И живые позавидуют мертвым

Поразительно, сколько принципов, которые мы считаем незыблемыми, не выдерживают испытания реальностью. Особенно когда реальность похожа на яму с дерьмом и битым стеклом. Рей полагала себя строгой вегетарианкой всего пару месяцев назад. А теперь, а теперь…. Теперь она ела все, что удавалось достать, и ей было неважно, сколько животных пострадало, чтоб обеспечить ее вечно голодное тело просроченным йогуртом или краденой отбивной. Первоначально она еще оправдывалась сама перед собой: как только кончится этот апокалипсис живых мертвецов, так она сразу перестанет есть мясо. Сразу начнет спасать животных и протестовать за улучшение климата. Вот только апокалипсис, в котором власть в стране и парочке сопредельных захватили живые мертвецы, заканчиваться вовсе не собирался. Наоборот, только ширился и нарастал. «Умрите и возродитесь с нами!» — сияла в ночи огромная голографическая реклама, пока Рей рылась в мусорном баке, потому что видела, как дородная женщина выбросила туда просроченные булочки. Еще Рей когда-то думала, что нужно уважать самоопределение человека. Все эти местоимения, стоп-слова типа «жирная», «баба», «чернявый»… Большинство из отзывающихся на «они» погибли в первые месяцы беспорядков. Остальные… их либо увезли черные машины — в некие исправительные дома. Либо выжившие стали хуже своих врагов. Хорошо, что Рей была спортивной, несмотря на свое пятилетнее веганство. Иначе она не смогла бы защититься — ее как одиночку постоянно пытались изнасиловать или даже убить за какие-то гроши, что она смогла заработать или украсть. С деньгами тут было совсем туго — новое правительство не поощряло наличные, а у Рей не было хакерских навыков, чтоб красть криптовалюту или хотя бы деньги со счетов. Да, у людей на окраинах можно было разжиться какой-то мелочью и дешевой невкусной едой за целый день тяжелого труда. Но путь все равно вел в никуда: под мост, где жили наркоманы, на панель, где за шлюхами присматривал криминал, или… — в исправительный дом. Последнее было хуже всего: оттуда не возвращались. Говорят, их ели возрожденные мертвецы, ставшие опорой режиму. Или насиловали, а потом ели… Мысли Рей прервал чей-то визгливый крик (даже не поймешь сходу, мужской или женский): «Патруль!.. Патруль! Бегите!!!» Рей побежала. Быстро-быстро, насколько могла. Но от мусорных баков вел только один узкий проулок, заканчивающийся тупиком. Рей попыталась вскарабкаться на стену, чтоб добраться до забранного хлипкой решеткой окна, но не преуспела, лишь ногти обломала. Черные мотоциклисты в глухих бронированных шлемах с оскаленными мордами почти прижали ее к стене. Диктатор Сноук, захвативший власть, обладал своеобразным чувством юмора и назвал свою гвардию мертвецов миньонами, хотя на милых желтых персонажей детского мультфильма они не походили никак. — У нас закрыт план по набору на сегодня, — пролаял левый шлем, с царапиной. — Разберемся на месте? — Сначала по базе пробить, — так же глухо ответил правый. — Это приказ. Левый зарычал, словно настоящий зверь, но противиться не посмел, только прижал Рей к стене крепче. Правый включил сканер и взял лицо Рей в прицел. Она уже знала — если засветится зеленым, значит, случайно схватили добропорядочного гражданина. Дадут пару зуботычин и отпустят. Но ей зеленый сигнал теперь не светил даже на светофоре. Красный — бродяга, наркоман и вообще нежелательный элемент. Тогда ее в распределитель, где вечером мафиози забирают своих, случайно попавших под патруль. А отребье, которое не забрали, — на исправление. И хоть обсопротивляйся: изобьют электродубинками и швырнут в вагон поезда, как мешок с дерьмом. Тем временем сканер мигнул синим и басовито рявкнул короткой сиреной. — Это премия, — довольно сказал Правый, и Рей через несколько минут швырнули в подъехавший грузовик, чей кунг представлял из себя миникамеру. Окон здесь не было, света тоже. Но ощупь стены казались холодными и шершавыми, видимо, от ржавчины. Пахло мочой, кровью и страхом. Рей обстучала кузов, села в угол и поплакала. А потом — впервые в жизни — вознесла молитву, сама не зная кому, «о скором избавлении» (фраза вдруг всплыла из глубин памяти, жаль, что только одна). И заплакала. Слезы истощили ее и без того скромные силы, и Рей уснула, свернувшись клубком, в том углу, где воняло поменьше. Вытащили ее наружу бесцеремонно, но аккуратно, уже в каком-то бетонном мешке, под желтым светом ламп, который будто разъедал глаза. — Переодеть, помыть? — спросил очередной шлем, а может, и тот же. — Нет, — ответила рация. — Эту сразу наверх. Ей сцепили руки сзади пластиковыми наручниками, больно врезавшимися в запястья, а на голову надели пластиковый черный плотный пакет, из-под которого не удавалось толком дышать, и повели куда-то, подбадривая толчками пониже спины. Потом, судя по давлению в ушах, был скоростной лифт. И наконец с нее сняли наручники, содрали пакет в абсолютно пустом помещении с высоченным потолком и серыми стенами. Свет здесь шел снизу и был как-то поприятнее. — Иди вперед, — скомандовал кто-то из миньонов, и сопровождающие удалились. Широкие раздвижные двери за ними закрылись сами на автоматический замок. Рей постояла-постояла, оглядела свои джинсы, которые стали совершенно неопознаваемого цвета, олимпийку, какую она нашла в мусорном баке, грязные спутанные волосы… и пошла вперед. А что ей еще оставалось, лечь и умереть? Нет, она еще поборется! Автоматические двери пропускали ее и затворялись позади с шипением. Так она прошла коридор, зал, еще один зал — похожий на тренировочный, даже какое-то средневековое оружие на стене висело. Еще один зал — на этот раз будто бы кабинет. Там оказались стол, кресло, терминал — сейчас выключенный, черная чашка и фото в серебряной рамке. Рей приблизилась — и узнала себя. Такую юную, с синими волосами и всей наивностью мира во взгляде. — Трогать чужие вещи нехорошо, — произнес позади такой знакомый голос. Рей резко развернулась и выдохнула: — Ты! — но больше не смогла найти ни единого словечка. — Я, — Бен пожал плечами. Это был он, но она его не узнавала, словно инопланетное чудовище натянуло Бена как чертов костюм! — Ты, значит, искал меня! — Рей стало горько. Сначала она пряталась, потом, оголодав, перестала, пару раз думала, что, может, у нее есть шанс прийти к Бену поесть, потом вспоминала, что он теперь мертв, и снова его ненавидела, а он ее искал. — Всегда, — Бен странно приподнял и опустил одно плечо. Его волосы сильно отросли, а лицо стало худым: вылезли скулы, и белая, будто мраморная кожа обтягивала их, навевая ассоциации с вампирами. — Отпусти меня, — Рей подняла на него взгляд, но ей трудно было выдерживать эти глаза, черные с золотом. Когда-то Бен обладал теплым карим взглядом, а не этими злобными буркалами… — У тебя нет дома, — холодно сообщил Бен. — Больше нет. Тебя объявили мертвой. Я сам заверял опознание какой-то несчастной. Родители уехали из страны. Как и мои. Удачи им. Дом продан. Тебя не существует. — Но… но… но зачем?! — кулаки у Рей сами сжались. Она едва удерживалась от того, чтоб наброситься на Бена, как в детстве, когда она наскакивала на лохматого соседского мальчишку, обязанного за ней присматривать. — Потому что я так захотел, — Бен опять пожал плечами. Он был странно наряжен — в нечто длинное, черное и закрытое. То ли плащ средневекового рыцаря, то ли пальто злодея-извращенца. — И что дальше? — Рей шумно сглотнула. Ей хотелось есть и пить, голова кружилась. — Еще не знаю, — холод в голосе Бена был почти осязаем. — Не решил. — А какие варианты? — Рей вскинула подбородок, как всякий раз, когда готовилась к спорам. — О, — Бен вроде улыбнулся, но теплоты в его гримасе не было. — Я намереваюсь научить тебя любить мясо, верить в бога и думать головой. Только еще способ не выбрал. Кстати, для тебя теперь я Кайло.