***
До столовой было всего несколько шагов, так что не прошло и минуты, как они оказались на месте. У противоположной стены скачивал файл Жёлтый с ребёнком. Малыш, заметив их, весело помахал рукой. Вдруг все четверо услышали в тишине чьи-то быстрые шаги и громкое, срывающееся дыхание. Всё произошло настолько быстро, что, думаю, мало кто успел что-то сообразить, и все действовали на инстинкте самосохранения. В зал с криком влетел Красный. Причём, в прямом смысле влетел, так как порог ему не удалось легко преодолеть. Секунду он пролежал на полу лицом вниз, когда следом за ним ворвался Зелёный, а он, к его же счастью, первым заметил, что они здесь не одни, и замер, выпялившись на Чёрного с Синим. Тогда и до Красного дошёл этот факт, и он заорал так, что его, наверное, услышали бы даже в реакторе: — КТО-НИБУДЬ, НАЖМИТЕ ЭТУ ЧЁРТОВУ КНОПКУ!!! И загудела сирена экстренного собрания.***
Снова пять человек за столом, только немного другим составом. Руководитель чуть ли не лежал на столе, весь в поту, крови и слезах, но зато живой. — Итак… — начал он хриплым уставшим голосом, всё ещё тяжело дыша и делая паузы, чтобы вздохнуть. — Я рад… честно, я очень рад… видеть вас всех здесь и сейчас. Тут его взгляд остановился на одном из присутствующих. После всей этой суматохи до него только сейчас дошло, кто перед ним стоит. — С…С-Синий?.. — пролепетал он в шоке и восхищении. — Глазам не верю… неужто ты жив?! — Жииив, — протянул Синий, чуть улыбнувшись. Красный подлетел к нему и обнял. И Синий его тоже. Так они простояли с полминуты, как из глотки Красного вырвался громкий всхлип, и, отпустив Синего, он заплакал так, как никогда в жизни не плакал. Переизбыток эмоций. Счастье, боль, вина, страх, что он только не чувствовал сейчас… но времени на слёзы не было. — …простите меня. — извинился он тихо. — Я же не просто так вас здесь собрал. Кнопку нажал Жёлтый, но, как вы видели… по моей просьбе, если её можно таковой назвать. Он прокашлялся и вроде бы окончательно взял над собой контроль. — Я… я хотел сказать… блин, нет, я не могу это сказать. — Красный, ну ты чего?.. — Чёрный похлопал его по плечу. — Мы ведь все только что видели, как за тобой гнался убийца, и мы все проголосуем за него, так чего ж ты боишься? — Наверное, ты думаешь, я боюсь того, что скажу имя импостера, а он потом убьёт меня за это? Я не боюсь. Я не хочу предавать этого человека, потому что… он не плохой. Он мне многое рассказал, но он думал, что я умру, а я… О боже мой, теперь я чувствую вину за то, что не умер, что со мной происходит?! — Стокгольмский синдром, — спокойно ответил Зелёный. Все перевели на него взгляд, но это никак его не потревожило. Он видел свою судьбу не хуже, чем её видели остальные, и, кажется, смирился с такой концовкой. — …когда у жертвы… появляется привязанность к убийце?.. — прошептал Чёрный. — Да, именно он. Ладно, слушайте, люди, — Зелёный опёрся на стол руками. — Красный не хочет говорить, ну и пусть не говорит, не принуждайте его. Я сам всё могу сказать. Тем более, всем всё и так ясно. Он сделал паузу, поднял глаза и прислушался, как будто ловил тишину. — Я импостер. И тишина словно попала в его сети. Да, все и раньше прекрасно понимали, что он предатель, но раньше это не было доказано. Это было просто догадкой. (Может, он и не импостер вовсе, кто его знает.) А сейчас этот факт был официально доказан, и не кем-то левым, кто возомнил себя великим сыщиком, а самим Зелёным. Поэтому этими двумя простыми словами он словил всеобщий шок. — Если хотите слишком конкретно, то я скажу, что это я убил Оранжа и Розу. И покушался на Синего тоже я. И саботаж света устроил я. Всё это сделал я и никто другой, господа. Когда с предыдущим заявлением пришёл просто шок, сейчас все были конкретно в ах¥%. Красный, осознавший, кто побывал в Электричестве до них с Розовой, Синий, узнавший, кто ударил его молотом по голове, Чёрный, который откачивал его и был готов убить себя, если не справится, и Жёлтый, доверявший, как оказалось, убийце, и у которого всё это время на руках был ребёнок… вы понимаете, что они все могли чувствовать. — Нет, ребят… я понимаю вас, и все ваши эмоции, что вы испытываете от моих слов. И поступков моих. Но и вы, наверное, понимаете, что извиняться после всего, что я сделал, говорить что-то вроде… «простите меня, ребят, я виноват, я был неправ, но я исправлюсь»… это будет бессовестно, бесстыже, неуважительно… даже глупо. Я же не пакость какую-то сотворил, я… людей убивал. Я человек, виновный в смерти ваших друзей. Я признаю. Я признаюсь. И я умираю. Хотя, наверное, пускай это и звучит безумно, я даже рад. На этом для меня всё закончится. Зелёный рассмеялся. Впервые за всё время, как экипаж встретился с ним, он проявил какие-то эмоции. Он смеялся, но сколько за этим смехом было боли… страшной, невыносимой боли, рвущей душу до крови и слёз… — Ну всё, голосуйте за меня. Все, кроме него, достали пульты. Но никто, никто не смог сразу, без размышлений нажать на эту галочку рядом с именем Зелёного. Никому не хватило на это воли. Многим на душу легло тяжёлое бремя странной печали и вины непонятно за что, а кто-то голосовал дрожащей рукой и со слезами, застывшими в глазах. А Зелёный по-прежнему улыбался. И не злобным оскалом, каким обычно представляется улыбка убийцы, а искренне. Завершается обратный отсчёт последних пяти секунд голосования. Всё. Конец. Все четыре голоса в таблице за Зелёного. Но все четверо почему-то молчат, направив взгляд кто в пол, кто вдаль, как будто их заставили голосовать против их воли. И тишина стоит гробовая. Неужели мы представляли себе раскрытие предателя таким? И неужели сам предатель ожидал провести свои последние минуты вот так? — Нет, всё, хватит стоять и молчать как под страхом смерти. — подал вдруг голос Красный. — Зелёный… — тяжёлый вздох, — идём со мной. Он подошёл к правому углу, Зелёный подошёл к нему. Красный взял его за руку. Может, сомневался в том, что он не сбежит (хотя бежать здесь было особо некуда), может, хотел хоть как-то поддержать его перед смертью, может, сам искал поддержки, не знаю. Свободная рука нажала маленькую незаметную на первый взгляд кнопку на стене, и открылся выход наружу, в космос. — Зелёный… прости меня… — шепнул Красный, еле сдерживая слёзы. — Не надо, приятель… никогда не проси прощения за то, в чём нет твоей вины. Красный в последний раз взглянул сквозь его стекло… так больно, когда смотришь на человека и знаешь, что больше не увидишь его никогда. Ему вдруг захотелось крепко обнять Зелёного, выплакаться на его груди, и никогда не отпускать его, никогда!.., но эту мысль тут же стеснила другая, о том, что этот человек — убийца всё-таки. И именно он Розовую по-зверски убил. Тогда Красному удалось собрать волю в кулак. — Лучше нажми кнопку разгерметизации на запястье, — подсказал он, указав на левую руку Зелёного. — Так будет быстрее. Менее… мучительно. — Спасибо, конечно, хотя я и хотел немножко подольше пожить, — ухмыльнулся импостер и продавил кнопку без раздумий. Он отошёл к самому краю корабля. Чувство было такое, словно тёмная материя космоса окутывает со всех сторон, зовя к себе, и проникает вовнутрь тела, говоря, что ты теперь тоже его маленькая частичка. Он не догадывался, что это побочный эффект разгерметизации швов скафандра. Рука помахала Красному, тело мягко отклонилось назад, губы прошептали: — Прощай. Шаг назад, второй, и… конец. Зелёный уже не услышал, что ответил ему Красный. Он ушёл во тьму, наслаждаясь тем, как она поглощает его.***
…Космос бесконечно простирался вперёд. И направо. И налево. И назад. Везде. В пустых глазах отражались лишь миллиарды звёзд, слух ловил лишь тишину, которая, вероятно, его просто давно оглушила, а холодное тело пронизывал лишь всё тот же холод. Космос — это ледяные, бесчувственные обьятия Смерти. Время уже утратило свою роль в этом нескончаемом потоке пространства. Стекло скафандра беспросветно запотело. Глаза истекли кровью и покрылись несколькими слоями тёмно-красной плёнки, которая потом равномерно растеклась и по лицу. Сначала согревало, а потом эта консистенция только вмёрзла в кожу. Но звёзды по-прежнему мерцали перед глазами. На месте пальцев чувствовались мелкие трубчатые косточки, соединённые чем-то наподобии клея, непохожим на суставы. Не пошевелить, не согнуть. И боль мучает, тупая, ноющая боль. Немного позже, (или намного позже, времени для нас уже не существует), кости подсохли, и в их маленькие щёлочки уже свободно проходила безвоздушная материя, отчего боль стала режущей. Чем это всё являлось? Предсмертными сюрреалистическими галлюцинациями… или посмертными? То состояние, в котором сейчас находилось его тело, можно было назвать скорее странным коматозом, чем жизнью или смертью. Слишком странным коматозом. Не кажется, что эта быстрая лёгкая смерть, которая должна была наступить после разгерметизации, длится уже чересчур долго и чересчур болезненно? Не кажется, что вдаль смотрят уже не глаза, когда-то умевшие плакать, а две чёрные дыры, обведённые кровью? Не кажется, что это всё не закончится до тех пор, пока высохшие кости не обратятся в пыль, а может, даже после этого не наступит конец? Не кажется, что эти звёзды, от разглядывания которых настолько долго у каждого из нас закровоточат глаза… уже… никогда… не погаснут?..***
— Прощай, друг. Дверь перед Красным захлопнулась моментально, не дав ему даже немного времени посмотреть на Зелёного, летящего в неизвестность. Нет. Последний раз не должен становиться предпоследним. Всё так всё. Экран снова почернел, как и во все прошлые разы, только сейчас по нарисованному звёздному небу полетела нарисованная фигурка Зелёного. И на этом фоне высветилась заветная фраза, которую вроде все давно ждали: «Зелёный оказался одним из предателей. 1 предатель остался.» Да, теперь даже машина подтвердила, что один предатель вычислен верно. Через долгий труд, через большие жертвы, но вычислен, правда ведь? Почему тогда ни у кого, даже у ребёнка, который всегда радовался любой мелочи, нет ни тени улыбки на лице? Почему, если раньше после голосования каждый думал о своём, и в действие приводился огромный спектр человеческих эмоций, сейчас все чувствовали одно и то же? — Иногда… полученные результаты не стоят потраченных жертв. — объяснил Красный будто самому себе. — А ещё случается… когда полученный результат в итоге оказывается только очередной утраченной жертвой. П*#дуем все на задания, и поскорее.***
Чёрный в реакторе. Здесь он должен выполнить своё последнее задание в этой экспедиции, и, вероятно, оно станет последним и на космическом корабле. Он и до этого планировал уйти из астронавтов, а теперь точно знает, что уйдёт. — Доделываю последнее… и всё, можно будет не отвлекаться от мыслей насчёт второго предателя. Но не может быть всё слишком просто. Мало того, что задание с запоминанием последовательности всегда было не из лёгких, Чёрный тогда ненароком погрузился в воспоминания… Это уже второй случай, когда корабль, на котором он находится, захватывают импостеры. В первый раз с ним были совсем другие люди. Был другой руководитель экспедиции. Чёрный не мог сказать, какой из них лучше, но ни тот, ни другой ничего не могли сделать с предателями в одиночку. Был друг, Фиолетовый. С ним и была связана большая часть воспоминаний. Перед Чёрным сразу возникало его лицо за тонировкой. Они познакомились ещё на Земле, но это была первая экспедиция, в которую они поехали вместе. Фиол был более опытный, чем Чёрный в то время, но плоховато шарил в заданиях, так как с техникой был не в ладах. — Да, у него вечно не получалось спаять проводку, — засмеялся Чёрный. — Он долго возился с проводами, ворчал, а потом всё бросал и говорил, чтоб я делал первым. А пока я чинил, он уже убегал в другое место. И я так долго не понимал… — Его глаза сделались грустными. — И трупы находили постоянно где-то недалеко от нас, или там, где мы уже были. И ведь я должен был быть такой обузой для него… член экипажа, который вечно таскается рядом и мешает… делать свою работу. Но он не тронул меня, не тронул же!.. Спустя ряд приятно-печальных воспоминаний о старом друге перед ним возник конец той экспедиции. На экране после тех самых последних слов о том, что предателей осталось уже ноль, высвечиваются фигурки всех выживших членов экипажа, а сверху — заветное слово «Победа»… В глазах людей — счастье, они обнимают друг друга и плачут от радости, ожидая эвакуационной капсулы, которая прилетает после вычисления всех предателей. И Чёрный тоже плачет, но, увы, не от счастья. И обнимать ему некого. Его друг был мёртв. И он не погиб от руки импостера, и не покончил с собой. Он сам был импостером. — И снова, снова мы прокручиваем то же самое… Как же Красный был прав, когда сказал про результат и жертвы ради результата. Опять слёзы, и мои в том числе, льются не по невинным жертвам, а по разоблачённому убийце! В тот момент, когда Чёрный уже набирал на своеобразной клавиатуре пятую последовательность, он ошибся в последней кнопке и с яростью врезал по своему колену, чтобы не портить аппаратуру. Было не очень больно, проблема крылась в другом… нитки затрещали сразу же после удара. Помните ту маленькую дырочку на месте шва, которую он заработал, зацепившись об ящик? От резкого движения шов разошёлся сантиметров на пятнадцать. — О боже мой… Господи, только не это! — ужаснулся он. — Ты же теперь негерметичный, я… я умру без воздуха! Времени на размышление было немного, но он успел понять, что нужно выполнить последнее задание как можно быстрее, а о жизни думать уже потом. Первые три последовательности прошли гладко, а на четвёртой — снова ошибка. Чёрный почувствовал, что из дыры уже начал выходить воздух, а дышать стало труднее. — Надо быстрее работать… а смерти мне, похоже, не избежать. Опять по-новой. Первая. Вторая. Третья. Четвёртая… здесь нужно быть осторожнее. Да, получилось. И пятая. Чёрный нажал на первые четыре кнопки… но тут голова закружилась от нехватки кислорода. В глазах потемнело, он повалился на колени… Но последнюю кнопку никто не отменял, её нужно было нажать! Похоже, Чёрный был слишком загнан, раз для него даже смерть и физическое недомогание не являлось причиной, чтобы не выполнять задание. Но всё же рука потянулась к кнопке… естественно, он уже не помнил, какая из них загорелась последней, а шанс был один из девяти. — Либо умру со спокойной совестью, либо подведу весь экипаж тем, что не запущу этот реактор… — пропыхтел он через силу. Кислород уже почти полностью вытек. И вот он, задержав дыхание, нажал на кнопку. Его всё ещё волновало, что за кнопка оказалось под его пальцем, но сейчас ему оставалось только понадеяться на удачу, поскольку ни память, ни зрение уже не работали. Так он и сделал. И не прогадал. До ушей донеслись слова бортового компьютера… «Реактор запущен». Реактор запущен! Чёрный схватился рукой за первую попавшуюся железяку, чтобы не упасть, закрыл глаза и улыбнулся. Дело было сделано. Он пожертвовал жизнью ради этого, и… В самый последний момент Чёрный задумался, за что он всё-таки отдал свою жизнь. Улыбка сошла с лица, а глаза в панике распахнулись. Действительно, он умирает не ради дорогого человека, не ради долга, которыи клялся исполнить здесь и сейчас, а из-за простого задания… которое можно было выполнить позже. Он бы ничего не потерял, если бы сначала решил проблему с этим несчастным швом, а теперь он теряет самое ценное, что у него осталось… себя. Пальцы, державшие железку, тут же ослабли, и Чёрный упал на бок. Всю свою жизнь он говорил о том, что, умирая, не станет жалеть себя, а сейчас… вместе с последним вздохом пришла та последняя мысль, которую он меньше всего хотел слышать в своей голове в такой момент. «Я мог бы жить!..»