Гимн Афродите

      Вы знаете, почему классика — это всегда беспроигрышный вариант? Потому что классика — это что-то бессмертное и всем известное. Классическая музыка и классические образы идеально подходят для программ фигурного катания. Потому что «классический» означает «образцовый», «лучший». И появилась классика благодаря вечному стремлению к идеалу. И наверно нет ничего удивительного, что первые классические скульптуры появились в том месте и на том мероприятии, где древний человек стремился к идеалу больше всего, — на Олимпийских играх древности в Греции.       Наградой для олимпийского чемпиона в Древней Греции было бессмертие в виде отлитого в бронзе или высеченного из камня его образа. Божество и олимпийский чемпион были единственными темами для скульпторов древности. Этот процесс — создание скульптуры чемпиона вписывал его имя в века, возносил ему славу и обожествлял. И, конечно же, скульптура должна быть идеальной. Чтобы она получилась таковой, творцы древности устраивали собственное соревнование. Каждый из художников, работавших в Олимпии во время игр, создавал свое творение и выносил его на конкурс, который проходил без каких-либо судей. Судьями были сами скульпторы. На их шеях висели таблички с двумя пустыми строчками. На первой они писали свое имя, таким образом признавая свою работу лучшей. На второй строчке они должны были написать имя того создателя, чья работа ему понравилась больше остальных. Следовательно, в конце концов, будет избран лучший скульптор среди всех. Чьё имя чаще будет упомянуто, того работа и является лучшей. Проигравшие художники обязаны были уничтожить свои творения, оставляя, таким образом, в истории только лучшее, образцовое, классическое.       И скульптора, и чемпиона в этом случае объединяет одно — стремление к идеалу, а в случае победы их наградой станет вечность и запись их имен в веках.       Изменилось ли что-то с тех пор в главном старте любого спортсмена? Много, что поменялось, кроме одного — вечного стремления к идеалу, а классическое до сих пор является лучшим. Женя Медведева стремилась к идеалу на каждой тренировке, но вот классические программы не любила, желая создать что-то свое «лучшее» и «образцовое».       Третий и последний день тренировки перед чемпионатом подходил к концу. В этот раз перед соревнованиями для спортсменов выделили немного льда. Но в принципе, для Жени было достаточно трех дней привыкнуть ко времени и почувствовать себя более-менее готовой к старту. Она почти не обращала внимания на тренировки других девочек, в свободное время Женя почти не покидала своего номера, а в отеле и в спортивном комплексе всячески старалась избегать всех возможных встреч с кем бы то ни было.       В ушах — наушники, тотальный контроль эмоций, не хватало шор для глаз, чтобы не видеть ничего боковым зрением. Со стороны такое поведение покажется высокомерным, но дело было в другом. Женя понимала, что не стабильна, понимала, что земля под ногами очень шаткая. Эмоции время от времени брали вверх над разумом. Давать им контроль — это значит подвергнуть риску себя и свои выступления на соревнованиях. Ей казалось, что любое неверное движение, и она может сорваться. Страх овладевал все чаще. Сегодня не было исключением.       Женя проснулась раньше будильника на полтора часа и никак не могла уснуть потом. Во время завтрака она обожгла язык горячим кофе и пролила его себе на ногу, а позже еще застряла в лифте, когда поднималась в свой номер сменить одежду. Застряла ненадолго, десять минут — и лифт поехал снова, но этого было достаточно, чтобы взбесить окончательно и дать волю суевериям. В голове поселилась мысль, что на этом злоключения сегодня не закончатся. Поэтому, когда Женя позже вступила на лед, ей овладел страх, который с каждым движением превращался в панику. Не рискуя заходить на прыжки, она решила для начала отработать дорожку шагов и вращения. Это помогло отвлечься от назойливой тревожности, и Евгения перешла к тренировкам прыжков. Каждый получался с недокрутами или плохими выездами. Брайн у борта прекрасно разглядел причины этих ошибок на лице своей ученицы. Разглядел эти же причины не он один. На другом конце катка за Евгенией, не столь внимательно, но все же наблюдала ее бывший тренер. Краем глаза Тутберидзе замечала все ошибки Медведевой и ей, так же как и Орсеру, не составило труда понять причины неудач. Она нервно потирала руки и мысленно чертыхалась после каждого падения своей бывшей ученицы. Такие чувства испытывает каждый творец, когда видит как его творение губит само себя. Хотелось забить на приличия, выйти на каток, опрокинуть Медведеву на лед и напомнить ей, что такое борьба! Смотреть на это безобразие сил больше не было, и Этери вернула свое внимание непобедимой троице. После очередного неудавшегося прыжка Брайан подозвал Евгению к себе.       — Что не так, Женя? — он говорил тихо, и ласково пожимал Евгению за плечо. — Ты все делаешь правильно. Почему ты зажимаешься перед приземлением на лед? Что случилось? (1)       — Я не знаю, — Женя глубоко вздохнула, — последнее время меня одолевают тревожность и паника. И вот сейчас опять. Перед каждым прыжком мне кажется, что сейчас упаду…       Врать о своем эмоциональном состоянии она больше не могла.       — Как давно? — Брайан не стал укорять Женю в том, почему она раньше об этом не сказала. Выяснит он это позже. А сейчас надо помочь ей справиться с эмоциями.       — Несколько месяцев, — она опустила голову и, оперевшись о борт, начала ковырять лед зубцами конька, — я должна была справиться сама.       — Что тебя беспокоит прямо сейчас? — Брайан продолжал свой мягкий допрос, он взял Евгению за руку и вынудил ее посмотреть ему в глаза.       — С утра все валится из рук, — Женя вздернула подбородок и посмотрела на своего тренера. — День с утра не задался, — жди к вечеру беды.       Брайан вздохнул, отвечать не торопился, он продолжал держать ее за руку и смотреть в глаза. Затем он добродушно улыбнулся и тепло произнес:       — Суеверия в спорте порой могут сыграть так, как ты того не ожидаешь, Женя. И, возможно, твои неудачи сегодня утром — путь к победе завтра. Все в нашей голове. И сейчас я предлагаю тебе сделать еще кружок, попытайся зайти на прыжок, если почувствуешь перед прыжком неуверенность, то лучше не делать. Сегодня не вышло, завтра все получится.       Он слегка похлопал Женю по руке и отпустил на лед.       Евгения кивнула и отправилась сделать круг по катку. На фоне играла спокойная классическая музыка, которая не отвлекала и не мешала спортсменами тренироваться, а их тренерам поправлять своих учеников. Но в тот момент, когда Женя решилась взять разгон перед лутцем, на фоне вдруг заиграла довольно громко «Danse Macabre» Сен Санса, сбившая на мгновение ее с толку, но она прыгнула. В голове за это мгновение пронесся весь день, а внутренний голос настойчиво потребовал опуститься на лед, в этот же самый момент, вдруг, откуда не возьмись, появился оглушающий гудок поезда. А дальше — паника, мгновенная раскоординация и неудачное приземление, заканчивающиеся жестким падением. Где-то что-то неприятно хрустнуло.       Падения спортсменов с прыжков очень пугают зрителей, но вот для фигуристов и для их тренеров эти ситуации являются привычными, особенно на тренировках, поэтому по началу никто особо и не обратил внимания на падение Медведевой, а этого хруста в конце никто и не услышал, кроме самой Жени.       Евгения с секунду лежала на льду, прислушиваясь к своим ощущениям. Когда она поняла, что руки, ноги и спина целы, а источник странного и неприятного хруста не найден, она поднялась.       — Ах, вот оно что, — поняла она, когда, поднявшись, почувствовала, что одна нога в ботинке неустойчива и почти не зафиксирована, — ботинок был сломан.       — Твою.! — чертыхнувшись в голос, Женя покатилась к бортику, где ее уже ждал ошарашенный Орсер.       Беда не приходит одна. В этот раз Евгения Медведева убедилась в этом окончательно. Сломанный ботинок не оставлял никаких надежд на победу в Чемпионате России, а значит и место в сборной было так же под вопросом. Срочные поиски нового ботинка в столицы Сибири заранее были обречены на провал, а запасные с собой как-то фигуристы не привыкли таскать. Особенно сейчас они Медведевой совсем были не нужны, ведь эти ботинки и коньки были относительно новыми. Брайан не настаивал на снятии с Чемпионата, но идею с перевязкой ботинка поддерживал с сомнениями и скепсисом.       — Короткую, возможно, ты откатаешь таким образом. Есть возможность, что откатаешь хорошо, — Брайан сидел на коленях перед Женей и критично осматривал перевязанный ботинок. — Но что мы будем делать с произвольной? Я не уверен, что мы найдем новые ботинки за два дня. Единственное место, где можно купить твои ботинки — это «Твизл» в Москве.       Мистер Орсер обреченно выдохнул и потер глаза.       Последняя тренировка перед соревнованиями была закончена. Все уже давным-давно покинули каток. Впору было закрываться, но администрация спортивного центра пошла навстречу Олимпийскому призеру, решив задержать закрытие и дать возможность опробовать спортсменке ее «новую экипировку».       — Допустим… — Женя последний раз кинула грустный взгляд на свои коньки и, поднявшись со скамьи, зашагала на лед. — Мы хотя бы можем попробовать.       Она заскользила по пустому и темному льду. Освящение было практически выключено, трибуны были полностью черными, лишь несколько источников частично освещали лед. Нога в сломанном и перевязанном ботинке была вроде как зафиксирована и устойчива. Женя попробовала сделать дорожку шагов и вращения, — все было хорошо, нога не выскальзывала, неудобство отсутствовало. Осмелев и обрадовавшись очумелым ручкам своего тренера, Женя хихикнула и начала разгоняться для прыжка. Приземление на сломанный ботинок дало понять, что если он и доживет до конца короткой программы завтра, то — это будет чудом. Что делать с произвольной программой, Медведева думать не хотела. Завершив выезд с прыжка, Евгения остановилась в центре льда и посмотрела на своего сокрушенного тренера. Искренние сожаления, печаль и извинения… Все это легко читалось в его взгляде. Этого отражения ее собственных чувств было достаточно, чтобы внутри тут же закипела обида и безудержный гнев. Не выдержав, Женя с громким криком рухнула на колени и силой ударила кулаком в холодную толщу льда.       — Да за что мне это все?! — из глаз скатились две предательские слезинки.       От борта к ней уже спешил Орсер, поэтому она тут же поспешила стереть с лица непрошенные слезы.       — Мне очень жаль, Евгения! — Брайан опустился рядом на колени, приобняв ее за плечи. — Это никак не поддается объяснению. Твоей вины в твоих неудачах нет никакой. Но с тобой что-то происходит. Ты это хорошо скрывала, думала, что сама разберешься. Я… — он немного замялся и, понизив голос, произнес. — Я бы очень хотел тебе помочь, но сейчас я знаю, что ты не примешь ничьей помощи. Тогда… оставайся сильной до конца!       Женя не ответила, она продолжала буравить взглядом треклятый ботинок.       — Хватит сидеть на холодном. Поехали в отель, — он настойчиво потянул Женю со льда. — Завтра перед программой перевяжем ботинок понадежнее и посильнее. Я попрошу Трейси, чтобы она достала для нас ботинки из Москвы… Вдруг, успеем.       Медведева также молча кивнула и последовала в раздевалку, а Брайан направился к выходу. Ни один из них не заметил, как за ними все это время наблюдала пара глаз. Этери Тутберидзе не покинула каток вместе со своей группой. Дав наказания Глейхенгаузу проследить за девочками, она осталась на катке. Когда Орсер перевязывал ботинок Жени, она все это время находилась в коридоре за стеной. Потом, когда Женя была на льду ей удалось подойти поближе и спрятаться под трибунами. От зоркого взгляда бывшего тренера не укрылось ничего: ни эмоциональное опустошение бывшей ученицы, ни ее моральная нестабильность, ни ее маниакальная упертость, ни полное непонимание ситуации ее нынешнего тренера. Когда Орсер скрылся из поля зрения, Этери уверенно устремилась к раздевалке за Женей.       У самой двери, ведущей в раздевалку, она остановилась в нерешительности. Непривычно для себя она раздумывала над своими действиями и их последствиями. Взвешивая свое желание войти и разумное действие ретироваться, Этери склонялась к первому.       — Ну а дальше что? Что я ей скажу? — она задавала себе эти вопросы в тот момент, когда рука уже легка на ручку двери.       Мотнув головой, Тутберидзе вошла в раздевалку и прикрыла за собой дверь. Она не заметила, что дверь закрылась неплотно, оставив щель.       Пустая, маленькая и душная раздевалка была плохо освещена. Напротив двери у шкафчиков стояла спиной к ней полураздетая Медведева в наушниках. Из-за довольно громкой музыки, которую слышала прекрасно даже Этери, Женя не заметила, что в раздевалке она уже не одна. На ее обнаженной спине Тутберидзе смогла разглядеть две маленькие гематомы, оставшиеся от уколов обезболивающего.       Этери бесшумно шагнула к Жене и осторожно коснулась ее плеча, привлекая внимание. От неожиданности Медведева вздрогнула и отпрыгнула в сторону, больно ударившись плечом об шкафчик. Наушники упали на пол, один разбился об кафель.       — Боже мой! Зачем так пугать?! — Женя вскрикнула и инстинктивно начала прикрываться.       Когда она осознала, кто перед ней, немного расслабилась и тут же опять насторожилась. От смущения и от только что испытанного страха к лицу и ушам прилила кровь.       — Прости, — Этери наклонилась и подобрала с пола ее наушники. — Я не думала, что ты испугаешься.       Она неотрывно смотрела на Евгению, не зная, что еще сказать. Вместо этого она зачем-то протянула поломанные наушники. Женька, замешкавшись, все-таки забрала их, сунула в карман джинс и натянула на себя державший в руках свитер. Ни одна, ни другая не нашлись, что сказать, поэтому просто стояли и рассматривали друг друга. Внимательный и изучающий взгляд бывшего тренера и настороженный, выжидающий — бывшей ученицы.       — Женя, — Этери почти выдохнула ее имя, — я даже не знаю, что сказать.       Нервно усмехнувшись, Этери поправила свои волосы и села на скамейку сбоку от Жени. Она облокотилась на ящики и продолжала разглядывать свою бывшую ученицу.       — Может тогда просто не стоит что-либо говорить, — немного загадочно и очень тихо проговорила Женя, смотря на то место, где только что стояла Тутберидзе.       Она моргнула, сбрасывая с себя внезапное наваждение, и села рядом так близко, что их колени почти соприкасались. Последние сантиметры преодолела сама Этери, пододвинувшись ближе. Два человека, которым много что было друг другу сказать, сидели молча в пустой раздевалке спортивного комплекса и немигающим взглядом буравили часы, висевшие на противоположной стене. Мгновения становились секундами, секунды плавно превращались в минуту. Женя следила за тонкой стрелкой, ведя тихий счет. Во второй раз за последние несколько минут ее накрыло наваждение, которое она поспешила тут же стряхнуть. Она повернулась посмотреть на профиль тренера и, не долго думая, положила голову на ее плечо. Этери улыбнулась и поцеловала Женю в макушку, с наслаждением вдыхая знакомый аромат духов. Ни одной, ни второй не нужны были слова в этот момент. Ни одна, ни вторая не хотели что-либо выяснить, объясняться или вообще что-то произносить. Вот, зачем пришла Этери в раздевалку. Вот, что она хотела, и, что было необходимо Евгении. Немного развернувшись, Тутберидзе обняла ее, привычно прижимая к своей груди. Женька глубоко вздохнула и спряталась в гриве Этери. Руки нашли свое место на талии под длинным пальто, где немного задралась водолазка, октрыв оголенные участки кожи. Этери вздрогнула от холода рук Жени, но объятий не разомкнула, наоборот сильнее прижала ее к себе, стремясь согреть ее маленькую хрупкую фигурку.       Сколько они так просидели, — сейчас уже ни одна из них не вспомнит. На тот момент они забыли о времени, о том, что спорткомплекс уже закрыт, что таким образом задерживают рабочих. Они забыли, что Женю ждет Орсер. Они и не заметили, как он тихонько заглянул в приоткрытую дверь раздевалки и также тихо ретировался, по мальчишески улыбаясь от увиденной картины.

***

      Короткая программа с ошибками, снятие с произвольной из-за незначительного для общества пустяка, потеря места в сборной… Люди потом будут сетовать: «Фи, неужели фигуристы не имеют запасную пару коньков»; «А что в Спортмастере нельзя было купить новые? Подумаешь, откатала бы один раз программу в непрофессиональных коньках… Некоторые спортсмены со сломанными ребрами катают…»       На злопыхателей сильная Женя никогда не обращала внимания. Этери Георгиевна научила ее давно фильтровать поступающую информацию от неизвестных ей людей: «Говорить будут всегда, Женя! Будут ругать и ненавидеть, будут завидовать и презирать. Но не забывай, что среди разрушителей очень много созидателей. К сожалению, критика и отрицательные отзывы звучат громче, чем похвала и благодарность. Но, поверь мне, последнего будет больше даже в те моменты, когда будет казаться, что тебя ненавидит весь мир».       Тогда Женя сказала, что если у нее будет она, ее тренер, то все это не будет важно. Сейчас в пору морального истощения и эмоциональной нестабильности, Евгения Медведева остро ощущала критику и жестокость со стороны общества, но всеми правдами и неправдами сдерживала себя от реакции на это. Ей повезло в том, что рядом был близкий человек, — мама. Из-за задержки самолета она прилетела в Красноярск утром перед короткой программой. Но она была рядом. И после решения сняться с произвольной программы укрыла свою дочь от жестокого мира в своих объятиях, настояв на принятии успокоительного бокала красного сухого вина. Видимо, именно хмель в ту ночь решил, что если не участие в Чемпионате России и не место в сборной, то хотя бы показательный номер Евгения Медведева откатает. И откатает так, как умеет. На нервах, наотмашь. И пусть говорят злые языки. Глядишь, — подобреют.