Joints and virtues

«Сильнее, больнее, крепче…» Стук сердца гулко громыхает глубоко внутри. Мышцы во всем теле слегка подрагивают ему в такт. Он боится сдвинуться и на сантиметр, на него словно направили дуло пистолета. С таким ощущением он продолжает смотреть в стену перед собой. «Дальше. Не дыши.» Руки Джими дрожат. Давно он не был так неуверен; жизнь не давала ему раньше веских поводов засомневаться в собственной вменяемости, а теперь его преследовало липкое чувство, что он ходит по натянутому канату и в любую секунду может свалиться в пропасть. Странное, доселе неизвестное чувство обуяло его с ног до головы, но он продолжал стягивать веревки. Ведь Боб его подгоняет. На самом деле он замолчал уже несколько минут назад, но указания остались все те же: «Сильнее, сильнее вяжи…» Больше всего пугает шальная улыбка, играющая на тонких, розовых губах. Непонятно, о чем он думает и чего хочет, кроме как быть связанным. «Я эту бечёвку в жопе мира откопал, чувак,» серьезно говорил Боб ранее, ссылаясь на трудности в поисках. Нужна была именно такая — плотная, немного скользкая, средняя по толщине черная веревка. Он пытался быть бережным и аккуратным, но чем больше узлов навязывал, тем больше стянутая до побеления кожа на слабых бицепсах и голенях вызывала эстетическое удовольствие. Необъяснимым образом, Бобу чертовски пошло́ быть связанным - с ногами, сжатыми веревками в коленях и плотно перевязанными за спиной руками. Только когда парень был абсолютно обездвижен и зависим от положения, Джими осторожно спросил: — Нормально? Голова кружилась из-за травы, а во рту остался неприятный привкус, горло высыхало с двойной силой. Соображать было невероятно трудно. — Сойдёт, — так же рассеянно ответил Боб, и его голос заглушили подушки, когда он менял положение головы, — правда, руки слегка затекают. — Что теперь…? Его губы тронула дьявольская ухмылка, а у Джими по спине побежали мурашки. — Все, что захочешь. На секунду Джими совсем растерялся — куда двигаться, с чего начать? А что делать, если одновременно хочется любить и убить этого человека? Почему бы не воспользоваться тем, что он находится сейчас в такой уязвимой, доверительной позе? Да, ещё чертовски сексуальной позе. Тот, кажется, совсем позабыл, что значит само слово стыд; замечая огненные искорки в светло-голубых глазах Джими совсем не узнавал Боба. Тот Боб был застенчив, терпелив, готов к новым открытиям, но все ещё зажат; а этот парень с невероятно тонким, женственным, горячим телом, пошло выпирающим все свои достоинства вперёд, провоцируя Джими, не вызывал прежних чувств. Он вызывал в Джими только больше обнаженного, животного желания. Наконец-то он опустил ладони на его голые, нежные бедра, поглаживая мягкую кожу, постепенно перемещаясь на ягодицы. Он услышал, как Боб поперхнулся воздухом, когда он сжал одну половинку посильнее, а потом Дилан хрипло добавил: — Сделай так ещё раз. Хендрикс и раньше замечал, что Боб становится отзывчивей, если приложить больше силы, но ему казалось, что это все лишь издержки упрямости. Оказывается, это не совсем так. — Чертов фетишист, — усмехнулся Джим, размахнулся и ударил наотмашь по ягодице. Боб умудрился выгнуться в неудобной позе, его уже налитый кровью член проехался по мягкому одеялу. Впервые Дилан так открыт, впервые Дилан разрешает делать с ним все, что угодно. Такой редкий шанс никак нельзя проебать. — Зайдём дальше? — спросил Хендрикс, демонстративно делая ещё затяжку. — …Я хочу, чтобы ты вынес мне мозги нахуй, — сдавленным шепотом признался Боб, — сделай так, чтобы я сегодня улетел подальше от этого мира. — С превеликим удовольствием. Внезапно Боб почувствовал резкую боль, тут же вскрикнул и зашипел. С трудом повернув голову, он понял, что это было. — Ты охуел?! — с круглыми глазами Боб наблюдал, как Джими убирает с ягодицы уже потушенный об нее остаток джойнта и выбрасывает куда подальше. Место ожога сразу заныло, и то, что Джим провел по нему пальцем, убирая пепел, сделало боль только сильнее. — Прекрати! — У тебя слишком буйная реакция для того, кому это не нравится, — стальным голосом произнес Хендрикс, а по спине Боба побежали мурашки. Компрометирующая поза не скрывала никаких деталей, в том числе его возбуждение. — Ты же сказал, что угодно… — Сказал, но не… — он задумался над словом, — не так резко! — Понял, — вздохнул Джими. — Тогда будешь говорить мне, если тебе что-то категорически не понравится. Вот это, только что, был «красный»? Дилан тут же отвернулся и затих, только еле заметно мотнул головой. — Так и знал… — Джими хищно улыбнулся. Надо же! И двух месяцев не прошло, а Боб демонстрирует, кажется, самую секретную сторону своих сексуальных предпочтений. — Извращенец хренов. Кажется, оскорбления Боб не одобрил, и начал намеренно убегать от прикосновений к ожогу, которые Джими, лишь играючи, инициировал. На самом деле вся ситуация сводила Дилана с ума, хотелось ещё и больше, и в глазах темнело от фантазий, чем они могли бы заняться ещё. — Хватит медлить, — тяжело выдохнул американец, толкаясь бедрами в постельное белье. — Я хочу сойти с ума. «О, сойдешь, обещаю,» мстительно подумал Джими, вспоминая все те ночи, которые он провел без сна, думая только о Бобе и ни о ком больше. Он огладил худые бедра и рывком заставил парня выпятить зад навстречу его еще упакованному в узкие джинсы члену. Грубая ткань, холодные пуговицы врезались в мягкую кожу, вызывая рваный вздох. В голове роились мысли, и соревновались в своей подлости и гадливости — Джими окончательно упустил тот момент, когда обида стала настойчивей и громче мыслей о любви. Действительно, где здесь любовь…? Надо очень постараться, чтобы ее найти, или нужно быть неисправимым романтиком, чтобы видеть ее там, где ее, по факту, совсем нет. — Мой чемодан… — взволнованно выдохнул Боб. — В верхнем кармане. Джими нехотя оторвался от своего занятия — настойчивого петтинга — и очень скоро ему на глаза попался нужный чемодан. Не до конца разобранный, вещи внутри — лишь бы как развалены, а в небольшом кармане на крышке он находит серый тюбик с лубрикантом. И руки начинают трястись. «Извращенец, он грёбаный извращенец,» твердил себе Хендрикс, со стыдом игнорируя тот факт, что сам хотел этого с самого начала. …Осторожно вводя палец внутрь, он почувствовал, как тело под ним расслабилось ещё больше. Свобода внутри подсказывала, что Боб занимается подобным далеко не в первый раз, и поэтому Джими ввел ещё несколько, с полной уверенностью, что больно не будет. И не ошибся. Дилана ломит от долгожданного наслаждения, он насаживается на длинные пальцы самостоятельно и топит стоны в одеяле. «Дальше, глубже, резче…» ...Он наспех подготавливает себя, волнуется, будто в первый раз занимается сексом. Конечно, это не так — в его постели побывало несметное количество девчонок, и с ними он попробовал самые разные извращённые вещи… это, отчасти, и создаёт имидж рок-звезды. — Мы друг друга стоим, — тихо сказал Джими и медленно, но верно вошёл. Боб блаженно закатил глаза, сжал белую, накрахмаленную простыню в кулаки и подался навстречу, заставляя войти в себя до упора. — Я же сказал, не медли, — он с улыбкой изучал изумление на лице Джими, но продлилось это недолго. Получив зелёный свет, Хендрикс больше не сдерживался. Несколькими сильными, грубыми толчками он заставил Боба опять выгнуться в спине, его мат сменился стонами боли вперемешку с наслаждением. Очевидно, такого «крупного» гостя у него ещё не было. Джими вообще был удивлен, что смог влезть в столь компактное тело. Дилан зарылся лицом в одеяло, сжимая челюсти до боли и кусая губы. — Джими, Джими…! — сдавленно звал он, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не перейти на крик. Хендрикс все услышал. Одним рывком он развернул его лицом к себе, вжимая в постель. Он знает, что Боб ненавидит зрительный контакт, когда не его инициатор, поэтому смотрит ещё внимательней. — Скажи это, — сказал Джими, с трудом останавливая собственные бедра, — или я продолжу. Замешательство и стыд — единственное, что можно прочитать на его худом, розовеющем лице. Он не останавливает. — Продолжай, — выдает Боб, закрывая глаза. В его поведении есть жадность, настолько безрассудная, что ее можно спутать с бесстрашием. Но Джими уже все понял, и он в гневе сжимает бледные бедра, а толчки становятся резче и жёстче. Он стремится войти как можно глубже, уже не с целью сделать приятно, а с целью ранить — его ведёт от мысли, что он может оставить Боба с какой-нибудь травмой. Но даже этого недостаточно; физическую рану залечить можно, а вот душевные терзания излечатся лишь временем, и то, никто гарантии не выпишет. Голову кружит происходящее перед его глазами. Плечи Боба дрожат, он метается на постели, как уж на сковородке, вероятно, пытается выпутать руки, но они связаны, по его собственным наводкам — крепко и надёжно; на ресницах собираются слезы, его всего трясет, как в лихорадке, он готов кончить от адской боли. — Все, хватит… Джими… — вяло молит он, но момент был упущен. Белый шум в ушах заглушает мир вокруг — и крики, и стоны; Хендрикс откидывает голову назад и стонет сам, переживая внутри ядовитый коктейль несовместимых, на первый взгляд, чувств. Он толкается в последний раз в маняющую своей недоступностью тесноту и кончает внутрь. Тело от головы до пят пробивает приятная дрожь, даже хочется улыбнуться. Открыв глаза, он видит, что Дилан кончил за ним следом, ни разу к себе не прикоснувшись. Только представляя, какую квинтесенцию боли он испытал за эти двадцать минут, Хендрикс потянулся за поцелуем. — Больной ублюдок, — плюется Дилан, отворачиваясь, но Джими силой разворачивает его обратно к себе, схватив за подбородок. Поцелуй выходит с привкусом металла на языке — окончательно разбитый, униженный и уставший Дилан в ярости, он продолжает извиваться и кусается. Ему не нужны эти нежности, он их терпеть не может — теперь все наглядно видно. Его воротит от этого, и, кажется, ещё немного, и он окончательно сорвётся. — Тайм аут, красный, нахуй, свет… — последовательно выкрикнул он, и снова всхлипнул. …Его губы соленые на вкус от слез, которые до сих пор застилали глаза. Джимми не поскупился крупно провести языком по розовой щеке, собирая влагу. Такой Боб — дрожащий, измотанный сладким удовольствием — лучший Боб. Эти худые плечи хочется закутать в самое мягкое одеяло, чтобы они перестали дрожать, но он знает, что ему никогда в жизни не позволят это сделать. О каких нежностях может идти речь? Вернув себе свободу, Дилан не задержался ни на секунду больше — вскочил с постели на ещё совсем слабые ноги, схватил с пола рубашку и поскорее прикрылся ею. Так ему удавалось выглядеть ещё меньше. — Пошел вон, — гнусаво бросил он, даже не глядя в сторону Джими, но это прозвучало достаточно угрожающе, чтобы тот начал сию же секунду собираться. Даже не дожидаясь, пока Джими оденется и уйдет, Боб быстро зашагал в сторону ванной. Хендрикс лишь мельком увидел его хмурое лицо, на котором ещё блестели слезы, испытывая при этом горькую вину. Дверь хлопнула, замок щёлкнул. Значит, никаких разговоров сегодня больше не будет. Не подозревая, что это была их последняя встреча за этот месяц, Джими застегнул последние пуговицы и поторопился покинуть номер.