***
Нуала сидела на кровати, обхватив руками белокурую голову. После состоявшегося пару часов назад неприятного разговора с братом, фейри не могла не испытывать чувство всепоглощающей обиды и вины из-за случившегося, ведь как бы ей не хотелось подобного исхода, именно она послужила причиной ссоры между двумя эльфами, своего рода, яблоком раздора. С самого начала Нуала не желала идти на ужин, не обещавший ничего, кроме очередной необдуманной и дерзкой выходки брата. Так и произошло: Нуада не смог сдержать неприятных и обидных речей в сторону сестры и всего людского рода, а Акэл не сумел оставить подобное без внимания, бросив тем самым королю дерзкий и рискованный вызов. Однако, даже несмотря на благородство принца, Нуала просто не могла назвать его поступок чем-то разумным и верным, ведь наследник Хусто рискнул дерзнуть эльфу, во власти которого находилось самое сокрушительное оружие в мире и который был полностью связан со своей сестрой. Фейри был безмерно приятен такой жест со стороны Акэла, показавший, что он готов понять и принять взгляды принцессы, даже если они не сходятся с его собственными. Однако, не взирая на это, Нуала ни за что на свете не простила бы себе, если бы эльф стал жертвой гордого и упрямого Нуады, которому ничто не препятствовало совершить с дерзким гостем все, что только будет угодно его черной душе. Теперь же, когда угроза миновала, Нуала с беспокойством и волнением теребила рукава своего бирюзового платья, беглым взглядом скользя по просторной комнате. Ей казалось, что она просто обязана объясниться с принцем, попросить не держать зла и обиды на ее брата, однако фейри не знала, как удастся провернуть подобное, если она является буквально заложницей в этом дворце, а потому не имеет права на свободные перемещения по нему и, тем более, на откровенные беседы с гостем короля. В голове Нуалы непроизвольно всплыл образ Нуады, который потребовал ее поклясться в том, что она не совершит никаких глупостей. Однако принцесса не считала разговор с Акэлом чем-то неправильным и необдуманным, наоборот, именно ей могла представиться возможность сгладить острые углы между двумя эльфами, помочь им забыть неправильное и странное недоразумение, участниками которого они оба стали. Мысль об этом успокоила Нуалу, заставила придти к выводу, что подобное действие просто не может быть расценено со стороны брата как новое предательство, ведь оно послужит для общего блага. Однако продумать план дальнейших действий и слов принцесса просто не успела, так как в деревянную дверь постучали, и через несколько секунд на пороге появилась Миата. Нуала, увидев служанку, радостно и искренне улыбнулась: ей всегда было приятно общество этой интересной и добродушной фейри. Однако в этот раз взгляд Миаты излучал далеко не удовольствие и предвкушение от новой непринужденной и увлекательной беседы, но задумчивость и некоторую неуверенность, что очень удивило и напрягло Нуалу, заставив ее нахмуриться. — Что-то произошло, Миата? — обеспокоенно и напряженно спросила Нуала, не сводя своего взгляда с фигуры служанки. — Нет … То есть, да, произошло, — неуверенно и негромко начала Миата, устремив взгляд на письменный стол, затем на стул. — А если быть точнее, то не произошло, но произойдет, если Вы согласитесь пойти со мной, не задавая лишних вопросов, — быстро, словно скороговорку, произнесла Миата, наконец посмотрев на принцессу. — Куда пойти? — непонимающе и удивленно спросила Нуала, напрягаясь всем телом. — Я же попросила не задавать лишних вопросов, — тихо ответила Миата, словно боясь, чтобы кто-нибудь услышал ее. — Как я могу просто уйти? Я не имею права спокойно передвигаться по дворцу и ходить там, где пожелает моя душа, — недоумевающе проговорила Нуала, не понимая странного и неожиданного поведения служанки, которая вела себя так, словно совершила что-то ужасное и не желала, чтобы хоть кто-то узнал об этом. — Нет, Вы можете передвигаться по коридорам дворца, если я буду сопровождать Вас, — быстро и нетерпеливо ответила Миата, подойдя ближе к принцессе и встав рядом с ней. — Прошу Вас поверить мне… Я же еще ни разу не подвела Вас, — неуверенно проговорила служанка, с надеждой смотря на свою госпожу. — Да, ни разу… — задумчиво ответила Нуала, внимательно смотря на Миату, пытаясь понять, о чем она думает и что скрывает. — Хорошо, пойдем, но пообещай, что то, что ты задумала, не будет иметь никаких негативных и печальных последствий ни для кого, — уверенно проговорила Нуала, аккуратно вставая с постели. Миата некоторое время стояла молча, будто бы обдумывая слова принцессы и взвешивая их, решая, что именно стоит ответить. — Обещаю, — негромко, но четко ответила Миата, и Нуала облегченно вздохнула. — А теперь нам стоит идти, — перейдя на заговорщический шепот, проговорила служанка, подходя к деревянной двери и аккуратно выглядывая из комнаты. Нуала, смотря на Миату, все более убеждалась в правдивости своей теории, которая в первые секунды показалась ей глупой и абсурдной, однако теперь лишь она могла хотя бы немного объяснить причины странного поведения ее служанки. — Никого нет, пройдемте, — делая жест рукой, проговорила Миата, и Нуала вышла за служанкой из покоев в темный коридор, освещаемый только несколькими, находящимися на расстоянии метров двух друг от друга, небольшими факелами. Никого не было, даже стражи и слуг, которые всегда проходили по этим коридорам, заглядывая в комнаты и наводя там уборку, или же помогая важным особам завершить последние приготовления ко сну. Однако сейчас здесь было пусто и тихо, и лишь звуки горящего пламени доносились до редких зевак, решивших в ночи прогуляться по дворцу. Нуалу крайне напрягла и удивила подобная подозрительная и ненатуральная тишина, которая будто бы была какой-то наигранной и неестественной в этот момент. Приблизившись к служанке, принцесса ускорила шаг, с опаской и напряжением смотря по сторонам, ища взглядом того, кто мог притаиться где-нибудь в тени колонн и незаметно следить за ними. Холод прошелся по спине Нуалы, вынудив ее вздрогнуть и напрячься всем телом в ожидании внезапного нападения. — Не помню, чтобы когда-нибудь было так тихо, — тихо, не скрывая напряжения в голосе, проговорила Нуала, боковым зрением смотря на идущую рядом Миату. — Такое иногда бывает… — не зная, что сказать, ответила Миата, которую так же удивляло подобное удачное стечение обстоятельств, навивающих чувства подозрения и осторожности. — Скорее всего, стража опять перебрала с вином, забыв о своих обязанностях перед королем, — пытаясь успокоить и себя, и Нуалу, сказала Миата, посмотрев на принцессу своими зелеными глазами. — Если это так, то они крайне халатно относятся к своим обязанностям, — тихо ответила Нуала, внутренне удивляясь тому, что королевская стража может действительно подобным образом относится к собственной работе. — Вы забываете, Миледи, что эти эльфы, прежде всего, мужчины, любящие приятно и весело проводить время, а уже потом стражники и воины, имеющие определенные обязанности, — негромко произнесла Миата, когда они проходили по одному из главных коридоров, из которого вело несколько дверей в большой и цветущий сад. В одну из них и повела свою спутницу служанка, осторожно оглядываясь по сторонам, Нуала же, недолго помешкав, проследовала за подругой. Когда они вышли в сад, то лицо Нуалы обдало приятными и прохладными волнами свежего и чистого ночного воздуха, от которого фейри блаженно прикрыла глаза, ощущая, как ветер нежно и ненавязчиво касается ее алебастровой кожи, щекоча нос. Глубоко вдохнув, принцесса проследовала за Миатой, которая ни на секунду не замедлялась, упрямо и уверенно идя вперед, проходя мимо десятков цветущих деревьев, которые вызывали в душе Нуалы почти детское желание провести бледной ладонью по их ветвям, сорвав несколько нежных и ярких цветков. Однако она просто не успевала лучше и внимательнее изучить растущие в саду и окружающие ее со всех сторон растения, так как служанка, не останавливаясь ни на секунду, быстрым шагом ступала по зеленой сочной траве, впитавшей в себя дневную влагу. Наконец, Миата остановилась у группы яблонь, что росли совсем недалеко друг от друга, переплетая между собой гибкие и прочные ветви, образуя единую живую ограду. За этими деревьями виднелся высокий каменный фонтан, в котором плескались и игрались небольшие птицы. — Теперь Вам нужно одной пройти к этому фонтану, дальше я не могу идти с Вами, — уверенно проговорила Миата, серьезно и сосредоточенно смотря на свою госпожу. — Что за глупые детские игры, Миата? — непонимающе спросила Нуалу, которую начинала пугать подобная несмешная забава. — Просто пройдите к фонтану, прошу Вас, — умоляюще проговорила Миата. — Если я скажу, что ждет Вас там, то Вы попросту откажетесь идти и лишитесь, возможно, последнего шанса на счастливую и благополучную жизнь, — с жаром проговорила служанка, вызвав подобными словами безмерное удивление у Нуалы. — Лишусь последнего шанса на счастливую и благополучную жизнь? — непонимающе переспросила Нуала, пораженная до глубины души подобными изречениями Миаты. — Да, Миледи, — сглотнув неприятный ком в горле, ответила Миата, опустив взгляд, — А я всей душой желаю Вам вечных счастья и радости, а потому прошу довериться мне. — Хорошо, Миата, — неуверенно проговорила Нуала, приближаясь к служанке и обнимая ее за плечи. — У меня нет ни единой причины не верить тебе. — Спасибо, Миледи, — всхлипнув, сказала Миата, отвечая на объятия принцессы. — А теперь Вам надо идти, — после некоторого времени твердо и уверенно проговорила Миата, глубоко вздохнув. — Надеюсь, Вы помните дорогу до покоев, и сможете в случае чего дойти одной? — Да, конечно, Миата, — все еще пребывая в некотором изумлении, ответила Нуала, обнажая свои зубы в искренней и широкой улыбке. — Хорошо, тогда я пойду, — улыбнувшись в ответ, произнесла Миата. — Желаю Вам удачи, — бросила она напоследок перед тем, как скрыться за широкими и густо посаженными деревьями. — Спасибо, Миата… — тихо ответила Нуала, напряженно сглотнув. Справившись с легким испугом и неуверенностью, Нуала медленно прошла к большому каменному фонтану, рядом с которым стоял, слегка ссутулившись, принц Акэл и держал в руке сложенную вдвое записку. Фейри, увидев неожиданного ночного гостя, громко вздохнула, чуть не вскрикнув от удивления и испуга: она и предположить не могла, что именно этот эльф решится назначить ей тайное свидание в саду. Эта мысль заставила Нуалу вздрогнуть, вспомнив, что именно говорил ей брат тогда в столовой. — Это Вы! — негромко воскликнула Нуала, не в силах справиться с накатившим страхом и волнением. — Да, Нуала, это я, — пожав плечами, ответил Акэл, слабо и грустно улыбнувшись фейри. — Однако попрошу Вас не разговаривать так громко, чтобы не привлечь ненужного внимания, — тихим приятным голосом проговорил принц, подходя ближе к Нуале, вынуждая ее напрячься всем телом. — Зачем ты позвал меня, Акэл? Это крайне небезопасно и рискованно после случившегося сегодня, — пытаясь сохранить уверенность в голосе, проговорила Нуала, однако ее руки дрожали, а глаза со страхом скользили по деревьям и кустам, ища невидимого шпиона: принцессу не оставляло странное чувство, что кто-то следит за каждым ее движением, преследует, не отставая ни на шаг. — Я знаю, что это рискованно и опасно, однако я просто не мог покинуть этот дворец, не сделав напоследок еще одного очень важного дела, — негромко и неуверенно ответил Акэл, исподлобья смотря на Нуалу, будто ожидая ее одобрительного слова. — И что это за дело? — с подозрением спросила Нуала, желая услышать что угодно, но только не то, что, как она предполагала, скажет ей принц. — Я должен убедить Вас покинуть этот замок вместе со мной, — внимательно и серьезно посмотрев на фейри, ответил Акэл, продолжая сильнее сжимать в бледной ладони кусок пергамента. — Это исключено, — быстро и уверенно ответила Нуала, ожидая именно такого заявления. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, — уже более неуверенно и тихо продолжила фейри, с грустью смотря на принца. — Как раз-таки я знаю, о чем говорю, — уверенно проговорил Акэл, подходя ближе к принцессе. — Думаете, я не вижу, что происходит? Думаете, я настолько слеп, что не могу разглядеть того, как Ваш брат относится к Вам? Он истязает и унижает Вас лишь потому, что может, лишь потому, что его никто не способен остановить, помешать ему. Нуада всегда был для меня не просто другом, — с жаром говорил Акэл, внимательно и изучающе смотря на Нуалу. — Долгие столетия я считал его примером для подражания, своим идолом, подобным которому я хотел стать. Однако сегодня пелена спала с моих глаз, вынудив с ужасом и удивлением осознать, на кого я равнялся все эти века. Эльф, который любит свой народ, не способен уважать свою сестру и заботиться о ней. Что это, если не лицемерие и фальшь? Ваш брат прикрывается благими делами, при этом совершая неправильные и подлые делишки. — А что Вы считаете правильным? Геноцид миллионов невинных жизней? Может быть, уничтожение памятников культуры и истории? — возбужденно спросила Нуала, устремив свои янтарные глаза на принца. — Все это необходимо ради благого и счастливого будущего нашего народа, — уверенно ответил Акэл, серьезно смотря на Нуалу. — Благого и счастливого будущего? — с печальной усмешкой переспросила Нуала. — Для кого? Для небольшого количества нашего народа, которого разбросало по всей Земле? Ничто, ничто не стоит жизни любого существа, и не важно, человека ли, гоблина или эльфа. Все жизни одинаковы бесценны, и уж точно не нам дано распоряжаться ими по своему усмотрению и решать, кому жить, а кому умереть, — уверенно и с жаром проговорила Нуала, чувствую, как жар охватывает все ее тело. — Ты, бесспорно, права, Нуала, но ты ничего не сможешь сделать ради этих беспомощных и слабых людей, — грустно проговорил Акэл, которому было неприятно, что этот разговор перешел в столь негативное русло. — Я смогу, но только если останусь здесь, с братом. Там, где я должна находиться, — гордо подняв голову, ответила Нуала, в глазах которой отражались уверенность и желание победить. — Ты хоть понимаешь, что если ты останешься с Нуадой, то тебе придется еще не раз столкнуться с его жестокостью и злобой? — пытаясь переубедить Нуалу, спросил Акэл, подходя совсем близко к фейри и обхватывая ладонями ее острые плечи, вызывая в теле принцессе одновременно и дрожь, и жар. — Да, понимаю, — спокойно ответила Нуала, упрямо смотря в лицо принца, — А еще я понимаю, что просто не имею права оставить его наедине со своим безумием, лишив последней возможности спастись из той бездны, в которую он добровольно пал. — Ты точно ангел, Нуала, — печально улыбнувшись, ответил Акэл, не сводя своих темных глаз с прекрасного и чистого лица фейри. — Но справишься ли ты с подобным? Хватит ли тебе сил не сломиться? — Это мой крест, Акэл, — аккуратно проведя ладонью по щеке эльфа, ответила Нуала. — И я буду нести этот крест до конца, и как бы мне не было больно и тяжело, я не брошу его. — Я так понимаю, ты не желаешь покидать пределов собственной тюрьмы? — горько усмехнувшись, спросил Акэл, наслаждаясь нежным и холодным прикосновением принцессы. — Нет, Акэл, не желаю, — тихо ответила Нуала, в глазах которой читались неуверенность и страх. — По крайней мере, пока у меня будет хотя бы ничтожная надежда спасти своего брата от окутавшего его в свои сети безумия, я не стану покидать его… Акэл, — пытаясь оправдаться, произнесла принцесса, грустно и нежно смотря на наследника короля Хусто. — Мы с братом связаны самой прочной нитью, нитью, что является нашей общей жизнью. Я всегда делила с ним все радости и невзгоды, раны и боль, и, если ему суждено погибнуть, я просто не имею права прятаться в стороне… — Нуаде очень повезло с сестрой, — тихо проговорил Акэл, даря Нуале искреннюю, но печальную улыбку, заставившую сердце принцессы дрогнуть, — Я хочу попросить у тебя кое-что, Нуала… Если нам суждено более никогда не увидеться, я хочу попросить у тебя один поцелуй. Нуала, услышав подобное, лишь изумленно и со страхом посмотрела на Акэла, а затем и по сторонам, ожидая увидеть подглядывавшего за ними шпиона, однако никого не было видно в сгущавшихся сумерках. Эльф терпеливо ждал, неуверенно смотря на принцессу, будто боясь того, что она прогонит его, разрушив навсегда последнюю надежду на то, чтобы оставить в памяти хотя бы частичку образа прекрасной фейри. Однако Нуала, с опаской оглянувшись по сторонам, посмотрела на Акэла и неуверенно, еле заметно кивнула, вызвав у принца облегченный и радостный вздох. Наклонившись к алебастровому лицу фейри, наследник Хусто нежно провел свободной ладонью по бледной щеке Нуалы и, поддавшись чуть вперед, припал нежным и чувственным поцелуем к ее розовым пухлым губам. Фейри лишь закрыла глаза, наслаждаясь приятными ощущениями, которые в ней вызвал столь простой и незамысловатый жест. Нуала впервые целовала кого-то, а потому ей казалось это чем-то волшебным и прекрасным, именно таким, каким это описывали прозаики и поэты в многочисленных книгах. Когда принц неуверенно отстранился, лишив Нуалу своего тепла и нежных прикосновений губ, фейри огорченно вздохнула, однако во взгляде ее читались легкое приятное удивление и тихая радость. Акэл, увидев прекрасный взор Нуалы, в котором не было ни презрения, ни недовольства, ни разочарования, нежно и тепло улыбнулся, обнажая ряд ровных зубов. — Теперь я самый счастливый эльф на свете, ведь только мне удалось поцеловать ангела во плоти, — блаженно проговорил Акэл, вынуждая Нуалу смущенно и радостно опустить взгляд, скрыв порозовевшие щеки. — Я сохраню память об этом моменте на века в своем сердце, — восхищенно сказал принц, театрально кладя бледную ладонь на грудь, на место, где под слоями одежды билось живое и горячее сердце. — Я тоже сохраню этот момент в своем сердце, — искренне ответила Нуала, которой всей душой хотелось сделать принца хотя бы чуточку счастливее. — Нуала, я помню, что ты мне сказала, — после продолжительной паузы продолжил Акэл, теребя в руках сложенное вдвое письмо. — Однако я все же хочу отдать тебе его, — на этих словах принц протянул фейри кусок пергамента, который она приняла, уверенно сжав его в ладони. — Если тебе вдруг станет невыносимо, если вдруг ты подумаешь, что больше нет не единой причины жить, прошу, прочитай это письмо… Прочитай и прими то решение, которое посчитаешь необходимым… Обещаешь мне? — Обещаю, — тихо, с печальной улыбкой ответила Нуала, прижимая письмо к сердцу в знак клятвы: Акэл на это лишь грустно усмехнулся и сглотнул неприятный ком в горле. — Что ж, мне надо идти, впрочем, как и тебе, — тихо и неуверенно проговорил принц, смотря на прекрасную и удивительную фейри, что стояла перед ним. — Да, так уж вышло… — согласилась Нуала, не сдержав нежной и грустной улыбки. — До свидания, Акэл, я сохраню в памяти и в сердце каждую секунду этого момента, — проговорила Нуала, медленно отходя от эльфийского принца. — До новой встречи, Нуала, — с надеждой ответил Акэл, смотря вслед удаляющейся стройной фигуре принцессы, шедшей плавно и нежно, словно плывущий по зеркалу воды изящный лебедь. Акэл усмехнулся подобному сравнению и, постояв еще с минуту и глубоко вздохнув, покинул ставшее столь дорогим место, по пути размышляя о том, что он непременно встретиться с Нуалой вновь, и неважно, сколько ему понадобится ждать — он будет с нетерпением отсчитывать дни и недели, месяцы и годы…***
Нуала аккуратно и тихо шла по длинным коридорам дворца, ступая на цыпочках по каменному полу, стараясь не издать ни единого звука. Нигде вновь не было ни души, и это заставило фейри сглотнуть от напряжения и облизнуть вмиг пересохшие губы. Нуала по-прежнему ощущала себя запертой в клетке птицей, за которой кто-то постоянно следил, тенью перемещаясь по стенам и по полу, не оставляя следов, не издавая ни единого звука — это чувство до дрожи пугало принцессу, заставляя ее ускорять шаг. Наконец дойдя до коридора, в котором располагались ее покои, Нуала с опаской и напряжением огляделась по сторонам, однако ни одного живого существа не было поблизости, а потому фейри облегченно выдохнула. Пройдя мимо нескольких ничем не отличающихся друг от друга дверей, принцесса на секунды остановилась возле черной деревянной двери, ведшей в комнату ее брата, прислушиваясь, однако в покоях словно никого и не было — слишком тихо. Это заставило Нуалу с ужасом подумать о том, где мог находиться Нуада в этот момент, однако она поспешила отогнать подобные мысли и побыстрее вернуться в собственную просторную и уютную комнату. Подойдя к светлой двери, Нуала секунду помедлила, вновь оглядываясь по сторонам, однако снова не заметив ни души, принцесса непроизвольно вздохнула и опустила металлическую ручку двери, с едва слышным скрипом открыв ее. Войдя в покои, которые освещал лишь лунный свет, Нуала, выглянув в коридор и, в последний раз убедившись, что за ней никто не следит, а все эти неприятные и странные ощущения — лишь плод ее напуганного воображения, тихо закрыла за собой дверь и, не оборачиваясь, лбом прислонилась к деревянной поверхности, сделав глубокий вдох-выдох. — Скажи мне, сестра, неужели мои слова не значат для тебя ровным счетом ничего? — голос брата заставил Нуалу вскрикнуть, сильнее сжав в ладони письмо, вмиг измяв его, и резко обернуться в сторону письменного стола, за которым сидел эльф. Нуада сидел на стуле, лениво откинувшись на спинку, опираясь подбородком на кулак; рядом с ним, на деревянном столе стоял наполовину пустой стеклянный графин с темно-гранатовой жидкостью. «О, Создатель, он же пьян!» — промелькнула в голове Нуалы страшная мысль, заставившая принцессу глубоко и обреченно вздохнуть. Эльф же внимательно и хищно смотрел на фигуру сестры, которая вся напряглась под этим тяжелым взглядом поблескивающих в лунном свете янтарных глаз, в темноте казавшихся жуткими, подобными очам жестокого и безжалостного хищника, настигшего свою добычу. От этого взора Нуалу пробрала неприятная дрожь, заставившая ее опустить голову и взяться за плечи, чтобы создать себе невидимую опору и защиту. Фейри вмиг стало невыносимо холодно и жутко: чувство невиданного доселе животного страха окутало ее, подобно паутине, заставив дрожать, делая глубокие вдохи и выдохи. Однако Нуада и не думал о том, чтобы отвернуться, перестав испепелять принцессу своим взглядом — ему нужен был ответ на свой вопрос, и он не собирался подыгрывать сестре в этот раз. — Я все еще жду ответа, — негромко, но от того не менее пугающе, произнес Нуада, разглядывая фигуру сестры: ее преисполненные страхом глаза, ее вздымающуюся, затянутую в корсет, грудь, ее руки, которые не оставляли в покое края белых сетчатых широких рукавов. — Нет, брат мой, — тихо, дрожащим голосом ответила Нуала, готовая в любую секунду сбежать, скрыться от пугающей фигуры брата, вырваться из комнаты и из дворца. — Тогда почему ты не выполняешь моих требований и данных тобою клятв? Или твои клятвы стоят дешевле грязи? — сквозь стиснутые зубы спросил Нуада, в голосе которого читалась ничем не прикрытая ярость. — Отвечай! — громко, почти криком, приказал эльф, всем корпусом наклоняясь вперед. — Мне… Мне нечего сказать, брат мой, — одними губами проговорила Нуала, которой было до дрожи страшно: все ее тело тряслось, а сердце билось настолько сильно, что фейри казалось, будто в один момент оно просто прорвется сквозь грудную клетку, умертвив свою владелицу. Принцесса не переставала сжимать лист пергамента в ладони, стараясь спрятать его под широким и длинным рукавом. — Нечего сказать? — удивленно и одновременно со злой насмешкой переспросил Нуада, обнажив зубы в хищном оскале, который вынудил Нуалу опустить голову, чтобы не видеть лица брата. — Смотри на меня, Нуала! Я хочу видеть твои глаза, — резко и громко сказал Нуада, отчего фейри вмиг подняла голову и устремила свой полный ужаса взор на брата, мысленно умоляя всех богов спасти ее. Эльф же долго, не скрывая подозрения во взгляде, изучал ее, пока взором не остановился на небольшой алебастровой ладони, которая не могла скрыть торчащий край бумаги. — Отдай мне то, что прячешь, — не терпящим возражений и пререканий тоном приказал Нуада, взгляд которого был направлен на сжимающую лист бумаги бледную ладонь сестры. Нуала, услышав слова брата, лишь сильнее сжала письмо и опустила взгляд: ее всю буквально трясло от происходящего. Фейри казалось, что в одну секунду она просто потеряет сознание или сойдет с ума, лишившись последних жалких остатков здравого смысла. Нуада, увидев, какой жалкой стала в секунды фигура сестры, хищно усмехнулся и, нехотя встав, медленно подошел к ней, заставив фейри напрячься всем телом, сильнее обхватив себя за плечо ладонью и закрыв глаза, из которых в любой момент могли скатиться непрошенные и горькие слезы. Встав почти вплотную к принцессе, эльф непроизвольно цокнул языком, осматривая с ног до головы ее хрупкую фигуру, подобную сухому тонкому тростнику, который можно сломать надвое, лишь приложив немного силы. — Ты снова спрятала свои глаза, Нуала, — наклонившись к ее лицу, угрожающе прошептал Нуада, заставив фейри вздрогнуть всем телом. Увидев, что принцесса не желает выполнять его приказ, эльф глубоко вздохнул, прикрывая глаза и сдерживая неконтролируемые потоки ярости, что с каждой секундой все более и более окутывали его. — Думаю, мне стоит повторить свои слова… Отдай мне то, что ты так усердно стараешься скрыть. — Нет, — тихо и надрывно проговорила Нуала, голос которой дрожал. Нуада не удивился, услышав подобный ответ, — он его предвидел. Эльф лишь вздохнул и приблизил свою ладонь к лицу принцессы, отчего она отшатнулась, ожидая сильного и болезненного удара, однако его не последовало. Вместо этого Нуада провел ладонью по щеке сестры, спустился к шее и ниже, медленным и едва ощутимым движением скользя по всей длине ее руки. Остановившись на сжатой в кулак ладони, эльф не смог сдержать довольной усмешки перед тем как вырвать холодными пальцами из нее измятый лист бумаги, немного разорвав его: Нуала не стала противиться — это просто было бессмысленно и слишком глупо. — Помнится, единственным, что от тебя требовалось, было не уделять нашему бесценному и дорогому гостю лишнего внимания и не совершать необдуманных глупостей до его отъезда, не так ли? — вновь тихо спросил Нуада, сжимая в ладони лист пергамента, однако его голос в этот момент более походил на шипение змеи, готовой наброситься на ничего не подозревающего грызуна. — Да, брат мой, — слабым и бесцветным голосом ответила Нуала, которой хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы не быть в этот момент рядом с Нуадой, от которого волнами исходила почти физически ощутимая опасность. — И что же в итоге, сестра? — со злой усмешкой спросил Нуада, не отрывая от Нуалы своего изучающего и напряженного взгляда и демонстративно ведя перед ее лицом безнадежно измятым письмом. — Я не уделяла принцу Акэлу внимания больше, чем того требовали правила приличия и гостеприимства. Мне не в чем раскаиваться, брат — напряженно сглотнув, ответила Нуала, пытаясь сохранить уверенность и холодность во взгляде. Фейри понимала, что любая, даже малейшая слабость может привести к роковым последствиям. — Да неужели? — саркастично и театрально удивленно спросил Нуада, однако взгляд его стал более тяжелым и яростным. — Я так понимаю, ты и той нелепой амфибии уделяла внимания столько же, сколько того требовали правила приличия? — язвительно спросил Нуада, наслаждаясь реакцией сестры на собственные слова. — Или тогда было что-то иное? Может быть, симпатия, или же любовь? — презрительно усмехнувшись, спросил Нуада. — Ты пьян, Нуада, — сдерживая слезы обиды, упрямо проговорила фейри, грозно посмотрев в лицо брата, который, услышав подобное, лишь усмехнулся. — И тебя удивляет это? — лукаво спросил Нуада, поднеся к лицу сестры ладонь и проведя большим пальцем по губам принцессы, вызвав этим жестом в теле фейри тревожную и болезненную дрожь: в этот момент прикосновения брата не приносили удовольствия или тепла, лишь ужас и оторопь. — Да… Мне страшно, брат… Прошу тебя, уйди, — тихо и умоляюще произнесла Нуала, которую пугала подобная опасная близость брата. — Уйти? — удивленно и насмешливо переспросил Нуада, и из его груди вырвался короткий низкий смешок. — Нет, Нуала, я не уйду, пока не получу ответы на все интересующие меня вопросы, — тихо, грубоватым голосом проговорил Нуада, проведя тыльной стороной ладони по бледной щеке сестры. — И что тебя интересует? — дрожащим и непослушным голосом спросила Нуала, которая уже буквально задыхалась от переполняющих ее страха и напряжения. — Что меня интересует?.. Я хочу знать, Нуала, почему тебе так необходимо проявлять свои симпатию и чувства ко всем представителям мужского пола, которые хоть сколько-нибудь заинтересовываются тобой? — не скрывая смеси ненависти и ярости в голосе, спросил Нуада, внутри которого разгоралось безумное и необузданное пламя животного желания, заставляющее его голос дрожать, а тело изнывать от неконтролируемого жара, что окутывал все тело. — Это вовсе не проявление нежных чувств и симпатии, брат мой… Это уважение к тем, кто хорошо относится ко мне… К тем, кому я могу доверять. И Авраам, и Акэл убедили меня в том, что на них можно положиться в трудную минуту, не боясь быть отвергнутой и непринятой, — запинаясь, проговорила Нуала, однако эльф на ее слова лишь закатил глаза. — Конечно… Само собой, все эти причины для подозрения — лишь плод моего больного, подвергшегося безумию воображения, я так тебя понимаю? — Нуада не смог сдержать саркастического вопроса. — Выходит, что так, — не подумав, ответила Нуала, однако тут же прикусила язык: не стоило злить и раззадоривать готового сорваться с цепи брата. Фейри тут же пожалела о своих словах, когда Нуада резко и больно сжал ее подбородок, с нескрываемой яростью и гневом посмотрев на нее, будто желал испепелить на месте, превратив принцессу в кучку пыли, которую сдует малейший порыв ветра, навсегда избавив эльфа от созерцания недостойной и дерзкой сестры. — Что ж, если я безумен, — с дьявольской и довольной улыбкой проговорил шепотом Нуада, наслаждаясь тем, как учащается от страха дыхание сестры, как округляются янтарные большие глаза. — То меня более ничего не сдерживает от нового безумства, — на этих словах Нуада с силой и животной страстью впился болезненным и грубым поцелуем в губы сестры, заставив ее вскрикнуть от новых ощущений, которые, однако, были отнюдь не приятными. Нуада больно впивался в губы сестры, держа ее за подбородок, препятствуя любому сопротивления, которое, однако, напуганная фейри даже не оказывала, будучи в странном оцепенении: ей казалось это все лишь страшным сном, который обязан рассеяться, уйдя в небытие. Однако осознание происходящего накрыло ее с головой, как поток ледяной воды, окатив принцессу, когда эльф нетерпеливыми движениями рук начал распускать шнуровку корсета, не на миг не отрываясь от розовых губ Нуалы. Почувствовав быстрые и хаотичные прикосновения брата, фейри протестующе замычала, однако Нуада не услышал этих звуков, или же не пожелал придавать им какого-либо значения, будучи ослепленным почти нестерпимым желанием. Нуала попыталась отклониться от грубых поцелуев эльфа, но не смогла даже немного отстраниться — мешала мертвая хватка брата, в которой он держал ставший розовым от сильных нажимов подбородок принцессы. Фейри не знала, как остановить Нуаду, как не допустить того, чтобы он поступил, как самый последний грязный насильник, грубо и против воли взяв ее в этих покоях. Новая мольба лишь утонула в этом жадном, лишенном любой нежности поцелуе, не принеся никакого эффекта, а потому Нуала решила пойти на отчаянный и опасный шаг, сильно вцепившись зубами в язык эльфа, почувствовав отголоски боли в своей голове, однако заставив его на некоторое время выпустить ее из стальных объятий. Нуада с удивлением и яростью посмотрел на сестру, которая, лишь долю секунды подумав, решила воспользоваться этой возможностью и бросилась к деревянной двери, чуть не запутавшись в своих одеждах и не упав на каменный пол. Однако эльф среагировал молниеносно, и не успела его сестра и шагу ступить из покоев, как сильные и крепкие руки обхватили ее талию, возвращая в комнату, вынуждая брыкаться, дергаться, бить небольшими бледными ладонями по плечам брата. — Прошу, брат, не надо! — не своим голосом кричала Нуала, желая всеми силами образумить Нуаду, уберечь его от непоправимого преступления. — Бесполезно, Нуала, в чем-либо убеждать безумца и о чем-то его просить, — хриплым и грубым голосом ответил Нуада, толкая сестру на кровать и придавливая ее к перине собственным весом, принуждая принцессу предпринимать последние жалкие попытки выбраться и сбежать. — Безумцы не внемлют… — шепотом произнес Нуада, вновь впившись поцелуем в ставшие красными губы принцессы. Нуала же, осознав, что должно произойти, не смогла сдержать слез, что каплями скатились по бледным щекам, оставив влажную дорожку. Нуада, почувствовав в собственных глазах слезы, не в силах был скрыть довольной, полной наслаждения улыбки. Оторвавшись от губ сестры, эльф с восхищением посмотрел на лежащую под ним беспомощную и такую нежную фейри, в янтарных глазах которой отражался ужас от осознания происходящего. — Ты прекрасна, сестра, — сладострастным шепотом проговорил Нуада и, увидев скатывающуюся по нежной щеке одинокую слезу, не смог отказать себе в удовольствии провести по влажной дорожке языком, ощутив солоноватый привкус во рту. Нуала от подобного жеста лишь обреченно зажмурилась, сдерживая крики отчаяния. Лишь раз за всю свою жизнь она позволила себе подумать о том, как делила бы со своим братом любовное ложе. Однако Нуала слишком мало знала о том, что происходит за дверьми спальни возлюбленных, когда на них не устремлены сотни взглядов, поэтому для нее было неприятным и жестоким открытием узнать, что страсть может проявляться в подобных жестоких и грубых формах. Фейри всегда видела свое первое соитие с будущим супругом, как нечто прекрасное, интимное, полное ласковых и взаимных чувств. Она и представить не могла, что в движениях ее брата не будет и намека на любовь и нежность, только похоть и безумное, почти животное, желание насильно обладать ею. Все то, что происходило сейчас, напоминало принцессе гротеск, черную пародию на все ее мечты и представления о любовных соитиях двух эльфов, испытывающих друг к другу нежные чувства. Тем временем Нуада, весь дрожа от предвкушения, непослушными пальцами развязал последние петли шнуровки корсета, открыв своему взору самое прекрасное и желанное тело на свете. Медленными движениями стянув платье вниз, наслаждаясь каждой, даже самой незаметной реакцией сестры, Нуада с хищной улыбкой замер над Нуалой, которая лежала, закрыв глаза, стараясь хоть как-то абстрагироваться от происходящего, не обещавшего ничего, кроме боли и опустошения. Проведя длинными бледными пальцами по сокрытой от него тонкой шелковой сорочкой коже, Нуада с нескрываемым восхищением и желанием посмотрел на беззащитную и напуганную сестру, которая теперь даже не пыталась сопротивляться, прекрасно понимая, что ничего не сможет сделать закаленному в боях, сильному и быстрому воину. Хищно усмехнувшись, эльф провел обеими руками по ногам Нуалы, поднимая ткань сорочки, оголяя сантиметр за сантиметром бледную и нежную кожу, что была покрыта множеством мурашек. Не желая долго возиться с предметом гардероба, Нуада резко разорвал шелковую ткань, заставив сестру громко, против воли, всхлипнуть и попытаться прикрыть небольшую высокую грудь и свести ноги. Увидев это, эльф лишь усмехнулся, обнажив свои белые зубы в подобии оскала. — Глупо, Нуала… Это тебе ничего не даст… Ты и сама это понимаешь, — проведя ладонью вдоль ключицы, тихо проговорил Нуада, в следующую секунду впившись зубами в алебастровую кожу, заставив фейри вскрикнуть от неожиданности и боли. Нуала почувствовала, как по груди скатывается золотистая капля крови, оставляющая за собой заметную дорожку. Эльф, подняв свой хищный и опасный взгляд, с довольной ухмылкой посмотрел на сестру: на губах его виднелись кровавые подтеки, как и на фарфоровой шеи, однако Нуада не обращал на это ровным счетом никакого внимания. Облизнув испачканные черные губы, король с наслаждением провел бледной ладонью по холодной коже Нуалы, ощущая, как бешено бьется под его прикосновениями ее сердце, как сильно вздымается упругая и красивая грудь. Лишь секунды помедлив, Нуада припал губами к груди сестры, целуя, кусая ее, оставляя на нежной алебастровой коже собственные метки. Нуала, ощущая эти болезненные и неприятные прикосновения, лишь сильнее закрыла глаза, отведя взгляд в сторону, желая, чтобы брат уже наконец-то совершил то, что хочет и ушел, оставил ее наедине с болью и позором. Принцесса чувствовала, как порхает язык брата по ее груди, очерчивая темно-молочные контуры, как не больно, но ощутимо он кусает напряженные вершины, вынуждая самого себя глубоко и рвано дышать от ощущений, что заполняли собой его сознание. Это было безумно, неправильно, нестерпимо — Нуале казалось, что она готова потерять сознание, умереть прямо на этом самом ложе, под сильным телом брата, который продолжал оставлять болезненные поцелуи-укусы на каждом сантиметре фарфоровой кожи сестры, вынуждая ее извиваться, дергаться, вздрагивать. Нуада же, немного отстранившись от тела сестры и приподнявшись на локтях, с нескрываемым довольством и некоторой гордостью посмотрел на все те шрамы, порезы и раны, что покрывали бледную кожу принцессы, лишая ее безупречности и идеальности. Однако эльфа эти следы вовсе не смущали, наоборот, Нуада был в восторге от них, ведь все они служил напоминанием того, что он с Нуалой — единое целое. Поэтому король, довольно усмехнувшись, припал черными губами к самому заметному шраму, проводя по нему сухим языком, вызывая в теле сестры волны неконтролируемой дрожи. Нуала не знала, сколько это длилось: мысли в безумном вихре кружились в голове. Принцесса больше не плакала, не дергалась и не извивалась, пытаясь сбросить с себя сильное тело брата, лишь изредка вздрагивала от особо ощутимых и болезненных укусов и грубых движений губ Нуады. Эльф же, чувствуя, как волны неконтролируемого возбуждения разлились по всему телу, кучно собравшись внизу живота, заставив его зажмуриться и с силой прикусить собственные губы, потянулся к завязкам черных штанов и резкими и грубыми движениями дернул за них, едва не оборвав. Высвободив напряженную плоть, Нуада непроизвольно дернулся вперед, касаясь ею нежной кожи бедер сестры, вынуждая Нуалу громко и отрывисто вдохнуть воздух через плотно сжатые зубы и с силой смять молочные простыни бледными ладонями. — Ты прекрасна… Нуала, — сипло проговорил Нуада, чувствуя, как катастрофически не хватает воздуха. — И принадлежишь ты лишь мне… Запомни это раз и навсегда, — сказал Нуада и, припав к искусанным в кровь губам сестры, резким и грубым движением развел ее стройные ноги, почти до основания ворвавшись в девичье лоно, заставив несколько золотистых капель скатиться по алебастровой коже бедра и упасть на молочные простыни, которые поглотили их, впитав в нежную шелковую ткань. Вмиг мужской низкий стон, похожий на рык хищного зверя, и пронзительный женский крик боли и отчаяния слились воедино и на доли секунды окутали собой покои, отражаясь от стен. Нуада, почувствовав, как из глаз брызнули слезы, посмотрел на сестру, которая лежала под ним, с силой сжимая ладонями ткань и сдерживая готовый вырваться надрывный плач: Нуале было неприятно, больно и дискомфортно от ощущения наполнявшей ее внутри горячей и большой плоти. Однако, как оказалось, худшее началось только тогда, когда Нуада, совладав с собственными эмоциями и ощущениями, начал медленно, но глубоко входить в тело сестры, вынуждая ее с каждым новым толчком сильнее впиваться зубами в собственные губы, удерживая предательские болезненные стоны, готовые в любую секунду сорваться с уст. Нуада же ускорил движения, сильнее и грубее врываясь в девичье лоно. Это было до безумия восхитительно и непередаваемо, чувствовать ее, сливаться с ней в единое целое, ощущать, как учащается дыхание сестры, как вздымается грудь фейри. Хрипло и тяжело дыша, Нуада с животной страстью припал к раскрасневшимся устам, целуя, кусая, проводя по ним языком и слизывая образовавшиеся цвета золотистой охры капли крови. Спускаясь ниже черными губами, по подбородку, по шее, эльф остановился на царапине, нанесенной принцем Акэлом, и, не сдержав грустной усмешки, поцеловал ее, нежно и медленно проведя языком. Нуала лишь глубоко вздохнула и, открыв застланные слезной пеленой глаза, посмотрела на брата, взглядом умоляя прекратить это, остановиться. Однако ее немая просьба лишь сильнее раззадорила Нуаду, заставив его с новой силой начать двигаться в принцессе, до основания входя в нежное алебастровое тело, вдавливая его в кровать, которая от грубых и резких движений заметно ударялась об стенку. Нуада, сильнее сжав бледные бедра сестры, приподнял их, вынуждая Нуалу скрестить ноги за его спиной, увеличивая тем самым ощущения от запретного и сладостного соития. Чувствуя приближение разрядки, эльф, не сдерживая громких и хриплых стонов, с каждым толчком входил все глубже и глубже в тело принцессы, почти рывками дергая ее на себя, вынуждая прогибаться, изо всех сил пытаясь подстроиться под безумный и бешеный ритм брата. Нуала не могла сдержать подобный напор брата, а потому из последних сил старалась двигать бледными бедрами навстречу резким и грубым движениям Нуады, вынуждавшим ее чуть ли не хныкать от унижения и боли. «Создатель, я полюбила монстра! Прости меня, умоляю прости!» — раз за разом проносилась мысль в голове Нуалы, заставляя ее в бессилии закрывать глаза, пытаясь абстрагироваться от нелицеприятной и жестокой действительности, чтобы не видеть полного наслаждения и экстаза взгляда брата, не слышать его низких животных стонов, предвещающих наступление пика удовольствия. Эльф же, сделав несколько особо ощутимых и сильных толчков, будто в порыве безумия сжал ладонью алебастровую шею сестры, излившись в ее лоно. Нуала, осознав, что все закончилось, лишь обреченно вздохнула, ощущая несильную, но ощутимую хватку брата на своей шее и вес его тела, что в бессилии упало на нее. Нуада, глубоко и рвано дыша, смотрел затуманенным взглядом на лежащую под ним сестру: пары безумия все еще витали в его разуме, не позволяя до конца осознавать, что же все-таки произошло. Приведя в порядок бешеное и хаотичное дыхание, Нуада громко сглотнул, ощущая нестерпимую сухость во рту, и медленно встал с измятых покрывал. Поправляя на себе одежду, эльф не сводил взора своих янтарных безумных глаз с сестры, которая лежала, свернувшись, на постели, обхватив себя за плечи и едва заметно дрожа всем своим хрупким бледным телом. Однако сердце Нуады не дрогнуло, а затуманенный взгляд не прояснился. Эльф недолго стоял на одном месте, скользя взором по каждому сантиметру тела сестры, которое в эту минуту казалось еще меньше и хрупче, нежели когда-либо. Непроизвольно цокнув языком, Нуада медленно подошел к кровати, подняв с пола измятое письмо, встал рядом с Нуалой, которая, ощутив близость брата, даже не дрогнула, не попыталась отодвинуться — лишь сильнее обхватила себя за острые плечи. Эльф провел по ее волосам и холодной алебастровой руке ладонью. Это было подобно успокаивающему жесту, однако после случившегося такое прикосновения казалось Нуале больнее и резче любого, даже самого сильного удара жестокого палача. Нуала против воли всхлипнула, осознав, что собственноручно подпустила к себе врага, который под покровом ночи совершил ужасное и непростительное преступление, подобное убийству, и ушел, оставив после себя изрезанное в кровь сердце. Фейри было не просто больно, ей хотелось кричать, умоляя брата уйти и никогда больше не появляться в ее жизни. Нуала до последнего верила в то, что брата можно спасти, что ее любовь и забота помогут ему совершить правильный поступок, искупив вину за жизни миллионы убитых людей, однако теперь принцессе казалось, что она все это время была беспросветной дурой, наивно полагающей, что сгнившее изнутри дерево, укорененное в собственных мерзких и аморальных принципах, можно спасти, не допустив того, чтобы оно умерло, став кормом для червей. Осознание подобного невыносимо больно и сильно пронзило сердце Нуалы, всадив в него огромный острый железный кол. — Теперь ты счастлив… Брат? — тихо, сдерживая слезы, произнесла Нуала, устремив на Нуаду свои янтарные глаза. — Что ты имеешь в виду? — сглотнув образовавшийся вмиг неприятный и болезненный ком в горле, спросил Нуада, непонимающе смотря на сестру. — Теперь, когда ты… Когда ты получил то, что так желал, ты обрел счастье? — повторила свой вопрос Нуала, голос которой дрожал, а глаза блестели от окутавшей их прозрачной пленки. Нуада молчал: он просто не знал и не понимал, что сказать. Морок постепенно рассеивался, а взгляд наполнялся осознанием произошедшего. — Для того, чтобы почувствовать себя счастливым и довольным, тебе надо было взять меня силой, против моей воли, заставив страдать, терпя боль и унижение? — голос Нуалы дрогнул, и она отвела от фигуры брата взгляд, полный горести и печали. — Я не знаю, сестра моя, — тихо ответил Нуада, на которого, подобно огромным и мощным волнам, накатывало осознание собственного ужасного преступления, заставляющее эльфа в оцепенении смотреть на фигуру сестры: на кровавые укусы и небольшие, но заметные кровоподтеки, что покрывали ее бледное тело. Нуала ничего не ответила, лишь беспомощно закрыла глаза и повернулась на другой бок, желая не видеть брата, не чувствовать его напряженного взгляда. Эльф же, будто пребывая на границе сна и яви, безумным и непонимающим взглядом обводил взором покои, смотря на «плоды» собственных стараний. Вмиг его тело похолодело, пропустив неприятную и болезненную дрожь, и он, в ужасе пятясь от постели сестры, дошел до двери и, дрожащей рукой дернул за металлическую ручку, не отводя от Нуалы стеклянного взгляда. Открыв дверь, Нуада, словно в бреду, вышел из теперь казавшихся холодными и мрачными покоев. «Что же я наделал? В кого я превратился?» — пронеслась в голове эльфа ужасная и болезненная мысль, пока он медленными и осторожными шагами шел по темному и безжизненному коридору дворца к своей комнате, не чувствуя ничего, кроме бесконечного омерзения и ненависти к самому себе. Нуада с болью думал о том, что сегодня он разрушил свою сестру, собственноручно пронзил ее сердце стальным и острым лезвием, заставив извиваться и корчиться от боли, испытывать унижение и бесконечное отчаяние. Сегодня он лишился единственного шанса удержать Нуалу подле себя…