you wanna cum in?

— надеюсь в этот раз вы привели мне кисэн, подходящего по всем моим параметрам, — император складывает расписанный веер и бездумно бьёт им по внутренней стороне другой ладони. — да, мой император. полностью такой, как вы распорядились. перед намджуном парень, высокий и стройный, руки скрещены в жесте уважительного приветствия. на нём традиционный ханбок, расписанный причудливым орнаментом, яркий и приковывающий внимание не меньше, чем его обладатель. император спускается вниз и взмахом руки прогоняет вон помощника, оставаясь в тронной зале наедине с кисэн. этот отличается от всех, что он видел раньше. те глаза удерживали смотрящими в пол, руки сложены по швам, почти всегда они мигом падали на колени при виде императора. намджун любит, когда макияж на них сидит идеально: выбеленное лицо, искусственно румяные щёки, толстый слой сурьмы вокруг глаз и алые кровавые губы. намджун, стоит кисэн расплакаться или случайно стереть с лица руками хоть грамм, тут же отправлял их вон из залы наводить порядок. возбуждение к моменту возвращения артистов обратно сильно спадало, потому он просто расплачивался с ними и снова возвращался к своим делам. этот же парень руки держит перед собой, и с первого взгляда не скажешь, он всё-таки выказывает послушание или показывает характер. и взгляд у него такой дерзкий, прямой и бесстыдный, как у самой развратной путаны. — как твоё имя? — спрашивает император, становясь почти вплотную. кисэн кривит ярко накрашенные губы в полуулыбке и склоняет голову в лёгком поклоне. — ким сокджин, мой император. но вы можете звать меня так, как вам угодно. намджун обходит его, останавливаясь за плечом, и спрашивает заинтересованно: — разве у вас не в привычке прятать глаза, притворяться невинными и чистыми цветами, краснея щеками лишь благодаря качественным румянам? сокджин прищуривается, одновременно скользя языком между красных губ. он слизывает часть, но впервые у императора не вызывает это потребности выслать его за дверь. — мой император, какой мне прок показывать себя со стороны ложной? разве мы оба не понимаем, для чего я здесь? так толку прикидываться недотрогой, если я знаю, что менее, чем через пять минут вы будете трахать меня где-то в этой зале? — парень говорит в пустоту помещения, не оборачиваясь, но намджун ловит каждое слово, хмыкая. — я хочу, чтобы ты умылся. смой с себя весь грим, я сам тебя накрашу так, как пожелаю. — да, мой император, — послушно кивает кисэн, складывая руки в уважительном жесте перед собой, и выходит прочь. намджун этого парня сделает своим фаворитом, определённо. и красить его не разрешит, потому что то, что он видит перед собой спустя пару минут, нельзя скрывать никаким гримом, превращая в такую же однотипную куклу. пухлым алым губам не нужна помада за контуром, чтобы увеличить их размер, выразительным глазам – сурьма, карамельная кожа не нуждается в белилах, только в жадных поцелуях и языке, который попробует её на вкус. император только большими буквами выведет на щеке «мой», а сокджин за это оставит на его шее укус с кровоподтёками. потому что кисэн свободны, они никому не принадлежат. это не изменит даже император мира. но жаркое дыхание на ключицах, умелые руки на талии, влажные губы на вспухших сосках заставляют забываться, забывать о жгущемся на щеке клейме принадлежности. большой член двигается внутри, сокджин каждую венку чувствует, сидя на нём. он откидывает голову назад, выгибаясь, руками опирается о мощные бёдра сзади и прыгает до помутнения рассудка. собственный член бьётся звонко о низ живота, шлепки тел пошло разносятся эхом по залу, а его стоны непрерывной мелодией вливаются в чужие уши. трахаться прямо на императорском троне сокджин ещё не пробовал. но намджун ему и не такое покажет, если только его кисэн будет послушным.