Демон и Ангел. Как две половины одной монеты

Вскоре после обмена именами Демон удалился к своим привычным делам, или, как тот изволил выразиться: «Пора наверх, работа не ждёт», — и при этом так кряхтел и вздыхал, словно шёл на самую страшную пытку с последующей казнью. Эта его небольшая глуповатая развязность и постоянная весёлость не могла не смотреться комично, но чем-то даже душе была мила. Снова воцарилась тишина, и Ангел, сложив крылья за спиной, бесцельно сел, глядя себе на порезанные руки, и опустился в них лицом. Что только что произошло? Он заговорил. Первый заговорил с Демоном и даже подчинился его воле безо всякого сопротивления. А самое главное — не чувствовал за собой какой-то ошибки, словно это было естественно и в порядке вещей, от чего намеренно карал себя ещё больше. Он должен этого стыдиться. Должен понимать, что только что поддался этому вязкому искушению перед чужой стороной, а ведь знает точно, что после пары шагов остановиться будет невыносимо тяжело и что не несёт это за собой ничего хорошего. Обманут. Обязательно обманут, а после, может быть, ещё и убьют, и хорошо будет, если только убьют, а если нет? Страшно представить, что можно сделать с тем, над кем у них есть полная власть: не только над телом, но ещё и над сознанием. Любая самая низкая и подлая «игра» или увлечение могли воплотиться в реальность. Сейчас у них есть один, максимум, два интереса к его персоне: куда исчез Дьявол, — а когда они поймут, что Ангел либо не знает, либо не скажет, либо уже давно позабыл, точно отомстят за зря потраченное время. Мерзкое положение, сказать можно честно. Демон ушёл, а Водас остался наедине с собой и своими сжирающими мыслями всё на том же месте, в той же позе, и только его выражение лица менялось. «Зачем? На кой чёрт ты это сделал? Кто тебя за язык тянул? Дурень». Неужто он на самом деле поддался этой тишине и заговорил? Может, и так, а может, он уже давно и очень давно вынашивал в себе идею заговорить. Вот только это была голая идея, без понимания последствий. Так, как бред и соответствующая ей мысль, которой часто упиваются умалишённые в своих пьяных фантазиях и какие никогда не сбываются. Водас последний месяц предавался таким мыслям всё чаще, чтобы хотя бы так отвлечься от жестокой действительности. Он не боялся её и не бежал, но иногда растворялся в своей голове чтобы не сойти с ума в этих четырёх стенах, которые намеренно созданы таким образом, дабы быстрее сломать пленника изнутри своей однотипностью. Его выдержка никогда не подводила раньше, но именно сейчас вдруг треснула. Как так вышло, что именно эта идея вышла за пределы его головы? Просто что-то сжирало изнутри и заставляло тогда выдавить из себя это злосчастное «эй», а после — ещё и попросить самому воды! Это величайший крах любых убеждений, которые поддерживали Водаса на протяжении трёх месяцев в этом сплошном аду в логове врага, будто совсем одичал, ведь от этого минутного разговора ловил аффект чуть ли не весь последующий день. Но он ждал, а что ему ещё оставалось? Если быть точным, то Водас не знает наверняка, а только догадывается о своём местоположении, потому что после очередного визита какого-нибудь демона он нередко терял сознание, а в это время с его телом можно сотворить всё, что угодно. К примеру, перенести из мира в мир. По крайней мере, аура была знакома и, вполне возможно, является аурой своего родного Серого Сада. Вот только насколько он теперь «свой» и «родной»? Теперь здесь другие правители, другие правила и другой порядок, кардинально отличающийся от предыдущего. От Родины не осталось ничего, только лишь пустая оболочка, которую можно заполнить чем заблагорассудится этому Огненному Дьяволу с буквально неограниченной властью в этом месте. Водас ненавидит Дьявола. Ненавидит Риэту. Ненавидит Поэми. И уж тем более ненавидит Эмальфа, за то, что тот так по-доброму и мягко с ним обходится. Это раздражает, злит и выводит из себя потому, что почти что не даёт повода себя ненавидеть, а должен. Должен быть хотя бы ещё один повод, кроме расы, чтобы можно было подпитывать свою ненависть и не дать упасть духом ещё ниже, чем уже есть. Да, он игнорирует факт избиения хотя бы потому, что нарывается сам и понимает это. Ангел искренне жалеет, что находится по разные стороны с этим Демоном, ведь ненавидит он не Эмальфа, а саму его сторону, саму суть, саму магию, ткань и плоть, из которой состоит. Сам Огненный мир, поработивший выстроенный таким трудом и кровью рай после затяжной Войны. Он видел своими глазами, как рухнул прошлый и возник новый, даже приложил руку к его созданию и оберегал, как только мог… Было ли это заметно? Кому это будет интересно? Кому интересна история этого места, если его больше не существует? Никого, и это терзает. Все погибшие сгинули без следа, а все старания ушли впустую, а виной всему этому огненная раса демонов из преисподней, а значит и Эмальфа в частности! И именно он в первую очередь враг, потому что старается подобраться ближе не как к пленному, а как к личности. Самый опасный подход, потому что не ломает, а подкупает, дурманит сладкой мечтой. Водас сжимает руки и резким ударом бьёт в стену сжатыми в кулак пальцами. Из треснутой кожи сочится кровь, но она ничтожна по сравнению с той, какая уже пролита здесь. Сколько молодых демонов из Серого Сада они погубили? Сколько заставили работать на себя, а кого пытаются перевоспитать страшными методами? Что сделали со всеми ангелами? Убили? Растерзали трупы и сожгли в дальних кострах, которые видны были даже из узкой полосы под самым потолком? А если так же, как и Водаса, отдали в угоду развлечению и снятию стресса? Бьёт ещё раз, сыпется мелкая крошка, и тут же тело пронзает мгновенная боль. Запрет на использование магии, поставленный этим мерзким Огненным Дьяволом. Чем сильнее применяемая магия, тем сильнее удар. Месяц назад такой удар заставил потерять сознание, а в первый день вовсе отобрал способность ощущать конечности на долгое время. Не простит. Никогда не простит того, что сделали с этим миром. С этим маленьким раем и что сотворили с невинными, чистыми и маленькими детьми, не видавшими подобной боли и горя. Когда такие, подобно Водасу, уже видавшие жизнь со всех сторон, пусть даже не самых приятных, в основном, погибают и мучаются, это ещё понятно. Они уже запятнаны, они виноваты, ведь сами сколько крови носят на своих руках и сердцах, сколько отобрали жизней и истерзали душ, но в чём виновны дети? Таковые раздумья мучили, и вскоре, совсем лишаясь возможности отвлечься на что-то иное, Ангел просто ложится и засыпает. Конечно, снятся кошмары. Отвратительные, мерзкие и до боли правдоподобные ужасы, которые явно не обошлись без помощи дьявольской руки и его нитей, окутывающих весь мир до каждого камня. Однако, всё же, их легче терпеть, чем самого себя и свои собственными мысли. Во сне всё пролетит быстрее, а дальше будет видно: убиваться от своей слабости или убиваться от своей упёртости, откровенно говоря. Хотя сложно это назвать сном. Всё, что видит Водас последние месяцы, не назвать никак иначе, как кошмарами. Мерзкие и болезненные кошмары, какие всегда производят сильнейшее впечатление на сновидца, надолго оставаясь внутри, подле самого сердца, отравляя его жизнь лучше всякого яда. Иногда, и очень редким благословением, становится их полное отсутствие: ничего, кроме чёрного тяготящего полотна с давящей своей громкостью тишиной на протяжении нескольких часов. Сперва показалось, что в этот раз оно и произошло. Всё померкло. Вокруг ничего не было, совершенно. Ни звуков, ни запахов, ни голосов. Совершенная пустота без цвета, хотя имеет ли пустота свой цвет? Если так, то каков он? Чёрный? Нет, чёрный — это цвет, который можно хоть как-то описать, а то, что видел или, вернее, ощущал Водас, не имело цвета, прозрачным это тоже не назвать, да и так ли это важно? Ангел не мог понять, в каком он положении. Стоит ли он, сидит или же лежит. Вполне возможно, что он падал или плыл в неизвестном направлении с непонятными, несуществующими координатами, проскальзывая мимо непонятного в неосознанное. Тишина длилась вечно и в тоже время всего секунду, как вдруг раздался поразительный своей внезапностью стук. Водас замер и только сейчас осознал, что шёл уже долгое время. Ничего, такая же тишина, пугающая своей молчаливостью и равномерностью; может, померещилось? Ноги сами собой, как бы машинально, продолжают прерванное действие, как вдруг снова стук. И снова он остановился, пытаясь понять, откуда исходит звук. Необычно было не узнать свои шаги, к слову, единственное, что хоть как-то разбавляло монотонную тишину. Всё было, как в тумане, окутано призрачной полупрозрачной мглой тупого непонимания и слепоты. Водас не понимал, что происходит вокруг, но понял совершенно точно, что он уже не в камере. Слишком большое пустое пространство и слишком легко ходит. Где цепи? Где те металлические зажимы, которые сидят на бортах его крыльев вот уже как три месяца и не дают вздохнуть спокойно, не ощутив боли от прокалывания только-только заросших тканей? Он махнул рукой: ничего, что бы стесняло движения, совершенно. Сперва Водас бесцельно бродил, как заблудшая душа во тьме, не в состоянии найти своего упокоения в беспространственном пространстве, однако после пяти минут кряду в сердце его поселилась тревога, к десяти минутам переросшая в панику. Страх перед неизвестным, который от мгновения к мгновению становился всё невыносимее, страшной волной накатывая и сдавливая со всех сторон. Увидеть свет, услышать звук помимо своих шагов, да плевать, добраться до чего-либо в этой сплошной, всепоглощающей тьме. Хоть до чего-нибудь. Водас бежит по ощутимой и ровной поверхности уже долгое время, как вдруг оступается и не чувствует её под собой. Леденящий ужас и секундная растерянность оказались роковыми, ведь, не успев затормозить, Ангел слетел с обрыва, не успел зацепится за выступ. Секунда, и он уже летел камнем вниз, пока крылья беспомощно трепыхались за спиной в жалкой попытке взлететь. Они не слушались, совершенно, будто бы отнятые и ему не принадлежащие вовсе. Из горла рвался крик, но ни единого звука не донеслось, лишь икнул с хрипотцой, и в узком пронзительно засвистело ветром. «Расшибусь, — только и успело отчётливо пронестись в голове, — насмерть расшибусь». Резкое столкновение, и пронзающая боль прошлась по всему телу от столкновения с поверхностью. Водас должен был распластаться, буквально превратившись в лепёшку с такой высоты, однако почувствовал, как тело после столкновения медленно, но всё так же стремительно потянулось на дно. Это не земля, если бы мог, заключил Ангел, и не камни — это не твёрдое тело, это жидкость. Плотнее и теплее обычной питьевой воды. Основной удар пришёлся на крылья, от чего те внутри легко переломились, обратившись в кашу. Эта боль, с какой ломалась каждая косточка в них, была чудовищна, и терпеть не без крика невозможно. Водас закричал, и вместе с этим выбил последний воздух изнутри, давая возможность этой мерзко-тёплой жиже, походящей на слизь, влиться внутрь и отлепить горло изнутри, продолжая проникать всё дальше. Сперва попытался выкашлять, но контролировать самого себя в такой ситуации возможным не представилось. Он захлёбывается в ней, отвратной вязкой жидкости с тошнотворным запахом и вкусом железа. «Кровь», — резкой вспышкой вспыхнуло в голове. Всё проходило слишком быстро, чересчур скоро проходили все события, чтобы успеть сориентироваться с одного на другое и при этом остаться в живых. Водас захлёбывался в этом море крови, будучи даже не в состоянии понять, что делать. Впрочем, полного понимания и не требовалось. Если мозг отключился окончательно, то тело нет. Руки сами собой забились в этой жиже, а после пары хаотичных движений ногами ему удалось выровняться. Затем ещё один быстрый толчок, и он поднялся выше. Крылья увязли в жидкости и сейчас только мешались. Силы выбивало с каждым движением вместе с жизнью, но Ангел не сдавался, даже мысли такой не промелькнуло. Прошло пять толчков, затем ещё несколько, и вдруг сверху ничего не оказалось. Водас всплыл и тут же утоп обратно: его буквально затягивало с головой это кровавое болото, но даже так он выплывал вновь. Затем ещё раз и ещё, пока не совладал с равновесием. Чертовски сложно было двигаться в этом плотном веществе, однако выбора не было. Водас всплыл, но толку пока не было. Он пытался вдохнуть, но не мог из-за опасного количество жидкости внутри себя. Потом пришло понимание, и Ангел стал кашлять, насилу выгоняя это изнутри. Спустя пару кашлей его буквально вырвало этом кровавым потоком. Протвино? Да. Мерзко? Не то слово, но плевать, главное — смог вдохнуть. Кашель не прекращался, но теперь это был кашель сильного больного, а не безнадёжно тонущего. Ещё время, и Водас пришёл в относительную норму. Отбив себе крылья и ноги, он чудным образом ещё мог держаться на плаву до той степени, что смог хоть чуть-чуть передохнуть, оставив руки просто лежать на поверхности. Сознание прочистилось, и стало понятно, что примерно делать дальше. Ангел потряс головой, выбивая из ушей кровь, затем начал и утирать лицо. Не только потому, что было противно ощущать этот покров крови, начинающий засыхать, а чтобы взглянуть вокруг себя. Вытереться было нечем, он весь был в крови, поэтому пришлось выкручиваться и мотать головой, вытирая свой единственный зрячий глаз. Как только удалось его открыть, Водас тут же начал вертеть головой и с ужасом понял, что даже так ничего не видит. Слишком темно, как вдруг в голове вспыхнул огонёк надежды. Нимб Над головой его не было: должно быть, выбило при падении. Ангел опустил взгляд ниже и зацепился за мелкую точку глубоко под слоями крови. Вытянув одну руку вниз, а другой продолжая грести ради равновесия, он сосредоточился и, вложив максимальную концентрацию, стал тянуть за недвижимую нить, какая есть у любого Ангела с его нимбом. Ореол давал режущий глаза алый цвет, но это лучше, чем чернота. Вокруг ничего, помимо поверхности крови, хотя что-то в этой темноте, казалось, движется. Он не знал, в какой стороне, где и что, но чувствовал чем-то внутри себя, что движется, где-то вдалеке, даже плюхаясь, но лучше бы не знал. Потому что просто что могло издавать такие звуки? Кровь стыла в его жилах от бурной фантазии. Водас загрёб в одну из сторон, от которой его сердце не билось со скоростью вот-вот сдохшей лошади, и с ужасом услышал, как это нечто приближается. Откуда-то, просто откуда-то, с какой-то стороны или отовсюду сразу слышались всплески, и вдруг донеслись клокочущие звуки и булькающее шипение. Нервы натянулись до предела пределов, а из-за ужаса из груди бился вой. Руки не слушались, замирая от страха, но если он замрёт, то точно умрёт. Нимб над головой давал слишком тусклый свет, чтобы увидеть что-то в метре от себя и это чуть не стало для него роковым обстоятельством. Прямо из темноты, прямо перед его лицом издав пронзительный вопль, выпрыгнуло чудовище. Настоящее чудовище, от вида которого Водас побледнел, как бумага, и даже не смог закричать. Голова существа была будто расплавлена, как воск, и разбухла, как гумба, забытая в воде. Всё в чёрных дырах, а само имело багровый цвет крови, в котором плавало. Он не смог бы его описать, потому что видел всего секунду, и то видел лишь большое, размером с его голову, каждый глаз, абсолютно чёрные, а во всю нижнюю часть тела был рот, разорванный и слившийся с окружением. Водас увидел его снизу, потому что чудовище выпрыгнуло, ведь увидело только сияющий нимб и просто его поглотило. Ангел ушёл под поверхность, потому что его задело то ли хвостом, то ли, наоборот, головой чудовища, однако не мог позволить себе даже кашлять. Несмотря на то, что его распирала вновь влившаяся кровь, он застыл и всплыл, пытаясь найти нечто взглядом. Оно было рядом, буквально в метре от него, и, ощутив ужасное жжение от нимба, выплюнуло его вверх, а затем снова хотело поглотить. Однако если оно его поглотит, то у Водаса не останется света, совершенно, будет только тьма, и это нечто, которое рано или поздно найдёт его по звукам и имея преимущества, просто сожрёт. Ангел укусил себя за нижнюю губу, чтобы сконцентрироваться, и вытянул руку, притянув нимб к себе. Чудовище тут же с медленной неповоротливостью безмозглой твари кинулось за ним, а Водас метнул его в сторону. Просто куда-то в сторону, чтобы увидеть, что там будет дальше. Лучше бы не видел. Ещё немного, и он сошёл бы с ума. Нимб пролетел довольно близко к поверхности чтобы осветить тучу голов и тел подобных существ, которое промчалось возле самого уха вслед за светом. Ореол блеснул и исчез в одной из пастей, и Водас остался в совершенной темноте наедине с полчищем этих тварей. Более того, он слышал их. Слышал, как они плывут и движутся на его дыхание, на биение сердца и стук зубов друг об друга. Ангел был на грани безумия и, уже не думая, сорвался с места и, поплыв в противоположную сторону, перебирая руками так быстро, как только мог, работая на пределе своих физических способностей. Этого было недостаточно. Они приближались, причём с поразительной быстротой, и их плескания со стрекотом донеслись и спереди. Водас буквально плыл этим тварям навстречу, но не мог остановиться, ведь они были и за его спиной. За крыло схватило, и без того сломанное, за него потянули и стали рвать с разных сторон, будто бы одновременно впились несколько ртов. Ангел пытался вырваться, но не смог, ощутив, как и ногу обволокло чужой пастью. Нечто острое сомкнулось и впились в кожу, а затем спустя секунды сожрало его крыло, вырвав возле самого корня. Водас закричал, даже не понимая этого, ведь уже не владел собой. Ногу разодрали, а из-за того, что он остановился, его быстро нагнали, оторвав и второе крыло, вжираясь в руку и вторую ногу. Спереди нахлынуло волной крови, после чего нечто въелось и спереди, цепляясь за оставшуюся руку, въедаясь в бока. Его разрывали на части и сжирали заживо, буквально сдавливая отовсюду. Он ощущал, как упирался щекой в это бесформенное месиво. Этот страх, этот несоизмеримый ужас — единственное, что было с ним сейчас. Водас умирал, затухал и распадался на глазах, крик становился всё тише, может потому, что части горла уже не было. — Помогите — хрипло крикнул умирающий голос. — П.ом.о.ги. мне… Б-б.ож…е… — Оторвало ногу, затем и руку. Жидкие, острые клыки впились в левую часть лица и отжирали на живую. — С.па.сит.е… —

***

Вдруг всё затягивается туманом. Вдруг чувствуется касание к щеке, хоть и есть в этом что-то колкое и неприятное, но почему-то тёплое и нежное. Вдруг всё вокруг исчезает, смешиваясь с самой пустотой, а вскоре появляется свет. Водас распахивает почти обезумевшие глаза, но не видит первое время из-за густой пелены слёз. Он не видит, но ловит перед собой чью-то красную руку. Быстро появляются очертания и чешуек с позолоченными кольцами. Ангел в ужасе дёргается, всё ещё ощущая призрачную боль во всем теле, и только потом всё хоть чуть-чуть, но проясняется. Рука сама собой ударила ребром по чужой. — Эй! Не бейся! — За кисть перехватывают, а из груди донёсся хриплый вскрик, мгновенно затухнувший уже в горле. — Спокойней! Я тебя не бью! Я просто… увидел что ты спишь и решил не будить, а потом гляжу, дёргаешься так… Как будто кошмар. — Сердце бешено колотилось и отбивалось сбитым ритмом в ушах, заглушая любые слова и звуки; однако, даже так он смог прочитать и догадаться, что было сказано. Слёзы едва заметными тонкими нитями забежали по щеке из единственного глаза. Это был кошмар? — Эййй, ангел! — Из этого состояния, на грани бреда вырывает голос Демона, который сидит напротив, закинув ногу на ногу, и мощно тряхнул за плечо. — Я не собираюсь тут весь день пытаться докричаться до те—… Постой, ты плачешь? — — Пусти, — Водас почти шипит, пытаясь смахнуть с лица влажное. Единственный серый глаз упирается в чёрные очки перед собой, которые всё ещё не проснулись. Он всё ещё видит эти измазанные, искажённые лики чудовищ, а чёрные очки только усугубляли положение. Водас дёргается сильнее, пытаясь вырваться из чужой, цепкой и болезненной хватки, которая навевала ещё больше ужаса. — Пусти. — Демон расслабляет руки, а Ангел быстро принимает сидячее положение и чувствует спиной стену, в которую почти врезается, пытаясь прибиться хоть чем-то туда, откуда не надо будет ждать атаки. — Да ладно… Чего ты так сразу? Я же не ударил тебя, а просто ткнул, разбудить пытался. — — Зачем будил? — будучи ещё не в себе, шепчет Ангел и сжимает пальцами одежду. — Ну, лицо у тебя было больно страдальческое. Да ещё ты кого-то звал… — Эмальф некоторые время молчит и смотрит, а потом вздыхает и подбадривающе улыбается. — Я не подслушивал, честно! Просто жалко так стало… — Водас глядит и не может понять толком смысла того, что говорят, но длилось это недолго. Сжимая тонкими пальцами себя за плечи, стремится унять тряску. Взгляд Эмальфа смотрел в стену напротив, будто та была интереснее всего на свете, но всё же отрывается и перенаправляется к Ангелу, цепляясь за лихорадочную дрожь. — Ох… — Когтистые лапы снова берутся за пленного, на этот раз за руки и слабо сжимают. — Прямо совсем плохо? Ты дрожишь, как огонь на ветру. — Водас, привыкший держать за собой молчание, молчит и в этот раз: он заставил себя взять власть над собой, хотя больше всего на свете сейчас ему хотелось прижаться к кому-нибудь, плевать в кому, и излить то, что только что пережил. Но это чувство он глушит, быстро собираясь, заставляя конечности повиноваться себе и только себе. После — отнимает руки обратно, укладывая на свою грудь. Демон вздыхает с каким-то разочарованием. Да что уж там таить, ему хочется безумно, чтобы этот закрытый, как орех, Ангел ему открылся, хотя бы немного, и хочет побыть тем самым слушателем исповеди души, какие только слушают, молчат и ничего лишнего не говорят. Чертовски забавно, но у них сейчас взаимно дополняющие друг друга чувства. Водас хочет прибиться к кому-нибудь, чтобы просто забыть этот кошмар, из-за которого вот-вот остановится его сердце, а Эмальф хочет, чтобы ему кто-то открылся, доверился, как к родной душе. — Ух… — выдохнул демон и заложил руки за голову, упираясь в стену спиной. — Опять молчишь? Ты как партизан, ничто тебя никогда не берёт и не трогает! Иногда кажется, что ты неживой какой-то. — Ангел поворачивает голову, изгибая брови в немом вопросе. Нельзя не признать, слова прельстили, но не более. — Может, поговоришь со мной уже, а? — Эмальф поворачивает голову в ответ, но явно никак не ожидал встретиться взглядом с немигающими глазами, которые всё ещё заметно блестели на свету только что отошедшими слезами и дикой искрой, от чего на миг теряет способность говорить, а только пропускает длинный звук. — Ааааа… Я ведь для тебя стараюсь… Правда, вслепую, потому что понятия не имею, что ты хочешь и чего тебе нужно, а говорить ты не хочешь. — Эмальф вдруг подаётся вперёд и лёгким, скользящим движением обхватывает Ангела за пояс, а тот и среагировать не успевает. Но Демон не делает ничего плохого, на лице его показалась тёплая и сочувствующая улыбка, затем осторожно поднимает одну руку и смахивает ещё стоящие слёзки. На время повисает молчание, во время которого Водас складывает крылья за спиной крепче и отводит взгляд в такой интересный угол, долго и упорно не двигаясь. У него даже не возникло желания оттолкнуть Демона от себя. Впервые, может быть, он был не против, что его коснулись и находились так долго и так близко —. . . . . . . Н-неловко вышло, — первый прерывает молчание Демон, вскидывает руки к потолку и потягивается, изгибаясь в спине как можно сильнее и непринуждённее. — Давай лучше тебе бинт переменим. — — … ладно, — шепчет Ангел себе под нос тихо, еле слышно, но в тишине камеры всё же услышать легко. На миг чёрные очки глянули снова, а брови выразили глубокое удивление, но всё это быстро скрылось, когда Эмальф присел на корточки и зарылся в аптечку чуть ли не с головой. Хотя делал это больше, чтобы скрыть туповатую радость на лице. — Хэй, слушай… а можно я тебе грудь перебинтую? Она уже в кашу там превратилась, сто процентов! — Демон оборачивается, стоя всё ещё на корточках, к пленному. — Честно, больно постараюсь не делать! — — … зачем тебе это? — Хмурится, как и обычно, входя вновь в себя и свою роль. Тело же подало противным нытьем о реальных ранах. — Не умру, ладно. — — Ну как! — возмущается другой. — Ты мазохист что ли? Нравится, когда болит и буквально гниёт тело? Пф… гадость. Не думаю, что нравится! — Когтистые руки Демона поднимаются и укладываются на грудь, стараясь расстегнуть пуговицы на том, что когда-то было пиджаком. Одежда совершенно пришла в негодность, ведь была ободрана до самых плеч и выше колен, а остальная часть была либо порвана, либо слиплась в единый застывший ком. — Мда… Надо бы тебе новую одежду заказать. Эта уже никуда не годится. — Эмальф заканчивает с двумя единственными пуговицами, которые оставались на пиджаке, но тут же чувствует, как в кисти впиваются чужие пальцы. — Не надо, — шепчет, почти что шипит, прокусывая разбитые губы. Он ещё не отошёл. Слишком близко, слишком настырно. — Не трогай. — — Хах? Почему? — Демон слегка хмурится, пытаясь придать себе строгий вид, хотя получается больше недовольный. — Хочешь срастись с этими тряпками? — — С… стой, — неслышно читается на губах, а дыхание перехватывает. — Да стой же ты. — — Эй, спокойнее, я же тебе во благо хочу, так? Так. — Эмальф снова использует эту пленительную, чистую свою улыбку. — Давай я буду медленно, хорошо? Если будет больно, скажешь, ладно? — —. . . — Водас держится за его когти пальцами и невольно опускает взгляд. —. . . Сними очки. — — А? — изумился Эмальф, не сразу поняв, что ему сказали. — Очки?! Зачем? — —… Сними… — явно не собираясь объяснять причины, прошептал Водас и малость смущённо отвёл глаза. — Сними, если не сложно… — —… Мммфггрфг… чем тебе очки-то мои не угодили, а?.. — Демон издал звуки жутко недовольного существа и отнял руки, снял очки и положил их подле себя, поднимая огненно-золотистые глаза с лёгким, почти незаметным румянцем. — Вот тебе, доволен? … Красавец, согласись? ~ Водас не ответил, его взгляд, прикованный к этим глазам сказал всё за себя. Очи рогатого были прекрасны: глядя на них сейчас, будучи не ослеплённым своей ненавистью, перед ним будто бы предстало совершенно другое существо. Разве может огненный демон смотреть вот так? Так, уж простите, умно и осознанно? В этом не было ничего сверхъестественного или даже сверхнормального, но всё равно поразило чрезмерно. — Приму это за да~ Усмехнулся Демон, не услышав ответа, затем придвинулся к парню ближе и, к счастью своему, не встретил сопротивления. Водас только держал руки на его ладонях — так, для подстраховки. Эмальф снял пиджак, затем, немного повозившись, снял, преимущественно разорвав, его рубашку и оголил его торс. Могло ли быть исполосованное вдоль и поперёк тело приятным глазу? Кому как, у кого какие фетиши. Эмальф же не видел в этом чего-то мерзкого, поэтому вполне спокойно принялся накладывать бинты на свежие и старые раны, иногда отвлекаясь от своего занятия и проводя коготком по той или иной ранке. —..... Хах, а тебе идёт, — вставил он свой комментарий по поводу его тела и показал клычок в ухмылке. — Шрамы украшают мужчин, да? ~ —… ? — Водас с немым вопросом уставился на Демона. —… Что ты… В виду имеешь? — — Ну, ты красавчик, — ответил Эмальф просто и не поднимал глаз, не отрываясь от своего занятия. — Вот реально. Белая нежная (ага, да, не спорь) кожа, шёлковые пепельные волосы да и телосложение привлекает. Хотя твой характер ещё оставляет желать лучшего~ Ангел, немного задетый последним замечанием, ежится, стягивая плечи вместе. Забавно, за свою жизнь он ещё не слышал таких лестных слов и даже не знал, что ответить. Как на это вообще надо реагировать? Сказать: «Спасибо»? Да ни за что. Послать его? Как-то странно. Проигнорировать? Подумает, что глухой. И всё же Водас просто молчит, радуясь, что от природы почти не краснеет и внешне остаётся равнодушен к такому роду комментариев. Оказывается. Этот процесс занял около тридцати минут, отчасти из-за неумелости самого демона пользоваться бинтами, как подобает. Конечно, вряд ли их там учат, как это делается. Сидя сейчас перед Демоном без верха, пусть даже с бинтами, было немало неловко. Водас складывает руки на груди и скрещивает, ведь длина цепей на кистях позволяет и ёжиться от неприятного холодка вдоль раздетых рук. — Вооот, совсем другой разговор! Так теперь на Ангела похож, без обид, конечно~ — Эмальф встряхивает руки, которые порядком устали затягивать бинты. Он вздыхает, цепляя очки обратно на нос. — Ургх… ну ладно, ничего, потом, когда одежду новую получим, всё равно переодеваться бы пришлось! Не печалься, она будет приемлемая, хвост на отсечение дам, а уж хвост для Демона — это вещь святая! … Хах, святая~ — Очкарик усмехается, демонстрируя вновь острые зубки, и несильно хлопает по спине Ангела, заставляя сжаться. — Если будешь вот таким тихим, как сейчас, то уже через два-три дня смогу тебя поднять наверх! ~ — На этих словах сердце дрогнуло, а взгляд невольно метнулся к Демону с немым вопросом. Неужто правда его хотят поднять наверх? Иными словами это трактовалось, как полусвобода действий. Но всё это казалось чересчур сказочным и откровенным бредом, какой Водас себе даже в шутку не говорил и не упоминал. — Что? … — Голова склоняется на бок, пытаясь отыскать на лике демона иронию, насмешку или что-то в этом духе. — Куда? — — Наверх! Я надеюсь, ты знаешь где находится верх? — Эмальф бодро указал в потолок. — Ну знаешь, на поверхность, подумывал вернуть тебя в одну из комнат в замке. Что скажешь? ~ — … врёшь? — не веря Демону и своим ушам, отозвался Ангел, сжимая руками колени. — … скажи сразу, что врёшь. — — Нет! Я не вру! Никогда не вру! (Ну, разве что боссу иногда) — Очкарик гордо выпрямляется, ударяя себя в область сердца. — Нет, ну если хочешь, то ты конечно можешь оставаться здесь. Ну знаешь, серые стены… серый потолок… серый пол… А! Ну и кровь! А ещё узкое окошечко! Отличное место, правда? Нравится? — Водас на время замолкает и поджимает губы, ощущая как внутри всё противно шевелится. Слова эти ощутимо ударили в голову и постоянно стучали маленькими молоточками по темени, будто силились сделать дыру. —… Нет, — ответил тот через время, когда понял по пристальному взгляду, что нужно ответ озвучить, а молчание явно хорошо не оценивается. — Не нравится. — — Вот и отлично! — Когтистые руки постучали по плечами. — Тогда давай этот день и следующий восстанавливайся, а послезавтра поведу тебя в твою же комнату! — — В какую комнату? — не веря, переспросил Ангел. — В твою! А в чью же ещё? — — Да как же… стало быть, пускают обратно в… Серый Сад? — — Ах, Ангел… Я ведь и забыл, что ты не знаешь ничего. — — Что это значит-то? — — Ну, ты итак в «Сером Саду», вообще-то! — Эта фраза, кажется, на миг поразила Водаса до степени полного изумлённого молчания с широко открытыми глазами. Он догадывался, но услышать это прямо в лоб было неожиданностью. — Правда, имя теперь у него другое. Ну, логично, ведь не сад это больше никакой, растительность горит только так, да и начальство другое. Теперь это «Огненная земля» (название не я придумывал, не осуждай) хотя, если без пафоса, изменят не так много: близлежащую территорию «Чёрно-белого замка», который отныне «Пламенный дворец», на соответствующую пепельно-алую обстановку, «Серую деревню» превратили уже в «Магма-город», море оставят, чёрт знает зачем, но оставят, ну, а большую часть лесов трогать не собираются. Сгорит и сгорит, нет так нет. Без особой разницы. — Демон во время всего своего рассказа-доклада смотрел мечтательно в стену напротив, а на губах расползалась улыбка, но как только взгляд его метнулся к Ангелу, то тут же всё это сошло с лица. —. . . — Водас молчал, смотря пристальным взглядом, и просекал буквально насквозь. Тень от растрёпанных волос ложилась на всю верхнюю часть лица и только чуть склонившийся вперёд нимб даровал блеск серому глазу. Эмальф так и вздрогнул, сглотнув от неожиданности. —. . . — — Ооох… ёп- ой. — Демон понял, насколько бесцеремонно сообщил Водасу, который, на секунду, является Главным Ангелом, а то есть третьим лицом в правлении мира, о его полном разрушении и перестройке. — Эм… я, наверное, не должен был говорить об этом так… Прозвучало слишком жёстко, да? — Эмальф прерывается, видя, как дрогнул его собеседник, который с ещё большей болью смотрел тому прямо в глаза, кажется, даже сквозь очки. Взгляд наполняется небывалой ненавистью, а зубы смыкаются в единое целое, не давая потоку скверных слов, которые, казалось бы, приличный Ангел знать не должен, вырваться наружу. — Аргх- чёрт… чёёёрт… не сердись так, л-ладно? . . . П-прости… — Демон пододвигается немного ближе и хотел было опустить руку ему на плечо, дабы попытаться утешить, но тот дёргается плечами, быстро перемещаясь ещё дальше и сжимая пальцами себе руки до собственной боли. — Ангел, я не— — Заткнись, — едва ли не шипением выдаёт Водас, ощущая, как бежит по телу яростная дрожь. — Молчи. Всего минуту помолчи. — Говорить о том, что права таковой грубости у него не было, даже не нужно, чтобы понять, какая это наглость и насколько поступок этот опрометчив, но демон подчиняется, относясь с пониманием. Ангел держит глаза закрытыми одной из рук. К горлу подкатывала тошнота, одновременно с давящей яростью. Он, как и давеча, буквально в ней захлёбывался, не в силах пропустить воздух внутрь из-за постоянных выдохов. Восстановить дыхание. Восстановить, и успокоиться. —… Эй, — прерывает долгое молчание Эмальф, понимая, что если не сделает сейчас что-нибудь, что предотвратит нарастающую ненависть, не сможет вернуть прежнее, хотя бы тонкое расположение с его стороны. — Ангел… прости… я не хотел говорить это так… Всё на самом деле не так плохо, как выразился! — Водас непроизвольно шипит, слыша неразборчивые слова и обращается к стене напротив корпусом, мгновенно утыкаясь носом в дрожащие ладони. Не говоря ни слова, почти не двигаясь и тяжело дыша, сидит он так долгое время, приходя в себя. Не плач это стоял у него на лице, как думал Эмальф, и пытался его утешить бессмысленными речами своими. Не плач это был, а ненависть, и даже какая-то обида — всё, что угодно, кипело в груди, превращаясь в омерзительную гущу отвратных эмоций, от которой воротило. Где Бог? Где Этив, когда она больше всего нужна своему миру?! Неужто не сделала совершенно ничего против Дьявола?! Боги сильнее Дьяволов, она всегда это доказывала до Войны, во время и после, так где же она, эта хвалённая божественная сила?! От одной только мысли страшно сводило, а из горла почти что бился крик. Вот только Водас оставался тих и неподвижен: ни звука и ни слова не было слышно, а вид его медленно менялся, приобретая всё более подвластный себе самому. Вдох. Выдох. К чему приведёт злоба и ненависть сейчас? Ни к чему; зачем обретать новых врагов в мире, итак полностью состоящем из неприятелей? Ещё больше мучать себя без особенной надобности? Мир пал. Бог пал. Не за кого бороться, кроме как за себя и свою жизнь. Водас через некоторое время с невероятным усилием отрывает руки от лица, но те почти сразу же, как бы потеряв всю силу, падают ему на колени, изредка дёргаясь в пальцах. — … — Ангел молчит, всё более пустым и безучастным взглядом глядя перед собой. Самообладание вернулось совершенно. Из-за чего он вспылил? Он итак всё прекрасно знал и довольно давно. Не дурак. Не ребёнок и не истерик. — … рухнул… значит. — — Аа? — Эмальф, про существование которого Водас забыл совершенно, всё это время был здесь и ни о чем таком серьёзном и глобальном не думал. Он только видел скорую перемену в поведении, изменившуюся с ненависти на тяготящую безучастность. — Ох… эм… Прости, ещё раз… — —. . . — Ангел не услышал извинения. —…Эй. — — Да? Что? — — … Что стало… с замком? — туманно, как во сне, говорит, выравнивая сбитое дыхание. — С замком? Ты уверен, что хочешь знать? — — Да. — — Ам… Ну, на самом деле почти ничего! Босс до сих пор, эм… меняет прежнюю систему кристаллов, изменяя на ямы, а так… цветов разве что не осталось почти, только пепел. — — Вот как, — вторил ему Ангел ровным голосом. Демон смотрит тому в лицо, но не выдерживает и переводит взгляд куда-то ещё — слишком вымученным он выглядит. Словно тот ещё не до конца осознал всего того, что произошло, происходит и будет происходить в мире. Как раз-таки наоборот — знал, что иначе никак. — Ты, наверное, хреново себя чувствуешь, да? — Эмальф делает ставку на удачу, опуская когти ему на плечо и даже, на своё изумление, не получает отказа. Водас просто дёргается и замирает, смотря как бы сквозь стену невидящими глазами. — Может, приляжешь? Оставлю тебя одного, если надо… — —. . . Ему идёт… красный цвет? — задаёт совершенно отстранённый вопрос, как будто обсуждали что-то совсем незначительное. — Красный цвет? — переспросил Демон, не успевая за прыгающими мыслями своего собеседника. — Кому «ему»? — — Замку, — коротко отвечает Ангел и вздыхает, прикрывая глаза, и вспоминает, как давно-давно ему поручили возглавлять проект по постройке замка и его дизайну. Планировка, будь то количество этажей или залов, где будет располагаться библиотека, внутренний и внешний сад. Вплоть до плиток и клумб. Конечно, оно было не идеальным. Когда он только получил это задание, долгое время Водас ещё возмущался, какого чёрта это дали тому, кто за свою жизнь только и делал, что планировал, являясь главным стратегом и руководил, будучи главным Ангелом. Но это было так здорово: перебирать сотню вариантов и копаться в метровых кучах сотворённых по заказу плит, чтобы удостовериться, что это тот оттенок и что они целы, без трещин. Жаль только, что брат предпочёл почти пустую комнату, с немного странным расположением вещей. Как Водас чуть не схватил инфаркт, когда увидел в первый раз бегающую по только посаженным клубам Грору и кошек. Это раздражало и доставляло кучу проблем, но это было здорово. —… Надеюсь, у вас есть вкус. — — Ааа… ам… эм… наверное? — Эмальф смотрел на него, тупо хлопая ресницами, и не мог понять, сошёл ли тот с ума или просто говорит больше сам с собой, нежели с ним. — Риета мудрит… — Водас призрачно улыбнулся с щемящей тоской в груди и, едва ли шевеля губами, прошептал короткое, немного странное по формулировке прощание. Этими словами на Войне они прощались с погибшими; сейчас же он простился с ещё одной частью себя и извинился, что не смог ничего сделать. Снова. Это выглядело странно со стороны. Эмальф кривил лицо в улыбке и всё ещё пытался понять, что происходит. — … Оставишь меня? — Ангел делает движение, будто хочет повернуться, но остаётся на месте, опираясь спиной о стену. — А? — тянет тот вопросительно. — Одного? Ты уверен? — Демон медленно встаёт, ещё боясь какого-нибудь срыва со стороны пленного, но тот, кажется, в уравновешенном состоянии. — Хэй, всё же нормально? — — Да, — всё таким же пугающе ровным голосом говорит Ангел. — Тогда… до завтра? — В ответ медленный кивок и больше ничего. Эмальф вздыхает, сожалея о своём длинном языке, говорит ещё несколько незначимых слов напоследок и уходит, оставляя Ангела, как статую, сидеть на месте. Но через длительное время эта статуя всё же оживает, ненадолго совсем, чтобы поменять положение, лечь больной спиной на нары и машинально одёрнуть кусок ткани, служивший в качестве одеяла. Хочется кричать, хочется биться и ненавидеть всех и вся в этом проклятом месте, но давящая тоска и, откровенно говоря, понимание своего бессилия делает своё. Руки не двигаются, ноги не слушаются, а мысли настолько плотно забили голову, что превратили всё в гудящую тишину. Почти давеча он пережил кошмар, который выдавил из Ангела слезу, хотя тот давно уже забыл, что это такое. Однако сейчас это ничего не значило. Сознание его как бы уплывает, взгляд пустеет, а дыхание выравнивается. Водас не уснул, он, скорее, провалился в сильное беспамятство и некую дрёму. Снова его не щадило, надавливая на больное сердце. Виделись ему страшные своей детальностью картины, показывались на глаза горящие дома и сады, бездыханные тела и ликующие демоны. Тогда глаза открывались, с ужасом смотрели в потолок, как будто он был этим самым видением, но потом веки снова нависали и видение продолжалось. Он устал, просто хотелось восполнить силы и привести в порядок своё моральное состояние, однако было всё хуже. Хорошо построенные дьявольским влиянием сны делали своё дело лучше всяких избиений. Они поглощали, заполняли собой всю голову и выедали любую положительно настроенную нотку, будто бы говоря: страдания сулит ему и только. Вскоре от истощения перед глазами перестало что-либо являться, оно сменилось на тихий вой, потом утихло всё. Но слышится где-то рядом скрип. Стремительно всё теряет свои цвета, а так не хочется упускать. Хочется ухватиться пальцами за этот мир и остаться здесь навсегда, но он исчезает, первый спокойный сон за три месяца. Водас вынужденно раскрывает глаза и едва поворачивает голову. Взгляд совсем мутный, без единой мысли. — Охх… я опять не вовремя, да? — Голос тихий, но всё равно отчётливый. — Что-то потерял я нюх. — Голова болит, тело ноет, но все это приходиться терпеть и прятать в себе, показывая на лице выражение абсолютного безучастия. Водас молчит, отличая неспешно приближающиеся шаги, а потом садится, складывая руки вместе на коленях. — Как ты? — Эмальф присаживается рядом. — Поспал-то хоть? Глаза красные, будто бы нет… — Ангел несколько раз моргает, избавляясь от пелены, а потом поднимает взгляд выше, где встречается с рогатым и подносом в его когтях. — Ну, знаешь, в прошлый раз ты неплохо так начал. Выпил воды и даже молоко, вот я и подумал, что в этот раз тоже? — поспешил объяснить Демон, чтобы тому не пришлось лишний раз напрягаться. Сперва для Водаса это показалось чем-то невнятным, но потом стало понятнее: это поднос, — а когда тот опускается на колени и протягивает его навстречу, так и вовсе становится возможным разглядеть что на нём: стакан воды, кружка чая, пюре с чем-то жидким и несколько кусочков мяса. Всё это казалось таким неестественным в камере, что даже не верится в её правдивость. — …? Водас немного моргает, а потом более осознано рассматривает содержимое ещё раз. Первое, о чём он подумал, так это то, что его собрались дразнить. — Это тебе! Я для тебя принёс! — Как будто уловив короткое сомнение в его взгляде, Эмальф отрицательно мотает головой и протягивает поднос ближе. — Ну же, Ангел! Не вредничай! Это же не яд и не мерзость какая-нибудь! Сам следил, чтобы ничего не подложили, так что всё безопасно! — Руки машинально вытягиваются и смыкаются на краях, перенося себе на колени. Эмальф почти вне себя от радости, хвост заметался, а глаза загорелись. — Я, это, выйду, чтобы тебя не стеснять! Я буду за дверью! — А потом встаёт и исчезает, не давая задать себе вопросов. Водас смотрел ему вслед с ещё большим непониманием, потом опустил взгляд назад, как будто не знал, что нужно делать дальше. Хотя, знал, но всё равно не понимал. Мысль отказаться затухла сразу же, как появилась, потому что внутри заскреблось. Будь он в более здравом уме, так соображал бы лучше, а так просто бездумно пялился на это, потом дёрнул одной рукой, взял ложку и, сковырнув жёлтую массу, подносит к губам, начиная есть. Выглядит это отчасти нелепо и отчасти жутко. Потому что глаза его пусты, а действия цикличны, как будто не его вовсе, а дёргают за нитки, делая ещё более натянутыми. Первая половина исчезает, как и половина кружки чая, как дверь, как будто робко, скрипнула, на пороге показался Эмальф, неуверенно улыбаясь. — Ну… как? Справляешься? Помощь не нужна? — Водас замирает в том положении, в котором был, глядя на демона, как на что-то сверхъестественное. — Аааэ… Не, не прекращай! — Демон прикрывает дверь и осторожно подходит ближе. — Я мешать не буду, просто… посмотрю. — Ангел пусто смотрит на него, затем всё также машинально продолжает прерванное своё занятие. В тишине заканчивается и вторая половина пюре с чаем. Ему не нужно было наесться или набить себе живот до тошноты, как обычно делают изголодавшиеся пленные. Нет, не таков он был в силу своей природной, естественной регенерации, замещающая собой любую пищу. Он просто хотел избавиться от этого чувства постоянного голода, которое перекрывалось всегда ненавистью и злобой, ныне затухающими. — Вот и славно! — Эмальф, который к тому времени уже занял место на нарах, подымает руку и с замиранием сердца пытается потрепать. — Скажи, не так уж и страшно, да? — Водас останавливается от касания и скашивает сузившиеся глаза, ощущая, как когти зарываются в волосы. Демон коротко икнул и одёрнул руку под этим испепеляющим взором. — Ну… — протянул тот жадным взглядом впиваясь в Ангела, который продолжал глядеть всё так же блекло и как будто слепо, хотя оттенок живого в этом появился. — Так… Хм… В общем, ты ведь уже можешь ходить? — Немного погодя и не дождавшись какого-либо ответа, Эмальф перехватывает ближайшую руку, осторожно зажимает между когтями и глядит в лицо. — Ангел, можешь же ведь? — —… Могу, — неохотно отзывается Водас, чувствуя, как когти нервно теребят его пальцы. — Могу ходить. — — Ну-ка, пройдись немного. По камере хотя бы. — Демон отпускает и чутка отсаживается, давая волю действиям. Пленный же берёт поднос за края и откладывает в сторону, как что-то явно сейчас ненужное, а потом некоторое время колеблется, стискивает зубы вместе и поднимается на ноги. Сперва неуверенно, держась за камни в основном, потом чуть смелее и упирается в стену спиной, туманно глядя перед собой. За эти спокойные дни тело восстановилось в достаточной мере, здесь это было скорее с непривычки. Странно ощущать свои ноги целыми и способными стоять без чрезмерных усилий. Водас, игнорируя мелкие неудобства, отходит от стены и делает несколько шагов, будто только учится ходить. После прогуливается из раза в раз от стены к стене, благо длина цепей всё ещё позволяла. — Отлично! Ходишь почти не спотыкаясь! — Эмальф поднимается на ноги и лёгким движением скользит по немного задранной ткани изорванных штанов, клочья который всё ещё волочились следом. — Ещё бы переодеться, и совсем побежишь~ Ангел посмотрел на него, нагнулся и с небольшим усилием оторвал лишние багрово-чёрные клочки, превращая штаны в короткие шорты. Эмальф ответил на это поверженным молчанием. — Ну, что ж, здорово. Поесть ты поел, ходить ты ходишь… осталось только проверить тебя. — —…? — Водас посмотрел на него с сущим непониманием. Проверить-то стало понятно на что, на доверие, но вот каким способом? — Так. — Демон двумя быстрыми шагами подходит и укладывает когтистые руки на плечи собеседника. — Попытаешься сбежать, когда сниму цепи и выведу на поверхность? — — Нет, — отвечает Водас, особо не задумываясь. — Я не сбегу, даже если захочу. — Слишком глупо было бы попытаться сбежать из-под носа Дьявола и одного из его главных сошек. К тому же, ему некуда бежать. В этом мире его найдут сразу же, а до других ему не добраться своим ходом никогда. Ситуация безвыходная, так зачем усугублять её? — Тогда проблем не будет! — Демон отвлекает своим голосом от тяжёлых мыслей, постукивая по плечам и сверкая клыками в улыбке. — … Эй, — как бы колеблясь и не решаясь задать вопрос, Водас снимает чужие руки с себя и немного отходит. — Что? Что такое? — — В чью комнату… говорил? — — В чью подниму? — — Да. — — В твою! — — Неужто… она всё это время стояла пустая? — Водас уловил, как быстро демон сглотнул и суетливо замялся, находя пол под ногами чертовски интересным. — Ну… как бы тебе сказать? Хорошая, просторная, убранная комната, не так далеко от главного зала… — — … Стало быть, живут там, — с душевным скрежетом осознаёт, что там, где жил сам чудовищное количество времени кто-то поселился без ведома бывшего хозяина. Что кто-то спал в той же кровати и пользовался мебелью. Или же совсем избавились от всего ранее установленного, сожгли и выбросили то, что собиралось на протяжении всей жизни. — Нууу… — Эмальф топчется с невнятным выражением лица и кривой улыбкой. — Да, живут. — — … нужно будет разделить комнату с кем-то? — — Эм… ммм… — Выражение лица сменяется на виноватое и тот вытягивается, чтобы немного сравняться ростом и не глядеть снизу вверх. — Я там ничего не трогал! Честно! Только ночью спал и тут же убегал! — — … ты? — Водас кажется озадаченным таким совпадением. — Да! Я, а что? Какую комнату дали, в такой и жил! — — … — Бледные губы Ангела вдруг искажаются, а один из углов невольно приподнимается в усмешке человека, который слышит ложь, зная правду. — Скажи, что врёшь. — — Н-на счёт чего? — Эмальф дёргается, ещё больше себя выдавая. — Не давали тебе комнату, по глазам вижу, а сам взял и выбрал. Так? — — … Н-ну да! — Демон повержен во второй раз, даже не беря во внимание тот факт, что глаз его Ангел не видел. Он беспомощно размахивает руками, стараясь восстановить свой вид. — А ты откуда знаешь? Неужто разговоры слышал? Быть того не может! … Хотя, может, Главный Ангел может сквозь стены слышать? — — Нет, — коротко машет головой, возвращаясь в прежнее положение на нары. — Лицо слишком выразительное. — — Л-лицо? Что с ним не так?! — Демон подымает руки и начинает мять щёки, виски и лоб, будто надеялся найти на нём ярко-красные буквы, говорящие то, что на душе. Он коснувшись очков, только сильнее вдавливает их себе в лицо, чтобы закрыть хотя бы глаза. — Аргх… — Этот маленький эпизод как-то неясно, невидимо, но положительно повлиял на их отношения друг к другу. Водасу нравилась эта лёгкость и даже милая придурковатость Эмальфа, а того в свою очередь впечатляла поразительная проницательность другого. Найдя друг в друге хоть одну милую себе черту, они уже неосознанно положили начало расколу этой стене между ними. Возможно, Водас поэтому так себя и ведёт, немного развязно и как бы на равных, потому что видит, какой Эмальф или каким, по крайней мере, пытается показаться. Простым, честным и таким, какой есть. — … с тобой делить комнату? — вернулся к разговору Водас. — Ну, не то чтобы делить. Если хочешь, я вообще съеду в другую комнату. В таком огромном замке наверняка комнат полно! — Ангел без улыбки усмехнулся, ведь помнил строение замка, как себя самого, и точно знал, комнат там чертовски мало. Да и вообще сам факт того, что огненные демоны переселились в захваченный мир, был немного не тактичным, потому что оставили свою основную территорию без присмотра. Хотя, может, их Дьявол одновременно работает в двух местах и точно так же спит в двух местах через день. — Попытайся, — с издёвкой говорит Ангел. —… Ну, или на полу спать буду! Или кровать принесу? Ай, придумать не сложно! — Вдруг пронёсся звонкий стук, и Эмальф вздрагивает, растягивая грустную улыбку. — Охх, времечко вышло. — Он смотрит на часы, которые вытаскивает из кармана и зачем-то хлопает разок. — Ну, до завтрашнего обеда, Ангел! Не забывай, окей? — Эмальф ждёт ответа, судя по неотводному взгляду сквозь очки, и Водас через время его даёт: кивает головой — и начинает снова, медленно, но верно, восстанавливать ноги, разминать и привыкать к ходьбе, хотя далеко от стены не даёт уйти цепь. Сидит, как дикий зверь на привязи. Оборванный, искалеченный и прикованный к одной точке, а самое главное сходство в ошейнике, подаренном ещё в самом начале. Демон усмехается, разворачивается и уходит, как и всегда, запирая дверь мощным ключом. Поскольку теперь стало понятно, что темница эта находится под «Чёрно-белым замком», Водас примерно стал понимать и её строение — в конце концов, принимал участие в её постройке. Голые, однотонно-серые стены, такие же пол и потолок, цепи, дверь, которую не возьмёшь ни руками, ни топором, ни мечом, и практически полная изоляция. Слышны были только крики из соседних камер, но крики незнакомые, искажённые; оно и понятно: другим голосом кричат все, когда лишаются руки иль рассудка. Ангел останавливается, садится обратно на нары и затыкает уши руками, чтобы хотя бы так не слышать этих криков. Потому что узнаёт некоторые голоса. Он узнаёт крики тех, кто когда-то работал в замке, узнаёт стоны тех, кто когда-то учился в школе и слышит, как бьются обезумевшие о стены своих камер. Как тогда, на Войне, во время оккупации одного из городов. Повязали всех, кого не успели убить, и «допрашивали», хотя на деле не нужна была им никакая информация, только насытиться чужими криками, чужой болью и чужими страданиями. Сон уже не лезет, да и кошмары стоят поперёк горла. Водас объявил бойкот этому и просто сидит, постепенно начиная раскачиваться вперёд-назад, мерно постукивая по стене тем, что осталось от ногтей. Стуки складываются в ритм, а после — в простенькую военную мелодию, какой подбадривали они друг друга раньше. Жаль, что никто не может ему ответить. Это ожидание со временем стало наполняться каким-то трепетом. Было оно томительным, никак не мучительным, ведь не на казнь ведут, а именно томительным, долгим и с неизвестным концом. Очевидно, ждёт он появление демона, вот только с каких это пор он его ждёт? С тех, как тот обещался перенести его наверх? А не сущая ли это глупость? Всего пара другая дней назад не желал и видеть его, слышать его голос и нелепые разговоры, а теперь даже ждёт, оглядываясь на дверь и прислушиваясь к редким шагам. «Уж не сошёл ли я с ума?» — думал он временами, пока взглядом пытался прожечь дыру в стене. Если бы это только было возможно. Тишину эту чудовищно долгую можно было бы наполнить и прочими его размышлениями, да только затянутся они на множество страниц. Так прошло около двенадцати часов, и вскоре Водас начал счёт. На каждую секунду приходилось по числу, а спустя ещё часов шесть или семь в душу закралась ироническая грусть наряду со стыдом. Впрочем, ожидать этого можно было. «Похоже, игре пришёл конец.» День же его не сильно отличался от всех остальных. Однотонный, мрачный, погружённый в глубокое молчание. На самом деле, это маленькое окошко, которое было подле самого потолка, уже давно не вело на улицу, хотя раньше там виднелась узкая полоска тусклого неба. Теперь же там, кажется, что-то вроде камней, и они перегораживают вид: пару раз Ангел, во время своего хождения подходил ближе и, вытянувшись на носках, пытался достать и даже доставал, вот только замирал, длинный миг колебался, а потом отступал. Он не хотел видеть там то, что сотворилось с миром за эти три месяца. Не хотел увидеть вместо голубого небосвода затянутое клубами дыма черноватое полотно. Постепенно всё это забывалось, отделяясь от реальности, и воспринималось как что-то само собой разумеющееся. Может, хорошо, что демон не пришёл. Ангел закусывает губу, закрывает глаза и опускается лицом в ладони, ощущая, как внутри противно что-то натягивается. И, возможно, то, что так стремительно натягивалось, грозясь порваться, порвалось бы, вот только послышались в коридоре шаги. Сперва Водас дёрнул головой, но подумал что ослышался, вернувшись на исходную, но потом всё отчётливее и звучнее становилась шаркающая походка. Камера эта была в самом конце коридора, потому что дальше неё никто никогда не ходил — стало быть, тупик, а в соседних почти никого не было. «Ко мне идут», — заключил Ангел, и сердце его на миг сжалось, предвкушая то, что рисовало воображение. За последний месяц никого, кроме Эмальфа здесь не было, поэтому стало невольно трепетно и от того тошно. Но мириться с новым демоном не пришлось, потому что скоро дверь в камеру отворилась, и на пороге появился сам Эмальф. О, какое же невольное облегчение испытал Ангел! Увидев именно его, немного взъерошенного, немного взбудораженного, со съехавшими на бок очками. — Каюсь, Ангел, опоздал! — Демон сложил руки ладонями вместе и потряс ими в умоляющем жесте, а потом постукал указательными пальцами друг об друга. — Убедить босса было очень сложно! Очень-очень! Я чуть было головы не лишился, огнём клянусь! … Ноооо я всё же сделал это! ~ Водас сидел на нарах всё в прежнем положении, а вот лицо его было до комичного смешным и перекошенным. — Убедил? Сделал… что? — Ангел замечает приподнятый дух ворвавшегося и, видя, как стремительно тот подходит, поднимается с места. Демон вместо объяснений подходит и берётся за цепи, слегка за них тянет, от чего заключённому приходится дёргаться. — Ага! Неприятно, должно быть, на цепи сидеть! Слишком уж паршиво это ощущение, верно? — Водас сводит брови, не понимая что от него хотят и к чему клонят. Снова без объяснений Эмальф хватается за самые кисти рук, где одеты толстые «браслеты», и суёт ключ в скважину. Щёлк, и железная хватка, которая была на руках вот уже как месяцы, ослабевает, сползает, а после толчка вовсе спадают на пол. Слышится звон, а серый взгляд косится вниз, не веря тому, что видит. — Хочу тебя поздравить! — Улыбка Демона такая искренняя и весёлая, что невольно становится стыдновато за своё недавнее сомнение в нём. — «Поздравить»? — Ангел наклоняет голову. — Ну да! Если бы я мог, я бы достал тебе торт со свечками~ И написал бы: «С освобождением тебя» ~ — С каким ещё освобождением? — Водас продолжает потирать места, где только что сидели кандалы. — Ахах, ну, это я образно. — Демон одёргивает куртку. — Я тебе так скажу: со мной чувствуй себя просто и свободно! ~ Только лишь парочку правил установлю, даже не парочку, а одно: не суйся в главный зал — туда частенько наведывается босс, а вот с ним лучше не сталкиваться да и тебе вряд ли захочется! — С этим невозможно поспорить. Добровольно встретиться с тем, кого всей душой ненавидишь? Похоже на неудачную шутку. — Ну так что, Ангел? Готов к переезду? Хотя, для этого нужен будешь только ты, ведь нет у тебя никаких вещей, которые стоило бы брать с собой, я прав? — Он чрезвычайно разговорился, а потому всё в том же порыве хватается за ладонь теперича своего сожителя и делает шаг к двери, но тот не двигается. Вместо того, чтобы пойти следом, сжимает сильнее руку, смотря на демона. — … а? — Эмальф оборачивается и, встречая подобный взгляд, застывает, нервно сглатывая. — Ты чего встал? Ноги болят? — — … Я… — Водас затихает и продолжает смотреть своими немигающими глазами. — … Ах… я понял, кажется. — Демон разворачивается и укладывает руки на плечи, снова заставляя дрогнуть. — Боишься, наверное, подняться наверх? Ну да, там ведь переставили всё, да и демонов полно… Но ничего! Я буду там! Я буду рядом с тобой, а уж в таком случае тебя не тронут! ~ Надеюсь только, что босс сейчас не тут. — —… — Едва ли именно это пугало Водаса, однако, спросить не стал и только сжимал руку демона в своей, как будто тот собирался убежать, и двинулся следом. — Да… веди… — — Вооот! Так бы сразу! — Эмальф подбадривающе смеётся, сплетая когти с пальцами и, открыв дверь почти что с ноги, выходит в коридор. Ангел невольно ёжится: всё же, первый раз за три месяца вышел за пределы камеры, ощущает иной, нежели пропитанный кровью, воздух и сравнительно нормальный свет. Взгляд его безотрывно следит за дорогой, впиваясь то в спину демона, то в отделанные ровными каменными плитами пол, стены и потолок. Всё одинаковое. До ужаса, ведь создано для воссоздания иллюзии замкнутого пространства без надежды на выход. Раньше в каждом углу стояло по кристаллу, которые освещали эти катакомбы, ныне они разрушены, и на их место воткнуты факела, хотя огонь явно магический, ведь иначе света было бы меньше. Коридоры долгие, но в конце концов, они кончаются, а впереди показывается лестница наверх. У Водаса на миг перехватывает дыхание, но с темпа ходьбы не сбивается, торопясь за воодушевлённым Демоном. Десяток другой ступеней остались позади, и перед ними открылся коридор. От прежнего не осталось почти ничего. Чёрно-белые стены с узором ромба превратились в багровые. Красовались колонны с большими чашами огня, являющимися хорошим освещением. Огромные окна, покрытые золотистым узором, за стёклами которых полыхал огонь, и тёмное небо. Водас смотрит вверх, скользит по всему этому и дивится такой абсолютной перемене интерьера. Совершенно новое место, совершенно новый замок, чужая обитель… Хотя нет, это он здесь теперь чужак. Эмальф сворачивает в сторону и останавливается возле ямы, чутка подталкивая своего спутника. — Хах… ну, как тогда, да? В лесу, — осторожно усмехается демон, пытаясь отвлечь Водаса от мыслей, ибо лицо его имеет выражение двусмысленное.— Чтобы сразу на нужные этаж, а не тащиться по лестнице бесконечно вверх, ага? Что скажешь? — Это срабатывает: Ангел отвлекается от бесконечного рассматривая всего и вся вокруг, почти никак не реагируя на шутку. Ох, ему было совершенно не до этого. Водас опускает глаза к полу, где зияет дыра, потом подходит, заглядывает в яму, уже видя потолок другого этажа и прыгает. Вокруг всё как будто перевернулось. Небо с землёй поменялись местами, а голова вдруг резко закружилась. Рефлекторно выпрямляет ноги и со странным ощущением перевернутой гравитации встаёт ровно, оглядываясь по сторонам. На первый взгляд тот же коридор, но, подмечая мелкие детали, которые понятны лишь интуитивно, становится ясно — нужный этаж. Из ямы выныривает Демон, который явно привык к таким вещам, ведь рук из карманов даже не доставал, не прерывая хода. — Ты как? — Эмальф подходит ближе и разглядывает извечно бледное лицо. — Нормально перенёс проход через портал? Гляжу, нормально, раз тебя не трясёт! — Водас отрицательно машет головой, чтобы прекратить поток бессмысленных предложений, и снова ощущает, как когти берутся за руку. — Ну, вот и отлично! Скоро привыкаешь окончательно~ Оба идут по коридору, держась за руки, и, на удивление, вокруг тишина. Ни одной живой души, которая могла бы это высмеять. «Должно быть, обживают наши комнаты, либо исследуют мир», — думает Ангел, следуя за демоном, хотя сам прекрасно знал расположение своей комнаты. Вот и она. Когда-то серая, теперича оранжевая дверь с жёлто-красными ромбами и ручкой, на которой обычный бы даже не задержал взгляда, а Водас помнит, как вручную вырезал на ней узоры. Демон берётся за неё, отворяет дверь и заходит в комнату, Водас заходит следом и осматривается. Всё здесь было родным. Большая кровать посередине стены с белыми простынями и чёрным изголовьем. Украшенный ромбами серый шкаф возле стены. Стеллаж со множеством книг, каждую из которых Водас знал чуть ли не наизусть. Высокий стол с полками и стулом. Правда, теперь на столе было пусто, стопки разных бумаг исчезли, а на их месте появились чужие вещи. — Ааах! — Демон разворачивается лицом к Ангелу и разводит руки в разные стороны, не скрывая радости на своём лице. — Как давно я хотел тебя сюда привести! Вот честно, будь ты немного лояльнее, и жил бы тут уже давно! — Водас обводит взглядом комнату, раз за разом подмечая новые изменения: пополнение или наоборот. Зачем Демону понадобился этот коврик? — Эх… кстати, Ангел. Я эм… так и не смог найти свободную комнату, так что можно я поживу здесь? Я не буду тебя трогать, клянусь! — — … — Его разговор отвлекает внимание Ангела, и тот переводит взгляд, пристально глядя на Демона. — … Со мной? — — Да! Но, честное слово, ты меня даже не будешь замечать! Ушёл утром, вернулся вечером, а на ночь так вообще часто буду пропадать! Ну… что скажешь? — —… Ладно, — неожиданно даже для себя, легко соглашается Водас. — Не трогай меня — это главное. — — Не буду! — Демон взялся за оправу своих очков. — Клянусь своими очками! — Отличный залог, но Ангел только пожимает плечами, устало отводя взгляд. — Ну а теперь, прошу простить, но я вынужден откланяться! — Эмальф кивает головой, беря со стола какие-то бумаги. — Забота заботой, но работу сделать нужно! Так что до вечера! — И он выходит из комнаты, закрывая дверь, что удивительно, не на ключ. Водас смотрит ему в след и только тогда, когда шаги в коридоре затихают, даёт себе немного больше воли, чтобы подойти ближе к одной из стен, на которой оставался всё такой же заметный ромбообразный узор, проводит рукой до самого пола и вместе с этим садится, утыкаясь в неё головой. Душе было больно, несмотря на то что это, казалось бы, такая простая и, наоборот, радостная вещь. Голова гудела, и создавалось впечатление, будто изнутри пытается что-то пробиться, раскалывая череп изнутри. Ангел придавливает голову рукой, но гул не утихает, и тогда он начинает биться. Медленными, но звучными стуками отдаются они в тишине и с каждым разом становятся всё громче, чаще и быстрее. Хоть на немного, но это заглушает отвратное настоящее. Демон прохаживается по замку, всё ещё немного плутая среди множества коридоров. Сегодняшний день прошёл на удивление гладко, хотя босс был ужасно против идеи передать власть над ангелом в руки Эмальфа, ведь, дескать, тот являлся Главным Ангелом, фигура опасная, тем более ему ненавистная. Но спустя шквал уговоров и уступков всё же на бумаге появилась заветная подпись «Одобрено» на одной и «Отдан» на другой. Как же это звучит, как будто это вовсе не живое существо, а какой-то предмет: кровать, стол или стул, а может даже простая картина. Чисто как декорация, ничего более. Но демон так не считал. Для него «приобретённый» Ангел вовсе не был таковым. Все эти бумаги были простой формальностью, о существовании которых он забудет уже сейчас, хотя сам не знал, почему конкретно так происходит. Он видел, что творилось с другими «приобретёнными», но не испытывал того самого иссушающего желания власти над кем-то, которое так часто дурит голову. Эмальф совсем скоро уже останавливается возле двери, чувствуя некий странный и тревожный трепет внутри груди, вздыхает и открывает дверь. — Привет, Ангел! А я уже вер— и тут застывает, видя, как тот сидит всё в такой же позе, прислонясь лбом к стене и как будто даже не слыша чужого вторжения в комнату. Хотя нет, он не прислонялся, он долбился с равнозначными промежутками времени. — Эй! Хватит! — Эмальф, после секундного остолбенения, машинально закрывает дверь и подлетает ближе, хватает за плечи, оттаскивая от стены. — Прекрати! Голову себе разбить хочешь?! — Водас резко оборачивается к нему, упираясь руками перед собой в грудь демону и оттолкнул. — Не трогай меня, — не своим голосом прошипел Ангел сквозь зубы, ещё не различая перед собой кого-то живого или себе знакомого. На лбу у него действительно остался след и не один. Яркие, красные пятна крови, хотя понять было сложно, насколько некоторые из них свежие, ведь большинству было больше месяца. — Ага! Чтобы ты стену лбом пробил? — Эмальф не отпускает, но хватку расслабляет, невольно сжимаясь под этим пристальным взглядом. — … тебе плохо, да? — — … — Вопрос этот был довольно очевидным, хотя и не задать его нельзя было. Водас смотрел на демона перед собой, но с каждым вздохом взгляд угасал, и скоро совсем потемнел. — Да. Мне плохо. — —… Ммм… — Демон некоторые время смотрел на Ангела, соображая, что может сделать. — От чего? — Он поддаётся вперёд, всё ещё держа руки на плечах. — От чего тебе плохо? — —… Я не знаю, — честно ответил Водас, уже не желая отыгрывать свою роль. Он устал, уже незачем себя держать. Пусть его увидят со слабой стороны, пусть поймут, что и его может всё это просто задолбать. А уж какие будут последствия — плевать. — Я не понимаю, уж прости, но не понимаю. Не понимаю смысла этой твоей игры со мной. Что тебе нужно? Информация? Я не могу рассказать чего-то стоящего. Хочешь сделать из меня свою игрушку? Или просто понаблюдать за тем, как я ломаюсь? — — А? Может, я просто не хочу видеть, как тебе больно? Может, потому что у меня действительно есть душа, хотя ты так не считаешь? Да, пусть я пламенный демон, пусть я тот, кто как раз-таки и избивал тебя три месяца подряд, но я, честно, не хотел этого! Просто такой я пылкий от природы! Я привык всё решать через силу! Но это не значит что я мразь последняя, которая видит в каждом либо игрушку, либо выгоду. — Эмальф смягчает взгляд, совсем не раздражаясь от наезда на себя и тепло улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. — Водас… выслушай меня, ладно? Я ведь сделан из огня, а не камня. Да и, честно, не сдалась мне никакая информация, пусть даже если ты и знаешь, где Дьявол, мне то что? Не я за ним пришёл, мне он даром не нужен. Это тебя убедит? И почему ты решил, что я хочу сделать из тебя игрушку? Это склонность Поэми, которая, к слову жаждала власти над тобой, а я не такой… Хах, может, за это меня и называют слабым, но плевать. Их мнение меня тоже не особо волнует. Меня волнует твоё состояние. … Веришь? — —. . . — Ангел смотрел на Эмальфа. —… почему? — —… Почему… хороший вопрос. Я и сам не знаю. (Тебе я всё равно соврать не смогу, да? ~) Просто вот раз я пробегал по коридорам этой тюрьмы, да и слышу, как парни шепчутся и ворчат, что есть Главный Ангел, которого в первую очередь надо расколоть, а тот не колется, заглянул и узнал тебя. — Демон вздохнул, как будто говорил что-то очень тяжёлое. — Мне… жалко стало. Тебя жалко. Тогда в скалах, когда ты кинулся под копья, заслоняя брата… что ж, я первый раз такое видел, чтобы кто-то защитил другого ценой своей жизни. Пхах, можно сказать, я поразился твоей смелости ~ До глубины души — да-да, она всё ещё у меня есть. Я не думал, что в ком-то может быть такая искренняя… ну, самоотверженность, что ли? Я не знаю, я не умею красиво говорить… Всё, доволен? Вот тебе мои мысли, больше ни слова не скажу, итак сказал слишком много. — Водас слушал его, закусив губу, чтобы подавить в себе порывы перебить, а под конец тоже сел спиной к стене и зарылся руками в волосы. Он не должен верить врагу, не должен в первую очередь верить тому, кто кажется таким искренним и честным, но… как можно не поверить? Этим глазам и этому голосу, который с панковской простотой выражает себя, выдавая буквально с головой. — Эй… — Мысли Ангела оборвались, как натянутые до предела нити, а на плечо опустилась рука. — Ты… может, сказать что-то хочешь? Наверняка хочешь, так говори. Говори, я никому не разболтаю, честно. — — … Не хочу — Водас закрыл глаза и уткнулся в скрещенные на коленях руки. —… — Он всё глубже утопает в своих мыслях, почти отстраняясь от реальности, и не знает, что делать. Хочется открыться, но этого себе он не допустит, ещё не настолько ослаб. Он просто устал, просто выдохся после этой пары дней, на следующий уже придёт в норму и сможет замять этот странный всплеск свой под каким-нибудь предлогом. Только бы ничего не провоцировало. Пока Водас отстранённо где-то копался в своей голове, Эмальф сидел в тишине фактически один, и это начинало его напрягать. Поэтому он сделал ставку на удачу и подполз чуть ближе, подтянул к себе за пояс одной рукой, а другой обнял, несмотря на то что тот начал отпираться, ощутив близкое тепло когтей. — Не смей. — Водас резко очнулся и посмотрел на него в упор. — Не трогай меня. — Но демон не отпускает и, более того, начинает невозмутимо поглаживать по волосам, настырно игнорируя его сопротивление, хотя оно всё равно довольно быстро затухает, уже не видя в этом смысла. — Не… трогай… меня… — прошептал он без особого рвения, уже больше ради собственного утешения. — Хватит… — — Тсс… — Демон, чувствуя, что сопротивление более-менее прекратилось, обхватил руками сильнее. — Не жмись… не пугайся, нормально всё… — От Эмальфа исходило тепло, которое для Водаса сейчас казалось почти смертельным, потому что било буквально на поражение. Мягкое и нежное, несмотря на твёрдые когти, и даже ласковое. Его пальцы медленно рылись в пепельных волосах, слегка надавливая на темя головы. Когда последний раз он кого-то обнимал? Помнится случай один, давно-давно, ещё во время Войны после одного сражения, когда Грора потеряла половину своего отряда, а ведь был это первый её масштабный бой. И ведь спас её тогда Водас. Вытащил из этой облавы, от чего этот отряд не распустили, а её саму не отправили обратно на мелкую работку. Спас, вытащил и укрыл. Или тот молодой голубоглазый Ангел с безобразной копной жёлтых волос, когда только вставал на ноги после засады. Был ещё случай с Богиней, когда той приснился кошмар, тогда она тоже пришла к нему. Но… кто же обнимал Водаса? Кто был рядом с ним, когда брат оставил его совсем одного, потому что не был согласен с Богом? А ведь он тогда был ребёнком, наивным и доверчивым, с большими серыми глазами и тёмными крылышками, цвет которых потом насилу заставили переменить, буквально выдирая чёрные перья, а нимб ломали и заставляли отращивать снова, пока тот не станет светло-жёлтым. Кто был тогда рядом с ним, когда он плакал? Никто, а зачем? Ведь вырос-таки и не умер, стал даже правой рукой Богини, пробрался-таки наверх. А помнится случай, ещё на ранних годах его высокой должности, Калб его ненавидел. Брат его ненавидел за то, что тот так успешно отгадывает их следующие действия, а потому решил устранить самым низким и неожиданным способом. Предательство. Нож в спину от одного из подставных ангелов, которого подкупили убедить Водаса прибыть к скалам под вечер. Как не поверить одному из Ангелов? Одному из своих, с которым у них общая кровь, судьба и цель? Оказалось, нет. Закончилась же эта попытка пятью трупами, один из которых был ангелом — предателей всегда постигнет одна и та же кара, — а другие четыре — демоны. Да, Водасу удалось убить их всех в одиночку, но какой ценой? Ценой крови своего собрата по оружию, самый страшный кошмар: убить того, кому доверил свою жизнь. Кто был тогда рядом с ним? Кто его утешал и давал волю и веру к жизни вновь? Никто. Совершенно. А зачем? Ведь он — брат Дьявола, ведь он — Главный Ангел, ведь он тень. Тень величия брата и совершенства богини. А к чему обращать внимания на тень? Это тепло, это мягкое, приятное, пленяющее тепло чужого тела совсем рядом в миг, когда больше всего на свете хочется просто исчезнуть, забыть себя навсегда и просто остаться где-то, где ничего и никого никогда не будет и не потревожит. Водас сложил крылья, которые всё это время держал неосознанно раскрытыми от напряжения, склонил голову вперёд и уткнулся лбом в чужое плечо, обнимая в ответ. Как так вышло, что впервые за всё время, которое в зоне досягаемости памяти, его обнимает именно этот Демон? Именно этот, который, по сути, знает Ангела всего ничего, ничтожно малый промежуток времени, ещё и не с лучшей стороны? Чего он нашёл в этой брошенной миром душе? Дрожь уходит, и руки держатся всё спокойнее, вздрагивая лишь иногда и то только случайно. Он успокоился, и вместе с этим угас будто бы потушенный костёр. Сил не было в принципе, откуда им браться? А после этого, так тем более. Слишком насыщен был этот день, слишком резок и бросок. —. . . Хэй, — зовёт Эмальф тихо, приподнимает бледное лицо коготком за подбородок и улыбается. — Тебе лучше? — —. . . лучше, — отвечает неслышно, отводя взгляд. — Славно~ Демон буквально на две секунды потрепал его по голове и выпустил его из своей хватки, уже убедившись, что тот спокоен. Ангел прислонился плечом к стене, устало прикрывая глаза, и, кажется, вот-вот уснёт. —… Так… давай поднимемся? А, впрочем, не надо, я сам тебя подниму. — Водас едва повернул голову, но сообразить не успел, вяло двинувшись в другую сторону. Эмальф же привстал на одно колено и обхватил его выше пояса, перекинув ангельскую руку через свою шею. Два шага, затем лёгкий толчок, и Водас, сам того не поняв, оказался на кровати, а от ещё одного тычка когтём в грудь скосился и лёг, глядя в потолок. Сейчас ему было совершенно всё равно, что с ним могут сделать. Наверняка не хватит сил даже на то, чтобы повернуться на бок. — Вот… удобно? — тихо спрашивает Эмальф, накрывая того одеялом. — Надеюсь, удобно. Позовёшь, если что, ладно? Я чутко сплю: услышу, будь уверен~ Очкарик смотрит в блеклый ангельский лик, понимая, что ответа снова не будет и собирается отходить, чтобы найти и себе место где-нибудь в комнате для ночлега. Но удалось сделать только шаг, потому что на втором его потянуло назад, слабо, но ощутимо. — Аа? — Эмальф обернулся вновь и с тёплой, даже глуповато-радостной улыбкой обнаружил, что Водас, робко и полусознательно, тянет его за рукав, в своеобразной попытке не отпустить. —. . . — Ангел молчит, никак не объясняя своего действия, хотя объяснения и не требовалось. Всё равно как, просто не терять этого тепла, не терять эту туманную нить родного возле себя. Эмальф слабо улыбнулся, не задавая лишних вопросов, сбросил куртку и лёг рядом, накрывая их обоих. Его не смущало, что тот был в рваной, не совсем чистой одежде. Совсем нет: будто бы даже этого не замечая, Демон прижал того к себе ближе, будто бы понимал, что нужно тому сейчас, и накрыл своим небольшим демоническим крылом, виляя хвостом. Очки же снял, оставив на тумбочке. —… Спокойной ночи, Ангел, — сказал тот негромко, чтобы не беспокоить грузные мысли второго. — Спокойной ночи… — Под одеялом так тепло и хорошо, вокруг темно, и ничто не раздражает усталые глаза. За день было потрачено много сил, может даже слишком и противиться накатывающему сну было невозможно да и не хотелось. Со временем всё реже под веками бегали глаза, и всё ровнее становилось сбитое дыхание.