Папочка, приди за мной, я так больше не могу. Я больше не справляюсь.»
День 3.
30 сентября 2020 г. в 00:49
«Сегодня я чувствовала опустошение. Не было ни боли, ни грусти, ни обиды и злости — лишь пустота.
Не знаю, что со мной произошло за эту ночь, но стоило мне открыть глаза, как я поняла, что внутри ничего нет. Абсолютно ничего. Словно кто-то, и в правду, вырвал мое сердце, пока я спала. Лишили меня всех чувств, что до этого бились во мне, как в агонии, и позволили наполнить полную грудь воздухом, и без какого-либо дискомфорта выдохнуть.
Это что, сон? У меня все прошло? Быть такого не может. Именно эти мысли посетили меня при пробуждении.
Еще вчера я кое-как сдерживала свои острые коготки, чтобы не вцепиться ими в тоненькую шею Вики, и не перегрызть собственными клыками глотку. Когда она вошла в комнату, то все органы заполыхали пламенем, затуманивая мой разум едким черным дымом. О, черт, как же мне хотелось вырвать ее поганый язычок, что темнил о том, как наша непризнанная обо мне переживала весь день. Ну да, до такой степени волновалась, что была не в силах сдержать свой поток мыслей, который не посмел ни на минуту задержаться в ее голове.
Я ничего не ответила ей. Не заслужила. После того, что она сделала, она и взгляда моего в свою сторону не заслуживает. Чисто мое мнение, и меня не переубедить.
На удивление, проснулась я раньше ее. Хотя, если уж говорить прямо, то проснулась я раньше всех во всей этой школе. Подумав, что полтора дня проживания в комнате без выхода из нее — не то поведение, которое можно мне присвоить, я быстренько умылась, переоделась и вылетела из корпуса, чтобы погулять возле сада Адама и Евы, подышать свежим воздухом, побыть одной на природе. Говорят, что такое успокаивает, придает немного гармонии внутреннему миру.
И это правда. На некоторое время я почувствовала себя свободной, без каких-либо оков на конечностях, особенно на сердце, которое они в тиски сжимали два дня подряд. Не было стресса, не хотелось кричать и плакать — просто лечь на траву и любоваться быстро бегущими облаками, что были окрашены в малиново-оранжевый цвет. Желание пролежать на том месте почти совладало мною, пока не послышался над головой грубый шелест крыльев, который твердил, что кто-то приближается ко мне. Я уже мысленно готовилась к речевому поносу бессмертного, которому уж точно прожжужали все уши о моей проблеме. Сжав кулаки, я резким движением вскочила с травы, оборачиваясь на нарушителя моего покоя, в эту же секунду продумывая, как вырублю его, если хоть слово скажет о наболевшем.
Но это оказалась Мисселина. Я и забыла, что она у нас ранняя пташка. Всегда все делает раньше и быстрее всех.
Да, она спросила меня о пропусках, и о том, почему у меня такой болезненный вид. Именно второй вопрос заставил меня встрепенуться, ведь то, что невзаимность довела меня до такого состояния, не говорит ни о чем хорошем. Мои еле живые нервы уже не выдерживают той нагрузки, что валится на них впоследствии моих психозов и срывов. Надо как-то начать отвлекать себя от влюбленности, переключиться на что-то стоящее моего внимания, иначе от меня в напоминание о моем жалком существовании останутся лишь сухие темно-бордовые крылья.
Хотя, что в этом плохого? Ну не станет, и не станет. Никто же не умрет вслед за мной.
После, на удивление, в школе все прошло лучше, чем я могла себе представить. Никто не докучал, не заострял превеликого внимания на моей персоне, не слышался глухой шепот в классе, который бы свидетельствовал о говоре моей невзаимности и моего духовного падения. Вики, словно предчувствовала, держалась от меня как можно дальше, моментами даже прячась за широкой спиной Люцифера, будто так я не
смогу ей навредить.
И правильно мыслит.
Я и пальцем не посмею тронуть его непризнанную, если этому действию служат плохие намерения. Он вывернет мне руки в другую сторону, а крылья притопчет к земле. Я уже видела такое однажды, только мучал Люцифер бессмертного за то, что тот высказал свое мнение по поводу правления его отца адом, что не понравилось этому чёрту. Тогда, в тот момент, во мне появилась гордость за него, ведь Люцифер может постоять за себя и свою семью, также не побоится показать свое мышление перед другими.
Но сейчас, внутри закрался страх, что Люцифер — неуравновешенный, не думающий о проблемах других, парень. Конечно, мы — демоны, часто плюем на то, что происходит у бессмертных, но, по крайней мере, не высмеиваем их положение в какой-либо ситуации, только если с этим самым ангелом, демоном или непризнанным не выстроены стены вражды. Если нам плевать на чужие проблемы, значит мы забываем об этом, как о ненужной нашему мозгу информации, комкая ее в шар, и бросая в мусорное ведро, попадая точно в центр, получая сразу же трехочковый.
Весь день я пробыла в компании Эрнеста, который всеми возможными способами отвлекал меня от назойливой парочки, состоящая из ангела и демона, что сладостно перешептывалась возле беседки, рядом с которой у нас часто проходят уроки с Геральдом. Эрнест рассказал мне о непризнанных, которые совсем недавно оказались в этой школе, об их смерти и о том, как реагировали на происходящее после жизни. Также не упустил возможности поделиться со мной слухами об Ости, якобы та — единственная, которая смогла заработать зачет по полетам у Фенцио, когда, в свою очередь, его родной сын — Дино, и то, провалил задание.
В общем, мне было хорошо, не побоюсь этого громкого слова. Странно, что на третий день мне стало легче, ведь, казалось, я буду страдать целую вечность. Отвергнутые чувства, предательство со стороны подруги, самовольные появления истерики в любое время дня — все это вымотало за небольшое количество времени, отчего чувствую себя не молоденькой, в полном расцвете сил демонессой, а пожилой, с слегка сгорбившийся спиной дамой, которой свойственно носить темные длинные в пол платья, миниатюрненькие шляпки и бледный цвет лака для ногтей.
Но, как я понимаю, только почувствуешь себя ладно, как внезапный шторм со всех сторон сбивает тебя с ног, впоследствии чего с силой ударяешься головой о твердую поверхность, теряя здравый рассудок на время.
Никого не трогала, стояла себе спокойно у стены корпуса, ждала Эрнеста, который отлетел на пару минут к своему соседу за какой-то важной ему вещью, как вдруг по обе стороны легли две сильные мужские руки, которые полностью были покрыты татуировками. Я сразу же поняла, кто это, еще не успев взглянуть на черные рисунки, выведенные на его слегка смуглой коже. Тяжелая энергия с силой дала трещину в моей голове, которая расползлась по всему телу неприятной ноющей болью, что всеми силами, оставшимися на тот момент, я пыталась скрыть от кровавых заинтересованных глаз.
Его лицо оказалось слишком близко. Неприлично близко. Я была уже готова поддаться чувствам, что загорелись в ту секунду, но вовремя себя остановила. Он выпрямился в полный рост, расправив во всю длину свои шикарные крылья, точно пытался меня огородить ото всех.
Не знаю, что я себе напридумывала, но слова, сказанные с его фирменной усмешкой, содрали только начавшую заживать корку с раны на душе, что разбилась окончательно на миллион малюсеньких осколков, что скопились на дне моего измученного сердца, образуя болезненно неприятный осадок.
«Ты такая жалкая, что аж стыдно признавать бывшей подругой».
Бывшей подругой…
Внутри все обливается сильным ливнем, хотя я кое-как пыталась держаться. На раны сыпется соль, заставляя жмуриться до фейерверков от душевных терзаний, которые давно завладели мною. Руки трясутся, как банный лист, а губы сжимаются в тонкую линию. Знала, что оставаться в комнате — намного лучше, чем ходить-бродить по школе, кишащей этими вшивыми бессмертными, среди которых главные из них — сучка с подонком.
Сейчас, сидя на полу в темном углу комнаты, захлебываясь собственными слезами, я кое-как, не понимая, куда тычу, пишу все сюда, пытаясь хоть на капельку успокоиться. Я хочу обратно ту гармонию, что была со мной с утра, которая сопровождала в школу, помогая избавиться от волнения и злости вместе. Хочу того опустошения, которому я была безмерно рада, ведь не чувствовать — это так круто, особенно после тех двух дней. Хочу к Эрнесту, чтобы вновь услышать новые сплетни, интересные истории непризнанных и всякие шуточки, что заставляют смеяться на весь свет.
Хочу к папе. Он меня поймет, поддержит, успокоит. Мне его не хватает.