xxxxviii. some truths we wish we could hide (South by Sleeping at Last)
-ооо-
31 января 1980 года Альбус Дамблдор считал, что становится слишком стар для всего этого. Выходя из замка Хогвартс на тихие улочки Хогсмида, директор знал, что сегодня у него были дела поинтереснее. Во-первых, Волан-де-Морт всё ещё оставался на пике своего могущества. Во-вторых, в его собственном кабинете были спрятаны крестражи. В-третьих, Дамблдор продолжал тренировки с Регулусом Блэком. И, в-четвёртых, Гермиона Петтигрю оказалась странной головоломкой, так что старый волшебник, по понятным причинам, сейчас был слишком занят. Министерство магии не прекращало мучить его, пытаясь добиться от директора идей, как удержать Пожирателей смерти в страхе, оно созывало собрания в неподобающее время, просто чтобы они могли тайно обсудить тактику усиления защиты магглов и волшебников от Тёмного Лорда. Орден Феникса тоже утомлял Дамблдора, особенно если учесть новое затруднительное положение, в котором они оказались, так как члены Ордена теперь постоянно преследовались приспешниками Волан-де-Морта. В общем, Дамблдор был очень, очень занятым человеком, и директор просто хотел, чтобы сегодняшний день был хотя бы спокойным, чтобы он мог собраться с мыслями, провести время со своим любимым фениксом и просмотреть различные журналы по вязанию, которые он приобрёл в маггловском книжном магазине, чтобы освежить свои навыки вязания. К сожалению, прежде всего он был педагогом, руководил внушительной школой. Благополучие студентов по-прежнему было одним из его главных приоритетов, и Дамблдор знал, что не может позволить этой текущей проблеме ускользнуть от его внимания. Не тогда, когда родители настойчиво приставали к нему в течение нескольких дней, требуя немедленно найти замену профессору прорицания Гавейну Кейси, потому что стремительно приближались экзамены СОВ и ЖАБА, а их детям нужно было учиться. Таким образом, так здесь и оказался великий и всемогущий Альбус Дамблдор, прогуливающийся по улицам Хогсмида в надежде найти достойную замену профессору Кейси, чтобы потом наконец достичь сиюминутного покоя, которого директор так для себя желал. Обычно поиском людей на должности учителей в Хогвартсе занималась профессор МакГонагалл, но заместитель директора в настоящее время была нездорова. Дамблдор решил не ждать две недели, пока она вернётся к работе, и не выдерживать гнев упорных родителей, большое им спасибо. Альбус ласково улыбался тем, кто всё ещё бродил по улицам по ночам, пока наконец не достиг "Кабаньей головы". Когда он вошёл внутрь, над его головой весело зазвенел маленький колокольчик. Как и всегда, заведение переживало далеко не лучшие дни. Каждый уголок, который мог видеть директор, зарос паутиной. Некоторые столы выглядели такими шаткими, что точно упали бы, если бы за ними посидели ещё через пару раз. Большинство завсегдатаев трактира выглядели довольно мрачно, лелея грязные стаканы, до самых краёв наполненные огневиски, но все они уже были потеряны в своих маленьких мирах. Мягкий, раздражённый вздох сорвался с губ Дамблдора, а его глаза мгновенно остановились на Аберфорте. Младший брат директора всегда был неопрятным, даже в детстве. Сам Дамблдор, надо признать, считал, что для Аберфорта будет катастрофой создание трактира, не говоря уже о том, что он находился недалеко от Хогвартса, но бизнес на удивление процветал. Если не обращать внимания на то, что от "Кабаньей головы" странно пахло козами, еда и напитки могли считаться вполне приемлемыми. Младший брат Дамблдора поймал его взгляд и кивнул в знак приветствия. Затем он указал подбородком на одну из задних комнат трактира и вернулся к протиранию барной стойки. Альбус грустно улыбнулся поведению Аберфорта, но это было начало. По крайней мере, он хотя бы снова с ним разговаривал. Аберфорт всё ещё не простил старшему брату Ариану, и формально Альбус тоже не извинился за это. Но он был просто счастлив, что они снова начали общаться. Дамблдор был рад, что господство террора Волан-де-Морта принесло хоть одну хорошую вещь, а именно то, что он старательно исправлял свои натянутые отношения с младшим братом. Директор продолжил свой путь к чёрному ходу, но чуть не запнулся, краем глаза заметив группу молодых людей. Обычно он бы проигнорировал их и продолжил заниматься своими делами, но богатые чистокровные, собравшиеся в группу и тихо разговаривающие между собой, вызвали у Дамблдора беспокойство. Он смог распознать Люциуса Малфоя, чьи платиновые светлые волосы были как попало спрятаны под тёмной тяжёлой мантией. Директор также узнал в группе волшебников братьев Лестрейнджей, Барти Крауча-младшего и Ивэна Розье. Его сердце болезненно сжалось, когда он вспомнил список завербованных Пожирателей смерти, который дал ему Регулус. Директору не хотелось признавать этого, но он всегда знал, что эти чистокровные слепо пойдут по стопам Волан-де-Морта. Из-за явного фанатизма и очевидного прославления всего чистого их путь был определён, как только они поступили в Хогвартс. Дамблдор очень сожалел, что не вмешался, но он был бессилен против Священных Двадцати восьми семей. Он мог бы получить Орден Мерлина первой степени, занять должность Верховного чародея Визенгамота, стать директором Хогвартса, занимавшим эту должность дольше всех остальных, накопить различные награды и престиж, которых хватило бы ему на всю жизнь, но Альбус Дамблдор знал, что в глазах этих фанатичных волшебников он всегда, всегда будет любящим магглов дураком-полукровкой. Надо признать, ему было любопытно, из-за чего они сегодня встретились, но Дамблдор пришёл сюда не для того, чтобы вызывать подозрения. Он сделал мысленную заметку расспросить Регулуса о любых новостях о возможном конце Волан-де-Морта и поспешил к чёрному ходу. Директор мог представить себе пару серебристых глаз, наблюдающих за его движениями, но когда он ещё раз взглянул на подозрительную группу, парни уже были потеряны в своём разговоре. Перед тем, как войти в заднюю комнату, Альбус с безмолвной просьбой в глазах посмотрел на Аберфорта. Взгляд младшего брата Дамблдора ненадолго остановился на группе Пожирателей смерти, и он кивнул, прежде чем обратиться к другому клиенту. Когда директор вошёл внутрь, ожидающая его ведьма мгновенно вскочила на ноги. — Директор Дамблдор! — засуетилась она, а её противные браслеты шумно застучали в такт нервному приветствию. — Пожалуйста, Сивилла, присаживайся, — сказал он, слегка улыбаясь безумной блондинке. Альбус не торопился сесть на стул напротив Сивиллы Трелони и пристально наблюдал за ней, прекрасно зная, что ей становится не по себе от его взгляда. Он никогда не забывал студентов, которых когда-либо учил в Хогвартсе. Странная маленькая ведьма по имени Сивилла застряла в его воспоминаниях, и директор с нежностью вспоминал все те времена, когда она выпаливала случайные пророчества, которые отпугивали её сверстников. Какой бы странной ни была когтевранка, было грустно видеть её одинокой. Но опять же, учитывая преклонный возраст Дамблдора и большой разрыв между поколениями, единственное, что он мог сделать для таких студентов, как она, так это молча подбадривать их. Директор не был сильно удивлён тем фактом, что она сразу же отправила заявку, как только он объявил о вакансии на должность профессора прорицания. Дамблдор уже брал интервью у других претендентов, и некоторые из них действительно выделялись среди других. На самом деле он уже рассматривал возможность приёма на работу Каллиопы Дирборн, но профессор МакГонагалл посчитала, что будет лучше опросить других претендентов на тот случай, если Дамблдору понравится кто-то другой. Сивилла Трелони, по правде говоря, абсолютно не нравилась Альбусу. Хотя её семья была известна своими провидцами — Дамблдор был хорошим другом её бабушки, Кассандры Трелони, — он полагал, что Сивилла не подходила для этой должности. В юности она извергала различные лжепророчества, а директор всё ещё хотел лучшего для своих учеников. — Как дела, Сивилла? — спокойно спросил он. Глаза ведьмы расширились при его вопросе, став неестественно увеличенными и остекленевшими из-за её огромных очков. — Очень хорошо, Дамблдор. Спасибо, — ответила она с придыханием. Сивилла указала на чайник, установленный на столе, и спросила: — Какой предпочитаете чай? — С двумя кубиками сахара и каплей молока, пожалуйста. Директор спокойно наблюдал за Сивиллой, готовившей им чай, уже придумав достойное оправдание, с которым он мог аккуратно отказать ей. Затем эксцентричная ведьма подтолкнула чай к Дамблдору и уставилась на него широко раскрытыми глазами, ожидая, когда он сделает глоток. Альбус понял, что она пыталась сделать, и с внутренним вздохом осознал, что у него нет другого выбора, кроме как пойти на поводу у ведьмы. — Скажи мне, Сивилла, — спокойно сказал Дамблдор, ставя полупустую чашку обратно на блюдце. Её разочарованный взгляд не остался незамеченным, но она снова посмотрела на волшебника. — Как ты думаешь, почему ты подходишь на эту должность? — О, — сказала девушка, нервно накрутив на палец светлый локон. — Ну, понимаете, директор, если это ускользнуло от вашего внимания, я принадлежу к семье провидцев. Его улыбка стала натянутой. — Я очень хорошо дружу с твоей бабушкой, Сивилла, — ответил он. — И я действительно верю, что в юности вы провозглашали различные пророчества. Её щёки застенчиво покраснели, а взгляд упал на стол. — Да, различные пророчества, — весело ответила ведьма. Она бросила ещё один взгляд на чашку волшебника, и с раздражённым вздохом Дамблдор допил оставшийся тёплый чай. — Можно? — неуверенно спросила Сивилла, уже протягивая руку. Директор молча протянул ей пустую чашку и начал наблюдать за тем, как её глаза стали скользить по комочкам чайных листьев на дне чашки. Побледнев, девушка посмотрела на Дамблдора и серьёзно ответила: — Вы умрёте медленной мучительной смертью, директор. Я считаю, что вам следует держаться подальше от любых тёмных артефактов, находящихся поблизости. Они могут проклясть вас, если вы не будете достаточно осторожны. Губы Альбуса удивлённо дёрнулись, когда он вспомнил крестражи, запертые в его кабинете. Дамблдор также вспомнил серьёзное предупреждение Гермионы держаться подальше от кольца Мраксов, и то, как девушка настаивала, чтобы он наложил множество защитных заклинаний на коробочку, в котором оно находилось. Возможно, пророчество Сивиллы не было слишком надуманным. — Спасибо за предупреждение, — ответил директор с доброй улыбкой. — Я запомню это. Ведьма вернула его чашку, но прежде чем он смог убрать руку, Сивилла отчаянно вцепилась в неё своими. Слёзы навернулись на глаза ведьмы, отчего ее глаза стали ещё более остекленевшими. — Пожалуйста, директор, мне действительно нужна эта работа, — зарыдала она. — Я бесцельно искала возможность устроиться куда-нибудь в течение нескольких месяцев, но всё безуспешно. Я практически без гроша, и мне-мне больше некуда идти. Глаза Дамблдора смягчились, и он потянулся вперёд, чтобы погладить руки девушки своей свободной ладонью. — Пожалуйста, Сивилла, не надо слёз, — утешил он Трелони. Она громко фыркнула и вытерла слёзы. Затем Сивилла глубоко, судорожно вздохнула и попыталась прикусить нижнюю губу, чтобы подавить хныканье. Дамблдор с беспокойством похлопал по своей мантии в поисках платка, но затем его глаза слегка расширились, когда он увидел, что взгляд ведьмы потускнел. Сивилла пару раз содрогнулась, прежде чем податься вперёд, склонив голову. Дамблдор только однажды видел истинное пророчество, которое выдала её бабушка, предсказав падение Гриндевальда, но было неоспоримо, что Сивилла собиралась провозгласить своё. Он быстро сотворил сферу и поместил её на стол. В то же время Сивилла резко вздохнула и произнесла слова искажённым и напряжённым голосом. — Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда, — объявила ведьма. Дамблдор вытянулся по струнке, понимая, что пророчество, которое она извергала, касалось падения Волан-де-Морта. — Рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… Внимание Дамблдора привлекли мелькнувшие серые глаза и платиновый блонд. Он немедленно встал, уже не в состоянии осознать всё пророчество Сивиллы, и мрачно уставился на маленькую щель между дверью и косяком. — Что ты там делаешь, парень?! Вон! Вон! Весь! Вон! — раздался хриплый голос Аберфорта из другого конца комнаты. Дамблдору не нужно было выглядывать наружу, чтобы понять, что это Люциус Малфой подслушал первую часть пророчества. Он услышал скрежет нескольких стульев и шаги. В адрес его младшего брата раздалась пара оскорблений, но Альбус хорошо знал Аберфорта, поэтому не удивился, когда владелец "Кабаньей головы" с отработанной непринуждённостью зарычал в ответ. Когда шум снаружи утих, Альбус оглянулся на Сивиллу. Провидица наклонилась вперёд, упёршись лбом в холодную твёрдую деревянную столешницу. Рядом с ней светился серебристый шар, а вокруг кружились отголоски прошёптанных слов. Молодая ведьма внезапно села, а в её глазах появилось смущение. Большие очки перекосились на переносице, и девушка быстро моргнула, глядя на Дамблдора. — О, извините, — сказала она, поднимая руку, чтобы поправить очки. — Что вы говорили, директор? Альбус натянуто улыбнулся и снова опустился на стул. — Я говорил, что вы можете начать переезжать в свободную комнату профессора Кейси на следующей неделе, Сивилла, — спокойно сказал он. Ведьма затуманила глаза. — В самом деле? — ахнула девушка. Директор признавал, что она была не лучшим выбором. Каллиопа Дирборн по-прежнему превосходила её во всех отношениях. Но он боялся, что жизнь Сивиллы Трелони в этой войне только что стала в десять раз важнее, чем чья-либо ещё в этом мире. Дамблдор уже не сомневался, что когда Люциус Малфой услышал первую часть пророчества, её жизнь оказалась в опасности. Было бы лучше, если бы он держал её как можно ближе к себе, чтобы защитить от гнева Волан-де-Морта. — Добро пожаловать в Хогвартс, профессор Трелони.-ооо-
4 февраля 1980 года Лили Эванс-Снегг считала, что она слишком глупа для этой работы. Она осторожно глядела на маленькую статую ангела, стоявшую на её столе, и даже не могла понять, как такой невинный объект мог принести такое огромное несчастье причудливому городку в Дербишире. Девушка неделями работала над этим тёмным артефактом, но всё же не смогла разгадать тайну этой глупой, глупой статуи. Её муж уже заметил, что Лили слишком одержима, попросту тратя всё своё время, которое она могла провести с ним, но, к сожалению, ведьма не могла не думать об этом маленьком ангеле. Восторг от попыток разгадать тайны статуи толкал адреналин по её венам, но сегодня Лили слишком устала, чтобы возиться с этой непонятной магией. В отчаянии взглянув на простую белую краску своего тесного кабинета, она молила Мерлина, чтобы кто-нибудь отвлёк её от этого раздражающего проекта. Лили вздрогнула, когда в её кабинет коротко постучали три раза. Широко раскрыв глаза, она снова уставилась на свой скромный потолок, гадая, не начал ли её утомлённый тренировками Невыразимцев разум придумывать самые невозможные вещи. — Невыразимец Снегг? — послышался мягкий голос с другой стороны двери, после чего последовали ещё три удара. Лили фыркнула, услышав это обращение, потому что ей всё ещё было ужасно непривычно, когда её так называли. Сев сказал ей, что не возражает, если она продолжит использовать свою фамилию. В конце концов, было бы жаль, если бы все начали обращаться к ней по имени, которое она просто приобрела в результате брака. В конце концов они пришли к соглашению, что Лили будет носить двойную фамилию, но её коллеги посчитали, что обращение "Эванс-Снегг" было слишком длинным. Девушка наконец пришла к выводу, что для них она будет "Снегг". По правде говоря, Лили совсем не возражала. — Войдите, — позвала она, понимая, что не дала ответа. Дверь со скрипом открылась, и внутрь заглянул стажёр Отдела, жилистый нервный рыжеволосый парень по имени Сол Крокер. — Невыразимец Снегг, — поприветствовал он девушку, полностью войдя внутрь, когда Лили пригласила его. — Что случилось, Сол? — спросила она. Её глаза стали широкими и умоляющими, побудив молодого волшебника изогнуть губы в улыбке, когда он увидел её раздражённое состояние. — Пожалуйста, скажи мне, что я нужна в другом месте. Пожалуйста. Думаю, я схожу с ума, пытаясь разгадать тайну этой… этой чёртовой статуи ангела! — Лили бросила ещё один взгляд на невинную статуэтку, пытаясь удержаться от того, чтобы швырнуть её через свой кабинет. — У вас посетитель, — вместо этого ответил Сол. — Он специально просил вашей помощи. Лили нахмурились. — Посетитель? — повторила она. Сол коротко кивнул. — Очень хорошо. Впусти его. Сол исчез из её кабинета. Когда он вернулся, за ним следовал Альбус Дамблдор. Глаза Лили расширились, и она быстро поднялась со своего вращающегося стула, чтобы поприветствовать лидера Ордена. — Директор Дамблдор! — ахнула девушка. — Пожалуйста, лучше Альбус, Лили, — сказал он с весёлой улыбкой. — Ты больше не моя ученица. Её щёки покраснели. — Хорошо, простите, Альбус, — запнулась она. Затем девушка указала на пустой стул перед своим столом. — Пожалуйста, присаживайтесь. Хотите чаю? Её беспокоило, насколько сильно директор поджал губы. Обычное мерцание за его очками в форме полумесяцев исчезло, и Лили уже начала подозревать, что этот визит был не просто дружеским. — Боюсь, что у нас есть сегодня гораздо более важные вещи, которые нужно обсудить, — серьёзно сказал Дамблдор. Его голубые глаза многозначительно блеснули, и, коротко кивнув, Лили поспешно отпустила любопытного Сола и снова села на своё место. Ведьма тихо наблюдала за тем, как Дамблдор вытащил из карманов своей мантии светящуюся сферу и положил её на стол. Глаза девушки расширились, когда она узнала в ней пророчество, потому что видела несколько таких шаров, стоящих на высоких полках Комнаты Пророчеств. — Я-я не думаю, что у меня есть полномочия смотреть на пророчество, проф… Альбус, — сказала Лили, поспешно скрывая свой промах. — Я всё ещё на первом году обучения, и с этим обычно справляются старшие Невыразимцы. Позвольте мне… Директор оборвал её, подняв руку. — Я уже говорил с Бродериком, Лили, — заверил он, имея в виду Невыразимца, непосредственно управляющего делами Лили. — Он дал мне разрешение расшифровать пророчество вместе с тобой. Брови девушки подозрительно нахмурились. — Видишь ли, оно о Волан-де-Морте, — спокойно объяснил Дамблдор, не обращая внимания на то, как Лили выдохнула. — Я думаю, будет лучше, если пророчество останется среди членов Ордена. — Что о Волан-де-Морте? Вместо того, чтобы ответить ей, Дамблдор вытащил свою волшебную палочку и трижды постучал по стеклянному шару. Внутри заклубился белый туман, образуя фигуру, в которой Лили узнала эксцентричную Сивиллу Трелони. Она помнила её только как старшую когтевранку, бродившую по Хогвартсу и провозглашающую нелепые пророчества, которые отталкивали от неё других учеников. Нос рыжеволосой девушки невольно сморщился, потому что она знала, что Трелони была обманщицей. Но Лили поджала губы и уставилась в лицо Сивиллы. Её глаза были остекленевшими, почти как в состоянии транса, и когда она открыла рот, голос, который заговорила девушка, оказался низким и искажённым. — Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... — зловеще начала она. — Рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… — сомневающееся выражение лица Лили превратилось в удивлённое любопытство, — ...и Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы... И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой... тот, кто достаточно могуществен, чтобы победить Тёмного Лорда, родится на исходе седьмого месяца... Когда пророчество закончилось, белый туман снова вернулся в стеклянный шар. За зловещим заявлением Сивиллы последовала оглушающая тишина, и Лили нашла время, чтобы обдумать слова, которые она только что услышала. Её разум уже был запутан из-за пророчества, но в голове девушки застряли поразительные отрывки. Фраза "рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов" означала, что родители этого будущего спасителя уже боролись против тирании Волан-де-Морта, отказываясь присоединиться к его делу. А ребенок… "Рождённый на исходе седьмого месяца…" Эту часть расшифровать было легче, и когда Лили пришла к выводу, любопытство на её лице переросло в крайний ужас, а слёзы собирались в уголках её широко открытых изумрудных глаз. Дамблдор грустно улыбнулся её выражению. — Ребёнок Долгопупсов родится в июле, — сказал он. — Как и ребёнок Джеймса и Гермионы, — прохрипела девушка, и теперь по её бледному лицу неуклонно потекли слёзы. Ей не нравилось выражение лица Дамблдора, потому что раньше он всегда, всегда был полон надежд. Тёмные тени под его тусклыми глазами и мрачная линия на лице означали, что эта проблема сильно обременяла директора, и Лили не могла с этим смириться. — Пророчества — это не предсказания будущего, — резко выпалила она, произнося одно из основных правил, которые она усвоила в Отделе Тайн. — Нет, не предсказания, — сказал Дамблдор, изогнув губы в лёгкой успокаивающей улыбке. — Многие пророчества не сбылись. — Но вы обеспокоены, — обвинила его ведьма. — Это написано у вас на лице, — она знала, что была груба по отношению к, возможно, величайшему волшебнику, когда-либо украшавшим этот мир, но в сердце Лили закрался страх перед девушкой, которую она полюбила как сестру. Старый волшебник стал выглядеть ещё более усталым, будто постарев на несколько лет прямо у неё на глазах. Дамблдор крепко поджал губы, и Лили подождала, пока он соберётся с мыслями. — Пророчества произносятся как предупреждение о возможном будущем, — начал Дамблдор. — Они вызывают грандиозное изменение отношения к изменению настоящего, а не активно предсказывают жесткое будущее,— его губы скривились в грустной улыбке, а взгляд встретился со слезящимися глазами девушки. — Не существует определённого будущего, разветвлённого на бесконечные возможности, которое будет зависеть исключительно от действий тех, кто находится в настоящем. Я думаю, что этот простой факт часто замалчивается, когда отдельные умы уже поглощены ужасом или ожиданием будущего, которое всегда будет неопределённым. Я верю, что даже Волан-де-Морт, каким бы блестящим ни был его мозг, тоже был бы таким. — Что вы пытаетесь сказать? — Боюсь, что Томом движут жадность и ненависть, — продолжил Дамблдор. — Если он когда-нибудь откроет это пророчество, он сделает всё возможное, чтобы уничтожить тех, кто, возможно, проложит путь к его падению. Лили в ужасе ахнула. — Но ребёнок! — закричала она. — Что бы ни пришлось сделать, — повторил директор, его взгляд был твёрдым и жёстким, когда Лили беззастенчиво начала рыдать. — Мы должны сказать им, — потребовала она. — Мы должны сказать Гермионе… Гермионе… — слова были заглушены её испуганными криками, и сердце девушки болезненно сжалось из-за её лучшей подруги, которая уже через многое прошла. Лили всё ещё не могла представить, как Гермиона смогла выжить все эти годы в своей предыдущей жизни. С тех пор, как она узнала о Гермионе Грейнджер, Лили страстно желала Гермионе Петтигрю жить счастливой жизнью, лишённой страданий и боли, с которыми её прошлая версия была знакома в течение многих лет. Но теперь... теперь, с этим проклятым пророчеством, Гермиона снова столкнётся с такими препятствиями, и сердце Лили будет болеть из-за её лучшей подруги. — Мы сделаем это, — сказал Дамблдор с обнадеживающей улыбкой, вытаскивая из кармана носовой платок и протягивая его обезумевшей ведьме. — Я не хочу лгать и говорить, что они будут в полной безопасности. Но мы защитим их. Несмотря на заплаканные глаза, взгляд Лили стал решительным. Гермиона может столкнуться с другим огромным препятствием, которое, возможно, трудно будет преодолеть, но она защитит её и останется с ней, несмотря ни на что.-ооо-
9 февраля 1980 года Аня Петтигрю считала, что слишком снисходительна к своим детям. Посмотрев на пустой дом и сморщив нос, женщина в очередной раз решила, что Гермиона и Питер что-то от неё скрывают. В конце концов, она купала, кормила, лелеяла и бесконечно любила их. Хотя они никогда не говорили ни о чём подозрительном, когда Аня была в комнате, она замечала нервный блеск в их глазах и то, как напрягались их челюсти, а умы оказывались слишком заняты надоедливыми мыслями. Аня искренне хотела знать, в чём дело. Нетерпение женщины иногда брало над ней верх, желая прорычать детям гневные слова и избавить её от страданий из-за оставления в неведении. Но Аня напоминала себе, что она больше не та девушка. Она не была идеальной дочерью Селвинов со вспыльчивым характером, способным сжечь деревню, и острым языком, способным разрезать сердце человека пополам. Аня давно отвернулась от своего прошлого и приняла свою тихую настоящую жизнь с детьми, которых она любила больше, чем сама жизнь. Тем не менее, дети Петтигрю испытывали её терпение. Она сомневалась, что Питер выполнял только свои обязанности мракоборца и ничего больше. Это было особенно тревожно, потому что Гермиона, её беременная дочь, тоже что-то затевала за её спиной. Аня просто хотела, чтобы они сказали ей, что случилось, потому что, как их мать, она действительно хотела помочь им, чем могла. Но сегодня, когда оба её ребёнка были вдали от дома, занимаясь своими делами, Аня была рада одиночеству. Вчера она получила письмо, которое её озадачило, потому что женщина думала, что с тех пор, как она отвернулась от своей семьи, она больше никогда не будет разговаривать с человеком, который отправил его. Но он умолял её о встрече. Аня не решалась соглашаться, но в конце концов он всё ещё был её братом и, таким образом, она уступила поставив условие, что они встретятся в её собственном доме, полностью осознавая, что он будет нервничать из-за всех маггловских вещей. Вежливый стук в дверь отвлек женщину от её мыслей. Аня глубоко вздохнула, чтобы успокоить измученные нервы, выпрямилась, приподняла подбородок, а затем подошла к двери и резко её распахнула. Перед её маггловским домом напряжённо стоял Алексей Селвин, и хотя его лицо не выдавало никаких эмоций, Аня могла видеть, что в ясных синих глазах брата чувствуется дискомфорт. Она почувствовала, как её сердце пропускает удар при виде человека на два года старше неё, с горделивым лбом и точёными скулами, которые кричали о том, что он был идеальным чистокровным наследником рода Селвинов. Его волосы были на несколько оттенков темнее, чем у Ани, и безупречно уложены гелем на макушке, не выдавая ни единой прядки. На мгновение перед мысленным взором Ани промелькнуло её детство с этим напряжённым мужчиной, и женщину наполнили воспоминания о погоне в розовом саду поместья Селвинов и о терроризировании их бедного домового эльфа. Когда-то давно она искренне любила его, потому что он был её старшим братом, и он защищал её, заботился о ней и позволял маленькой Анастасии избежать наказания за проделки, которые она всегда совершала. Но Аня ничего не слышала от него уже много лет, не говоря уже о том, чтобы видеть его во плоти, и ей потребовалось мгновение, чтобы понять, что этот мужчина, стоящий перед ней, уже стал для неё чужим. — Могу я войти? — вежливо спросил её брат, а его синие глаза осторожно заглянули за плечо женщины, скорее всего, потому что он боялся всех маггловских хитростей, которыми Аня украсила свой дом. Младшая ведьма отступила в сторону и пропустила его внутрь. Она медленно закрыла дверь и сделала ещё один глубокий вдох, чтобы сохранить своё самообладание. Когда Аня обернулась, её губы слегка скривились в небольшой улыбке, и ей показалось смешным то, что посреди её гостиной стоял внушительный, но совершенно сбитый с толку мужчина, а на его аристократическом лице было написано полное отвращение. — Почему ты хотел меня видеть? — потребовала она ответа, зная, что вовлекать этого незнакомца в светскую беседу будет болезненно и неловко. Глаза Алексея снова обратились к Ане, и в них появился жёсткий блеск. — Хорошо себя чувствовала, Анастасия? — спокойно спросил он. Ведьма фыркнула. — Пожалуйста, я знаю, что этот визит не для того, чтобы поговорить о погоде и прочем, Алексей, — отрезала она в ответ. — И для тебя я Аня. На его лице мелькнула нежная улыбка. — Я вижу, ты всё ещё такая же дерзкая, как и всегда, — протянул он с оттенком веселья в голосе. — Я думал, что все эти годы в окружении грязи, возможно, изменили тебя, Анастасия. Глаза женщины опасно сверкнули. — Чего ты хочешь? — потребовала она. Её пальцы согнулись, и Аня гадала, будет ли безопасно взять на всякий случай волшебную палочку. Но она всё же подумала, что несмотря на то, что в настоящее время они разделяли разные убеждения, Алексей никогда не причинит вреда своей младшей сестре. Его фасад абсолютного безразличия сломался, и сквозь трещины начало просачиваться отчаяние. — Ещё не поздно, Аня, — прошептал он. Женщина была вынуждена отвернуться, шумно сглатывая из-за эмоций, бурлящих в его синих глазах. — Тёмный Лорд неуклонно набирает силу. Через несколько месяцев он полностью захватит волшебный мир. Возвращайся к своей жизни... возвращайся со мной. Он пощадит тебя, я обещаю. Если ты присягнёшь ему в верности и поклянёшься вечно служить ему, он пощадит тебя и твою семью. Ты блестяще владела Тёмными искусствами. Тёмный Лорд оценит твою службу и твои навыки. — Я больше не такая, Алексей, — проговорила Аня. — Ты знаешь это. Его отчаяние превратилось в неподдельный гнев. — Из нас двоих ты всегда была умнее, — выплюнул он. — Но когда эта дурацкая грязь поразила твоё сердце, ты стала бесхребетной и решила сбежать! Этот гад не любил тебя, Аня. Ты была ослеплена бессмысленными обещаниями этого пьяницы, когда всё, что он когда-либо делал, это, чёрт возьми, бил тебя. Она отпрянула, как будто он сам ударил её. Её синие глаза затуманились, но Аня не позволила слезам упасть. — Ты шпионил за мной, — прорычала ведьма. — Все эти годы ты шпионил за мной и моей семьёй, — ей было глубоко стыдно за то, что она вышла замуж за человека, который, как ей казалось, любил её настоящую — с магией и всё такое. Аня знала, что частично виновата в том, что она неясно рассказывала Тимоти о своём прошлом, говоря ему, что она из старой богатой семьи, но для удобства опуская тот факт, что она ведьма. И в течение многих лет они были по-настоящему счастливы. Тимоти очень любил её, относился к ней подобающе и заботился о ней и их небольшой семье. Но Аня знала, что это лишь вопрос времени, когда ей нужно будет раскрыть, кем она была на самом деле. Когда Тимоти обнаружил, что годовалый Питер может левитировать свои игрушки, Ане ничего не оставалось, как сказать ему, что женщина, на которой он женился, была ведьмой. Она действительно думала, что он её примет, даже горячо надеялась на это. Но Тимоти не смог смириться с её магической сущностью и отдалился, пытаясь утешиться своим спиртным. Он тоже стал оскорблять — сначала словесно, а затем физически, и однажды по пьяни он сказал, что единственная причина, по которой он остался с ней, — это дети. Аня знала, что единственная причина, по которой она осталась, почему она терпела все издевательства, — это тоже дети. Теперь, оглядываясь назад, она поняла, что остаться с Тимоти было её самой большой ошибкой. Возможно, если бы она ушла, у Питера не было бы этого странного блеска в глазах каждый раз, когда он делал что-то не так, как будто задавался вопросом, превращается ли он в этого монстра. Возможно, Гермиона не видела бы жестокости в таком юном возрасте. Но, насколько Ане было известно, никто из Селвинов не знал, что он стал оскорблять её, когда обнаружил, что женился на ведьме. И обнаружение того, что они годами шпионили за её семьёй, даже не вмешавшись, оставило неприятный привкус во рту Ани. Алексей даже не потрудился придумать какую-нибудь ложь. Вместо этого он жёстко подошёл к сестре, возвысившись над ней. Наследник Селвинов мог быть поистине устрашающим, если хотел этого, но Аня была невосприимчива к его катастрофическому нраву, так как её характер был не менее ужасающим. — Я думал, ты усвоила урок, — прорычал он. — Я подумал, что после того, как он обошёлся с тобой, ты поймёшь, что окружена грязью, и единственный способ избавиться от таких людей, как он, — это вернуться в свою семью и принять верования Тёмного Лорда. Отец бы с радостью приветствовал тебя, Аня. Маму было бы сложнее уговорить, но она приняла бы тебя, если бы ты пообещала больше не отворачиваться от нас. Сердце Ани болезненно сжалось при упоминании о родителях. Они искренне любили её, потому что, несмотря на то, что Тёмные искусства развратили их сердца, её родители всё же показали, насколько они искренне заботятся о ней, давая ей всё, что она хотела. Слёзы навернулись на глаза женщины, и она решительно сделала несколько шагов назад, отступив от своего разъярённого брата. — Если бы мне дали выбор вернуться, Алексей, я бы с радостью снова сбежала, — прошептала она. Возможно, настоящая причина, по которой она сбежала, была из-за любви к Тимоти. Но Аня в глубине души знала, что она не может полностью принять Тёмные искусства. Она видела, как Алексей, брат, на которого она равнялась, изменился, когда начал общаться не с теми волшебниками. А Аня не хотела для себя такой жизни. — Аня... Она энергично покачала головой, и из её глаз потекли слёзы. — Я так по тебе скучала, Алексей. Я люблю тебя, потому что ты мой брат, — прошептала она. — Но я люблю своих детей больше всего на свете. Я не могу вернуться и смотреть, как твой драгоценный Тёмный Лорд приглушает свет в их глазах. — Как ты смеешь... — Убирайся, — резко выплюнула Аня, не желая больше его слушать. — Я уже сделала свой выбор, и мне ясно, что он не совпадает с твоим. Её брат потряс своими руками и сжал их в кулаки. — Это твой последний шанс, Анастасия, — сказал он сквозь зубы. — В противном случае ты практически отметила себя врагом Тёмного Лорда. Она поджала губы и встретилась с ним взглядом. Несмотря на унаследованные глаза Селвинов, глаза Алексея всегда были на несколько оттенков светлее. Часто они были почти серыми, светлыми, когда её брат был наиболее счастлив. Юная Аня, надо признать, завидовала его красивым глазам. Но сейчас… сейчас глаза Алексея были почти ледяными серыми, а взгляд холодным и неумолимым. Поистине, брат, которого она любила, ушёл. В его глазах вспыхнул жёсткий опасный блеск, и рука Ани с волшебной палочкой задрожала. Дикие сирены внутри её разума погасли, а потрескивающаяся магия заструилась по венам и кончикам пальцев. Алексей угрожающе возвышался над ней, и прежде, чем она успела даже вытащить свою палочку, крепко сжал её руку. Тёмное проклятие сорвалось с его губ, ударив её прямо в грудь. Глаза Ани расширились, женщина не верила, что её брат прибегнул к этому, причинил ей боль только потому, что она отказалась присоединиться к делу Волан-де-Морта. Когда она рухнула на пол, тьма неуклонно овладела её сознанием, и последнее, о чём подумала Аня, так это то, что её брат мёртв, ушёл навсегда.-ooo-
Джеймс Поттер считал, что он слишком молод для всего этого. Он всегда жил привилегированной жизнью, к нему относились как к будущему наследнику старой богатой семьи чистокровных волшебников. Большую часть своей юности Джеймс считал, что может получить всё, что захочет. Он вырос, надо признать, избалованным, и ему было очень трудно принять решительное "нет". Иногда парень задавался вопросом, как его друзья остались с ним, особенно в те дни, когда он был в лучшем случае неисправим. Вот почему Джеймс по понятным причинам был сбит с толку из-за того, что Лили Эванс постоянно отвергала его, ведь как она могла? Он был богат, у него была внешность выше среднего, он был чертовски хорош в Трансфигурации и Заклинаниях, и его провозгласили одним из лучших охотников, которых когда-либо видел Хогвартс. Джеймсу не хотелось признавать это, но он знал, что ему всегда всё давалось легко. У него была лучшая жизнь среди четырёх Мародёров. Сириус родился в семье, которая теперь совершенно не хотела иметь с ним ничего общего. Римуса в очень молодом возрасте укусил Фенрир Сивый, и на всю оставшуюся жизнь он застрял с проклятым недугом. А Питер случайно убил своего жестокого отца своей магией, и это всё ещё постоянно преследовало его в дни, когда он был в самом плохом расположении духа. Так что, возможно, влюблённость в неисправимую ведьму стала способом судьбы вытрясти его из его беззаботной и привилегированной жизни. Гермиона Петтигрю, конечно, по-прежнему была лучшим, что с ним когда-либо случалось. Временами Джеймса всё ещё ошеломляло, как в него влюбилась блестящая, устрашающая ведьма. Но он не был готов узнать, что она путешественница во времени, закалённая героиня войны, которая всегда была на передовой, сражаясь вместе с Мальчиком-Который-Выжил. Он не был готов увидеть, как её глаза иногда становились несчастными, когда она с невидящим взглядом переживала кошмар, который только она могла вызвать в своём уме. Он не был готов смириться с тем, что она безрассудно бросится навстречу опасности, даже если это будет стоить ей жизни. Влюблённость в Гермиону Петтигрю была связана с большим багажом, который она охотно возложила на свои плечи, потому что она была именно такой — с золотым сердцем, с ясными глазами и силой, с которой нужно считаться. После всего, что она ему открыла, Джеймс просто хотел заключить её в свои объятия и спрятать от всей суматохи в этом чёртовом мире. Желание особенно усилилось теперь, когда она вынашивала его ребёнка, его наследника, и он постоянно боролся, каждый день прогоняя искушения. Гермиона наверняка наслала бы на него Летучемышиный сглаз, если бы поняла, о чём он всегда думал. — Всё в порядке, Сохатый? Парень был возвращён в реальность и слегка впился взглядом в своего лохматого лучшего друга. Глаза Сириуса расширились, когда он понял, что он только что спросил. — Конечно, чёрт возьми, нет, — сказал он с тяжёлым вздохом. Джеймс отвернулся, и его глаза затуманились. — Не думаю, что смогу сказать ей, приятель, — прохрипел он. Сириус снова тяжело вздохнул и успокаивающе похлопал его по руке. — Я знаю, — пробормотал он. — Я буду говорить, Джеймс. Наконец они добрались до сада, расположенного позади поместья Поттеров. Было всё ещё ужасно холодно, но зима медленно переходила в весну. В саду уже начали появляться прекрасные цветы, которые так любила Юфимия, их лепестки были яркими и заметными на фоне тонкого снежного покрова земли. За одним из столов сидели его мать и невеста, просматривая различные каталоги для приближающейся свадьбы Джеймса и Гермионы. Младшей ведьме было явно неудобно, но девушка скрыла это за красивой улыбкой и яркими глазами, потакая возбуждённой старшей ведьме. — О, ты здесь! — воскликнула Юфимия. Глаза Гермионы остановились на новоприбывших, и её вежливая улыбка превратилась в широкую. Джеймс тяжело сглотнул, не в силах ответить ей такой же красивой улыбкой, прекрасно зная, что она исчезнет, как только они сообщат новость. Улыбка Гермионы дрогнула, когда она заметила мрачное выражение лица парня. — Ну же, Джеймс, — сказала его забывшаяся мать. — Мы с Гермионой просто пытались решить, какие цветы лучше всего подойдут для вашей свадьбы. Я думала о ландышах, но всё же хочу добавить ярких красок в церемонию. Возможно, свежий взгляд поможет нам определиться. Джеймс так и не взглянул на Юфимию, потому что он пристально смотрел на внезапно встревоженную Гермионы. В три больших шага он достиг своей беременной невесты и заключил её в крепкие объятия. — Джеймс? — обеспокоенно спросила она. — Что-то не так? Его хватка вокруг девушки только усилилась, потому что он решил, что станет её якорем после того, как Сириус сообщит эту новость. — Гермиона, — серьёзно позвал Сириус. Джеймс почувствовал, как она напряглась в его объятиях, потому что они оба знали, что хитрый ублюдок всегда дразнил её своим нежным прозвищем. По тону голоса Сириуса и его серьёзному обращению Гермиона уже могла определить, что это что-то было очень, очень не так. — В вашем доме произошло нападение. Твоя мать... она... Джеймс крепче сжал Гермиону, и на его глаза навернулись слёзы. — Она в больнице Святого Мунго.