***
— Я прошу не за себя. Я люблю мужа и уважаю старшую госпожу как мать или старшую сестру, и я не совершала ничего из того, в чем меня обвинили, но дело не в этом! В доме действительно есть что-то темное. Моя мать не была ведьмой, она была травницей, хорошей, и меня многому научила. Когда со старшей госпожой случилось это несчастье, я пыталась ее лечить, и если бы это была обычная болезнь, травы бы помогли. — Мои собратья не обнаружили ничего подозрительного, — ответил ей Лань Ванцзи. — Кроме меня. — Женщина подняла голову. Наверное, она была красива. Лань Ванцзи не разбирался в женской красоте, для него не существовало никого красивее Вэй Ина. Но ее взгляд был прямым и искренним, это он видел. — Они и не искали почти. Служанка, которую я однажды приказала выпороть за плохо почищенные котлы перед празднеством, вывалила им все про меня — и про деревню со странными обычаями, и про мать, и про травы, которыми я Старшую лечить пыталась, да и наплела сверху с три короба. Женщина, да еще и ведьма — к чему еще искать? Они нашли змею в горшке — честно, я не знаю, как она туда попала, может, Гуйцзе ее туда и подложила, — и показали на меня. Муж поверил сразу, — вздохнула она. — И как тут не поверить, когда совершенствующиеся, все в белом и с мечами, такое говорят? Избил и выгнал. — И вы все равно его любите. — Не то чтобы Лань Ванцзи ее не понимал. Даже спустя несколько лет «Проваливай» Вэй Ина все еще звучало в ушах. Наверное, не надо было тогда уходить. Не надо было. — Он не виноват, — женщина снова вздохнула. — Юйсяо, Старшая, совсем сдала от болезни — с постели не встает, говорить не может, хрипит только, будто душит ее кто, и лекарства не помогают. Кому тут и верить, кроме как светлым заклинателям? Супруг мой ничего не понимает в таких делах, да и я, по правде говоря, тоже. Но только кажется мне, что чем бы ни было это темное существо, что вредит Юйсяо, делает это оно в основном по ночам — днем ей вроде легчало от моих трав, а на следующее утро снова совсем больная была… — Вот как. Женщина вновь поклонилась до земли. — Пожалуйста, Ханьгуан-цзюнь, найдите ту тварь, что мучает Юйсяо. Мне больше не к кому обратиться. Ваши старейшины не будут слушать меня после того, как вынесли свой приговор, не станут связываться с ведьмой. А вы… я слышала о том, что произошло в деревне Ши. Вы помогли темному заклинателю. Вас это не смутит. — Она смотрела на него с надеждой. — Мгм. — Ее предполагаемое ведьмовство Лань Ванцзи действительно не смущало. Больше тревожило то, что заклинатели, которых послал брат, ничего иного не обнаружили. Хотя, если настоящая темная тварь действовала только ночью, а днем удачно маскировалась, ее могли не заметить… У Лань Ванцзи перед ними было по крайней мере одно преимущество — он точно знал, что темная тварь — это не вторая госпожа Цзунчжэн. — Я найду ее.***
Глава Лань на сей раз отпустил брата беспрепятственно и даже помог устроить вторую госпожу Цзунчжэн на женской половине Облачных Глубин вплоть до окончательного выяснения всех обстоятельств. — Вполне может быть, что никакого второго дна в этом деле нет, и женщина виновна, но я рад, что ты отправишься туда и сам все проверишь, — напутствовал он Лань Ванцзи перед уходом. — Нужно исключить малейшую вероятность того, что мог быть наказан невинный. Лань Ванцзи кивнул. Он радовался, что в этот раз брат был на его стороне, пусть даже остальные старейшины будут против. На прощанье он едва коснулся губами волос А-Юаня, — у малыша начинались занятия и его перевели к другим ученикам в общую спальню, так что скучать ему не придется, — и встал на меч. Хотя хозяин дома был уверен, что причина болезни его жены найдена и расследовать больше ничего не нужно, он не мог отказать в гостеприимстве брату главы Лань, и тот решил остаться в доме на ночь, чтобы понаблюдать самому. Он провел всю ночь в комнате рядом со спальней болеющей старшей госпожи, стараясь не заснуть: это сложно, когда за всю жизнь привыкаешь засыпать при наступлении часа Свиньи. Голова постепенно опускалась на грудь, глаза слипались; Лань Ванцзи встряхивался, отгоняя сон, но тот отступал ненадолго, и все повторялось снова. На третий раз, когда сознание Лань Ванцзи плыло между сном и явью, перед его затуманенным взглядом в воздухе появилось змееобразное существо и устремилось к спальне старшей госпожи. Лань Ванцзи вскочил, моментально сбрасывая с себя сонливость, и выхватил Бичэнь. Меч почти настиг призрачную змею, но она тут же исчезла, растворившись в плотной темноте спальни. Наутро впервые старшей госпоже Цзунчжэн не стало хуже. Ее муж сначала обрадовался этому, но, узнав от Лань Ванцзи о событиях предыдущей ночи, побледнел от страха. — Змея? — переспросил он дрожащим голосом. — Но как же… Ведь ту змею в горшке я убил своими руками… — Это была не она. Кланявшийся до земли Цзунчжэн Цин вызывал у Лань Ванцзи гораздо меньше сострадания, чем его вторая жена, зато теперь, растеряв свою уверенность, он стал охотно отвечать на все вопросы. Выяснилось, что дом не являлся фамильной собственностью семьи Цзунчжэн, а был получен старшей госпожой в наследство от дальних родственников. И случилось это недавно, всего за пару лет до того, как старшая госпожа слегла. Поэтому господин Цзунчжэн не мог сказать, происходило ли в этом доме раньше что-нибудь странное. На его памяти, кроме болезни его жены, ничего такого не было. Но уважаемый Ханьгуан-цзюнь может расспросить слуг, часть из них перешла к новым хозяевам вместе с домом, например, Гуйцзе, что на кухне работает. Лань Ванцзи медлил в задумчивости. Он не был силен в расспросах и чувствовал инстинктивную неприязнь к этой Гуйцзе, донесшей на свою хозяйку. Но ему было нужно больше информации, и, выбирая, каким путем ее получить, он оставил разговор со слугами на крайний случай и отправился в местную управу. Ему было проще иметь дело с документами, даже при том, что чиновник оставил его в комнате, полной пыльных книг и свитков, лишь указав полки, на которых хранились записи, касавшиеся семьи Шэ — такова была девичья фамилия старшей госпожи. Записи охватывали многие поколения, и Лань Ванцзи пришлось разбираться в них с утра до позднего вечера. К тому времени, когда торопящийся домой чиновник, стоя в дверях, поглядывал на него с заметным нетерпением, Лань Ванцзи уже выяснил, что за последние двести лет один из представителей семьи Шэ успешно сдал экзамен и уехал в столицу, другой разорился и ушел в монахи, третий, пытаясь поправить семейные дела, продал дочь в ивовый дом, но она, отказавшись принять такую судьбу, повесилась на балке, поддерживающей крышу дома. Это случилось порядка ста пятидесяти лет назад. С тех пор самоубийства девушек в этой семье повторялись дважды, и в последний раз по неизвестной причине на той же балке покончила с собой прямая наследница семьи, после чего дом и перешел в собственность господина и госпожи Цзунчжэн. Возвращаясь по деревенской улице, слабо освещенной подвешенными у ворот фонариками, Лань Ванцзи размышлял о том, не могла ли темная тварь, наславшая болезнь старшей госпоже, быть призраком одной из девушек-самоубийц. Хотя после каждого трагического случая в доме проводились все положенные обряды, темная энергия все равно могла скопиться в каком-нибудь укромном месте. Уже подойдя к дому, Лань Ванцзи случайно поднял голову и на миг остолбенел. Круглый глаз дракончика на завершении балки горел явственным зеленым огнем. Бичэнь вылетел из ножен, но дракончик оказался быстрее. Он мгновенно стек по деревянному столбу, подпиравшему свес кровли, и, изгибая длинное тело, исчез в темном проеме двери. Лань Ванцзи устремился за ним и попал в комнату старшей госпожи, у постели которой дремал ее муж, не заметивший змееподобной твари, обвившей шею женщины. Лань Ванцзи не боялся использовать Бичэнь — духовное оружие было способно расправиться с тварью, не повредив тела спящей. Но господин Цзунчжэн проснулся и вскрикнул, увидев открывшуюся перед ним картину, так что тварь ослабила хватку и вновь исчезла, растворившись в темноте. Искать ее ночью было бесполезно, но на рассвете тварь будет вынуждена вернуться в свою деревянную оболочку. Всю ночь Лань Ванцзи провел у ложа больной, исполняя «Покой», чтобы усмирить тварь и не дать ей завершить начатое зло, а с первым лучом солнца Бичэнь пронзил круглый зеленый глаз, поражая злого духа, вселившегося в фигурку. После на площадке перед домом разложили большой костер. Господину Цзунчжэну пришлось разобрать часть крыши, но он счел это небольшой потерей, ведь его первая жена начала выздоравливать. Ее самочувствие улучшилось буквально на следующий день, и Лань Ванцзи, убедившись в этом, вернулся в Облачные Глубины, в качестве платы взяв только обещание, что господин Цзунчжэн извинится перед своей второй женой и с честью примет ее обратно.***
Когда Ханьгуан-цзюнь вернулся, мы как раз изучали, чем различные типы нечисти отличаются друг от друга. Я с трудом дождался, пока он доложит обо всем брату и старейшинам и вернется в Цзинши, чтобы навестить его там. Сначала он спросил меня о моих занятиях, и я, смирив свое нетерпение, рассказал о том, что узнал на лекциях Учителя Ланя, перечислив все пройденные нами виды нечисти, а затем спросил: — А какой природы был тот злой дух, что вызвал болезнь старшей госпожи Цзунчжэн? — Демонический предмет. — Вещь, накопившая слишком много темной энергии и потому одержимая злым духом, которая может насылать болезни и даже убивать. Часто такое случается с оружием или предметами, которые использовали для убийства. — Я, конечно, не удержался от того, чтобы блеснуть своими новообретенными познаниями. — Учитель Лань рассказывал нам о шпильке, которая после обретения темной сущности убила в императорском гареме нескольких наложниц, прежде чем там догадались послать за заклинателями. А что за предмет оказался в доме семьи Цзунчжэн? — Завершение балки в форме дракона. — Как могла обычная балка накопить столько темной энергии? — удивился я. — Или бревном, из которой ее сделали, кого-то когда-то убили? Но нет, — возразил я сам себе, — дом ведь старый, темная сущность должна была проявить себя раньше… Ханьгуан-цзюнь смотрел на меня, и хотя лицо его было, как обычно, бесстрастным, я понял, что он доволен тем, как я рассуждаю. — Верно. Бревно ни при чем. — Но тогда… — Я подумал еще. — Может быть, кто-то упал с этой крыши? Хотя одного раза было бы недостаточно, и вряд ли там кто-то падал регулярно… А если бы балка рухнула кому-то на голову, то ее бы заменили… Ханьгуан-цзюнь слушал меня с одобрением, а когда мои версии иссякли, сказал: — Близко. Три самоубийства, в течение ста пятидесяти лет. — Но почему именно балка… — не понял я сначала. — Девушки-самоубийцы использовали дракона на ней как крюк. После третьего раза, очевидно, количество темной энергии превысило некий критический уровень, и зародился демонический предмет. Все оказалось настолько логично, что я чуть не захлопал в ладоши, но вовремя спохватился. Открытое проявление эмоций в нашем клане никогда не приветствовалось, и оно было вдвойне неуместно при обсуждении таких трагических событий. Вместо этого я спросил: — А что будет со второй госпожой Цзунчжэн? — Думаю, вернется к мужу. Мужская и женская половины Облачных Глубин были очень жестко разделены, так что у мальчиков практически не было возможности общаться со своими сверстницами, да и их наставниц мы встречали крайне редко. Но вторую госпожу Цзунчжэн я как-то увидел издалека, мне она показалась очень красивой и печальной. И мне показалось очень несправедливым, что она просто возьмет и вернется к мужу, который так легко обвинил ее в ужасном преступлении. Но когда я высказал все это, Ханьгуан-цзюнь качнул головой. — Считаешь, будет справедливо, если она к нему не вернется? Я кивнул, хотя уже не так уверенно. Что-то в его голосе подсказывало мне, что я не прав, но в чем именно?.. — Она не будет счастлива. Она его любит. Иногда вместо справедливости нужно уметь прощать. Я попытался понять. То есть, я знал, что такое любить — я любил Ханьгуан-цзюня всем сердцем, но он был настолько идеален в моих глазах, что я не мог представить, чтобы он сделал что-то такое, за что его пришлось бы прощать. Но с другой стороны… Ханьгуан-цзюнь также любил меня, а я на прошлой неделе опрокинул на себя тушечницу и испачкал белые клановые одежды, а еще раньше Учитель Лань отругал меня за то, что я громко разговаривал в библиотеке… Я вовсе не был идеальным, но Ханьгуан-цзюнь никогда не упрекал меня за это. Это и значит — уметь прощать?.. — Этот ученик понял, — сказал я торжественно и поклонился. Ханьгуан-цзюнь коснулся моих волос кончиками пальцев. — Молодец. Теперь ступай. Скоро время сна. Я вновь поклонился и вышел из цзинши, прикрыв за собой дверь. По дороге в свою комнату я размышлял о том, что сделаю все возможное, чтобы приблизиться к тому, каким был он — мой воспитатель и самый близкий человек, почти отец: величайший в мире совершенствующихся, но лишенный высокомерия и обладающий добрым сердцем. Даже его холодная внешность не скрывала этого, недаром просители из простого народа приходили в Облачные Глубины все чаще, взыскуя его заступничества.