Они могут свести с ума

Эта ночь была какой-то особенно тёмной и холодной. Казалось, что за окном лютует мороз. А ещё сон совсем не шёл. Как Лань Сычжуй ни пытался заснуть, как ни крутился, сколько Яблочек он ни считал, дабы хоть как-то заснуть – ни черта у него не выходило. Все мысли молодого господина были заняты только одним человеком – Вэй Усянем. Все его детские воспоминания, которые он растерял по дороге, длиной в собственную жизнь, периодически всплывали в голове. Особенно эта ночь их много подкинула. А-Юань вспоминал, как весело и интересно ему было с Сянь-гэгэ. Как тот копался с ним в земле и ни словом не упрекнул за то, что одежда испачкается, а в грязном ходить нельзя ни в коем случае. А игры в догонялки? А в прятки? Сянь-гэгэ был для этого ребёнка самым лучшим другом. Будь он чуть постарше, то точно бы сказал, что они братья. Самые настоящие братья. Старший и младший. Он не давал мальчика в обиду, всегда защищал и отстаивал, когда А-Цин ругала его за мелкие проделки. Ну, ребёнок же, как обойтись без проказ?! Брал с собой в город или на рынок, дабы показать что-то новое, потому что на горе Луаньцзан всё было однообразно и скучно, потому что не было других деток. Человек, который его любил и которого любил он. У них это было взаимно. Сянь-гэгэ. Любимый Сянь-гэгэ. А ещё А-Юань запомнил из детства кашу, которую готовил любимый друг. Такую острую, от которой сворачивало желудок, и казалось, что тело покинул дух. Он готовил её, когда малыш болел, и ведь правда, свершалось чудо – хворь уходила довольно быстро, и можно было дальше играть. С кем бы этому ребёнку ещё было так хорошо? А с кем ему было так весело и интересно после? Ни с кем! И ни с кем ему так хорошо не было и никто ему не заменил лучшего друга. А любил ли его кто-то так же сильно после того, как Сянь-гэгэ куда-то испарился и больше не появлялся? Да! Ханьгуан-цзюнь. Человек, заменивший А-Юаню отца, точнее, правильнее было бы сказать, что он стал отцом для мальчика. Конечно, с ним всё было иначе. Он не позволял мальчику копаться в грязи, не мастерил ему игрушки из дерева, но постоянно покупал их. У А-Юаня было много игрушек, очень. А ещё, Ханьгуан-цзюнь научил его читать и писать, рисовать и играть на гуцине, обучил искусству заклинательства. Никогда его не ругал и не наказывал, каждую свою свободную минутку старался уделить мальчику. Позволял ему спать рядом с собой, в своей кровати в цзинши, когда малышу снились кошмары, когда он чего-то боялся. Когда Сычжуй немного подрос, он спросил у своего названого отца, где же Сянь-гэгэ? Почему он ушёл и так долго не возвращается? Может, он заболел? Может, ему нужна помощь? Он сварит ему кашку, от которой вышибает дух, но которая исцеляет. Только, пускай его друг вернётся. Тогда-то Ванцзи понял, что пора… Прохладным зимним днём, когда снег лежал пушистыми объёмными сугробами, мужчина в белом, сжимая в своей ладони руку ребёнка, спустился к подножью скалы. Закрываясь от метели, эти двое двигались вперёд невзирая на холод, и на то, что их попросту может засыпать снегом. Нет, этого не случится, потому что Он ждёт их и потом поможет вернуться домой целыми и невредимыми, потому что тоже любит и очень сильно скучает. У камня, что служил памятным надгробием, они просидели, пока не начало темнеть. Всё это время А-Юань рассказывал Ему сказки. Свои любимые сказки, которые рассказывал или читал вечерами отец. Про «Волопаса и ткачиху», «Заячий хвостик», «Гун Ечан», «Жадный помещик», «Жёлтый аист» и, самая любимая, «Красная лилия». Кажется, и у Ханьгуан-цзюня она была любимой. А-Юань рассказывал сказки, а Лань Чжань не проронил ни слова. Лишь краем глаза ребёнок замечал, что мужчина плакал. Молча и безостановочно ронял слёзы, совсем не обращая внимания на то, что скатываясь по щекам, они замерзают на коже, тем самым получалось так, что она обветривалась. Он оплакивал свою погибшую любовь, которая умерла страшной смертью, человека, которого оклеветали и не дали права на защиту во имя спасения души. А что сейчас? Сейчас эти двое самых близких ему людей отправились в неизвестность. Отправились ещё днём и до сих пор не вернулись. А что будет, если и не вернутся уже никогда? Что Сычжуй будет делать? Это же его любимые мама и папа, которые, хоть и не родные по крови, но ближе них у него нет никого. Никого. Ну разве что, дядя. К горлу подступили слёзы и, дабы не разреветься, А-Юань вышел на улицу. Нужно пройтись, чтобы немного привести мысли в порядок. Они вернутся! Они должны вернуться! Ведь дома их ждут дети. Сычжуй, А-Цин и двое только-только родившихся близняшек, которым ещё не успели дать имена. А что будет, если малыши обречены никогда не увидеть своих родителей? Что тогда? Сиротами быть несладко. – Извините, можно мне войти? – шёпотом произнёс А-Юань, в последний момент осознав, что пришёл в домик, где пока находились кормилицы с малышнёй. Две женщины, одна полная, другая чуть стройнее, кормили грудью одного из близняшек и малыша Юйди – будущего главу клана Цзян. Наверное, он раскапризничался и господин Цзян принёс сына на кормление посреди ночи. Такое тоже зачастую случалось. Потому что они с супругом своих детей на ночь забирали в свой домик, так сказать, хотели побольше времени провести полной семьёй, потому что у них с этим большая беда. Вроде как, пока всё спокойно, Сычжуй слышал, что господин Цзян с сыном собирается вернуться назад в Юньмэн. Возможно, Глава Лань с дочкой отправится вслед за супругом, а то маленькая принцесса ещё ни разу не видела Пристань Лотоса, а это поистине великолепное место. – Да, Молодой господин Лань, – ответила та, что держала на руках его братишку, – проходите, конечно. – Ты тоже не спишь? – раздался откуда-то сзади шёпот очень знакомого голоса. Обернувшись, Сычжуй, в свете свечи, разглядел Цзинь Лина. Он держал в руках маленькое одеяльце, видимо, пытался сам им укрыться. Его голова покоилась на коленях сидящего в расслабленной позе Главы Юньмэн Цзян, который тихо дремал, видимо, дожидаясь, пока А-Юйди покушает, чтобы забрать его назад. – И вы здесь? Глава Цзян, доброй ночи! – мальчик вежливо поклонился, хотя Цзян Чэн даже глаз не раскрыл и протянул лишь тихое: – Мгм, – что было вполне себе в манере Лань Ванцзи. – Мы с дядей на рассвете отбываем в Пристань Лотоса, а мне всегда перед дорогой не спится. Не знаю, почему так. Дядя Цзян тоже не спал, – ага, отрабатывал супругу ночи любви, которые им придётся пока отложить. – А Глава клана Лань не летит с вами? – Нет, – зевнув, ответил всё тот же Цзинь Лин, – сейчас все расходятся по своим домам. Неизвестно, что происходит в Поднебесной. – А мама и папа?... То есть, второй Молодой господин Лань и господин Вэй, как же они? Вы просто так их бросите? – у мальчика был самый настоящий шок. – Нет, – а вот и Цзян Чэн глаза открыл, – с мощью Вэй Усяня не сравнится никто из нас, Молодой господин, если ты ещё не понял. Нам нужно подготовить войско, которое в любой момент сможет нести оборону и защитить того же самого Усяня. Солдаты, да и мы все, должны будем ослабить эту женщину, Вэнь, дабы он смог нанести решающий удар, юноша. И нечего тут сопли разводить! Уже и так понятно, что не все выстоят в этой битве. В прошлый раз, когда мы сражались с кланом Вэнь, потери были катастрофическими. Сейчас – мы будем готовы к битве, мы готовы защищаться, потому что нам есть, что защищать, – Цзян Чэн никогда не проявлял телячьих нежностей в отношении своего племянника, но сейчас он просто не мог иначе. Казалось, что если сейчас мужчина не приласкает этого мальца, то просто умрёт от горя. И, вот, он его приласкал. Нежно так обнял, целуя личико, как будто они двое влюблённых в брачный период, что вызвало шок и у Сычжуя, и в особенности, у Цзинь Лина. Ох, что-то страшное надвигается впереди, не иначе…