сегодня без возгорания

Наступил день, когда мы оказались в полной и безоговорочной власти Милко. Мы втроём — Жданов, Воропаев и я — собирались выйти на подиум в предложенных маэстро нарядах из линии «унисекс». Я оказалась везучая: мне достались объёмная леопардовая толстовка и свободные джинсы. А вот мужчинам повезло меньше — им Милко предоставил не толстовки, а рубашки той же расцветки и очень, очень узкие брюки. — Извращенец проклятый! — сердито проворчал Жданов, переодеваясь за ширмой. Воропаев воспринял ситуацию более легко: — Нет, Андрей, а чего ты хотел? — тоже переодеваясь, сказал он. — Унисекс он и есть унисекс — женственность и мужественность смешиваются, и ничего постыдного в этом нет. Ты же сам эту идею предложил. — Да Милко просто издевается над нами! У него были вещи и поскромнее, для обычного потребителя, я видел — но он специально хочет сделать из нас клоунов, насолить. С вами, Катя, он ещё хорошо обошёлся. Мне жаловаться и впрямь было не на что. Когда Андрей и Александр вышли из-за ширм, я не удержалась от улыбки. Выглядели они… мягко говоря, непривычно. Андрей Палыч, от которого всегда за версту несло маскулинностью и брутальностью, теперь был похож на участника бойз-бэнда, поющего исключительно для маленьких девочек. Правда, угрюмое выражение лица с костюмом никак не сочеталось — от этого было ещё смешнее. Воропаев в роли секс-символа чувствовал себя несколько свободнее: расстегнул верхние пуговицы обтягивающей рубашки и немного растрепал волосы. Правда, это не помогало скрыть бледность и худобу, которые поселились на его лице в последнее время — судя по всему, разгульный образ жизни давал о себе знать. — А что, Андрюш, — веселясь, сказал он. — Группа «Модерн Токинг» на пике славы. Ты Томас Андерс, а я Дитер Болен. Я не удержалась и хихикнула. — Ой, да ну вас, юмористы недоделанные, — махнул рукой Андрей и вышел из мастерской. Оставаться наедине с Воропаевым было неуютно, поэтому я, помявшись, тоже решила пойти на подиум. Но Александр Юрьич сам схватил меня за руку. — Куда вы побежали, Катя? Неужто до сих пор меня боитесь? — томно спросил он. — Странно, я ведь даже не тревожу вас в последнее время. — Боюсь вас? — я постаралась не напрягаться. — А есть повод, Александр Юрьевич? — Поводов может быть масса, Екатерина Валерьевна, — ухмыльнулся Воропаев. — Всё зависит от того, что вы принимаете во внимание. Несмотря на все внешние и внутренние обновления, я так и не научилась до конца справляться с собой в его присутствии. От Александра шла подавляющая энергетика, и даже если он не говорил что-то неприятное напрямую — было ощущение, что вот-вот скажет. Я продолжала оставаться в состоянии боевой готовности. — Только то, что нужно, — максимально спокойно ответила я. — В частности, ваше мнение, что я мечтаю присвоить себе вашу должность или может даже какую повыше. Вас же гложет, насколько я якобы прожжённая девица? — А разве это не так? — Воропаев наклонился к моему уху и нежно прошептал: — Втёрлись в доверие к Андрею, уютно расположились под его тёплым крылышком. Я-то знаю, как бы вы радовались, если б я исчез. Или соврёте, что не думали об этом? Присутствие неприятеля максимально нервировало — я знала, что там, за стеной находились Андрей, Милко и ещё люди, но Воропаев умел обозначить своё присутствие так, что меня не покидало ощущение, будто мы сейчас — одни в целом мире, и помочь, в случае чего, мне тоже никто не сможет. Тем не менее, я, в очередной раз удивляясь своей выдержке и мысленно благодаря папу за то, что воспитал меня, как настоящего солдата, повернулась к Александру Юрьевичу и сказала не менее трепетно: — Поверьте, достаточно того, чтобы вы просто молчали и не мешали работать. — А вы, Катя, очень умны, — опасно, почти хищно улыбнулся Александр. — Я бы даже сказал, слишком, фатально умны. Мне нравится, что вы, наконец, показываете зубки, ведь именно сейчас вы — настоящая, а не когда были скромной безобидной мышкой, которую мы все видели ранее. Но так даже интереснее. — Мышкой быть невыгодно, — шёпотом ответила я, — а то такие коты, как вы, слишком многое начинают себе позволять. Впрочем, я рада, что вам интересно. Надеюсь, вы хорошо спите после этого. — Сплю я прекрасно, — заверил Александр, — жаль, что сегодня один. Но вы же теперь ко всему прочему ещё и красивая. — Здесь он попытался быть обольстительным, но вышло не очень: — Может, хотите составить компанию, чтобы согреть мою холодную постель? Уверен, что и в этом вопросе вы далеко не такая скромная, какой хотите казаться... Думаю, даже Колька с предложением секса девушке справился бы лучше. Впрочем, было понятно, что Александр просто хочет оскорбить меня и вывести из себя. Такого удовольствия я ему, конечно, не доставила. Я вырвала свою руку из руки Воропаева и всё-таки пошла к выходу. — Зато вы в последнее время сильно сдали — думаю, справитесь без меня. — Осторожно, Екатерина Валерьевна, — донеслось мне в спину. — Желания имеют свойство исполняться — только когда они исполняются, бывает, что человек не радуется, как ожидал, а волком выть начинает. Боже, с перепоя он, что ли? Надо же такую ерунду нести, ни к селу ни к городу. — Вам бы выспаться, как следует, может добрее станете, Александр Юрьич. Я вышла на подиум, где уже переругивались Жданов и Милко. Александр вышел следом за мной. — Ты мог бы подобрать что-то более скромное, — обвинил маэстро Андрей. — Андрюш, — с нескрываемым удовольствием садиста ответил Милко, — это же пОказ. Если бы я одЕвал всех своих рыбонек скромно, я бы никОгда не стал известным. — Но мы-то не модели! — взревел Жданов. — Шли себе, никого не трогали, нимфам твоим не мешали… — Значит, станЕте ими! — не менее авторитетно рявкнул Милко. — Одежда сама сЕбя не прЕдставит. Вы же когда бУмажками своими занимаетесь, не хАлтурите? И на подиуме хАлтурить нельзя. А ну-ка прОйдитесь все друг за другом. Не торОпясь… И мы пошли, что ещё оставалось делать? Андрей Палыч был предводителем нашего несуразного трио — и выглядел так, будто шёл не по подиуму, а, как минимум, на стрелку с братками. Я шла… как обычно, следуя своему извечному принципу «лучше недо, чем пере». Гораздо хуже, на мой взгляд, было пытаться что-то из себя строить — когда строительного материала нет, а прораб ушёл в запой. Да, самооценка у меня в последнее время повысилась, но иллюзий насчёт себя я тоже не питала… Александр шёл сзади, так что его я не видела. Но, догадываюсь, он тоже не блистал. Естественно, каждый из нас к моделям имел отношение лишь косвенное: Андрей Палыч и Александр Юрьич с ними спали, а я — слушала рассказы, как с ними спит Роман Дмитрич. Как прозаичен этот мир, насколько в нём нет ничего нового!.. — Боже… ПАстушка и её бараны на выгуле, — хватаясь за голову, запричитал Милко. Я даже боялась предположить, кто из нас пастушка. — Ты, ПушкАрева, так и быть ПАстушка, — ответил на мой немой вопрос Милко. — Идёшь, потому что надо идти. А вы, — повысил он голос, обращаясь к мужчинам, — вы имЕнно, что бараны! Один нЕсется, как на красную тряпку, второго недокОрмили — и он просто уныло плЕтется самый пОследний. — Милко, — я тоже не выдержала и сказала жалобно: — Но мы ведь в самом деле не профессионалы. Учить нас правильной походке с нуля — это полный абсурд. Времени нет, мы же всё-таки ещё и работаем. — А я что, не работаю? — пуще прежнего разозлился маэстро. — Я хочу, чтобы всё было идеально, и вы не помешаете мне! — Так, может, сделаем гораздо проще? — раздался голос Александра. — Просто не будем участвовать в показе, и всё? — Хоть что-то дельное сказал. — Ты же сам это придумал, ты вправе и раздумать. — Да, — с энтузиазмом подхватил Андрей. — Милко, давай не будем портить друг другу настроение? Это был глупый спор — мы тебе уже предоставили хорошие ткани, необязательно над нами дальше издеваться. Давай ты займёшься своими делами, а мы — своими? Я лишь тихо хмыкнула, зная, что нас ждёт. Если бы с Милко можно было просто так договориться, то мы бы вообще тут изначально не стояли. — Нет, — твёрдо и непреклонно возразил маэстро. — Нет и нет! Во-первых, вы не обеспечили меня хорошими материалами на сто прОцентов. Во-вторых, угОвор дороже денег. Или, — прищурился он, — вы не хОтите держать своё слово? По-моему, он просто издевается над нами, и никакой уговор его волнует. Отчитав нас, как последних школьников, и насладившись угрюмым видом Жданова и Воропаева, а также потерянным моим, Милко продолжил экзекуцию: — Так, давайте по отдельнОсти. Бараны пусть идут погуляют, пАстушка остАется! *** В общем, чего я только не натерпелась от маэстро. Оказалось, что осанка моя не подлежит коррекции, да и вообще я вся — коррекции не подлежу, и что я такое дерево, что любое настоящее дерево из леса и то бы мне не позавидовало. Отнеслась я к этому философски — после мирового разноса, не дожидаясь, пока поиздеваются над Андреем Палычем, пошла пить многострадальный кофе в бар. Ну а что с меня взять? Я никогда не переживала по поводу способностей, которыми и не должна была обладать, поэтому и обижаться было бессмысленно. Для Милко ругаться — это способ существования, как дышать; стоило бы уже привыкнуть. Вместо обид я решила подумать о своём, о девичьем — в последнее время возможность посидеть наедине с собой даже пятнадцать минут выпадала редко. Думала я о разном — мысли быстро перетекали из одной в другую. Об Андрее — что, если бы мы познакомились при других обстоятельствах? Например, он бы был моим соседом, а не Ромка, или, не знаю, мы бы вместе учились? Смогли бы мы найти общие темы для разговоров, сошлись бы наши мировоззрения? Сейчас понятно, что в работе мы сходимся очень хорошо, как паззлы друг другу подходим, взаимодействуем почти как единый организм — а что бы могло быть помимо всего этого? Ведь я вообще не знаю Андрея, как обычного человека, не своего шефа. Он от меня бесконечно далёк. Что он любит? Чем увлекается? Что делает по вечерам? Почему у них с Кирой не ладится? Об Александре — что он просто достал даже своим присутствием. Воропаев прав, без него было бы легче; только, конечно, я не настолько продуманная, как он считает, чтобы избавляться от него. Единственное, что я могла бы сделать — попытаться телепатически внушить ему мысль уйти на другую работу. О родителях — что они (в частности папа) ослабили свой контроль. Не во всём, конечно, но теперь я гораздо меньше выслушиваю упрёки, если возвращаюсь домой поздно. Кстати, именно на этой почве мои прогулки с Ромкой не осуждаются: папа так рад в те дни, когда я не перерабатываю, что даже моё общение с посторонним мужчиной его пугает не так сильно. Нет, конечно, сомнения он высказал — что лучше бы мы общались дома, под надзором; но почему-то и отец, и мама Роме патологически доверяют. Почти как Коле. Папа всегда очень верит своим впечатлениям о людях — и если он решит, что человек, что называется, «настоящий товарищ» и «друг-портянка», то ничто уже не сможет это мнение поменять. Ну, и о самом Малиновском, конечно. Он, пожалуй, необыкновенный. С ним можно чувствовать себя собой и ничего в этой жизни не бояться — редкое качество. Он как будто вселяет уверенность одним своим видом, только эта уверенность не мимолётная, а с большим запасом: остаётся даже в его отсутствие. Я бы сказала, что Ромка — человек, который может много давать другим; и от него даже не потребуется никаких усилий, чтобы сделать это. Достаточно просто появиться. Знает ли он об этом сам?.. От блуждающих мыслей меня отвлекла Таня Пончева. Выглядела она неловко, будто боялась что-то спросить. Судя по затаившемуся у ресепшна Женсовету — спрашивать было что, и Танечка стала разведчиком. Видимо, всё дело в том, что я из-за постоянной занятости уже несколько дней не обедала с девочками — а сплетни у нас распространяются гораздо быстрее, за несколько минут. Я даже догадывалась, какие именно. — Катя, слушай, — всё-таки начала Таня, — мы всё спросить хотели. Вика говорила недавно, что ты у неё какой-то солидный вариант из-под носа увела… — Она вам это говорила? — полюбопытствовала я, не сдерживая шальную улыбку. — Нет, ты что, — махнула рукой Пончева, — будет она с нами ещё делиться! Это мы её разговор с Кирой подслушали… Эх, девочки, неисправимы! — Кать, это правда? Если да, то как же Зорькин? Или вы уже всё? Но если бы всё, так ты бы наверное рассказала подругам… Рассказала же? Таня генерировала пятьсот вопросов в секунду, а я попыталась сообразить, как выкрутиться после своего легкомысленного поступка. Не то чтобы это было делом государственной важности, но обсуждать лишний раз свою личную жизнь мне тоже не хотелось. — Танюш, — прервала я подругу, решив, что лучше рассказать всё как есть, и окликнула девочек, которые разве что попкорн не жевали, смотря на нас: — Хватит уши греть! Пойдёмте в наш зал совещаний. И Женсовет гуськом двинулся за мной. Когда мы оказались в туалете, я проверила все кабинки на наличие лишних ушей, а потом начала рассказывать всё по порядку. И про то, что Роман Малиновский мой сосед, и про наше общение, и про несостоявшееся его рандеву с Викой. К концу рассказа девочки покатывались со смеху. — Только никому! — строго сказала я. — Вы же не хотите, чтобы Вика узнала правду? — Ой, — отсмеявшись, сказала Амура, — да нет, конечно. Пусть побесится, ей это полезно. — Всё ищет себе богатеньких, — сочувственно сказала Шура, — хотя уже давно пора знакомиться с мужиками в пивнушках, там её контингент. — Знай наших! — торжествовала Машка. — Слушай, Кать, а Коля тебя к Роме не ревнует? — Нет, он у меня современный, — улыбнулась я, — и верит в дружбу между мужчиной и женщиной. И мне тоже верит. — А я бы на месте Коли забеспокоилась, — загадочно отметила Света, — да-да, я помню этого Малиновского, в журнале каком-то фото видела, с Хмелиным они там вместе. Красивый такой, сразу видно, что Дон Жуан… Ой, Катя, была бы ты осторожнее, такие никогда с женщинами просто так не дружат… Последнее предложение я не услышала. Мой мозг зацепился за знакомую фамилию. — С кем, говоришь, он был на фото? — переспросила я Локтеву. — С Анатолием Хмелиным, — повторила Света, — это который президент «Меридиана». Они же старые друзья, если я не ошибаюсь — не знаю, как сейчас, но раньше частенько вместе на разных тусовках и светских мероприятиях появлялись… А что? Ничего. У меня в голове как будто шипучка разламываться начала. Кололо так ощутимо, и все мысли просто спутались — ни одной не удалось поймать и распутать. И я подумала, что если не позвоню Роме и не выясню всё вот прям сейчас, меня хватит инфаркт. — Извините, девочки, — ничего уже не слушая, сказала я и поднялась с места, — мне нужно срочно позвонить. Вслед мне донёсся удивлённый гул, но я уже набирала нужный номер. — Добрый день! — поприветствовал меня Рома. — Как трудовой процесс? Надеюсь, Клочкова не предала тебя анафеме? Ты ещё жива и цела? В любой другой момент я бы подхватила его шутливый тон, но точно не сейчас. — Ром, — серьёзно сказала я. — У меня только один вопрос, и, пожалуйста, ответь на него честно и исчерпывающе. — Ты меня пугаешь, — насторожился Малиновский, — если не реагируешь на шутки, значит, что-то не так. Очень сильно не так. Но спрашивай, конечно. — Что тебя связывает с Анатолием Хмелиным? Удивление я услышала даже через телефон. — Это мой друг с университетских времён. Раньше мы дружили достаточно плотно, сейчас как-то уже разошлись пути — у каждого своя жизнь. Так, иногда только на разных мероприятиях встречаемся. А почему ты вдруг спросила? — Ты же знаешь, что он самый главный конкурент «Зималетто»? И что у них с Андреем Палычем очень напряжённые отношения? — Ну да, слышал, Толя что-то такое говорил, что однажды обязательно уделает Жданова, но это как-то всё было несерьёзно, больше в шутку, а что… — Рома остановился и задумался, сделав самый логичный вывод: — Подожди, ты думаешь, что наша дружба с ним имеет какое-то отношение к дружбе с тобой? Даже от одного предположения мне стало муторно, и я почти что взмолилась: — Пожалуйста, скажи, что это не так! Рома замолчал, а я от волнения себе чуть не сгрызла все недавно наманикюренные ногти. Три секунды, боже, что он там мог обдумывать за такое длинное время?! — Нет, Кать. Это не так, — припечатал он, и никогда в его голосе я ещё не ощущала столько серьёзности. — Я бы никогда не смог так искусно над тобой поиздеваться. — Честно? — выдохнула я, ощущая, как с души спадает непомерный, огромный, ужасный груз. — Ну конечно честно, глупая, — рассмеялся Рома уже привычно легко, и я от этого смеха чуть не расплакалась, так я перенервничала за эти чёртовы пять минут, — ну как ты себе это представляешь? Я узнал, где ты живёшь, чтобы купить квартиру рядом, из которой сам же выгнал твоих соседей? А потом, зная, что ты выйдешь на балкон и закуришь, специально подставился под сигарету, чтобы завязать с тобой разговор? И всё это для чего? Чтобы выудить из тебя какие-то сведения о «Зималетто»? И это всё во имя не такой уж крепкой дружбы, когда у меня у самого прибыльный бизнес, который вот вообще не хотелось бы пачкать в такой грязи? Тебе не кажется, что этого даже для детектива многовато? Рома говорил, как обычно, весело, шутя, и казалось, что его это даже не задело. А я, я, как обычно, смеялась над его шутками и чувствовала, как затаившаяся змеёй липкая тревога отпускает меня. — Ну что, я тебя успокоил, мисс Подозрительность? — спросил Малиновский. — Можно теперь отпустить тебя без риска, что ты надумаешь что-то не то? — Конечно, — шмыгнула носом я, — прости меня, дуру! Я не имела права даже подумать что-то такое. Просто информация о вашей дружбе так внезапно свалилась… — Ты молодец, что спросила, — тепло отозвался Рома, — а не продолжила надумывать. Вечером зайдёшь? — Зайду, конечно, — радостно ответила я. Попрощавшись с Малиновским, я поплелась в свою каморку. Попутно думала. Боже, какой стыд! Утопиться можно от стыда. Я ведь его в самом деле могу назвать другом, очень хорошим. Я Ромке столько всего доверяю, даже не задумываясь, потому что чувствую — что ему доверять можно. Но также я понимаю, почему сомнение так быстро завладело мной. О нём я знаю, конечно, больше, чем о том же Жданове. Я знаю, как Рома проводит вечера, какой тип девушек он любит (темноволосые, высокие и стройные), что ему нравится в людях, а что — претит (почти ничего, кроме вторжения в личное пространство), где он предпочитает обедать, а где — ужинать, и даже его размер ноги (после похода по магазинам). Я знаю, что он в меру циничный романтик — или романтичный циник, суть не меняется. Я знаю, что с ним весело и классно. Вся загвоздка в том, что я не знаю чего-то фундаментального. Его причин и мотивов. Почему он воспринимает эту жизнь именно так, а не иначе. Его прошлого. В том числе и почему он решил поселиться именно в нашем доме, в однушке, если явно мог позволить себе что-то большее. Я не знаю ничего о его семье и любимых женщинах, если они когда-то были. И о друзьях, кроме, как теперь выяснилось, Хмелина. Рома как будто вечный одиночка, и не обременён не только серьёзными отношениями, но и вообще — общением с людьми. Кто ему близок? Кого он ценит? В общем-то, несмотря на всю свою открытость, Малиновский, как это ни парадоксально, остаётся закрытой книгой. Наверное, надо больше его спрашивать. Ведь я спросила сегодня — и он вполне внятно, не таясь, ответил на вопрос. Можно будет спросить и про другие вещи. Не обязательно сейчас, со временем, но Рома расскажет о себе больше — и тогда это чувство таинственности исчезнет. Обдумав всё это и придя к удовлетворительным выводам, я с лёгким сердцем вновь принялась за работу. *** ...И моё сердце оставалось лёгким ровно два дня. Всё самое худшее случается неожиданно, когда совсем к этому не готовился. Вот и мы с Андреем Палычем не готовились. Когда я зашла очередным утром в кабинет, Жданов сидел не то что злой или мрачный — он, кажется, был абсолютно подавлен. В глазах его читалось полное непонимание ситуации, какой-то даже испуг. Я его никогда таким не видела. — Андрей Палыч, что случилось? — с тревогой спросила я. — А вы, Кать, подойдите, — еле слышно сказал он, приглашая меня к компьютеру. Я осторожно прошла и встала рядом с ним, а затем Жданов включил одно любопытное интервью. — Компания «Меридиан» следует модным тенденциям, — говорил мужчина солидной внешности. — Конечно, я не могу раскрывать всех секретов, но некоторыми деталями, так и быть, поделюсь. В новой коллекции у нас будет также представлена одежда в стиле «унисекс» — для более молодого поколения, потому что, естественно, мы не стоим на месте и расширяем свои горизонты. Ведь время идёт, и мода тоже трансформируется — вместе с ней трансформируются и запросы общества. Кстати, вас также ожидает небольшой сюрприз. Мы провели небольшой эксперимент, и наглядно покажем, как одежда от нашего дизайнера поменяла невзрачных, на первый взгляд, девушек. Вы поймёте, что главное — это не сама внешность, а то, как вы эту внешность упаковываете. С одеждой от нас понять это будет вполне несложно… Мужчина на экране продолжал говорить, а я не могла даже пошевелиться от ужаса. Потому что, как я уже поняла, этим мужчиной был Анатолий Хмелин. — Кажется, нас обскакали, — всё ещё не до конца осознавая ситуацию, издал нервный смешок Андрей, — причём с нашими же идеями. И я даже догадываюсь, кто этому мог поспособствовать. Не подскажете, Кать, а?.. Мне лишь хотелось сделать дырку в голове и достать через неё всё серое вещество — только чтобы не допустить туда мысль, что человек, которому я поверила, мог так меня подвести. Как бы сказал он сам: вот это точно — полное возгорание.