***
Солнце было почти в зените, когда в комнату к Нуале постучались, и через несколько секунд в нее вошла Миата, держа на круглом подносе графин с гранатовой жидкостью, тарелку с яблоками и виноградом и блюдо, из которого исходил густой ароматный пар. Увидев, что принцесса уже проснулась и сейчас стояла у окна, служанка от неожиданности слегка вздрогнула, чем и привлекла к себе внимание фейри, которая уже несколько часов стояла на одном месте, погруженная в собственный вихрь мыслей. Заметив Миату, Нуала легко улыбнулась. — Доброе утро, Миледи. Признаться честно, я удивлена, что Вы не в постели, — проговорила Миата, ставя поднос на письменный стол. — Я… Просто я выспалась, — запинаясь, ответила Нуала, не желая говорить о настоящей причине ее раннего пробуждения. — И сколько же Вы уже там стоите? — усмехаясь, спросила Миата, заправляя постельное белье и подозрительно смотря на принцессу исподлобья. — Я не знаю, признаться честно… Еще не рассвело, когда я проснулась, — ответила Нуала, удивляясь тому, что она несколько часов простояла у окна, погруженная в размышления и воспоминания. — Что? — пораженная заявлением Нуалы, переспросила служанка, полностью оторвавшись от своего занятия. — Так Вы же почти не поспали! — Нет, что ты, Миата? Так хорошо я не спала ни разу за последнее время, — поспешила успокоить взволнованную служанку Нуала, подходя к постели и садясь на край. Миата, осознав, что принцесса действительно продолжительное время, скорее всего, не могла спокойно спать, снедаемая мрачными и тяжелыми мыслями, виновато опустила голову. Ей было неприятно от понимания того, что сестра короля до сих пор считает себя виноватой во всех смертных грехах. Принцесса была соучастна в них ровно настолько же, насколько может соучастен быть в ограблении собственного дома человек, забывший закрыть входную дверь на ключ. Однако Нуала все равно считала, что в происходящем есть и ее вина, и Миата, обеспокоенная состоянием своей госпожи, не знала, как помочь в этой ситуации и что сказать. Ведь в отличие от принцессы, сама служанка не особо думала об огромном числе людских жертв, считая, что это довольно большая плата за свободу и за место под солнцем. Миата даже ни разу за это время не задалась вопросом о числе раненых и убитых, она просто жила в новом мире, мире, где все волшебные создания постепенно обретали свободу, а потому ей была непонятна серьезная заинтересованность человеческим родом сестры короля и ее переживания о его судьбе. — Очень рада это слышать, — начала спокойно Миата, стараясь перевести мысли принцессы в другое русло. — Надеюсь Вы прекрасно спали не потому, что мои истории Вас так утомили? — Нет, что ты? — удивленно спросила Нуала, но, увидев хитрые искорки в глазах служанки, улыбнулась. — Ты очень хорошо рассказываешь сказки. — Действительно, и что же это я до сих пор в служанках, если у меня врожденный талант оратора? — иронично спросила Миата, опускаясь на постель рядом с принцессой. — Я ведь серьезно, — искренне проговорила Нуала, видя, что служанка не восприняла комплимент всерьез. — Спасибо, Миледи, — улыбаясь, ответила Миата. — Но нам нужно прекратить свои утренние беседы, если мы хотим успеть подготовить Вас к предстоящему торжеству. — Я совсем и забыла об этом, — удивленно и испуганно произнесла Нуала, отчего Миата лишь усмехнулась: она не понимала, как вообще можно выбросить из головы мысль о празднике. — Что ж, вот я Вам и напомнила. Принц Акэл прибудет ближе к вечеру, насколько мне известно, поэтому король приказал мне полностью подготовить Вас к его приезду, — серьезно проговорила Миата, превращаясь из веселой и интересной собеседницы в строгую и ответственную служанку. — Король? — переспросила Нуала, у которой одно упоминание брата вызывало томительную и сладкую боль в груди. — Конечно, король. Лишь он имеет право приказывать мне, — не обратив внимания на странность вопроса, ответила Миата, подходя к столу, на котором лежал поднос с пищей. — Так что, попрошу Вас поесть, и мы приступим к приготовлениям. А то Вы совсем измяли свое платье. Нуала, услышав слова служанки, опустила взгляд на свое платье, которое действительно было сильно помято. Принцесса была удивлена тому, что заснула прямо в нем, а утром даже не обратила на это никакого внимания, будучи погруженной в собственные мысли и переживания, делавшие ее невнимательной к происходящему. — Я даже не заметила, что все еще нахожусь в нем, — беря из принесенного Миатой блюда яблоко, ответила Нуала. Служанка внушала доверие, а потому принцесса уже без какой-либо замкнутости или стеснения говорила с ней, не боясь, что та может оказаться шпионкой Селин, от одной мысли о которой эльфийской деве становилось неприятно и тяжело. — Это можно понять… Вы вчера очень устали, поэтому были сами не своя, — с пониманием проговорила Миата, обводя принцессу внимательным взглядом. — Однако скоро мы приведем Вас в надлежащий вид. Поверьте, Вы будете приятно удивлены, увидев то, что подготовил для Вас король. — Правда? — чувствуя смущение и приятное тепло, растекающееся по всему телу, спросила Нуала. — Скажи, Миата… Что из себя представляет Селин? — принцесса не смогла спокойно произнести это имя: ее голос дрогнул, однако служанка не придала этому значения. — Что же может представлять из себя самодовольная, гордая и влюбленная в себя фейри-нарцисс? Именно эти качества и характеризуют Селин. Вы можете подумать, что я завидую ее привлекательности, однако это не так. Эльфийка, пустая внутри, не заслуживает того, чтобы восхваляли ее внешнюю оболочку, — отвечала Миата, пока Нуала с аппетитом вкушала принесенные фрукты: все же терзания и тяжелые размышления отбирали слишком много сил, заставляя организм слабеть. — А король… Он заинтересован ею? — Нуала не могла не задать этот вопрос, сводивший ее с ума. Она хотела знать, что брат все еще питает к ней хотя бы тень прошлых чувств, что он все еще ценит и любит ее. — Извините, принцесса, но все, что мне известно, это ничем не подкрепленные и беспочвенные сплетни болтливых служанок, которым вряд ли стоит верить, — серьезно проговорила Миата, не понимая, почему принцессу так интересуют чувства брата к кому-либо. — Очень часто в сплетнях есть хотя бы половина правды… Но если ты считаешь, что они не стоят внимания, то нет и нужды слушать россказни, — ответила Нуала, стараясь использовать самый равнодушный и спокойный тон, на который только была способна. В это же время в дверь постучали, и в комнату вошли несколько эльфийских девушек-служанок в характерных зеленых платьях, каждая из которых несла два ведра с теплой водой. За ними шло двое крепких юношей-фейри, несших небольшую ванну. Все они молча выполняли свои дела, не обращая особого внимания на стоящих недалеко от них принцессу и ее служанку, впрочем, последняя не была удивлена неожиданному приходу гостей. Когда ванна была поставлена посередине просторной комнаты и наполнена на две трети теплой водой, юноши покинули покои сестры короля, эльфийки же остались стоять в дверях, послушно опустив головы, ожидая дальнейших распоряжений. — Вам нужно помыться, Миледи, после чего мы сможем одеть Вас в Ваш праздничный наряд, — пояснила Миата. — Прошу, разденьтесь. Нуала лишь некоторое время еще стояла на месте, не зная, как поступить: ей не хотелось, чтобы эти эльфийки увидели все те порезы и раны что покрывали ее тело. Принцессе хватало и того церемониального шрама, что линией пересекал ее красивое лицо, делая его предметом частых обсуждений. Нуала вовсе не желала, чтобы незнакомые ей служанки увидели бледное тело, на котором таких отметин было намного больше, и все они являлись напоминанием о том, что у нее с братом одна плоть на двоих, и это крест, который каждый из них должен нести достойно до конца своих дней. И принцесса готова была терпеть все новые и новые шрамы и порезы, но она не могла не испытывать смущение и неловкость, когда кто-то смотрел на нее такую. Поэтому Нуала дрожащими руками принялась расстегивать свой корсет, пальцами путаясь в петельках. Служанки, смотревшие на ее потуги, предложили было помощь, но принцесса поспешила отказаться, не желая сделаться в их глазах совсем беспомощной. Когда Нуала наконец справилась с корсетом, она сбросила с себя уже ненужное платье, оставшись в одной лишь тонкой белой сорочке, мало что скрывавшей от посторонних взоров. Однако и ее принцесса поспешила снять, представ перед служанками полностью обнаженной: Нуала лишь смущенно приобняла себя за плечи и свела ноги, чтобы чувствовать хоть какую-нибудь, даже самую незначительную опору. Служанки, увидев, как эльфийка старается укрыть свое тело, тут же про себя усмехнулись, одна из них даже не смогла сдержать колкого комментария, который она, однако, прошептала на ухо своей соседке, намекая на невинность принцессы, стесняющейся даже стоять обнаженной перед другими фейри. Та в ответ лишь согласно кивнула, не переводя взгляда с фигуры Нуалы, отмечая наличие большого числа шрамов и порезов. Лишь Миата, заметив, как смущенная принцесса не знает, куда спрятать свои глаза, лишь бы только не смотреть на присутствующих, поспешила помочь ей. — Что ж, садитесь в ванную, вода должна быть теплой, — радостно проговорила Миата, в пригласительном жесте разводя руки. Нуала, услышав это, неловко улыбнулась и поспешила побыстрее окунуться в воду, чтобы хотя бы немного прикрыть наготу: ей хотелось под землю провалиться от смущения. Когда же принцесса, немного расслабившись от теплого и приятного пара, откинула голову на бортик ванны, служанки поднесли к ней несколько флаконов, в каждом из которых плескалась какая-нибудь цветная жидкость. Как оказалось, это были жасминовое масло, цветочная вода и эфиры — все они издавали прекрасные и дурманящие ароматы, кружащие голову и приятно щекочущие нос. Нуала блаженно прикрыла глаза, когда Миата вылила пару флаконов в воду, которая тут же приобрела яркий розовый цвет и чудесный запах весенних цветов, позволявшие расслабиться, отбросив смущение и неловкость. Принцесса ни о чем не могла думать: мысли путались, сливались, кружились, словно вихрь. Это было прекрасно и непередаваемо.***
Нуада полулежал на своей постели, погруженный в мысли, которые вновь кружились вокруг образа сестры. Нуала… Это имя вызывало в его душе целую бурю эмоций и чувств, которым он не в силах был уже противиться, а если быть точнее, то и не хотел вовсе. Наконец он увидит ее, ощутит вновь тот ореол чистоты и нежности, что всегда был неотъемлемой частью его Нуалы. Нуада даже не мог объяснить, как могла в нем, во взрослом, закаленном боями и потерями, воине и убийце, существовать такая болезненная привязанность к живому существу, а именно к собственной сестре. Это была не любовь, нет, любовь — ничто, по сравнению с тем, что питал эльф к Нуале. Данное чувство нельзя было объяснить, так как оно не подчинялось ни одному закону, ведь сам закон презирали и не допускал его существования. Однако Нуаду никогда не останавливали запреты и нравственные условности, когда речь касалась личного и сокровенного, особенно когда речь шла о его сестре. И теперь, уже в который раз, эльф возвращался мыслями к самой желанной и любимой фейри на свете, к той, кто составляла с ним единое нерушимое целое. Ничто не доставляло Нуаде такого наслаждения, как осознание того, что уже сегодня перед ним предстанет Нуала. Эльфийский король довольно и хищно улыбнулся, предвкушая эту встречу. Селин, которая сидела на тахте, держа в руках небольшую книгу в коричневом переплете, внимательно следила за всеми движениями и эмоциями своего любовника. Она не знала, о чем он думал, что так радовало короля, однако всплывавшие в голове догадки заставляли эльфийку с силой сжимать книжную обложку. Подозрения Селин не имели под собой никакого основания для столь лютых и жгучих ревности и ненависти, которые, подобно яду в ране, распространялись по телу с потоками горячей крови, притупляя разум и заставляя принимать безрассудные решения. Эльфийка никогда и ни к кому не испытывала таких черных чувств, какие питала к сестре короля, ведь Селин всегда была уверена в своей красоте и безоговорочной власти над мужским полом. И лишь эта Нуала заставила наложницу короля спуститься с небес и понять истинную и горькую суть вещей: Нуада не любил ее, даже не испытывал малейшей симпатии. Единственное, для чего она была нужна ему, так это для того, чтобы скрашивать его серые и унылые вечера и отвлекать от тяжелых мыслей. Зато свою сестру король боготворил, по крайней мере, парализованный ревностью разум именно так объяснял суть отношений между близнецами. Селин передернуло, когда она вновь подумала о неправильности, аморальности и мерзости подобной связи. Ей хотелось кричать, в кровь изодрать костяшки пальцев ударами в стену, однако единственное, что она имела право делать, так это лживо и натужно улыбаться, пряча за маской равнодушия, целый шквал эмоций. И теперь она сидела, спокойная и изящная, однако внутри нее горел огонь, необузданный и смертельный. — Когда Вы планируете начать приготовления, мой король? — сладко и лукаво спросила Селин, изящно опираясь на подлокотник, позволяя рукаву платья сползти ниже, оголяя плечо. — Уже скоро, — скучающе ответил Нуада, недовольный тем, что его отвлекают от более приятных и интересных мыслей. — Я полагаю, что принц Акэл прибудет где-то к шести-семи часам: у меня еще будет время подготовить себя, а вот Вам, дорогая Селин, стоит начать приготовления раньше, чтобы успеть к самому торжеству, — не скрывая иронии в последних словах, проговорил Нуада, с хитрой усмешкой смотря на фейри. Эльфийка пропустила ироничный укол, решив сохранить невозмутимый вид. — А что же Ваша сестра, мой король… Я полагаю, что она уже с утра готовится к предстоящему торжеству, — на этих словах Нуада с подозрением покосился в сторону наложницы. — Думаю, служанкам стоит хорошо постараться, все же приезжает принц… Вдруг он обратит свой взор на столь очаровательное создание, как Ваша сестра. — Откуда тебе знать, какова моя сестра и что она из себя представляет? — не скрывая недовольства и подозрения в голосе, спросил Нуада, обратив все свое внимание на Селин, которая, услышав подобный вопрос, лишь лукаво улыбнулась, обнажив ряд белоснежных зубов. — Слухи и предположения… Ими полнится вся Земля. Прислуга никогда не упускает возможности обсудить интересующие их вещи, — делая невинный вид, ответила Селин. — Слухи, значит? И какие же, например? — лениво откидываясь на спинку кровати, с недоброй ухмылкой спросил Нуада. — Разные слухи. Поверьте, мой король, ничего серьезного и интересного, — пытаясь спровоцировать короля на большие эмоции, скучающе ответила эльфийка, лениво перелистывая страницы книги. — Все, что касается моей сестры, для меня серьезно и интересно, уж поверь мне, — тоном, требующим ответа, произнес Нуада, чуть подаваясь вперед. Эти слова, словно пощечина, ударили Селин, заставив подавить волну возмущения и гнева. — Говорят, что Ваша сестра — чудесное создание, и всегда им была. Некоторые описывали ее, как честную, благородную и чистую эльфийку, которой не чужды сострадание, любовь и уважение к представителям всех рас на Земле, даже к людям, так ненавистным и Вам, и мне, — спокойно и равнодушно ответила Селин, внутренне довольствуясь своей прекрасной игрой. — Никогда не слышал более точного описания Нуалы… Надеюсь, недолгое заточение нисколько ее не изменило, — негромко проговорил Нуада, обдумывая слова наложницы и внутренне соглашаясь с ними. — Что ж, я рада, что Вам так понравились эти слухи… Надеюсь, мне представится возможность лично познакомиться с принцессой, чтобы убедиться в их правдивости, — ответила Селин, кладя книгу на тахту. Король не услышал ее слов, или же просто не пожелал что-либо говорить. Эльфийка, заметив, что ее общество вновь наскучило любовнику, поспешила встать, чтобы покинуть его покои, начав приготовления к вечернему празднику. — Позвольте мне покинуть Вас, мой король, чтобы подготовиться к сегодняшнему торжеству, — спокойно проговорила фейри, гордо подняв голову, открывая вид на красивую и длинную шею и ключицы. — Конечно, иди. Не смею задерживать, — непроизвольно сделав взмах рукой, ответил Нуада, которого в последнее время совсем не радовало общество наложницы. Селин, услышав столь скупой ответ, слегка наклонила голову и поспешила удалиться. Она не желала более быть посмешищем в глазах короля, очарованной дурочкой, искавшей внимания своего любовника. Селин не хотела унижаться до такого. Нуада же даже не заметил, когда эльфийка покинула его покои, громко закрыв за собой дверь. Оторвался король от своих мыслей только тогда, когда раздался слабый, но настойчивый стук, заставивший его резко встать с постели, стерев с лица глупую счастливую ухмылку. — Войдите, — выразительно и громко проговорил Нуада, вновь надев маску холодного и гордого воина и короля. Через несколько секунд в комнату вошел очень старый и худой тролль, держа в руках плоскую, средних размеров мраморную шкатулку. Он уважительно поклонился эльфу, и, лукаво поблескивая темными глазами, протянул ему принесенную вещь. — Надеюсь, что это именно то, что Вы хотели видеть, — довольство и нетерпимость в голосе тролля трудно было не заметить. Нуада же, открыв шкатулку, не смог скрыть восхищенного взгляда янтарных глаз. — Что ж, это именно то, что нужно. Я очень доволен Вами, мастер, — зачарованно произнес Нуада, устремив восторженный взгляд теперь уже на вошедшего тролля, который, изобразив театральное смущение, поклонился. — Благодарю Вас, король, для меня Ваш восторг выше любых наград, — улыбаясь, сказал старый мастер. Нуада же в ответ уважительно склонил голову, аккуратно закрывая мраморную шкатулку и проводя по ней ладонью.***
Нуала стояла возле зеркала в тонкой шелковой сорочке, доходящей ей до щиколоток. Миата же аккуратно расчесывала почти высохшие светлые волосы принцессы, напевая себе под нос какую-то старую песню про одинокую королеву и бесстрашного рыцаря, ушедшего на войну. Нуала смотрела на свое отражение, внимательно обводя взглядом каждую малейшую деталь, каждый изгиб стройного бледного тела, стараясь понять, достаточно ли привлекательно она выглядит. Раньше фейри это мало заботило, однако сейчас дела обстояли иначе: ей казалось, что многие другие эльфийские девы намного красивее ее. Нуала вспоминала Селин, чья соблазнительная и женственная фигура могла свести с ума любого юношу, а темные волосы делали внешность наложницы короля более выразительной. Принцессе же казалось, что в ней все не так: и слишком бледная кожа, и огромное количество шрамов, и вздернутый нос, и даже волосы, которые цветом сливались с лицом, лишая его колоритности. Она непроизвольно сравнивала себя с Селин, осознавая, что проигрывает почти во всем. Это понимание заставило Нуалу грустно вздохнуть. — Все хорошо, Миледи? — участливо и обеспокоенно спросила Миата, заканчивая свою работу. — Да… Просто я… — Нуала покосилась на стоящую неподалеку служанку, которая, однако, была занята раскладыванием каких-то новых баночек и флаконов на письменном столике. — Скажи, Миата, я красива? — тихо спросила Нуала, смущенно опуская голову, удивляясь тому, что этот вопрос сам собой вырвался из ее уст. Миата же внимательно посмотрела на отражение принцессы, и сделала задумчивый вид. Неожиданно ее губы расплылись в довольной и радостной улыбке, а руки аккуратно приземлились на плечи принцессы, успокаивая и одобряя. — Да, Миледи, Вы красивы. Более того скажу, Вы прекрасны, словно ангел, — улыбаясь, проговорила Миата. Нуала же, услышав подобное, еще сильнее смутилась, однако на сердце стало приятнее и теплее. — Спасибо, мне очень приятно слышать подобное, — благодарно сказала Нуала, не в силах сдержать искренней улыбки, которая сделала ее еще прекраснее. — За правду не стоит благодарить, — серьезно проговорила Миата, вновь играя роль умудренной опытом старой фейри. Ответить Нуала не успела, так как двери неожиданно открылись, и в комнату вошли две уже знакомые принцессе служанки. Одна из них несла на руках красивое праздничное платье, другая же — туфли-лодочки и шкатулку с украшениями для волос. Девушки аккуратно разложили яркий и роскошный наряд на постели, поставив рядом обувь. Нуала, увидев платье, не смогла сдержать восхищенного вздоха, чем вызвала довольную усмешку у Миаты и тень улыбки у других служанок. — Оно прекрасно, — проговорила Нуала, проводя пальцами по шелковой ткани, которая приятно струилась сквозь пальцы. — Само собой, оно прекрасно, — иронически ответила одна из служанок. — Все же это платье выполнено лучшими мастерами для сестры короля. — Гейл хотела сказать, что это платье было сделано по заказу самого короля, а потому мастера с особым усердием отнеслись к своей работе, — поспешила более мягко и спокойно пояснить Миата, не желая, чтобы грубость служанки расстроила принцессу. — Короля… Что ж, это прекрасное платье, надеюсь, повелитель достойно заплатил мастерам, — тихо проговорила Нуала, нежно проводя тонкими пальцами по золотому узору. — Что ж, моя госпожа, нам стоит одеть Вас в него, чтобы убедиться, что оно действительно прекрасно, — довольно ответила Миата, подходя к постели, на которой лежало платье, и становясь рядом с принцессой. Нуала не стала противиться столь заманчивому предложению и позволила служанкам надеть на себя шелковое одеяние, которое приятно холодило кожу, вызывая волну мурашек по телу. Через минуты принцесса уже вновь стояла перед зеркалом, пока одна из служанок затягивала шнуровку черного корсета, расшитого золотой и красной нитями. Глаза Нуалы изумленно и восхищенно сверкали, выражая неподдельную радость. Платье, что предназначалось лично для нее, было изумительно и роскошно: оно придавало образу принцессы страстность и эффектность, выделяя ее среди всех присутствовавших фейри. Нуала догадывалась, что брат непросто так выбрал именно эти цвета, ведь именно они являлись олицетворением их королевского рода, символом власти и могущества. Когда же служанка, закончив шнуровку, отошла в сторону, не в силах сдержать восхищенного взгляда, принцесса довольно и смущенно улыбнулась, вновь проводя ладонями по ткани. — Вы восхитительны, Миледи, — завороженно проговорила Миата, и во взгляде ее читалась неподдельная искренность. В ответ Нуала благодарно опустила голову, по-прежнему не сдерживая улыбки. — Принцесса, Вы обворожительны и прекрасны, — присоединились к Миате и другие служанки, которые, несмотря на свое отношение к Нуале, все же не могли отрицать очевидного. Принцесса поблагодарила и их, видя, что они искренни в своих словах. — Что ж, а теперь мы немного добавим выразительности Вашему лицу, — довольно проговорила Миата, подходя к столику, на котором стояло несколько флаконов и баночек. — Как хотите, что бы мы уложили Вам волосы? — Благодарю, но я не хочу делать никакой прически, — спокойно ответила Нуала, однако, увидев в глазах эльфийки непонимание, поспешила пояснить. — Королю никогда не нравилось, когда я заплетала волосы. Это его торжество, а потому мне надо соответствовать требованиям правителя. Служанки удивленно и непонимающе переглянулись, однако через какое-то время вновь приняли равнодушный вид, найдя слова принцессы довольно вразумительными. — Как пожелаете, Миледи, — проговорила Гейл. — Однако мы все же хотели бы придать Вашему лицу свежести и выразительности, боюсь, что заточение пошло не на пользу Вашей коже. Миата недовольно посмотрела на служанку, затем перевела взгляд на принцессу, однако не увидела в ее глазах и тени обиды или недовольства. Нуала прекрасно знала, что Гейл не врет, говоря такие слова — отрицать это было бы глупо, поэтому вовсе не расстроилась подобному высказыванию. — Конечно, ты права, — произнесла Нуала, вновь посмотрев в зеркало на свое отражение. — Что ж, тогда приступим, — серьезно ответила Гейл, указывая принцессе на стул, что стоял возле письменного стола. — Зеркало нам понадобится попозже. Нуала присела на предложенный стул, обводя взглядом стоящие на столе флаконы. Служанка, увидев заинтересованность в глазах принцессы, поспешила ответить на немой вопрос, отражавшийся в глазах фейри. — Это очень уникальные магические снадобья. Каждое из них особенно по-своему, — говорила Гейл, пока ее руки порхали, словно бабочки, над столом, указывая на каждый из флаконов. — Эта магическая вода придает коже свежесть и прекрасный румянец, который будет замечательно сочетаться с тенями вокруг Ваших глаз и Вашими губами. Вот этот розовый флакончик придаст Вашему лицу некое магическое свечение, поверьте, Вам понравится. А вот эта лиловая скляночка подарит телу непередаваемый цветочный аромат, — пока служанка рассказывала о предназначении каждого флакончика, Нуала не переставала удивляться тому, что раньше никогда не пользовалась подобным — не было необходимости. Следующий же час пролетел незаметно. Гейл творила свою магию, кружась вокруг принцессы, словно в танце. Нуала же все это время не отводила взгляд от движений служанки, очарованная тем, как та легко делает свою работу, творя на принцессе, будто на холсте, собственными чарами. Когда же служанка завершила последние штрихи, то довольно посмотрела на свою работу. — А теперь прошу, подойдите к зеркалу, — в предвкушении проговорила Гейл. Нуала, изящно встав со стула, направилась к зеркалу, ловя на себе восхищенные взгляды служанок. Посмотрев на свое отражение, принцесса была удивлена тому, как преобразилось ее лицо: темные круги под глазами полностью исчезли, а розово-желтые тени стали ярче и насыщеннее, губы также приобрели более сочный цвет, само же лицо теперь имело приятное свечение и поблескивало. Нуала приятно улыбнулась, благодарно смотря на Гейл. — Спасибо большое, Гейл. Ты хорошо постаралась, — с искренней признательностью произнесла Нуала. — Это моя работа, Миледи, но я очень рада, что Вы довольны, — стараясь сохранять равнодушный тон, ответила Гейл, однако ее взгляд говорил куда красноречивее любых слов. — Что ж, принцесса, Вы прекрасны, однако нам самим уже пора начать приготовления к сегодняшнему торжеству, поэтому если мы Вам более не нужны, то позвольте нам удалиться, — сказала Миата, радостно смотря на принцессу, удивляясь тому, насколько же она прекрасна. — Конечно, идите. Огромное спасибо за вашу работу, — довольно ответила Нуала, с лица которой не сходила радостная девичья улыбка. — Я обязательно приду к Вам через пару часов, — бросила напоследок Миата, стоя уже у двери, на что принцесса ответила понимающим кивком. Когда же Нуала осталась одна в комнате, она в последний раз посмотрела на себя в зеркало и, нежно улыбаясь собственному отражению, подошла к книжному шкафу, беря с него небольшую книгу в красном переплете. Сев на край постели, принцесса открыла сборник стихотворений и, глубоко вздохнув, углубилась в чтение, которое должно было занять ее на ближайшие пару часов.