сегодня без возгорания

Андрей не рвал на себе волосы; не метал огненные копья; не ругался; не винил в чём-то меня; не орал, что всё пропало. Ничего из этого. Лучше бы он, конечно, делал всё это вместе взятое, чем молчал, глядя в одну точку. — Это конец, Катя, — монотонно говорил он, — конец. Если Андрей Палыч такой, то это очень тревожный звоночек. Значит, он не видит никакой дальнейшей перспективы. Что говорить, я и сама не впала в состояние фрустрации только потому, что кто-то из нас двоих должен был держаться на плаву. — И всё из-за чего? Из-за того, что у нас с вами слишком длинные языки. Это же надо — так проштрафиться. — Жданов был спокоен, как монументальная многовековая скала, будто просто констатировал отстранённые факты. — Отец правильно говорит, я — слишком легкомысленен для руководства компанией. Слишком импульсивен, принимаю решения с бухты-барахты. А так разве можно?.. Да лучше бы это кресло, — Андрей медленно постучал по его ручкам, — доверили Сашке. Так, ясно. Пациент скорее жив, чем мёртв — вот что в Жданове оставалось неизменным, так это способность накручивать до предела. До какого-то невообразимого предела. Я внутренне содрогнулась от мысли, что пост президента даже теоретически может занимать кто-то другой — а уж тем более Воропаев. — Так, хватит, наконец, — решительно сказала я, прерывая поток самоуничижения, и развернула кресло с шефом к себе. — Андрей Палыч. — Тот посмотрел на меня со всей скорбью мира, а затем снова перевёл взгляд на желанную стену. — Во-первых, если это тот, о ком мы с вами думаем, то виноваты не вы, а я. Мне и отвечать за это. Во-вторых, я вообще не уверена, что это Роман. Мне всё равно не хотелось верить. Может быть, всё это — глупое совпадение? Не может же быть всё так плохо! Ромка не мог — доказательств, кроме его честного слова, нет, но, по крайней мере, мне так говорила интуиция. Забавно, конечно: я всегда смеялась, если в очередном ментовском сериале, которые так любил папа, кто-нибудь из близких задержанного говорил что-то вроде «он точно не мог, я же его знаю, я чувствую, товарищ начальник, отпустите!». Конечно, это нелепо — опираться только на чувства, не имея за собой никаких фактов. Но сейчас я понимала, что только это и остаётся. — В-третьих, мы обязательно что-то придумаем. Выкрутимся и ещё выйдем из этой ситуации победителями, вот увидите. — Что мы придумаем, Кать? — безжизненно сказал Андрей. — Что? Производство запущено, одежда шьётся, мы уже должны были связаться с Юлианой для пиар-компании. У нас нет времени. И средств лишних тоже нет. Вся ставка была на эту коллекцию. — Значит, мы пошьём то, что собирались, и подведём это под какую-нибудь другую идею. Главное, что у Милко свой, оригинальный дизайн, а всё остальное — дело поправимое. Андрей промолчал, будто не слыша. Потом выдал по предыдущей теме: — Это Малиновский, сто процентов. — Кулаки его сжались, а взгляд потяжелел, наконец демонстрируя отблеск хоть какой-то активности. — Убил бы… — Если это так, — тихо ответила я, — значит, повторяю, вы не должны винить себя. Это целиком и полностью моя вина. Я не должна была ему что-то разглашать, даже несмотря на то, что мы с ним близки. — А что толку, Кать? — Жданов отмер и посмотрел на меня уже более-менее осмысленно. — Какая теперь разница, кто виноват? — Он повысил голос, а я вздохнула с облегчением. — Да, вы не должны были рассказывать. Да, вы поступили непрофессионально. Но я, знаете, тоже имею к этому самое прямое отношение — я сам поверил, что он хороший человек и партнёр. И что теперь начальнику требовать от подчинённой, если начальник сам — тот ещё лох? Вы неопытная, вас надо было изначально наставить на путь истинный, а я вот… Догадаться не мог. Я даже и не помнил, что Малиновский с Хмелиным — старые друзья. Вот этого я вообще не ожидала. Видимо, у Андрея Палыча от стресса кукушечка перегрузилась. Обычно он без стеснения срывался на мне — и в гораздо менее серьёзных ситуациях. А тут, если информацию слил всё же Рома, моя вина очевидна. — Андрей Палыч, с вами всё хорошо? — Я положила ему руку на лоб. — Ничего не болит? — А вы думаете, Кать, я только и способен, что орать без разбору? — грустно усмехнулся Жданов. “Да!” — тут же крикнул мозг. — Ну что вы, — сказала я. — Я же в состоянии брать на себя ответственность. — Андрей Палыч медленно закачался на кресле; видно было, что в его голове закрутились какие-то шестерёнки. — Тем более, что делу это не поможет. Информацию можно было выудить не только через вас, но и через кого-нибудь другого. Даже у стен есть уши, а у зималеттовских стен, — он издал тяжёлый смешок, — так вообще огромные локаторы. — Так это мог быть кто-то из компании! — воскликнула я. — Мы же не знаем, тут столько людей работает. Да и в целом, если Рома хотел бы что-то узнать, то ему достаточно было бы прийти сюда, разговорить Милко — они же старые приятели. Посмотреть на своих моделей, в конце концов. Зачем такая сложная схема действий, зачем ему подбираться именно ко мне? — Кать, — Жданов посмотрел на меня снисходительно, как на несмышлёного ребёнка: — Ваше желание защитить друга похвально, но давайте наконец вспомним, что мы не в детском саду друг другу в вечной дружбе и любви клянёмся. То, что Малиновский — ваш сосед, действительно могло оказаться случайностью. А вот когда он уже понял, кем вы являетесь, им с Хмелиным мог прийти в голову прекрасный план. А, может, даже и плана никакого не было — может, Роман Дмитрич, желая сделать другу подгон, просто взял всё да и рассказал. — Но… — я хотела ещё побиться в попытках защитить Рому, — обвинять человека без доказательств мы тоже не можем! Вы понимаете, насколько это серьёзно? — Да, Катя, — весомо ответил Андрей, — понимаю. Но у меня пока не имеется других вариантов. Вы можете предположить кого-то другого? У меня вариант, конечно, был. Но я не знала, насколько безопасно озвучивать его Андрею. — Что же вы зависли? — О, кажется, тигр, живший внутри Жданова, вновь начал оживать. — Нечего сказать? — Есть чего, — спешно выскочило у меня, и я поспешно прикусила язык. Дура! — Впрочем… нет, не то. — Нет уж, Кать, сказали «А», говорите и «Б». Я, взволнованно почесав нос и прикинув, какова вероятность того, что Жданов прибьёт меня, а затем вынесет из кабинета вперёд ногами, тихо сказала: — Вы не думаете, что это может быть Воропаев? Как я и ожидала, система перегрузилась. — Сашка? — Ну, других у нас вроде нет… Чёрт бы меня уже побрал за мой длинный язык, который так и не прикусился. Глаза Андрея недоверчиво сузились: — Мотив? — Хотя бы желание подставить меня, — высказала я одно из предположений. — Вы же знаете, как он ко мне относится и что он обо мне думает. Вполне может выглядеть всё так, что я действовала в одиночку или с Малиновским заодно. — Бросьте, Катя, — тут же отмахнулся Жданов, — Саша не способен из желания насолить вам подставить под удар всю компанию. “А вот из желания насолить и ВАМ, Андрей Палыч, вполне способен”, — подумала я, но говорить вслух не стала. Всё равно не увидит и не примет. — Тем более, он знает, что на вас я никогда не подумаю — только если за руку с поличным поймаю, и то, буду убеждать себя, что мне привиделось. Это до такой степени глупо и абсурдно, что на его месте даже задумываться бы не стоило. Так что не вариант. Вспомнишь солнце — вот и лучик. Точнее, я бы сформулировала по-другому: не о солнце, имеющем отношение к небу, а о том, что относится к земле и удобрениям. В кабинет зашёл Воропаев собственной персоной. — Андрей, представляешь, там Клочкова в очередной раз увольняться собралась… — увидев нас, он осёкся. — Оу, что с лицами? Что стряслось? — Тайфун, — мрачно сказал Жданов. — Полный и сокрушительный, а, самое главное, конкретно антизималеттовский. «Меридиан» выпускает новую коллекцию. Угадай с трёх раз, что там будет представлено. — И что же? — Александр уселся в кресло напротив, всё ещё не понимая. — Каким-то чудесным образом всё то же, что придумали мы. Нас подставили, Саш. — То есть как — подставили? — завис Воропаев. — Как это вообще могло произойти? И вот здесь Андрей наконец взорвался. — Как-как! — закричал он, вскочил с кресла и начал ходить туда-сюда. — Как будто ты не знаешь, как это происходит! Просто, все идеи подчистую, весь замысел коллекции. Интервью Хмелина хочешь посмотреть? Слово в слово, буква в букву! А у нас унисекс, а у нас прогрессивные взгляды, мы в будущее смотрим. Тьфу! Александр нахмурился; напрягся; костяшки его пальцев мерно постукивали по столу. — Есть идеи, кто мог его просветить? Андрей посмотрел на меня. — Есть. Роман Дмитриевич Малиновский. Тебе известно, что он друг Хмелина? — Не припоминаю, если честно. Никогда их вместе не видел, — протянул Воропаев. — А жаль, — развёл руками Андрей, нервно усмехнувшись, — если бы припоминал, может, смог бы нас с Катериной образумить! Но, конечно, всё как обычно случается не так и не вовремя. — Андрюш, — Александр зловеще хмыкнул, — а, может, всё проще, чем ты думаешь? Может, предатель находится не далеко, а совсем рядом? И вперился взглядом в меня. Кто бы сомневался! — Да что ты несёшь, — устало провёл рукой по лбу Андрей, — что вы все сегодня с самого утра несёте! Два человека, которым я доверяю больше всего, вместо того чтобы предложить что-то толковое, думают друг на друга. Это просто какой-то пик абсурда! Даже материки на нашей планете дрейфуют, а Пушкарёва с Воропаевым — всё там же, где и были. — Что ты говоришь? — промурлыкал Александр, всё ещё смотря на меня. — Ну, мнение Екатерины Валерьевны просто блещет предсказуемостью. — Как и ваше, Александр Юрьевич, — мило огрызнулась я. — Да хватит вам! — Андрей подлетел и сорвал пиджак со спинки кресла. — Если хотите препираться, и вам совершенно похрен, что будет дальше с компанией, то оставайтесь. А я поехал… к уроду этому. — К Малиновскому? — испугалась я. — Катя, проснитесь уже, наконец! К Анатолию Хмелину! — возопил Жданов, снова сжимая кулаки и превращаясь в борцовую собаку. — Я ему такой унисекс покажу… Я ему… Я ему так одно место отобью, что ничем от женщины отличаться не будет. Пусть потом хоть голый на подиум выходит, чудеса современной моды показывает. Я тоже сорвалась с места, потому что понимала, что Жданова одного лучше не отпускать. Иначе назавтра вся Москва будет знать о том, что президент «Зималетто» предпочитает избавляться от конкурентов посредством боёв без правил. Пиар, конечно, хороший, но слишком кровавый. — Андрей Палыч, я с вами!.. — Жду вас у лифтов, — бросил Андрей. — Саша, ты остаёшься за главного. Пока никому ничего не говори. Только встречу с Юлианой отложи на неопределённое время — нам всё равно сейчас нечего ей предоставить. Я, ввалившись в каморку, быстро надела на себя пальто и шарф, и уже хотела бежать за Андреем, как меня задержал ядовито-ласковый голос Воропаева: — А вы, Катенька, как я и предполагал, не промах. Солидные деньги, наверное, за такое дельце получили? Я развернулась. Церемониться настроения особо не было. — Вы правы, Александр Юрьевич. Зачем искать предателя далеко, если он может быть совсем рядом? Может, это именно вас сумели соблазнить хорошей суммой? — Да что вы, в самом деле, — Воропаев поднялся с кресла и подошёл ко мне вплотную, — не разыгрывайте этот пошлый спектакль. Я с Андреем вместе много лет, а вот вы… — он положил руку на моё плечо, и как я не пыталась эту руку сбросить, не вышло, — вы до сих пор фигура непонятная и загадочная. Ещё и водите дружбу с Малиновским. Может, именно он и порекомендовал вам сюда устроиться? — Это вы сейчас ищете доводы, которые отведут от вас подозрения? — улыбаясь, спросила я. Да, я блефовала. Да, не знала точно, может он на такое решиться или нет. Но мне хотелось увидеть выражение его лица. К сожалению, лицо оставалось непроницаемым. Ни один мускул не дрогнул. Если это сделал Александр, то можно только позавидовать его крепко спящей совести и стальной выдержке. — Мне доводы не нужны. Фактов нет, и против меня вы их никогда не найдёте. — Что же, — развела я руками, — против меня у вас тоже одни лишь предположения. — Катя!!! — донёсся ждановский ор из коридора. — Куда вы там провалились, ну чёрт возьми! Вас Воропаев съел?! Сбросив всё-таки руку Александра с плеча, я побежала к лифтам. В голове было две мысли: хоть бы это был не Ромка, и хоть бы Андрей не переставал мне верить. Никогда. Пожалуйста. Если не получается любви, то пусть хотя бы я останусь для него хорошим и порядочным человеком. *** Вот список того, что Андрей Палыч чуть не снёс на пути к кабинету Хмелина: — входную дверь (1 шт.); — ресепшен (1 шт.); — секретаршу Хмелина, которая что-то лепетала о том, что нам не назначено (1 шт., хотя если учитывать, как она испуганно вжалась в кресло, то 0,5 шт.); — ни в чём не повинную вазу с розами на столике всё той же секретарши (1 шт.). Розы всё-таки жалко. Шучу я потому, что мне плохо. Всё оказалось хуже, чем хотелось бы. Хмелин как будто ждал нас, вольготно развалившись в своём кресле. Естественно, знать Жданова и ожидать, что он не предпримет бурных действий, просто невозможно. Андрей орал много всего. Даже понимая, что упущенное не вернёшь, он давал выход эмоциям. — Тебе нас всё равно не обогнать, — грозил он пальцем, — никогда! Ты можешь украсть хоть всё «Зималетто», но талант нашего Милко тебе не заполучить. — Значит, Жданов, придумаешь что-то новое, — до чёртиков миролюбиво улыбался Хмелин. — Тебе же не жалко поделиться… со старым приятелем? Мода, она, знаешь ли, общая — одна на всех. Тут нельзя думать только о себе, все одно и то же дело делаем. — Да тебе бы красное знамя с такой патетикой поднимать, а не бизнесом заниматься. — Андрей оскалился. — Что, наша слава тебе и твоим дружкам покоя не даёт? Признаёшь, что сам ты ничего придумать не в состоянии? Это же надо было так унизиться — шпионить, вынюхивать… Я думал, ты в этой жизни можешь хоть что-то. — Мы, знаешь ли, люди непринципиальные, — Хмелин остался невозмутимым, — принципиальность иногда так мешает. К тому же, мне даже делать ничего не пришлось — твоя секретарша слишком болтлива. Я похолодела. — Да-да, — на его лице отобразилось такое удовольствие, что мне самой захотелось немедленно этого человека стереть с лица Земли, — Катя, если не ошибаюсь? Рома мне про вас рассказывал. Вы ему, конечно, глубоко симпатичны, как человек, но, сами понимаете, мы уже столько лет дружим. Он не мог не поделиться со мной. Мой друг очень счастлив, что ему выпало такое удачное знакомство. Спасибо вам за содействие. — Нет, — тихо, очень тихо сказала я. — Я же говорил, — так же тихо припечатал Жданов, не оставляя шанса на обжалование приговора. — Они заодно. — Затем вновь обратился к Хмелину, прошипев сквозь зубы: — Да подавитесь нахрен. — Затем резко перегнулся через стол, за которым сидел Хмелин, и схватил его, не успевшего опомниться, за галстук: — Проиграна битва, но далеко не вся война. Я с «Зималетто» ещё посмеюсь, смотря на тебя с мировых подиумов. Хмелин лишь продолжал противно, сально улыбаться. — Палыч, я только рад твоим стремлениям, — ответил он издевательским тоном. — У каждого человека в этой жизни должна быть великая цель. — Урод, — с трудом удержавшись от плевка в лицо, Жданов бросил соперника обратно в кресло. — Катя, пойдёмте. Мы придумаем что-то новое и размажем эти паразитирующие организмы по стенке. Я посеменила за Андреем. Секретарша, когда мы уходили, очевидно, перекрестилась и вызвала батюшку освятить помещение. Хотя с таким начальником, будем честными, ничего не поможет. Когда мы оказались на улице, я чуть не расплакалась. Точнее, расплакаться не вышло — слёзы упрямо стояли в уголках глаз, копились, щипали и не хотели стекать. Холодный, почти зимний, воздух покалывал щёки. — Андрей Палыч, простите, — повинилась я, опустив взгляд в асфальт, — это, в самом деле, всё из-за меня. Я вас подвела. Подвела того, кого люблю! Кого никогда в жизни не хотела подводить. Он не заслуживает такого, он не должен был мне так доверять. — Катя, хватит! — отмахнулся Жданов, а затем, увидев моё состояние, приобнял меня за плечо. — Всякое бывает. Наша с вами задача — впредь быть умнее и осмотрительнее. — Всё равно, — помотала мне головой, — если бы не я, ничего бы этого не случилось. Аккуратно приподняв меня за подбородок, Андрей достал из кармана пальто какой-то платок и осторожно вытер пару скупых слезинок, которые всё-таки успели скатиться. — Плачем делу уже всё равно не поможешь, — почти что ласково сказал он. — Но мы с вами обязательно что-то придумаем. Ну, Катерина Валерьевна! — Он улыбнулся, потрепав меня по щеке. — Где же ваш боевой дух? Вспомните то, что вы сами говорили мне утром. Я шмыгнула носом. — В конце концов, это ещё не такая катастрофа. Нам повезло, что Милко держит все образцы и эскизы при себе и никогда никого к ним не подпускает. А иначе эти клоуны могли бы и их украсть при желании. И вот тогда точно — прощай, мода, можно на завод. Но судьба даёт нам шанс, Кать! Просто предостерегает, чтобы мы были дальновиднее. Я слабо улыбнулась. — Я придумаю всё что угодно, лишь бы только мы с вами догнали и всех перегнали, Андрей Палыч. Честное слово! — Вот, узнаю старую добрую Катю! — обрадовался Жданов. — А пойдёмте-ка с вами кофе навернём, а? Тут неподалёку «Полярная» есть, там готовят чудесный морковный торт. В такой холодный и неприятный день нам необходимо какое-то подкрепление… Зайдя в уютное, небольшое помещение, мы уселись за широкий стол и какое-то время молчали, каждый думая о своём. Жданов неспешно хлебал эспрессо, а я уткнулась носом в свой облепиховый чай. — Неужели это вкусно? — покривишись от вида жёлтой жижи, спросил он. — Очень, — ответила я, уставившись в стол. — Мы когда в Забайкалье жили, мама с папой выращивали облепиху. Хотите попробовать?.. — Нет! — тут же выставил ладони вперёд Андрей. — Спасибо, но внешний вид этой жидкости не вызывает у меня доверия. А Рома бы попробовал. Потом бы ещё минут пятнадцать наигранно кривился от кислого вкуса. И я бы снова смеялась над ним. — Поверить не могу, что всё это было враньём, — отрешённо сказала я. — Получается, и выходные с Пахомовым он продумал заранее. Наверняка знал, что вы там будете. — Видимо, да, — пожал плечами Жданов, — в неформальной обстановке, под вино, можно многое разузнать. Я не знала, что делать. Надо посмотреть снова Роме в глаза и сказать, что я видеть его больше не хочу. Но это будет сложно и больно — смотреть на него, такого же, улыбающегося и добродушного, и понимать, что он на самом деле из себя представляет. Может, лучше вообще перестать отвечать на звонки и родителей предупредить, чтобы больше никогда не открывали Малиновскому дверь?.. — Катя, — осторожно спросил Жданов, — вы всё-таки влюблены в Романа? Так переживаете… — Что? — очнулась я. — Боже, нет, конечно. Какая любовь. Мизансцена «Мой шеф слепой даже в очках». — Ну ладно. Я рад, если это так. — Просто… Мы хоть и недолго знакомы, но успели сдружиться. Представьте, что Александр Юрьевич так с вами поступил. Вряд ли вам было бы приятно. — Да я бы его собственными руками придушил, — помрачнел Андрей. — Всё что угодно можно простить, кроме предательства. Извините, Кать, за дурные мысли. Давайте я этому Малиновскому морду набью, а?.. У самого руки чешутся. — Нет, не надо! — испугалась я. — Слухи потом поползут, нам сейчас это ни к чему… Слухи, конечно, были второй причиной. — В любом случае, Кать. — Андрей осторожно взял меня за руку; меня легонько затрясло. — Знайте, что вы всегда можете на меня положиться. Я не только ваш шеф, но и ваш друг тоже. — Он усмехнулся. — Думал ли я когда-то, что с женщинами можно дружить, видеть в них что-то, кроме набора внешних черт?.. Но жизнь неоднократно доказала, что мы с вами — очень близкие люди. Надеюсь, вы не против такого друга. — Нет, конечно. Я рада, — попыталась я выдавить из себя энтузиазм. — Спасибо, что не подумали обо мне плохо. — Я знаю, что вы никогда меня не предадите. И я вас тоже не предам, — клятвенно заверил Андрей. — Утонули вместе, и выплывать тоже — будем вместе. Можно прямо, как с Зорькиным, клятву зачитывать. А если ты заболеешь, я тоже заболею… Я пожала руку Андрею Палычу. Это ведь — тоже счастье, тоже быть вместе. — Кире вы скажете о том, что произошло? — поинтересовалась я. — Придётся, — задумчиво ответил Жданов. — Головомойка, конечно, та ещё будет, но куда деваться… — Как у вас вообще дела? Ну… помимо работы. Андрей вздохнул — то ли тоскливо, то ли просто. — Стабильно. Всё стабильно, Кать. Ссоры, допросы, куда ходил, где и с кем был. Но я привычный, хорошо умею от этого абстрагироваться. — Он пытливо посмотрел на меня. — Можно, я вам дам совет? — Какой? — я удивилась. — Прежде чем выбирать спутника жизни — хорошенько подумайте головой. Даже если вам будет казаться, что ваш выбор безупречен. — Дружеский совет из личного опыта? — хмыкнула я. — Он самый. Сколько всего я уже передумала в отношении вас, Андрей Палыч, вы даже не представляете. Безупречным вас назвать сложно, а всё же. *** Вечером я ехала домой в полном раздрае. Сначала было полное смятение и бессилие, а потом — потом я разозлилась. Очень сильно. На Малиновского, на себя, на всё. За предательство, за глупость, за то, что обстоятельства складываются именно так. Я же с самого начала его спрашивала: зачем такому человеку, как вы, Роман, общение со мной? Вам делать нечего? Вам скучно, вы решили развлечься? А он говорил, что ему просто нравится, в то время как тихо обделывал свои дела у меня за спиной, изображая участие и расположение. Я же в себя начала верить с подачи этого лжеца — а для него всё это было игрой, забавой. Боже, ну я и дура! Уши развесила. В этой жизни никогда и ничего не бывает просто так, Катя, запомни! Дура, дура, дура. У дверей квартиры Малиновского я уже была близка к состоянию фурии, продавливая дверной звонок сквозь стену. — Катя, я же ещё не оглох, — весело сказал Малиновский, открыв мне, — необязательно так трезвонить. Заходи. У меня, кстати, супер-новость: мы сегодня с Пахомовым, наконец, подписали контракт… Эти слова вывели меня из себя настолько, что я, не рассчитывая силы, зарядила Роме пощёчину. Радуется он! У него всё хорошо! Он успешен, в то время как мы думаем, как спасти ситуацию. Ещё так спокойно говорит об этом, изображает из себя добряка! Ненавижу... — Ненавижу! — прокричала я, бросаясь на него с кулаками. — Как ты мог? Как?! Рома сначала растерялся, держась за горящую щёку, а потом начал хватать меня за руки. Но со мной было не так-то просто справиться — учитывая, что я активно извивалась, вырывалась и чуть ли не кусалась. — Отпусти! — потребовала я. — Катя, да что происходит? Катя, спокойнее... — Хватит изображать из себя святую невинность! — я уже начала шипеть. — Ты всё, всё знал! Ненавижу тебя! Что, доволен результатом? Да как у тебя совести хватает изображать, что всё так же, как и было? — Да объясни мне, наконец, русским языком, что произошло! — проорал Рома и, наконец, выпустил меня из захвата. Я провела руками по голове, выдыхая и приглаживая волосы. — Можешь больше не притворяться. Я всё знаю про ваши планы. — Какие, к чёрту, планы?! — Про ваши с Хмелиным планы! Про то, как вы дружно решили подставить «Зималетто», Андрея Палыча, меня! Ты же сам рассказал своему дружку всё про нашу новую коллекцию, разве нет? То, что тебе тогда, на балконе, рассказывала я, то, что рассказывал Андрей. Да, я знаю, я всё знаю! — Было очень сложно сдержаться от того, чтобы снова не вцепиться Малиновскому в лицо. — Можешь больше не изображать дружбу, твоя миссия уже выполнена. — Я перевела дух и сказала уже тише, с сожалением: — Ну и козёл же ты. Рома стоял, опешив. Почесал голову. Вгляделся в меня, будто бы удостовериваясь, в себе я или нет. Подышал. Что-то обдумал — видимо какой ещё лапши мне на уши навесить. А потом присел на пуфик и начал заливисто, громко, отчаянно хохотать. Даже слёзы от смеха набежали. Я растерялась. А он всё хохотал и хохотал. Отсмеявшись, Рома вновь обратил взор ко мне. — Это Хмелин, позволь узнать, сам тебе рассказал? А затем снова начал смеяться — так, будто сейчас у него случится истерика, непонятно только смеховая или уже обычная. — Ох, Толя, Толя...