нарушительницу личного пространства безразличным ленивым взглядом, опять откинула голову и закрыла глаза. Сначала такое равнодушное поведение ученицы смутило, даже немного оскорбило Этери. Но она не позволила себе развить мысль покинуть номер мокрой и униженной. Поэтому вместо этого она шагнула ближе, села рядом с Женей и притянула ее к себе, прижимая ближе к сердцу. Объятие сработало как катализатор для эмоционального взрыва. Этери не ожидала такой быстрой и жаркой реакции своей ученицы. Внезапно для нее самой, Женя упала в ее объятия, вместо того, чтобы оттолкнуть ту, кого она считала виновной в упущенной возможности надеть на шею золото Олимпиады. Она обвила руками Этери, с силой сжимая мокрые складки одежды. Плача и крича неразборчивые проклятия о несправедливости жизни, она прятала лицо. Рыдания сотрясали ее маленькую фигурку. Что-то бормоча на груди Этери, она время от времени подымала глаза и что-то неразборчиво спрашивала, а потом снова вжималась всем телом к родному и безопасному. Тутберидзе не пыталась играть скалу или жилетку, она прижимала к себе свою девочку, иногда путая свои руки в ее волосах, иногда поглаживая ее по плечам, чаще просто прижимая Женьку к себе, и тоже плакала. Этери цеплялась за Женю, а Женя держалась за нее. Постепенно рыдания сменились тихими слезами. Белый пар стал настолько густым, что больше напоминал горячий туман, он обволакивал в свою истому двух сильных и слабых женщин, нуждавшихся друг в друге. Женя, не прекращая плакать, немного сместилась и обняла Этери за шею, зарывшись носом туда, где тонкая длинная шея делает плавный изгиб и становится плечами, туда, где кожа особенно нежная. Женя уткнулась и слегка прикусила кожу в том месте, сдерживая очередной срыв. Этери инстинктивно дернулась от внезапного укуса, но из объятий Женьку не выпустила. Однако кожа тут же среагировала на этот порыв, покрывшись мурашками, а Этери обдало приятным холодом. Она еще сильнее прижала Женьку к себе и закрыла глаза, постепенно успокаивая свои рыдания. Как она не придала значения странной реакции своего тела на укус, так она совсем не ожидала дальнейших действий Евгении, которая снова немного сместилась, и ее губы оказались рядом с губами Этери. В этом касании губ не было ничего жаркого и пикантного, это поцелуем сложно было назвать. Женя неаккуратно, неуверенно и даже как-то диковато целовала уста своего наставника. Под давлением собственных эмоций Тутберидзе не могла среагировать иначе, как ответить на этот странный и в тот же момент логичный поцелуй. Она мягко прикоснулась к лицу Жени и притянула ее для более чувственного поцелуя, вкладывая в него все несказанное, все, что невозможно вложить в слова. Этери не дала этому долгого развития, нежно прервала и начала покрывать короткими лобзаниями все лицо Жени, а затем, успокаивая и ее, и себя, коснулась своим лбом ее и снова прижала к себе. А потом в дверь постучали. Кроткие и несмелые постукивания очень быстро превратились в настойчивый стук, что вырвало Этери Георгиевну из ее воспоминаний и, соотвественно, из душа. Быстро накинув на мокрое тело халат, она вышла из ванной комнаты и открыла дверь номера с целью настучать точно также по голове нарушителю ее покоя. Но в коридоре уже никого не оказалось, вместо нарушителя у двери стояла тележка с ее заказом, накрытым баранчиком, а рядом — бутылка красного сухого вина, которую она точно не заказывала. Там же была записка с пожеланием хорошего вечера. Хмыкнув, она забрала блюдо с бутылкой и скрылась в своем номере.