***
— Вы были совершенно омерзительны, друг мой, — заметил Мориарти, когда они вышли из здания Скотланд-Ярда. — Еще немного — и вас порвали бы на американский флаг. — Знаю, — Майкрофт с отвращением выбросил сигару и подал Мориарти руку, помогая забраться в кэб. — Верите или нет — до сих пор подташнивает. Но что не сделаешь ради вас, дорогой Джеймс! — Я оценил жертву, — губы Мориарти тронула улыбка. — Как вы нашли меня? — Наша подруга сообщила мне, где вы находитесь. Пришлось прочитать ваши письма… Извините меня, но это был первый рабочий план, который пришел в голову. Не сговариваясь, они сели друг напротив друга. Мориарти расслабленно вытянул ноги и потянулся — от долгих часов изматывающего допроса у него вновь заныла поясница. — Извиняю. В них не было ничего личного. — Неужели? Мне показалась эта переписка очень интимной. Хотя бы то письмо, где вы сравнили саморастворение мертвых тканей с собственным растворением в научной работе, — в голосе Майкрофта чувствовалось наигранное пренебрежение. — Никогда не видел, чтобы о разложении писали с такой… страстью. Мориарти бросил взгляд вниз — латунный наконечник трости холодил его лодыжку, а теплая рука Майкрофта покоилась на его колене. Он слабо усмехнулся. — Ревнуете? Зря. Мы с мистером Уэстом никогда не виделись лично. — И теперь пригласили его в гости. — Он все равно планировал навестить Старый Свет. — А вы планировали саморастворяться в науке, подобно трупу в океане. Для чего вам компания? — Должен же чей-то разум развлекать меня, когда вы уедете. Майкрофт убрал руку с его колена и отвернулся к окну. А затем бросил невпопад, отстраненно: — Я надеялся покинуть Англию не один. Мориарти сощурился. В нем одновременно боролись светлое и темное побуждения, и последнее настойчиво подсказывало напомнить Майкрофту, что он был прав. И все же светлое победило: — Не переживайте. Я пообещал вашему брату поймать его позже. Майкрофт взглянул на него как-то странно. — Конечно, Джеймс, — пробормотал он с рассеянностью. — Мы его найдем. Он замолчал, и Мориарти тоже отвернулся к окну. Оставшуюся поездку каждый думал о своем.***
Гостиную озарил слабый свет керосиновой лампы. Ее Мориарти зажег, чтобы не побеспокоить сон своего друга и миссис Хадсон. Майкрофт приблизился к креслу и погладил дремавшую в нем Королеву Марию. — Вот ведь нерадивый мальчишка, — Кошка зевнула, обнажив два ряда острых зубов, и он поспешно убрал руку. — Удумал же — прыснуть бедняжке в нос одеколон… теперь ее нюх восстановится нескоро. Свет лампы скользил по заострившемуся лицу Майкрофта, бледному, с двумя черными впадинами вместо глаз. Мориарти молча разглядывал его. — В вас что-то изменилось… — заметил он наконец. — Ваши волосы… Лицо Майкрофта омрачилось, и он дотронулся до своего высокого лба. — Редеют, должно быть, — он вздохнул. — Надеялся, что вы не заметите так скоро. Майкрофт расстегнул пиджак и достал из кармана жилета часы. Бронзовые звенья из ассиметричных фигур блеснули на свету. Сами часы Мориарти видел впервые. Черные и блестящие, будто из оникса, они были покрыты древними письменами на неизвестном, но смутно знакомом ему языке. Стрелки на темном циферблате крутились с безумной скоростью, а безостановочное тиканье слилось в единое тихое жужжание, от которого слегка вибрировал позолоченный корпус. — Я провел в мире Снов больше десяти лет. Теперь время забирает свое, — Майкрофт слабо улыбнулся. — Вас смущал мой юношеский облик. Видите, совсем скоро мы сравняемся… — Как скоро? — Один земной час примерно равен трем месяцам моей жизни… Прошло тридцать шесть часов, следовательно, мой организм постарел на девять лет. — Однако ваш настоящий возраст… — Тридцать один. Но сейчас это не имеет значения — я слишком долго играл со временем, и оно уже не остановится, пока не выжмет меня до остатка. В этом мире мне отмерен очень короткий срок. — Поразительно, — сухо ответил Мориарти, — что вы забыли посвятить меня в эту важную особенность своей физиологии. Он отвернулся и подошел к окну, чтобы отворить ставни и впустить воздух в комнату. Раньше он обращал лицо к ночному небу в те моменты, когда его мучило неразрешенное дело или очередная научная загадка, которую не удавалось расколоть. Тогда багровый свет луны приносил ему утешение и наводил на правильные мысли. Сегодня Мориарти нашел его отвратительным. — Я собирался. Не сердитесь, — губы Майкрофта коснулись его шеи. — Я ни о чем не жалею… более того — лелею надежду догнать вас, чтобы вы больше не смотрели на меня как на ваших неопытных студентов. — Вам, видно, время совсем не дорого, — Мориарти поморщился и отвернулся от алого полумесяца, — раз вы им так разбрасываетесь. — Я проводил его с вами. Мориарти повернул голову и встретил взгляд серых глаз, которые обычно смотрели на него бесстрастно или насмешливо. Сейчас в них вновь плескалось что-то неуловимое, уязвимое, и суть этой тревоги была недоступна ему, однако ясно стало другое. У них совершенно не осталось времени на поединки — ни на шпагах, ни на словах. Он вдруг понял, что Майкрофт почти не дышал. — Хотите спать, Джеймс? — Нет, — он моргнул с легким удивлением. — Весь день не хотел. — Желаете заняться чем-то другим? — Да. — Надеюсь, на этот раз вы не заснете? Мориарти чуть усмехнулся. — Старайтесь лучше. Может, тогда не засну. Это был его последний шах королю. Они играли с первых же слов, врезавшихся в сознание Мориарти душной летней ночью, и эта партия уже изрядно измотала обоих. Первый объявлял шах, второй шел на жертвы ради успешной атаки, и вот уже очередная колкость прорывала оборону противника. Куда бы ни двинул своего короля один, его преследовал другой, и они кружили по шахматной доске друг за другом, обмениваясь ударами. Однако ни один из них не мог поставить мат, поскольку то был вечный шах неприятельскому королю, и каждый из них мнил себя нападающей фигурой. Была ли теперь разница, кто шел в атаку, а кто уходил от удара? Мориарти затруднялся ответить на этот вопрос. Когда губы Майкрофта вытворяли совершенно невероятные вещи с его шеей, а руки сжимали бедра, подобные глупости уже не задерживались в голове. Еще в прошлую ночь Мориарти обнажил свою душу и теперь ожидал ответной любезности — во всех физических и метафизических смыслах. Поэтому уже на чердаке он предложил обменять бремя стеснения Майкрофта на более приятную ношу. Тот согласился без борьбы, и Мориарти занял место на его коленях, вместо одной шахматной фигуры забирая у своего противника сразу несколько: галстук, жилет и рубашку. Майкрофт поставил под сомнение равноценность этого обмена, и вслед за тем на пол полетела одежда Мориарти. Наступил эндшпиль. С того самого момента, как они молчаливо условились красиво закончить эту затянувшуюся партию, игра резко набрала темп. В их распоряжении была целая ночь, а казалось, будто пара минут. Оба бессознательно спешили, сбивали друг друга бестолковыми ходами, в которых было мало стратегии, зато много — хаотичного безумства, и это уже перестало казаться чем-то постыдным для двух крайне хладнокровных игроков. Мориарти полагал, что его время утекало капля за каплей, а для Майкрофта оно неслось вперед со скоростью бурного горного потока. Страх завтрашнего дня подгонял их и вынуждал максимально использовать преимущество владения друг другом — технику, которую Майкрофт со скрипом воскрешал в памяти, а Мориарти только осваивал, потому что большую часть жизни потратил на обладание знаниями. Как героиня той глупой книжки Доджсона, они бежали быстро-быстро, только чтобы задержаться на месте. От этой гонки Мориарти вновь стало нечем дышать, и дело было не в спертом воздухе чердака и даже не в теле, которое трепетало под ним, над ним — в зависимости от положения фигур на доске. Его вытащили с морского дна и принудили к человеческим чувствам. Неожиданно со всей ясностью он познал природу того ужаса, который мелькал в холодных серых глазах, и на мгновение сам заглянул в бездну и слился с ее непроглядной тьмой. В нем поселилась тревожная, лихорадочная страсть, похожая на страх, а возможно, даже родственная ему. Они закончили партию ничьей.***
— Не думал, что вы пьете. — Осталось со дня рождения королевы, — бросил Мориарти как-то рассеянно, разливая вино по бокалам. — Обычно — нет. Он вернулся в постель и подал один из бокалов Майкрофту. — Имейте в виду, Джеймс, — пока мы нечестиво безумствовали, я потратил на вас несколько месяцев своей жизни. Надеюсь, вам понравилось. Мориарти скрыл улыбку, пригубив вино. — Я же не сплю. Вы довольны тем, как потратили время? — На вас я бы потратил и годы. В голосе Майкрофта промелькнула неуместная серьезность. Мориарти промолчал. — Расскажите мне о своих снах. — Странную вы выбрали тему для разговора… — Увы, у меня не то настроение, чтобы обсуждать формулы и ваши любимые астероиды. — А ведь могли узнать что-то новое, — хмыкнул Мориарти. — Те места, которые снились мне, вы наверняка посещали лично. И каменные пустыни, и заснеженную долину посреди горных хребтов, и башни на полых стеклянных утесах… — Значит, вы видели мой дом, — на лице Майкрофта промелькнула улыбка. — На скалах из полого стекла стоит город Илек-Вад. «Над Ленгом, где скалистые вершины штурмуют неприступный небосвод, с приходом ночи зарево встает, вселяя ужас в жителей долины…»* — Ваше творчество? — Нет. Был у меня один приятель-сновидец, — Майкрофт задумался. — По имени Говард. Все грозился написать сонеты о неведомом Кадате, да потом куда-то пропал. Должно быть, угодил в руки купцов с плато Ленг… Заметив на лице Мориарти вежливое недоумение, он спохватился: — Та долина, которую вы видели во снах, и есть плато Ленг. За ним лежит гора Кадат, где когда-то жили земные боги. Ее прозвали неведомой, потому что туда не ступала нога человека. — Но вы там, разумеется, уже потоптались. — У ее основания, — заметил Майкрофт как-то смущенно. — Если бы я рискнул подняться в замок богов, то случился бы дипломатический скандал. Хотя соблазн велик, конечно… — Лезть на гору? — Первым покорить вершину, — Майкрофт спустил халат с плеч Мориарти и провел ладонью вдоль его позвоночника. — Завладеть тем, что никому не принадлежало. Вам, как ученому, должно быть знакомо это чувство. — Пожалуй, — он чуть поморщился от щекотки. — Но научный интерес во мне сильнее амбиций. — Джеймс… вы простите мне, если я побуду немного сентиментальным? — Нет. — Думаю, все же простите. Так вот, слушайте: мне кажется, что все то время, пока я блуждал по пространствам сновидческого мира, я искал именно вас. — Я польщен. — Когда мы с моим братом войдем во Врата сна, вы не хотели бы… — Не хотел бы, — резко ответил Мориарти. — Меня устраивает та реальность, в которой я живу сейчас. Но спасибо за предложение. — Уверены? Вы больше не на хорошем счету у королевы. Не преподаете, как хотели, и явно уже не будете. Знаете, ведь в мире Снов тоже есть университеты и наука… Он оборвал себя на полуслове. Под пристальным взглядом Мориарти Майкрофт смешался и убрал руку с его спины. — И более подходящая публика, — закончил он, пытаясь вернуть голосу привычный ироничный тон. — Здесь, под багровой луной, у вас совершенно неблагодарные слушатели. Мориарти сощурился. — Почему именно сейчас вы решили почтить нас своим присутствием? — Не понимаю вас. — Признайте, вы все это затеяли не ради своего брата, а ради самого себя. — Ему угрожает опасность… — О, да бросьте! Он как-то дожил до тридцати лет без вашей помощи. И успешно ускользал от меня последние три года — а для этого нужно обладать хорошей смекалкой и шустрыми ногами. Что-то изменилось. — Это не относится к нашему с вами разговору… — Вы стали испытывать одиночество. Майкрофт отвернулся. — И это тоже, — ответил он после краткой паузы, — к нему не относится, Джеймс. Я рад, что в вашей болезни наступила ремиссия, но теперь в сон клонит меня. Да и обнимать вас я хочу больше, чем спорить с вами… Мориарти и правда не чувствовал сонливости, пусть и провел весь день в дикой спешке. Ему вдруг пришло в голову, что еще пару дней назад он бы обязательно придумал, как использовать это бесценное время с пользой для науки и общества. Но сейчас он лишь молча опустился на постель, принимая объятия Майкрофта, и прикрыл глаза. Остаток ночи Мориарти мучили беспокойные сны о заснеженном плато Ленг и непокоренных горных пиках неведомого Кадата. Времени оставалось не так много.