Глава 3.
26 сентября 2020 г. в 11:12
Нуада сидел за письменным резным столом, на котором стопками лежали листы пергамента, книги и письма, полученные от предводителей волшебных существ с других уголков Земли. Эльфийский король не брезговал делиться властью над миром с подобными себе, прекрасно осознавая, что те не посмеют дерзить ему и его Золотой Армии.
Более того, все сказочные народы, объединенные общими взглядами, идеями и, главное, врагами в лице людей, не желали разрывать дружеских уз, позволявших им чувствовать себя единым целым, одним народом, расселенным по всему миру. Нуада знал, что еще многое предстояло решить, а потому нельзя было пренебрегать любой возможностью обзавестись новыми союзниками.
Именно поэтому он с такой охотой отвечал на приходившие письма, в которых предводители орков, гоблинов, троллей, эльфов, фей и еще многих и многих сказочных рас высказывали свои почтение и благодарность обладателю Золотой Армии и освободителю волшебных существ.
Губы Нуады тронула едва заметная улыбка, когда он вспомнил послание гоблинского короля Дрого, в котором тот с особым почтением говорил о мужестве и дерзости эльфа, не побоявшегося бросить вызов всему человечеству. Старый гоблин в своем письме заметил, что ни один король до Нуады не смел даже думать о столь безумном и отчаянном шаге и что такое бесстрашие эльфа достойно похвалы и награды.
Нуада, вспоминая это письмо, не раз задумывался о том, на что именно он пошел ради достижения цели и что еще готов был совершить, если бы эта попытка не увенчалась успехом. Эти мысли заставляли сердце короля наполняться гордостью за то, что кровь предков не позволила ему как трусу отступить, предав свои идеалы и убеждения.
В отличие от отца, который предпочел закрыть глаза на унизительность и жалкость положения, в котором оказался его народ, уступив людям все то, что раньше было гордостью сказочных существ: цветущие сады, чистейшие реки и обилие живности, которая населяла все территории, не боясь быть уничтоженной в угоду чванливых и ненасытных богачей, беспокоящихся лишь о том, как еще больше выделяться среди других.
Люди с жадностью, словно голодные хищники, бросались на новые земли, как на беспомощную добычу, пожирая их, превращая идиллию в хаос. Кто-то просто обязан был это остановить, положить конец правлению угнетателей и тиранов. И эта участь выпала именно ему, Нуаде.
Однако, в отличие от отца, предпочевшего сотни лет назад заключить с людским родом мнимый, ничем не подкрепленный союз, который те нарушили, воспользовавшись первой же возможностью, он не стал преклоняться и ползать перед этими хитрыми созданиями — его действия имели более глобальные масштабы и радикальные последствия.
И эльф планировал довести дело до конца, раз и навсегда дав понять горсткам уцелевших людишек, что теперь не они хозяева в этом мире, но те, кого человеческий род так долго притеснял, заставляя скрываться под землей, чтобы своим нелицеприятным видом не мозолить его глаз.
Король вновь улыбнулся, кладя распечатанное письмо в стопку прочитанных. Откинувшись на спинку резного деревянного стула, он размял затекшие плечи и шею, прикрывая глаза от приятной боли.
Селин, которая полулежала на красной бархатной тахте, читая книгу и изредка поглядывая в сторону своего любовника, который уже больше часа сидел почти в одном и том же положении, просматривая новые послания и отвечая на них. Желтыми глазами в обрамлении черных густых ресниц, изучающе и с интересом следя за каждым движением короля, она старалась угадать его настроение, мысли, следующие действия. Получалось неважно, однако Селин все равно было приятно находиться в обществе своего любовника, зная, что из других фейри она подобралась ближе всех.
Единственная, кто могла составить ей конкуренцию, сидела сейчас в заточении в дальних комнатах дворца, а потому была не опасна. Селин никогда не видела принцессу Нуалу, а сам король никогда и словом о ней не обмолвился, поэтому эльфийской девушке было крайне любопытно узнать о сестре-предательнице Нуады, увидеть ее вживую.
Этот интерес появился еще и потому, что пару месяцев назад королевская любовница от служанок услышала о том, что давно, еще до изгнания, Нуада питал к собственной сестре совсем не братские чувства, но, получив отказ, предпочел уйти в добровольное изгнание.
Однако Селин не верила в правдивость этих слухов, помня, что эльф покинул отцовский дом из-за того, что король Балор заключил шаткий мир с людьми, а вовсе не из-за безответных чувств к принцессе Нуалы. Уверенностью в правдивость этих мыслей Селин подбадривала себя.
К тому же, она знала, что для благородных эльфов близкородственная связь, тем более, отношения между родными братьями и сестрами, была недопустима, она презиралась. Именно поэтому Селин не сомневалась в том, что Нуада никогда не допустил бы любовных чувств к принцессе Нуале — сама мысль об инцесте между ними заставила любовницу короля передернуться от отвращения, однако этот жест не остался незамеченным эльфом.
— Что-то не так, Селин? — спросил он, впервые за полтора часа нарушив тишину. Нуада на считанные секунды поднял свои желтые выразительные глаза, задавая вопрос, но этого ничтожного времени хватило для того, чтобы тело Селин пропустило волнительную дрожь.
— Нет, мой король, все замечательно, — лукаво улыбаясь, ответила эльфийка, не сводя глаз с фигуры Нуады.
— Приятно слышать, — равнодушно произнес эльф, вновь погружаясь в чтение. Селин не понравилось то, как он с легкостью переключил внимание с нее на свое занятие. Будто его вовсе не интересовал ответ на заданный вопрос.
— Что же пишут Ваши союзники, господин? — Селин решила сделать попытку и разговорить Нуаду: ей надо было знать, что она не просто наложница, согревающая его постель холодными ночами, не просто красивый предмет декора, аксессуар, который служит лишь для того, чтобы придать богатства и изящества комнате.
— А что они могут писать? — вопросом на вопрос ответил Нуада. — Предводители множества народов поздравляют меня с грандиозной победой, выражают свое почтение и просят о том, чтобы вновь, как в забытые времена, объединиться как единый сказочный народ, — быстро, без особого интереса, проговорил Нуада, не поднимая глаз от желтого листа пергамента, на котором под его рукой появлялись новые и новые строки.
— Это прекрасная новость, мой король, — с энтузиазмом проговорила Селин, стараясь показать всем своим видом, что она рада за своего господина.
Нуада на ее слова лишь поднял голову и, увидев в женских глазах смесь заинтересованности, кокетства и радости, подумал о том, что даже взглядом своим его сестра отличалась от других эльфиек.
Глаза — зеркало души, — так гласила одна старая мудрость. Что ж, в этой строке было заложено много правды. И сейчас Нуада, смотря на свою наложницу, вновь сравнивал ее с сестрой, понимая, что ни одна, даже самая совершенная эльфийка, не заменит ему Нуалу с ее чистым и невинным взглядом, водопадом белых волос, наполовину покрытым золотом, и каждым, даже самым малым шрамом, покрывавшем ее тело.
Эти раны и порезы не принадлежали сестре — это были напоминания об ошибках и промахах, совершенных им, Нуадой, а не его миролюбивой Нуалой. Именно поэтому он никогда и никого не полюбит так, как сестру. Признать это Нуаде было не просто тяжело, а почти непосильно.
И как бы не задело его предательство Нуалы, как бы глубоко не зашло его желание сделать ей больно, сломить ее, он не мог не признать, что уже давно безудержно одержим ею. Отрицать это эльф более не мог, да и смысла продолжать убеждать себя в обратном не было никакого.
Ведь ни одну фейри он не полюбит так, как любит Нуалу, ни одна из них не сможет заменить его сестру. И даже Селин, любимая наложница, никогда не станет для него кем-то большим, потому что их плотская связь- ничто, по сравнению с тем единством душ, что связывало брата и сестру, делая их единым целым, заставляя нуждаться друг в друге. Нуада ненавидел эту связь и обожал одновременно, она будоражила кровь, сводила с ума.
Эльф безмерно жалел о том, что полностью закрыл сердце и мысли от Нуалы, что прервал их связь, игнорируя редкие зовы сестры, которая пыталась достучаться до него. Нуада утешал себя лишь тем, что в скором времени принцесса отчается, сломается, и тогда-то только поймет, что они не могут друг без друга, что сломанный надвое клинок не будет так смертоносен, как единый и целый. И он будет ждать этого дня столько, сколько понадобится, ведь сотни лет- ничто в жизни бессмертных созданий.
— Мой король, — из размышлений Нуаду вывел голос Селин и настойчивые прикосновения к его плечу. — Ваше Величество, Вы совсем не слушали меня? — с нотками обиды спросила девушка, смотря сверху вниз на задумавшегося эльфа.
— Да, я задумался, — отрешенно проговорил Нуада, потирая ладонью висок. — О чем ты говорила?
— К Вам пришел посланник, он стоит в дверях, — и Селин указала рукой в сторону низкого юного гоблина в темном одеянии, который стоял в углу, опустив голову, дожидаясь, когда его позовут.
— Подойди, — спокойно, со сдержанной улыбкой приказал Нуада, протягивая руку в пригласительном жесте. Гоблин, услышав слова короля, быстро и нелепо приблизился к эльфу и вручил ему запечатанный свиток.
— Это послание от эльфийского принца Акэла, — с тенью волнения в голосе проговорил юный гоблин, опуская голову.
— Благодарю, — снисходительно произнес Нуада. — Как тебя зовут?
Гоблин поднял голову и, переведя удивленный взгляд с короля на Селин и обратно, поспешил ответить, зная, что не следует заставлять господина ждать.
— Меня зовут Берк, Ваше Величество, — пытаясь сохранить уверенность в голосе, проговорил гоблин, подняв голову, напоминавшую бесформенный кусок глины с острыми ушами и большим носом, похожим на свиной пятачок.
Нуада, однако, ни сколько не гнушался видом гоблина, наоборот, он на равных относился ко всем живым существам, кроме людей, независимо от их внешнего вида и положения. Живя в подземельях вместе с троллями, ограми и другими волшебными созданиями, он многому научился, приобрел навыки и умения, которые не раз помогли ему в жизни.
Эти полученные знания были для Нуады бесценны, а потому он очень уважительно и тепло относился ко всем угнетаемым людьми существам. Такое отношение придавало ему веса как королю в глазах подчиненных, способствовало тому, что они уважали и любили его, веря в то, что Нуада не оставит свой народ без защиты.
Эльф же, в свою очередь, считал долгом оправдать возложенные на него надежды, дав волшебным существам все то, что он обещал: земли, безопасность и, главное, свободу. И этот гоблин, Берк, как и все, верил в своего короля, а потому желал каждым движением, словом, жестом доказать это.
— Что ж, Берк, благодарю за твою службу, надеюсь, что в будущем ты еще не раз послужишь своему королю, — со все той же снисходительной улыбкой черных губ произнес Нуада, распечатывая свиток.
Гоблин, услышав эти слова, поспешил поклониться и заверить короля в том, что он будет считать честью служить своему повелителю. Селин, все это время стоявшая недалеко от Нуады, смотрела на этого юного посланника, и отчего-то его вид казался ей смешным: гордо поднятая голова, голос, в котором, против воли хозяина, проскакивали неуверенные нотки, и лапы, положение которых гоблин менял несколько раз за время своей недолгой тирады, — все это забавляло ее.
Однако Нуада, напротив, не видел в поведении этого существа ничего смешного и жалкого. Наоборот, короля приятно удивляли поведение и речь гоблина, поэтому, когда тот закончил говорить, он, с присущими ему вежливостью и тактичностью, являющимися обязательными для всех представителей королевских династий, поблагодарил юного посланника за его слова и за верность своему королю.
Когда же гоблин, кланяясь, вышел из комнаты, Нуада с интересом и некоторым нетерпением развернул принесенный Берком сверток. Расстроенная Селин, видя, что королю вновь нет до нее никакого дела, вернулась к тахте и, взяв в руки оставленную книгу, погрузилась в чтение, однако теперь мысли ее занимало другие, более интересные вещи.
Нуаде действительно написал эльфийский принц Акэл, с которым он имел удовольствие познакомиться еще в юности, когда они оба были неопытны, пылки и бесстрашны, оба жаждали приключений и славы. Однако теперь, спустя тысячи лет, когда каждый из них пошел своей дорогой, все давние мечты и желания канули в лету, оставив после себя лишь воспоминания о юношеских забавах.
Нуада уважал Акэла, считая того прекрасным воином, сильным и быстрым, подобным ветру, который своей необузданной мощью разрушает даже самые крепкие строения. И сейчас, читая принесенное гоблином послание, в котором принц, как и многие другие, благодарил короля за его поистине храбрый и дерзкий поступок, выражал признательность и уважение, а также убеждал в том, что будет безмерно рад, если Нуада окажет ему честь и примет в своем дворце через неделю, в день Звездного света, эльф то и дело вспоминал их детский забавы и несбыточные мечты.
Подобное заставляло губы короля растягиваться в доброй усмешке. Не забыл Акэл упомянуть в послании и сестру Нуады, выразив при этом свое восхищение ею и желание в скором времени увидеться с прекрасной Нуалой.
Эти строки заставили сердце короля неприятно сжаться, пропустив укол ревности. Нуада знал, что глупо и бессмысленно испытывать это недостойное благородного эльфа чувство, не имеющее под собой никакой почвы, однако ничего не мог поделать с собой.
Мысль о том, что, если он намерен принять во дворце давнего друга, ему придется даровать Нуале свободу, по крайней мере, до тех пор, пока Акэл не решит покинуть его владений, равно как не понравилась, так и безумно обрадовала Нуаду. Наконец, у него появился повод пренебречь собственным приказом и увидеть сестру, которую так не хотело отпускать его темное сердце.
Предвкушение от скорой встречи с Нуалой заставило принца блаженно откинуться на спинку деревянного стула, прикрыв глаза и растянув губы в хищной и довольной ухмылке. Селин, заметив это, поспешно закрыла книгу, сосредоточив свое внимание на короле.
— Что-то случилось, мой король? — с интересом спросила фейри.
— Не случилось ровным счетом ничего, однако в скором времени случится, — с лукавой ухмылкой проговорил Нуада, вставая из-за стола и направляясь к большому окну. — Эльфийский принц Акэл в своем послании изъявил желание посетить наш дворец через неделю, в день Звездного света.
— Это же прекрасно, — восхищенно произнесла Селин, придавая голосу нотки неподдельного интереса, однако Нуаду этим было не обмануть: он читал любовницу, подобно письменам, а потому знал, что ее эмоции поддельны. — И что же Вы хотите ему ответить?
— Само собой, я соглашусь на его предложение и с удовольствием приму Акэла в этом дворце, — с плохо скрываемой насмешкой в голосе ответил Нуада и, предчувствуя реакцию на следующие слова, продолжил. — Принц также выразил желание встретиться с моей сестрой. Удивительно, что слухи о ее заключении не дошли до него, ибо сплетни подобны волнам, которые уносят любой мусор, заставляя его преодолевать огромные расстояния.
— И что Вы хотите сделать, мой король? — дрогнувшим голосом спросила эльфийка, едва сдерживая возмущение и гнев, которые готовы были в любую секунду вырваться наружу. Она никогда не видела принцессу Нуалу, но уже ненавидела ее всей душой.
Селин понимала, что, если все же слухи, которые дошли до нее несколько месяцев назад, правдивы, значит, она могла в ближайшее время лишиться всего: положения, достатка, статуса и, главное, своего короля. Это предположение не только неприятно кольнуло фейри, но и натолкнуло ее на мысль о том, чтобы лично посетить комнаты, в которых была заключена принцесса Нуала.
Желание Селин увидеть «любимицу» короля, унизить ее, указав на то, кем она теперь является в этом мире, новом мире, было почти осязаемым: оно наполняло сердце темной густой смолой, заставляя его гореть злым огнем, обжигающим и смертельным. И фейри желала сегодня же удовлетворить свою жажду.
— Я не могу отказать своему давнему другу в его просьбе, к тому же, в столь незначительной, — скучающе ответил Нуада, желая побыстрее избавиться от навязчивого общества наложницы, которое в данный момент не приносило никакого удовольствия, наоборот, оно сбивало от мыслей о более интересных вещах.
— Вы считаете разумным отпускать предательницу, давая ей при этом свободу действий? Мой король, это был Ваш приказ заключить сестру, ограничив ее перемещение вне отведенных для нее комнат до минимума. Если Вы нарушите это условие, поставите под сомнение саму суть наказания, подчиненные подумают, что Вами руководит не разум, но чувства, — закончить Селин не смогла, так как Нуада, резко обернувшись, обжег ее гневным и злым взглядом янтарных глаз.
— Не смей так говорить со мной! — Селин передернуло от его голоса, который сейчас был подобен раскатам грома. — Этот приказ был отдан мной, и мне решать, что делать с сестрой… И никому я не позволю диктовать, что мне делать с принцессой: ни тебе, ни кому бы то ни было другому. В этом вопросе мне не нужны советчики, — сказав это, Нуада отвернулся от эльфийки, всем своим видом показывая, что не намерен более терпеть ее присутствия в своих покоях.
Селин, поняв это, поспешила удалиться, чтобы от злости и ревности, что сейчас окутали ее нутро посильнее любой паутины, не совершить необдуманного поступка. Поступка, который мог стать ее смертным приговором.
— Прошу извинить, Ваше Величество, — коротко сказала она напоследок, перед тем как выйти из покоев своего короля.
Нуада ничего не ответил, погрузившись в собственные мысли, которые вновь вращались вокруг образа сестры. Эльф думал о ней, вспоминал каждую ее черту и внутренне трепетал от мысли, что вновь увидит ее. Он не знал, насколько эти месяцы изменили Нуалу, что сделали с ней его отчужденность и пренебрежительность.
Все это время Нуада ни разу не видел ее, не пытался даже мысленно воззвать к ней: стена, которую он выстроил в своем сознании, была так же непробиваема, как и раньше. Оставалось неизменным и его всепоглощающее чувство, питаемое к сестре: оно все также будоражило кровь, сводило с ума, заставляя эльфа мучиться, страдать каждый раз, стоило его мыслям вновь вернуться к образу гордой и прекрасной в своей чистоте Нуале.
Нуада знал, что сестра никогда не будет испытывать к нему то же чувство. Для Нуалы, как и для всех эльфов, такая связь была аморальна, недопустима, греховна. Нуада и сам понимал, что его чувства к собственной сестре являлись последствием безумства, о котором тогда, перед смертью, сказал король Балор. Но эльф не принял всерьез слов отца тогда, не хотел верить в них и сейчас.
Теперь его ничего не держало, а потому он не собирался страдать, сжигая себя изнутри: на этот раз Нуада возьмет то, что желал более всего на свете, возьмет без остатка. Эта мысль ураганом пронеслась в голове эльфа, подтолкнув на очень интересную и волнующую идею.
— Коргул! — громко позвал Нуада слугу, который стоял за дверью. В эту же секунду в покои зашел немного выше человеческого роста тролль, который промычав что-то отдаленно напоминавшее приветствие, встал у двери, ожидая указания.
— Я хочу, чтобы ты передал мое распоряжение портным: пусть они изготовят два парадных одеяния, мужское и женское. Скажи им, что эти одежды должны быть выполнены в цветах нашей королевской династии: красном, золотом и черном, — Нуада закончил говорить, и хищная улыбка-оскал тронула его губы.
— Мой король, с кого прикажете снимать мерки для пошива? — пробубнил басистым голосом тролль.
— Не с кого, у вас уже есть мерки. А одежда должна быть выполнена для меня и моей сестры, — сдержанно, скрывая довольную улыбку, ответил Нуада, отходя к письменному столу.
— Для принцессы Нуалы? — не скрывая удивления в голосе, спросил тролль.
— А у меня что, много есть других сестер? — с иронией ответил вопросом на вопрос Нуада, отрываясь от только что начатого письма и смотря исподлобья на нелепую фигуру тролля.
— Нет, извините меня, — растерянно ответил Коргул. — К какому дню изделия должны быть готовы, Ваше Величество?
— Ко дню Звездного света, через неделю, — коротко ответил Нуада, вернувшись к письму, но, немного подумав, добавил. — И, Коргул, я хочу, чтобы эти одеяния были достойны представителей королевской крови.
— Само собой, мой господин, — довольно ответил тролль. — В этом Вы можете не сомневаться. Что-то еще?
— Нет, благодарю тебя, — недолго подумав, ответил эльф, не отрываясь от листа пергамента. Тролль неуклюже поклонился и вышел, а Нуада продолжил красивыми и немного резкими буквами покрывать бумагу.
Однако мысли эльфийского короля были далеко за пределами покоев, они витали там, где сейчас сидела в темноте и одиночестве его сестра. " Не беспокойся, сестрица, недолго тебе еще терпеть холод этого склепа. Скоро мы с тобой увидимся» — с наслаждением подумал Нуада, жалея о том, что Нуала не услышит его.