сегодня без возгорания

Как писал Григорий Остер: никогда вопросов глупых сам себе не задавай — а не то ещё глупее ты найдёшь на них ответ. Вот я решила их и не задавать — всё равно не знаю, как этой плойкой пользоваться. С моими способностями либо волосы с лицом пережгу, либо накучерявлюсь так, что будет в «Зималетто» не только Бурёнка, но и Барашек. Всё-таки человек хорошо умеет что-то одно — либо мозгами, либо руками, и не только я этому подтверждение; вон, заставь Кольку самого себе обед приготовить, он тут же пожарит суп и сварит яичницу. Поэтому я решила попросить помощи у человека знающего. Нет, не у мамы — у мамы хоть руки и не из одного места, но всё же представление о том, как сейчас красиво, и какие есть завивки, кроме несдуваемой никаким ветром химии, напрочь отсутствует. Быстро совершив все свои утренние ритуалы и что-то пролепетав родителям о том, что сегодня Андрей Палыч ждёт меня пораньше, я прихватила плойку и побежала вниз, к соседу. Даёт советы? Пусть помогает! Конечно, он мог быть занят, мог уже уехать на работу, и вообще, незваные гости с утра бывают хуже мигрени, но почему-то казалось, что Роман дома и отказать мне не сможет. Нажала на дверной звонок. Дверь мне открыли быстро — сосед был почти при параде, в не до конца застёгнутой тёмно-синей рубашке. Волосы только слегка всклокочены... И всё-таки вот по кому видно, что он чувствует себя в пространстве комфортно, свободно и плавно. — Доброе утро, Катя! — Роман улыбнулся, как будто это было утро как минимум выходного дня, и жестом пригласил войти. — Какими судьбами? — Доброе утро, Роман, не отвлекаю? — сразу войти я не решилась, потому что наступило осознание, что такое внезапное вторжение может быть слегка наглым. Поздравляю, Пушкарёва, с логикой у тебя всё в порядке. — Пришли бы на пять минут позже, меня бы уже не было. Но раз уж я ещё здесь, выкладывайте. Я всё-таки зашла. Глупо было бы просто постоять, развернуться и уйти. Прихожая оказалась маленькой, но, судя по всему, полностью обновлённой: отштукатуренные белые стены, свежий линолеум, большой шкаф… В отличие от комнаты, из которой виднелся разный строительный хлам и коробки с ещё не разобранными вещами. Видимо, сосед решил затеять капитальный ремонт. — Давайте сниму пальто, — галантно предложил Роман, уже, впрочем, стаскивая его с меня. Ух ты. Хоть раз почувствовать себя нормальной девушкой — дорогого стоит! — Забавно, что вы решили начать ремонт с прихожей, — с любопытством заметила я, пока сосед прятал пальто в шкаф. — Обычно все как-то стараются в первую очередь обустроить спальное место, свой угол. — Для сна — у меня хороший ортопедический матрас, — Роман жестом пригласил меня заглянуть в комнату; матрас, застеленный мягким пледом и огромная плазма, висящая на стене перед ним, казались островком уюта посреди хаоса. — А прихожая — самое важное место в квартире, мало ли какие гости… вот как вы сейчас! На людей нужно сразу производить хорошее впечатление. — Не самая успешная тактика, — хмыкнула я. — Это как мужчина… ну, или в вашем случае женщина, которая вся такая красивая и обаятельная, но если она стерва, вы же всё равно это поймёте. И хорошее впечатление быстро рассеется. — Тем не менее, Катенька, встречают всегда по одёжке. — Мне показалось, или это камень в мой огород? — Тем более, со многими людьми… гм, в том числе и девушками… дальше первого впечатления дело не заходит. — И что, неужели вы приглашаете своих моделей на ортопедический матрас? — с изумлённым весельем спросила я. — Боюсь даже представить, какое впечатление у них остаётся. — Пока ещё никого не приглашал, — рассмеялся Роман, — не поверите, вы первая, кто увидел мою роскошную постель. А если серьёзно — для комнаты ещё не вся нужная мебель пришла, так что занялся тем, что есть. — И вы это сами всё делаете? Я удивилась; сосед не был похож на человека, который будет заниматься ручным трудом — если не считать раздевание красивых женщин. — Ну не всё, конечно. Стены вот сам штукатурил, потолки побелил. Монотонная работа разгружает мозг. А остальное делают специально обученные люди из Средней Азии, пока я на работе. — Надеюсь, для моей просьбы их звать не придётся. — Я достала из сумки плойку и посмотрела на него умоляющим взглядом. — Вы же имеете представление, как пользоваться этой штукой? Я вот вообще нет. Роман посмотрел на предмет в моих руках; затем на меня; затем начал хохотать. — Я думал, вы меня пытать пришли. А нет, вы всего лишь избрали меня на роль парикмахера! — Да что смешного? — надулась я. — Я просто в вопросах красоты реально ни бум-бум… Но сосед уже скрылся в кухне, а когда появился вновь — поставил принесённый оттуда табурет перед большим настенным зеркалом, усадил меня и выхватил плойку из рук. — С утра мне обычно много чего предлагали — и завтрак в постель, и съехаться, и жениться, — продолжал смеяться он, — но сделать причёску… — Извините! В следующий раз приду с завтраком. — Это необязательно, ведь сегодня я иду к вам на ужин! — Ну… это тоже необязательно, если что, — смутилась я, — мой папа просто строгий, не хочет, чтобы я общалась с кем-то посторонним. Но это вас ни к чему не обязывает. — Вы меня спровадить хотите? — хмыкнул Роман. — Нет? Ну вот значит и приду. Мужчина включил плойку в розетку, распустил мои волосы и начал с ними какие-то неведомые манипуляции. Мне, которой две косички казались верхом парикмахерского искусства, было не понять. — Чувствую себя Сергеем Зверевым… Завтрак не надо, у меня для вас будет другое задание. — Какое? — Небольшая помощь в ремонте. Но об этом потом. — Вы сумели повесить интригу в воздухе. — Не бойтесь, стелить ламинат я вас не заставлю. Так, небольшая услуга за услугу. — Что ж, останусь заинтригованной. — Роман начал накручивать волосы нагревшимся инструментом пыток, и судя по тому, как легко он это делал, я не прогадала с выбором помощи. — Вы сейчас импровизируете или закончили курсы парикмахеров? — Чего только не было в моей жизни… Не вертитесь. Когда поднимали с друзьями агентство, и денег на наряды и стилистов было мало, частенько сам собирал моделей на показы. А уж собрать вас на работу — вообще проще простого. Вы знали, к кому обратиться. Так, за приведением моих волос в порядок, мы проболтали ещё минут пятнадцать о разных мелочах. Роман рассказывал о своих рабочих буднях, я — о своих. В очередной раз я удивилась, как легко мне с ним говорить о чём угодно. С Колькой, конечно, тоже, но Коля — друг с самого детства, я его знаю как себя; а сосед — посторонний мужчина, с которым нас ничего не связывает. Ну, кроме слоек и плоек. Неужели это возможно — общаться на равных с человеком, не думать, как он оценивает твою внешность и поведение, не тушеваться от того, что он — красивый и уверенный в себе, а я — невзрачная серая мышка? Но уверенность Романа в себе и в своём положении в обществе не была заносчивой или равнодушной, и это подкупало. В зеркале мы смотрелись крайне комично — и в этом была вся соль, что вроде как и всё равно. Мне вообще неважно, как он оценивает мою женскую красоту, а его замечания по поводу моего так называемого стиля совсем меня не смущают. Возможно, поэтому я не постеснялась попросить у него помощи. — Всё, — Роман легонько взбил мои волосы напоследок, — можете лететь на работу. Лака, извините, нет, но можете попросить у ваших подружек-коллег. Я смотрела на себя и испытывала странное ощущение: вроде ничего кардинально не изменилось, а вроде объёмные волны из моих жиденьких волос придали лицу другую форму и даже выражение. Вот бы научиться так делать самой... Сосед истолковал моё молчание по-своему: — Подруги у вас, надеюсь, есть? — Есть, конечно, — поднялась я с табурета и улыбнулась, — целых шесть, и все — лучшие! Так что проблем нет, а вам большое спасибо. У вас золотые руки. Рада, что додумалась обратиться именно к вам, и, надеюсь, вы не сильно опоздаете из-за меня. — Как вовремя и хитро вы спохватились! Но мне-то ничего не будет, если я приеду на работу попозже. А вот вы… — Я специально вышла пораньше. — И тем не менее, я могу вас подвезти до «Зималетто», мне по пути. — Мужчина быстро накинул пальто и всунул ноги в ботинки. — Всё, можем ехать. — Роман, — рассмеялась я, — ну в чём же ваш подвох? И с причёской помогли, и до работы довезёте, и на ужин знакомиться с родителями придёте. Какой вам в этом интерес? — Почему же нужно искать во всём подвох? — сосед распахнул дверь. — Ну хорошо, вот вам мои корыстные намерения. Во-первых, дружить с соседями — полезно. Вот я иду на ужин, и мне не нужно тратить деньги на ресторан или готовить самому. Во-вторых, я, может, надеюсь вас завербовать в помощники по ремонту. — Стелить полы вместо работников из средней Азии? Мы стали спускаться по лестнице. — Боже упаси, Катенька! Я ж не изверг какой! — Кто знает! Впрочем, я была только рада помочь Роману — если ему в самом деле это нужно. ** На работе всё пошло как по маслу: женсовет сначала забросал меня комплиментами, а затем атаковал вопросами — понравилась ли моему Коле новая причёска, и что я буду ещё в себе менять ради него. Я вообще и забыла, что у меня якобы есть Коля — я думала о том, заметит ли Андрей Палыч изменения во мне. Душа была окрылённой и пела, настроение было боевое — готовность к переменам. Непонятно только, к каким именно, но ведь главное настрой — а там уже каких угодно дел наворотить можно. Стоит начать с малого!. — Доброе утро, — улыбнулась я, войдя в кабинет, и почувствовала, что мои плечи сами собой расправились. Воропаев, чтоб его Милко покусал, уже был тут как тут, и, по обыкновению, не воздержался от комментария: — Я смотрю, Екатерина Валерьевна, вас, как и многих наших девушек, охватила тоска одиночества? И поэтому даже вы решили сделать что-то со своим имиджем, чтобы на вас, наконец, хоть кто-то посмотрел? — Саша… — грозно начал Андрей. — Попытка всё равно провальная. Хотя кудри у вас, признаю, сделаны неплохие — но вы должны понимать, что вашему… хм, своеобразному лицу они всё равно не помогут. — Воропаев, заткнись! — прошипел Жданов, чуть ли не побагровев. — Катенька, не слушайте вы его, вы прекрасно выглядите! Я решила не оставаться в долгу — и хотя один только взгляд Воропаева меня почему-то парализовал, я отгородилась от этого, сумела вспомнить своё беззаботное состояние дома у Романа, то, какой я могу быть, и сладким голосом ответила: — Александр Юрьевич. На меня и так все смотрят — в частности, вы мой имидж ещё и комментируете каждое утро. Может, всё-таки уже выйдете в приёмную к Виктории? Там всё, как вы любите. — Вот, слышал! — обрадовался Жданов, возликовав. — Катись отсюда, в самом деле, не порть воздух своими тухлыми шутками. — Хамите! — обратился ко мне Воропаев, и я увидела в его глазах весёлый, нехороший блеск. — Нет уж, с Клочковой уже давным-давно скучно. А с вами — не заскучаешь. Так интересно каждый день наблюдать, какую нелепицу вы придумали на этот раз. Не реагировать, Катя! Даже не думай! — Сочту это за комплимент, — улыбнулась я легко и беспечно. — Пушкарёва, да вы оптимистка, — медленно захлопал в ладоши Александр, встал с кресла и подошёл ближе ко мне, преисполненный своей язвительности, — я просто поражаюсь вашему тугодумию! Но если вам нравится считать себя неотразимой, то, конечно, пожалуйста. — Затем его голос зазвучал уже неприкрыто грубо: — Только к Милко вы какого рожна полезли? Вы думаете, ваша идея успешна? Решили, что вы великий стратег? Да вы развалите компанию прежде, чем модели выйдут на подиум... Я слушала и очень надеялась, что моя улыбка не сползла, как маска, и мой взгляд не превратился в кроличий перед большим удавом. Ну почему на меня так действовал именно Александр? Ни Кира с её нескрываемой неприязнью, ни едкая дура Клочкова, ни даже Милко, которому прицепиться ко мне лишний раз — вместо поздороваться. Я же знала, что если маэстро недоволен только тем, что видит, и в принципе объективен, то Воропаев — всегда стремится задеть меня по каким-то странным поводам, самоутвердиться за мой счёт. Было ощущение, как будто я уже совершила какое-то предательство по отношению к «Зималетто». И почему-то это задевало похуже, чем любая объективная оценка. Видимо, это зависть — что мне Андрей Палыч доверяет больше. Я чуть было не высказала то, что думаю, но вовремя прикусила язык. Пока не время. — Все действия согласованы с начальством, — медленно, с нажимом ответила я. — Что-то не нравится — вносите предложения сами. — Действительно, — радостно присоединился к отпору Жданов: — Саш, уже не в первый раз говорю: хватит критиковать наши действия. Если такой умный, то придумай новый план, ещё лучше. Если это на благо компании — так никто же спорить не будет! Наши! Действия! Он меня защищает. Почему-то на предложениях подумать самому Александр сразу начинал сливаться. Кинув на меня последний взгляд из серии особо пронзительных, он скрылся за дверью, а я — испытала огромное облегчение. — Андрей Палыч, — промямлила я, тут же потеряв хватку, — извините, что я так грубо с Александром Юрьевичем... — Что вы, Катенька, — Жданов легко перемахнул через стол и оказался возле меня, усаживая в кресло: — С Сашкой так и надо, иначе он совсем от рук отбивается. Вы только его не бойтесь, пожалуйста, он по утрам особенно едкий и не знает, на кого это выплеснуть. — Боюсь, что тут дело именно во мне, — осторожно предположила я, — вам не кажется, что Александр Юрьевич мне не доверяет? Жданов уселся напротив меня и ехидно усмехнулся: — Ясное дело, бесится. И по поводу «Никамоды», и по поводу того, что множество решений принимаете вы, и я вам позволяю их принимать. — Так, может, всё-таки перепишем «Никамоду» на кого-то, кому Александр доверяет? Мне, в самом деле, было всё равно. — Да бросьте вы, Кать, — отмахнулся Андрей. — А дальше что? Где я ещё найду таких соображающих работников, как вы с Николаем? Александр перебесится и успокоится — он, в конце концов, всегда имел возможность убедиться, что я редко ошибаюсь в людях. Саша просто проверяет вас на прочность — однажды он и к вам привыкнет, поверьте. — Надеюсь, он свыкнется с моей «своеобразностью», — грустно напомнила я. Андрей Палыч поднялся со своего места, подошёл к моему креслу и присел передо мной на корточки, подняв свой взгляд — честный-честный, и ещё участливый. Многое можно было бы увидеть в этом взгляде при желании, но я знала — начальник сегодня просто в хорошем расположении духа и помнит, за что он мне признателен. Впрочем, это не помешало тому, что на моей душе потеплело. Мне многого не надо... — Катюша, ну что вы такое говорите? Срочно забывайте про Сашку — он ведёт себя хуже, чем школьник. Всё у вас прекрасно с лицом, — он немного помялся, видимо, вспоминая, что такое комплименты, — вы очень хорошо выглядите... сегодня. В смысле вы всегда хорошо выглядели... Боже... Но сегодня вообще — высший класс! Честно. Понятно, подумала я, ему — пофиг. Иначе бы он не льстил. Впрочем, ничего нового. — Спасибо. В знак своего восхищения Жданов стащил со своего рабочего стола невесть откуда взявшуюся плитку шоколада и протянул мне: — Вот. Чтобы рабочий день был хорошим. — Он ещё раз преданно заглянул мне в глаза и сказал чуть пониженным тембром голоса, с чёткой расстановкой слов: — Нет дела до других, Кать. Я вам доверяю. Как никому другому. Что мне оставалось кроме как растаять под его взглядом? — Даже когда я критикую ваши решения и кричу на вас, — он взял меня за руку, и я чуть не умерла, — про себя я всегда знаю, что вы — не ошибаетесь. Катя, вместе мы столько всего сможем сделать!.. — Я вас не подведу, Андрей Палыч, — чуть не плача, ответила я со всей серьёзностью. — Я знаю. Жданов одарил меня своей особенной улыбкой — не с такой он готовился к плохим новостям или врал Кире о том, что он честный жених. Это была улыбка, полная спокойствия и доверия. Боже, как же я влюблена. — А теперь за работу! Нам нужно решить, какие ещё ткани мы можем себе позволить. Всё-таки один «АйТи Коллекшн» — совсем бюджетно. Нам нельзя ударить в грязь лицом. — Возьмём кредит для «Никамоды»? — Думаю, другого выхода нет. А потом, Катенька, ищите!.. И я готова искать. Я вообще на всё что угодно готова — ради одного такого взгляда. И уже всё равно, что там Андрей думает по поводу моей внешности — даже если он ничего не замечает, он знает обо мне гораздо более важные вещи; он может на меня положиться и быть спокойным, а не это ли самое главное? ** — Очки надо смЕнить. Когда я пила кофе в баре, ко мне вновь подошёл Милко. Место встречи изменить нельзя? Стоял маэстро с таким видом, будто это не он, и вообще — его заставили, и оказался бедняга здесь случайно. — Впрочем, смЕнить надо всё. Кроме причёски — не знаю, кто тебе это сделал, ПушкАрева, но ты должна руки ему целовать. — То есть, вы согласны? — я улыбнулась так широко, что чуть не треснула напополам. Милко посмотрел на меня взглядом-сканером, а затем развернулся и быстро пошёл прочь. — Ой, всё! Всё-всё! Я этого не говорил, ты сама всё сказала! Я же чуть не подпрыгнула от радости, до сих пор не веря своим ушам. Он согласился! То есть принцип «начни с малого» действительно работает. Радостно допивая кофе, я думала в какой салон оптики мне лучше зайти, и какой формы очки мне больше подойдут. Утренние слова Воропаева, немного подтачивающие мой хороший настрой, теперь окончательно забылись. ** Продавщица в оптике оказалась увлечённой, и очень хотела мне помочь — поэтому очки мы выбирали долго. Остановились на лёгких прямоугольных, с очень тонкой оправой. Я смотрела на себя в зеркало, не понимая закономерностей совпадения формы очков и очертаний лица, но понимала, что они мне на самом деле идут. Теперь, в сравнении с обновлённой головой, было особенно хорошо видно, что и одежда никуда не годится. Как всё это менять, я не имела представления. От многообразия возможных вариантов кожа покрывалась мурашками, но было главное — чувство предвкушения. На пороге квартиры меня встретил Колька, который, как всегда, пришёл сытно поужинать. — Пушкарёва, эволюционируешь! Я и не знал, что ты можешь быть симпатичной. — Это плохой комплимент, — дала я ему лёгкий подзатыльник, рассмеявшись. — Больше даже не пытайся. — Уж не ради ли нового соседа такие перемены? Я внутренне ухмыльнулась. Ох, Коля, если бы ты знал всю правду! Но это вовсе необязательно; мои страдания по Жданову не могли иметь никакого продолжения — а, значит, и рассказывать об этом кому-то тоже смысла нет. — Он, кстати, уже тут — и даже успел очаровать Валерия Сергеича. — Роман здесь? — удивилась я, впрочем, уже увидев новые ботинки на коврике. — Давно? О чём говорят? — Роман Дмитрич рассказывает, где служил. Ты же знаешь, твой отец питает слабость к таким рассказам — так что сосед уже попал в разряд добропорядочных. Нет, Кать, скажи, он тебе серьёзно что ли нравится?.. По какому поводу знакомство? — Иди ты уже, — закатила я глаза, — на кухню! Лишь бы свести меня с кем-нибудь. Пойдём, пойдём, займём твой болтливый рот пирожком с капустой. На кухне перед моими глазами предстала умилительная картина: Роман сидел между моими родителями, сияя, как начищенный пятак, родители — сияли не меньше. Всё это дело заедалось белоснежным тортиком и запивалось «Хеннесси». Ну, Роман, ну, обольститель!.. Не знала, что вечерний чай у нас называется коньяком. — Катюх, нет, ну ты представляешь, — радостно вещал отец, — Рома-то, оказывается, служил под Калининградом, как раз тем летом, когда мы всей семьёй туда на отдых ездили. Судьба, не иначе! — Рада, что у вас нашлось столько точек соприкосновения, — я тоже села за стол, в самом деле радуясь, что папе новый знакомый понравился. — Здравствуйте, Роман, а для кого-то уже и Рома. — Добрый вечер, Катерина! — Сосед широко улыбнулся, как будто сидение с моими мамой и папой за одним столом было лучшим времяпровождением в его жизни. — Давайте и мы с вами перейдём к менее формальному общению. — Я не против… Рома. — Просто замечательно… Катя! — Правильно-правильно, — заметил папа, — всё-таки соседи! Соседи иногда ближе, чем родственники. — Помнится, вчера ты был настроен менее дружелюбно, — хихикнула я, вспоминая, как меня запихнули с балкона в кухню. — Даже договорить не дал, а сегодня уже — Рома, хороший сосед... — А ну цыц мне! Мы посидели, поговорили, познакомились… Дома же, за столом, оно всегда лучше, чем в темноте на балконе, неизвестно с кем. — Мы с Ромой многозначительно переглянулись. — Я убедился, что человек достойный — и теперь могу не волноваться… Стоп. — Отец вгляделся в моё лицо, заметив перемены: — Ты очки сменила, что ли? И причёску? Когда успела? Уходила одна, вернулась совсем другая… — Добрые люди помогли, — улыбнулась я, чувствуя то, как сосед сдерживает смех. — А очки я давно хотела поменять, вот и зашла в магазин. Нравится? — Ох уж эти ваши модные дома… — А ты не гунди! — в разговор вмешалась мама, поставив передо мной тарелку с котлетами и пюре. — Кать, тебе очень хорошо. Ты какая-то… другая, что ли, стала. И очки тебе эти очень идут. — Главное, чтобы усилия окупились, — туманно отозвался Зорькин, на которого я бросила уничтожающий взгляд. — Да, очки очень удачные, — подтвердил Рома, — а причёска — ещё лучше! — Мне сегодня даже сам Милко сказал, чтоб я поцеловала руки теб…— я вовремя остановилась, — тому, кто сделал мне эту причёску. Рома с трудом подавил откровенный ржач, да и я, если честно, тоже. Мы были похожи на двух детей, которые хранят секрет о том, под какой горкой закопано сокровище в виде осколка стекла или записки. Смешной секрет, который, по сути, никому и не нужен — но от этой общности с напуском таинственности было почему-то так интересно и приятно. — Роман, а футбол вы любите? — перешёл папа на вторую свою любимую тему. — Спрашиваете! Сегодня же матч «Реала» с «Барселоной». Как раз собирался смотреть. В этот момент по лицу папы стало понятно, что он нашёл себе нового лучшего друга. Сдаётся мне, что Роман может понравиться кому угодно — даже мёртвому. И это замечательно: положив голову на плечо маме, и наблюдая за Колькой, стремящимся впихнуть в себя как можно больше пирожков, я чувствовала прилив обыденного, повседневного, но такого огромного счастья. Как же всё-таки хорошо дома! ** — Как тебе мои родители? — Замечательные люди. А уж ужин какой! Думаю напрашиваться к вам почаще. Ночью мы стояли на своих балконах. Папа с мамой уже крепко спали, а мне вот не спалось. Роме, судя по всему, тоже — он дымил уже третью сигарету. — Коля думает, что я в тебя влюбилась. — А ты? — с шутливым интересом отозвался Рома. — Естественно, без ума от тебя. Ты мог предположить другое? — Конечно, нет! Чтобы от меня — и не быть без ума! Скажешь тоже. А если серьёзно — ты ведь влюблена в кого-то? — В того, в кого влюбляться нельзя. Смысла рассказывать нет, но поделиться-то иногда хочется. Думаю, сосед не будет подначивать меня на эту тему. — Я даже могу догадаться, в кого, — понятливо хмыкнул Рома. — Ну, ты же понимаешь, что ситуация безвыходная? — Понимаю, — кивнула я сама себе. — Хотя! Ты же тоже, например, далеко не последний человек в Москве. Вы с Андреем Палычем вполне могли бы быть друзьями. Ты можешь получить всё, что захочешь, и бывать, где захочешь. И хотя мы не влюблённые, мы вполне можем называться приятелями. Тебя же не волнует моя внешность, мой социальный статус… То есть в теории — всё же возможно? — Бывает, в самом деле, всякое, — согласился Рома. — Но не стоит забывать, что Жданов, во-первых, скоро женится. Во-вторых, женитьба по рабочим и семейным обстоятельствам вряд ли сорвётся, даже если он эту Киру уже видеть не может. В-третьих: ладно, представь, что всё сложится так, что он обратит на тебя внимание, разглядит в тебе прекрасную, необыкновенную личность и влюбится — тебе придётся остаток жизни, ну, или того времени, которое он тебе отмерит, быть в роли любовницы. Мужчины вообще редко готовы кардинально менять свою жизнь. Ты, Катя, на это согласна? — Умеешь же разбивать мечты, — я грустно улыбнулась. — Ну так и жизнь — не сказка, — философски заметил сосед. — Но в ней есть много прекрасного помимо несбыточных мечт. И правда — сегодня был такой хороший день; в тяжёлые мысли погружаться совсем неохота. Расправить плечи — и вперёд! — Кстати, я бы называл тебя балконной подругой, а не приятельницей. — С сегодняшнего дня, — рассмеялась я, чувствуя лёгкость, которая дарит абсолютный пофигизм, — можно и не только балконной. Можно и квартирной. Домовой. — Тогда ты будешь балконная, а я буду домовым! Идёт? — Чудесный дуэт. — Облака в небо спрятались, звёзды пьяные смотрят вниз… — И в дебри сказочной тайги падают они, — допела я. Теперь у меня есть не любимый, не жених, не кум, не друг, не приятель — а домовой-отрезвитель. Что ж, Пушкарёва, у тебя как всегда — всё не так, как у других. Это ли не прекрасно?