ID работы: 9904052

Нерв

Джен
NC-17
Завершён
130
автор
Размер:
631 страница, 41 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
130 Нравится 369 Отзывы 37 В сборник Скачать

17

Настройки текста
Звезды постепенно гасли, ветер гнал по небу серые облака. Хидан медленно шел в сторону огороженной заборами и предупреждающими знаками территории гетто, чувствуя, как мир вокруг него переменился. Это было похоже на пробуждение в новой квартире, или выход на новую работу, или как после расставания со своей пассией. Ты уверен, что мир не будет прежним, еще толком не осознавая, в чем заключаются перемены. Несколько часов назад он убил человека. Убил, и нисколько об этом не сожалел. Анестетики ослабляли свое действие, с каждым шагом боль подступала все ближе, подбираясь к планке невыносимой. В уме расстояние от конечной автобуса казалось ему совсем небольшим, но он в пути уже больше часа. Сколько этим ублюдкам нужно времени, чтобы его выследить? Вроде бы, его никто не преследовал, но время неслось вперед с неукротимой скоростью, забирая у него последние силы, а может, и минуты жизни самого Какузу. Хидан злился на него, за то, что тот взялся за поиски этой девчонки. За то, что не захотел задержаться в Нами но Куни, за то, что сбагрил его на конференцию… Хидан даже пытался его возненавидеть. Ему так нужна поддержка, нужно, чтобы старик именно сейчас, когда он все потерял, был рядом! Он причинил ему столько боли: когда отверг еще в детстве, когда пользовался им, не признавая между ними никакой связи, кроме интимной, когда… Но возненавидеть не получалось. Несмотря ни на что, он по-прежнему любил Какузу, и продолжал любить, проглатывая обиды и не получая никакой отдачи. Мазохизм? Одержимость? А может, все сразу? Даже тогда, на заброшенном складе, испытывая адскую боль, боль в которой была вина Какузу — мясник выбрал его именно из-за их связи, Хидан не смог отречься от своего бога. На секунду, в его измученном агонией мозгу мелькнула мысль об этом, но он скорей позволил бы распилить себя на части, чем отобрать последний шанс увидеться с Какузу. Великаны на рекламном щите улыбались, и пялились на Хидана как слабоумные. Он уже совсем близко, и позволил себе пару минут передохнуть. У обочины стоял старый Вольво, судя по изморози и кучке листьев на капоте — машина находится здесь уже давно. Хидан устремил взгляд на землю, а заметив, то, что искал, неуклюже, как цапля на одной ноге, наклонился, чтобы подобрать окурок. Честерфилд — сигареты Какузу. Руки затряслись, Хидана обдало жаром — он был здесь. Приехал на этой убитой тачке, чтобы не светиться на своей машине. Бог там, за металлической сеткой, среди руин и обломков. Пот струится по вискам, ветер треплет волосы и полы расстегнутой куртки. Ночь окончательно отступила, серое пасмурное утро застало Хидана, когда он протиснулся в лаз, сделанный в заборе кем-то до него. Под ногами захрустела замерзшая трава, пар от тяжелого дыхания подхватывал ледяной ветер и уносил прочь. За спиной кружились последние листья, Хидан шел по заброшенным, когда-то знакомым улицам, озираясь по сторонам. В шуме ветра и треске уцелевших деревьев ему чудились голоса его давних приятелей, с которыми он в детстве играл в футбол. Происходящее напоминало какую-то слишком реалистичную компьютерную игру: он ходит по локациям, собирает предметы, защищается от врагов… Вокруг ни души, и он все время ожидает подвоха, что из-за угла очередного здания с трещинами на стенах вот-вот выскочит чудовище, или еще один зеленоволосый придурок с пушкой. Эта неестественная, искусственная тишина давит, и действует на нервы. Но там его поджидали лишь призраки, отголоски воспоминаний. Вот покосившееся здание супермаркета, с треснувшей вывеской — там они каждый день покупали продукты, те самые коробки с молоком, которые так раздражали бабку своими фотографиями пропавших детей. Переулок, заваленный строительным мусором — там Хидана и Дейдару поджидал незнакомец, у которого явно были не добрые намерения… Улица стала подниматься в гору: коленные сухожилия натянулись как струны на гитарном грифе. Хидан утирает со лба испарину: как же ему тяжело! Если бы у него была здоровая нога, он бы преодолел это расстояние с легкостью. Ну же, шевелись, ты, бесполезный кусок мяса! Он заставляет себя идти вперед, несмотря на боль, которая теперь разливалась по всей правой ноге, и поднималась вверх, к пояснице. Цунаде говорила ему, что нельзя так много… Цунаде. Цунаде, которой больше нет. В уголках глаз снова защипало, но ветер забрал эти непролитые слезы. На пути возникла покореженная телефонная будка, и это его приободрило — он уже близко. Хидан заходит в промежуток между домами, и останавливается, глядя на мусорные завалы. Разбитые кирпичи, арматура… Ему через них не перебраться, не с его ногой. Хидан выругался, умом понимая, что рисковать все же не стоит, особенно сейчас, когда от бога его отделяет несколько метров. Пусть нога разболится окончательно из-за того, что он пройдет пару сотен лишних шагов, чем он застрянет здесь, упав на какую-нибудь железку. Он идет до конца улицы, в слепых окнах домов ему мерещатся подвижные тени, которые тут же растворяются, стоит задержать на них взгляд. Он нащупывает под курткой пистолет, он на месте, но от этого ему неспокойно. Хидан не уверен, что успеет им воспользоваться, те, кто охотятся за ним намного проворнее. Да он и никогда толком не стрелял. В первый раз ему удалось улизнуть, потому что играли на его поле. Все-таки, он сечет в медицине, а зеленоволосый придурок не ожидал получить смертельную дозу сукцинилхолина. Но второго раза не будет. Он не крутой парень из боевиков, который, впервые взяв в руки оружие, ни разу не промахнется. Он калека-дантист, у которого вот-вот сдадут нервы. Хидан рад был бы уверовать в то, что он неуязвимый везунчик, у которого все получится с первой попытки. Но он слишком хорошо себя знает — у него не получится. Если дело дойдет до стрельбы, он облажается. А если Какузу из-за этого погибнет — Хидан никогда себе не простит. Стена дома, которую он обходит, кажется ему бесконечно длинной. Наконец, он выходит во двор, в котором каждый день гонял мяч в прошлом. Ржавая горка, обшарпанная песочница, турники без качелей… Хидан задирает голову вверх: этот рефлекс он так и не забыл. Он находит взглядом окна квартиры Какузу, как делал в детстве, проверяя, горит ли там свет, чтобы застать дома «того самого полицейского». Света не было, такая же пустая, темная оконная рама, как остальные в доме. Нужно идти внутрь. Ступеньки в подъезде низкие, но подниматься по ним настоящая пытка. Хидан с трудом сдерживает стон облегчения, поднявшись на второй этаж. Кругом облезлая краска, запах сырости, разбитые кирпичи… Ему хочется закричать: «Какузу, я здесь!», но разум вовремя обуздывает эту «гениальную идею». Шуметь нельзя, Хидану нужно стать невидимкой. Он осторожно проходит внутрь старой квартиры Какузу. От былой обстановки тут и следа не осталось: с потолка свисают провода, всюду бетонная пыль, сломанная мебель валяется в углу узкого коридора. Сквозняк гоняет по полу обрывки газет. Хидан подходит к спальне, и останавливается на пороге, не решаясь пройти дальше. На него смотрел сидящий на стуле изувеченный труп. Почерневшая голова, туловище… Хидан с опозданием осознает, что то, что он принял за запахи мусора и сырого здания, на самом деле оказались запахами смерти. Какузу?! Какузу, что он с тобой сделал?! Его сознание отказывается это принимать. Нет, не может быть, с его богом никто не мог поступить вот так! Он пересиливает себя и подходит ближе. Человека сожгли, его лицо уничтожено, в сидячем положении, Хидану трудно определить рост… паника все больше и больше его захватывает. Он опоздал! Какузу тут пытали и сожгли заживо, пока он… Поток истерических мыслей запинается, когда на глаза попадется что-то маленькое, блестящее, лежащее у ножки стула. Снова акробатический этюд, по-другому ему никак не взять с пола эту вещь. Хидан тяжело выпрямляется: на ладони у него лежала брошь в форме цветка. Она местами почернела, видимо оторвалась от одежды трупа, или его убийцы. Холод металла приводит в чувство, Хидан издает низкий, утробный рык, злясь на себя за преждевременную истерику. Он должен собраться: есть способ определить, Какузу этот человек или нет, и он сделает это прямо сейчас. Хидан бросил на пол брошь, она ему ни к чему. Глубоко вдохнул, взял труп за подбородок, стараясь не сосредотачиваться над ощущением мертвой плоти под пальцами. Сильно, крепко сжал, и, потянул нижнюю челюсть вниз. Услышал неприятный хруст сустава, и у трупа открылся рот. Хидан задерживает дыхание, наклоняется и заглядывает внутрь. Тройка, четверка с пломбой, пятерка на месте… Пятерка на месте! У Какузу не было этого зуба, ему его выбил этот придурок с битой, когда они убегали от уличной банды. Хидан все уговаривал его вставить зуб, обещал договориться, что все будет бесплатно, но упрямый старик отказывался. Что ж, теперь Какузу будет не хватать и передних зубов. Потому что, Хидан их ему выбьет! Как он посмел так его напугать! Хидан отпрянул от стула. Когда стало ясно, что это другой человек, он немного успокоился — еще не все потеряно. Он обходит остальные комнаты, но нигде больше нет никаких следов, и сумки, которую он видел на кассете, разумеется, тоже. Хидан ерошит пятерней волосы: и что теперь? Какузу был здесь, вне всяких сомнений, но куда он отправился дальше, что тут произошло? Его снова сжимали тиски отчаяния — он чувствует, что бог где-то близко, но не может его найти. Может, стоит проверить квартиру, в которой они жили раньше, с Цунаде и Дейдарой? Вдруг, там что-нибудь будет? Хидан идет к лестнице, опустив голову: он устал, не спал всю ночь, его колбасит от страха и выброса адреналина… Что это? Он нахмурился, глядя на темные пятна, которые неровной цепочкой тянулись от дверного проема дальше, к ступенькам. Похоже на кровь… Да, видимо, это кровь того человека, которого убили с такой жестокостью. Хидан спускается вниз, шатаясь, держась за перила, и повторяя путь того несчастного, которого сожгли заживо. Странно… Кровавый след не ведет к выходу на улицу, он сворачивает вправо, под лестницу. Хидан насторожился, и вытащил пистолет. В полумраке, под лестницей он смотрит на обшитую металлическими пластинами дверь. Кажется, там была котельная, Хидан смутно помнил, как под лестницей часто ошивались разные рабочие. Он подергал ручку — заперто. Хидан напрягает зрение, и видит, что кровавые пятна уходят под дверь. Почему в заброшенном здании эта чертова дверь закрыта?! Если там держали сожжённого пленника, значит, там больше никого… Хидан замер и прислушался. Там есть еще кто-то, он слышит неясный звук, какое-то движение, шорох, будто пересыпали гальку. Сердце застучало так, будто он пробежал целый марафон, он крепче стискивает рукоять пистолета потными ладонями. За дверью не «кто-то». Там он. Тот самый полицейский.

***

Из забытья его выдергивает неясный звук, но он до конца не может понять, что это было. Девчонка не спала, она сидела, сложив ноги по-турецки, склонив голову на бок и не мигая, пялилась на дверь. Ее губы едва шевелились, Какузу решил, что она молится. Хидан тоже так иногда сидел, когда думал, что Какузу занят своими делами, и его не замечает. Но он все видел, и никогда не понимал, для чего он этим занимается. Секты, или, как Хидан называл ее «братство», больше нет, никакого Джашина, или, как там его, не существует, никто эти молитвы не услышит. Он не пытался говорить с ним об этом, слишком уж опасная почва. Хидан мог встать на дыбы, если начать с ним обсуждать религию, дело может дойти до мордобоя. Однажды, они уже столкнулись лбами из-за этого, и целую неделю друг с другом не разговаривали. Хидан даже отказывался спать с ним в одной постели. Какузу очень резок в высказываниях, а Хидан не терпит пренебрежения тем, что для него важно -будь то дурацкие видеоигры или выдуманная конфессия. Во рту опять все пересохло, но сегодня ночью вода закончилась. Боли в груди то ослабевали, то снова усиливались, и к ним добавился еще и кашель. Не то он простудился, не то организм напоминает ему, что он заядлый курильщик, и не притрагивался к сигаретам уже несколько дней. Кушина резко выпрямилась, а потом припала грудью к полу, и, на четвереньках, как кошка, стала пятиться к стене, где сидел Какузу, не сводя глаз с двери. Какузу думает, что у девчонки из-за голода уже началось помешательство, когда понял, в чем дело. Шаги. Кто-то медленно приближался к двери, и звук становился все отчетливее. Тюремщик пришел, чтобы убрать тела? Интересно, он сильно удивится, узнав, что они еще не сдохли? Девчонка без боя сдаваться не намеревалась: она стала собирать в кучу кирпичные обломки, которые валялись возле проделанной ею брешью в стене. На лице нет страха, только упрямая решимость: кто бы ни вошел в эту дверь, он угодит под град из камней. Какузу думает, что приди «гость» хотя бы на день раньше, он мог бы попытаться с ним справиться. Но сейчас… От звука выстрела Кушина подскочила, а Какузу нахмурился: что за черт? У ублюдка, засадившего их сюда, есть ключи, он не стал бы палить по замку. Это не он! Второй выстрел, и металлический скрежет. Кушина поднялась, сжимая камень в руке, Какузу напрягся, следя взглядом за дверью, которая, как в замедленной съемке медленно отъезжала в сторону. — Твою мать! Эй! — Какузу кажется, что это сон, о не может поверить, что слышит этот голос. — Да что б тебя!.. Хидан, пригнув голову, пытался избежать камней, которые в него швыряла Кушина. — Хватит! — Какузу пытается дотянуться до локтя Кушины, но та отмахивается от него, и не слушает. — Стой! Он не опасен! — ему удалось схватить ее за руку, и несколько раз встряхнуть, девчонка не устояла на ногах, и упала. Хидан на секунду останавливается, и смотрит на Какузу так, будто большего счастья в жизни не существует. Под глазами залегли тени, волосы растрепались, губы покрыты корками запекшейся крови. Как он умудрился его отыскать?.. Какузу хочет встать, хочет сказать, что ему надо бежать, что ему нельзя здесь оставаться. Но Хидан бросается к нему, неуклюже опускается рядом, отпихивая от него камни и пустую бутылку. Пистолет с тихим стуком падает возле них, Хидан обнимает его, кажется, он вот-вот разрыдается. — Я… я думал, — он сжимает его в объятьях и всхлипывает, — что больше тебя не увижу, — его плечи затряслись, он хочет сказать что-то еще, но Какузу улавливает только «они», «их», и новую порцию всхлипов. Какузу хочет его утешить, сказать, что тоже рад его видеть, но его хватает только на то, чтобы неловко похлопать Хидана по спине, от чего того начинает раздирать еще пуще. Что произошло, через что ему пришлось пройти, чтобы добраться сюда?.. — Хидан, успокойся, — глухо басит Какузу, прокашлявшись, — нам нужно уходить отсюда, — боковым зрением, он видит, что что-то происходит. Кушина встала, сделала несколько шагов к открытой двери и застыла. А вместе с ней застыл и Какузу, даже Хидан перестал душить его в объятьях, уловив сигнал об опасности. На пороге появился он. Человек в оранжевой горнолыжной маске. Девчонка опомнилась первой: метнулась к пузатому металлическому баку, и подняла с пола брошенный Хиданом пистолет. — Д…дай его мне, — Хидан протягивает к ней руку, которая дрожит так же, как его голос. Та даже не взглянула на него. Стиснув зубы, она тянула затвор себе на грудь, костяшки пальцев побелели, Какузу видел, что для этого простого действия, ей приходится прикладывать массу усилий. Щелчок кажется оглушительно громким, Хидан вытаращил красные, воспаленные глаза, не веря в то, что сейчас происходит. Девчонка не только смогла зарядить пистолет. Она собиралась стрелять.

***

Бледный человек что-то говорит ей, но она не слушает. Он ворвался в подвал, как привидение, сидел, вцепившись в Гризли, и завывал, будто настоящий призрак. В полумраке дверного проема что-то блеснуло, Кушина была готова поклясться, что видела демонические глаза девятихвостого лиса. А через секунду он принял человеческий облик, только скрыл лицо за оранжевой горнолыжной маской. Оранжевый — плохо. Она сразу поняла, кто это, увидев руки, обтянутые черными перчатками. Поганый ублюдок, заперший ее здесь! Скорпион в голове побежал по внутренностям, набирая скорость. Ты — солдат. А он — твой враг. Пистолет тяжелее, чем тот, что показывал ей Канкуро, в нем есть патроны. Кушина никогда не стреляла, Канкуро только давал ей подержать «реликвию войны судного дня». И один раз она видела, как с ним обращаться, когда Канкуро рассказывал об убийстве капитана. Затвор идет туго, но она справляется, пистолет заряжен. Я подождал наверно минуты три, и двинулся дальше… Я встал возле его кровати, и мне нужно было выстрелить. Кушина вспоминает его слова, в голове звучит голос Канкуро, и ей начинает казаться, что она стала им. Что вокруг не тесный подвал, а стены военной казармы. Что она стала выше, сильнее, ее руки не тонкие спички, покрытые грязью и нарывами, а сильные мышцы, обтянутые формой Сунийской армии. Бледный человек завопил, обозвал ее идиоткой, когда она двинулась навстречу своему врагу, но ей все равно. Я наставил дуло в упор, и выстрелил. Так достаточно близко, она не промахнется. Человек в маске не шевелился. Думает, справится ли он с тремя сразу? Просчитывает, как быстрее достать собственное оружие? — Умри, предатель! — ей кажется, что это говорит не она, а Канкуро, его голос раздается у нее из глотки, когда она нажимает на спусковой крючок. Прогрохотал выстрел, от отдачи ее встряхнуло, но она устояла. Она попала? От дула идет дым, Кушина всматривается в полумрак, и видит подвижную тень, которая стремительно удаляется. Проклятье! Ублюдок успел отступить за стену, когда она выстрелила! — Дай сюда пистолет! Мать твою, это не игрушка! — Бледный человек закинул руку Гризли на плечо, и помогал ему встать. Он что, тупой? Как он будет стрелять, если поддерживает своего товарища? Кушина снова потянула затвор на себя, ладонь вспотела, она вытерла ее о подол грязной юбки. Еще немного… есть! Щелчок, пистолет снова заряжен. Я крался вдоль стены… Она вышла за дверь, и привалилась плечом к шершавой стене. Сжимая рукоять пистолета двумя руками, быстро двинулась вдоль нее, ощущая, дуновение сквозняка и свежего воздуха. Если ее когда-нибудь спросят: «Как пахнет свобода?», она ответит, что у свободы запах пороха и мороза. Кушина оказалась на площадке, между лестницей, ведущей наверх, и выходом на улицу. Где он? Успел убежать? Лисы хитрые. Он затаился. Бледный человек и Гризли медленно шли за ней, шатаясь, как пьяницы, поддерживающие друг друга. Ей послышалось, что ее кто-то зовет, когда она повернула голову, то возле уха раздался хлопок, а щеку обожгло что-то горячее. Несколько прядей волос сползли ей на плечо, будто обрезанные ленты, и повисли на рукаве замызганного пальто, как аксельбант на мундире. Этот урод в нее только что стрелял, но промазал, пуля прошла совсем близко. Где он? Она увидела тень на стене, резко повернулась, и выстрелила вверх, в лестничный пролет, где стояла эта тварь в горнолыжной маске. Пуля вонзилась в стену, поднимая облачко бетонной пыли, она промахнулась. Быстрее, нужно перезарядить пистолет! Возле ее ноги подпрыгнули камни — ублюдок тоже в долгу не остался. — Дура, не стой на открытом пространстве! — несмотря на слабость, Гризли был в бешенстве, она чувствовала это по его голосу. Он вместе с Бледным человеком, стоял под лестницей, не решаясь пройти дальше. Кушина спохватилась, и выбежала наружу, спряталась за перекошенной дверью. Теперь у нее есть время, сидя в укрытии, чтобы перезарядить пистолет. Немного усилий, и снова обнадеживающий щелчок. Она знает, что ублюдок на лестнице. А может, уже спустился? Может, подождать, пока он выйдет на улицу?.. Нет, вдруг, он прикончит Гризли и Бледного человека? Она забрала у них оружие. Если она принесет их в жертву, ради собственного спасения, то станет предателем. С предателями поступают по закону военного времени. Кровь застучала в ушах, она крепче сжала рукоять пистолета. Это — ее война, она здесь солдат, и ей нельзя мешкать. Поэтому… марш вперед! Она выскочила из-за двери, чтобы исполнить приказ, который только что себе отдала. Огляделась, с пистолетом в вытянутой руке, но на лестнице никого не увидела. Что за черт, куда он делся?! — Поворачивайся за оружием всем корпусом, — Гризли подал голос, полный ярости, — а не только голову! Она послушалась, вцепилась в рукоять двумя руками, и стала медленно поворачиваться вместе с пистолетом, исследуя взглядом каждый дюйм обшарпанного подъезда. Слева никого, под лестницей ее два незадачливых спутника, снова ступеньки… Вот он! Этот козел стоял в лестничном пролете, ведущем на второй этаж, Кушина видела его сквозь гнутые, покорёженные перила. Слишком далеко, она промахнется!.. Кушина глубоко вдохнула, сделала шаг назад, чтобы лучше видеть, и в этот момент ей под пятку вонзился камень. Она стала заваливаться на спину, и нажала на спусковой крючок, не надеясь, что сможет попасть в цель. И попала! Ублюдок упал, исчез, будто мишень в тире. Она впечаталась спиной в стену, аж все внутренности подпрыгнули от удара. Услышала стук, по ступенькам что-то покатилось, и вскоре, к ее ногам упала оранжевая горнолыжная маска. С правой стороны она треснула, и была испачкана кровью. Она услышала шаги, наверху мелькнул неясный силуэт, и тут же исчез, шаги стремительно удалялись и вскоре затихли. Сбежал. — Отдай мне это, — горячая ладонь сомкнулась у нее на запястье, Гризли забрал у нее пистолет. — Ты его ранила, но не убила. Он не хочет, чтобы кто-то видел его лицо, — он кивнул на маску, Бледный человек плюнул на нее, и пнул ногой, тут же охнув от боли. — Пока он без маски, он нас не тронет. Нужно уходить. Бледный человек вел Гризли по заваленным обломками и мусором улицам какого-то разрушенного города. Он все болтал, болтал… Кушина шла рядом, вдыхая чистый воздух, подставляя лицо ветру и первым снежинкам, которые предвещали снегопад. Она чувствовала усталость и голод, но на свободе все это ощущалось иначе, нежели в грязном подвале. За тысячи километров отсюда, Канкуро читал молитвы у потухшего очага, и просил лесных духов помочь воинам света, заплутавшим во тьме. Ветер подхватили его голос, когда он произнес имя воина, что сейчас сражался с девятихвостым лисом. Он отнес его той, что умерла бы от пули в голову, если бы она его не услышала.

***

Тентен приехала департамент раньше обычного. Она хотела успеть проверить кое-какую информацию до того, как ее на рабочем месте застанет Учиха. Она медленно шла с парковки, отметив про себя, что там стоят только служебные машины. Нужно пошевеливаться пока никто… — Идзава! — возле лестницы, ведущий внутрь стояла внушительная фигура. — Ты сегодня рано, я думал, что один буду здесь. Ибики. Здоровенный мужчина-шкаф, с исполосованным шрамами лицом, который ей в отцы годится. Правая рука Микото Учихи. За его плечами сотни допросов и арестов, он работает в полиции с тех пор, как Тентен под стол пешком ходила. Раньше, на него и на Учиху она смотрела, как на рок-звезд. Поздоровайся он с ней вот так непринужденно год назад, она бы земли под ногами не чуяла от радости. Ее заметил легендарный детектив, о боже, о боже, а что, если он предложит помогать ему в расследовании? Или похвалит за раскрытое недавно дело? Его внимание могло стать пропуском в загадочный, полный тайн и опасностей отдел убийств, куда попадают только самые лучшие. А сейчас… Ибики может сколько угодно строить из этой встречи «приятную неожиданность», но по количеству окурков на бортике урны, Тентен видела, что он ждет ее давно. Какаши не справился с поручением. Учиха натравила на нее своего самого свирепого и верного пса. Что ему нужно? Тентен поздоровалась, и, ожидаемо, Ибики увязался за ней, когда она проходила внутрь здания. Чутье подсказывало ей, что теперь эта тень за спиной в лице Ибики будет преследовать ее до конца расследования. — Вчера вечером поступило заявление об исчезновении Юхи Куренай — директрисы той академии, где училась пропавшая девочка, — Ибики, как истинный джентльмен придержал перед ней дверь. Тентен все же поморщилась, проходя мимо него: от него ужасно несло табаком. — Да, я слышала, — Тентен кивает, идя по коридору к своему кабинету. — Генма занимается этим. Он думает, что это добровольное исчезновение. У дамочки сдали нервы от давления общества и возложенной на нее ответственности, и она сбежала, — Тентен очень хотела надеяться, что все было именно так. — Мы так не считаем, — это «мы» резануло слух, Тентен остановилась в нескольких шагах от двери. — Комиссар Учиха и я пришли к мнению, что эти два дела связаны: пропавшая девочка и директриса. Стоит рассматривать их как одно целое, поэтому нам нужно собрать брифинг, и… — «Нам»? — Тентен чувствует, что у нее начинает гореть лицо от гнева. Ибики не только подосланный соглядатай Учихи. Теперь он лезет в ее расследование. — Дело об исчезновении Юхи Куренай курирую я, — Ибики произнес это таким тоном, будто Тентен непременно должна была оказаться под впечатлением, и, чуть ли не описаться от счастья. — Оно пересекается с обстоятельствами исчезновения Кушины Узумаки, поэтому, мы должны работать вместе. Другими словами, Ибики Морино пристегнет ее к себе, и будет контролировать каждый шаг, чтобы она шла «по другому следу», который для нее наметила «самая лучшая бабушка». Он сделает ее послушной марионеткой, а сам будет вести оба дела. Петля на шее Какузу затягивалась все быстрее. — Я согласна, что нам нужно сотрудничать, — Тентен пыталась подобрать слова, чтобы в приличных выражениях сказать Ибики, что он идет на хрен. — В два часа дня мы можем собраться, и обсудить имеющиеся у нас материалы. Я — ищу пропавшую девочку, а вы с Генмой займетесь поиском Куренай. — Все нити ведут в академию. Нужно вернуться туда, и опросить каждого, — Ибики прислонился к стене и крутил в руках зажигалку. — Мы начнем в 10 утра, а к середине дня получим разрешение на обыск квартиры директрисы, и поедем туда. Он уже за нее все решил, вот козел! Тентен стиснула зубы: нет уж, Ибики, где залезешь, там и слезешь. Поиски Кушины — это ее расследование, и она доведет его до конца, так, как сама считает нужным. Ибики хочет все контролировать, но Тентен не даст превратить себя в водителя, сидящего на пассажирском сиденье. Это ее дело, и она будет распределять ресурсы, и руководить поисками. — Вы и Генма поедете в академию, если это необходимо, — Тентен вытащила из кармана ключи от кабинета, к которому все никак не могла подступиться, из-за стоящего на пути Ибики. — А я пойду по другому следу. Если я обнаружу то, что вам следует знать — сообщу. Думаю, вы сделаете тоже самое, — получилось резче, чем следовало, но Ибики Морино давно пора было поставить на место. — Тентен, я не претендую на ведущую роль в этом расследовании, — он добродушно улыбнулся, пытаясь состроить из себя заботливого папочку. На его исполосованной шрамами роже выглядело это жутковато. — Просто, я давно работаю, у меня больше опыта, поэтому я хочу помочь тебе и Генме быстрее раскрыть это дело. Для чего еще, я, по-твоему, стал бы это делать? Хороший ход — заставить другого объяснять свои действия, чтобы выставить его в невыгодном положении. Вот только на Тентен он не сработает. Она тоже полицейский, и в курсе всех этих фокусов, используемых на допросах. Лежа в больнице у нее была уйма времени, чтобы закинуть в себя пару книг по криминальной психологии и антропологии. — Не знаю, — Тентен пожала плечами. — Может, вы мне скажете? Почему лучший детектив из отдела расследования убийств занимается поисками пропавшей женщины, когда над городом нависла угроза терактов? — она сложила руки на груди, но Ибики почувствовал: ему только что показали средний палец. — Я делаю то, что должен, — улыбка не сходила с его лица, но глаза стали холодными. — Министерство безопасности подключило своих агентов, чтобы разобрать произошедший взрыв на атомы и вычислить виновного. Поэтому, мне нужно продолжать то, что я делал всегда — заниматься гражданскими делами, — Ибики, наконец, отошел в сторону, и пропустил ее к двери. — Значит, встречаемся в два часа дня? — бросил он ей в спину, когда Тентен, зашла в свой кабинет. Как бы она не пыталась от него отделаться, все равно Ибики теперь держит ее на крючке. Если она продолжит упорствовать, то он пойдет, настучит Учихе, что она препятствует следствию. А у Микото разговор короткий: что-то не нравится — передайте дело коллегам. Вот дерьмо! — Да, я постараюсь успеть к этому времени, — ответила она голосом хорошей девочки, и Морино удовлетворенно кивнул. Тентен еле сдержалась, чтобы не запереться на ключ. Ибики удалялся вглубь коридора, но она явно ощущала, что с этого момента ей дышат в затылок. Она привалилась спиной к двери, и стояла так минуты три, чтобы успокоиться. Нужно быть осторожнее. Стать тенью, рассеяться и затеряться, как это сделали сотни пропавших людей, смотрящих на нее с фотографий, приколотых к доске. Надо предупредить Суигетсу, чтобы остерегался Ибики. Она не повелась на используемые в допросах фишки, а Суигетсу в этом не разбирается. Между «хи-хи-ха-ха», Ибики у него что-нибудь вытянет, а тот и не заметит. Тентен включила компьютер, она приехала ни свет, ни заря, чтобы выяснить одну очень важную вещь. Цунаде — приемную мать Хидана, по программе защиты свидетелей, вместе с детьми, разместили в одной из корпоративных квартир. Она должна узнать, в какой именно, ей нужно поговорить с этой женщиной. От этого разговора зависит то, по какому «другому следу» ей предстоит пойти, чтобы вырваться из лап Учихи.

***

Голова кружится не то от свежего воздуха, не то того, что он не ел несколько дней. Хидан хочет отвезти его в больницу, но Какузу ему запрещает. Больницы будут проверены в первую очередь и ублюдком, что охотится за Хиданом, и его коллегами из полиции. Нельзя везти девчонку к Пейну — учитывая обстоятельства, могут решить, что он и Хидан и похитили ее, чтобы получить деньги и сбежать из страны. То, что они вырвались из плена не отменяло того факта, что они по уши в дерьме. Кушина ни о чем не спрашивала, она молча уселась на заднее сиденье машины, когда они, наконец, доковыляли до места, где Какузу ее оставил. На лице было апатичное, отстраненное выражение, будто всего полчаса назад она не была в схватке один на один с убийцей. Какузу думает, что им всем невероятно повезло. Девчонке в том, что уцелела, несмотря на то что ее противником был взрослый, здоровый мужчина. Если она до этого никогда не стреляла, то для первого раза она держалась достойно. Ему и Хидану, повезло в том, что они не сдохли от рук той же самой девчонки. Кушина неадекватна, ее нельзя подпускать к оружию. Он пересрал также, как и Хидан, увидев, что она добралась до пистолета. Девчонка ведь могла прикончить и их, кто знает, что происходит в ее помутненном сознании. Нужно быть осторожнее с ней. Особенно Хидану, этот не упустит случая ее задеть, она ему чуть ли не враг номер один. Он уже, как только ее не назвал, пока они миновали разрушенные улицы гетто. Нужно убраться из города, как можно дальше, и как можно скорее. Вести машину он сейчас не в состоянии, а Хидан — паршивый водитель. Вернее, он мог бы водить не хуже Какузу, если бы не заброшенный склад и почти отрезанная правая нога. Из-за травмы, Хидан отложил получение водительских прав, а после выписки из больницы, Какузу позволил ему сесть за руль своего форда. Поначалу, все было неплохо, а потом Хидан неудобно поставил ногу, колено пронзила боль, он замешкался, и они едва не врезались в дерево, сбив при этом несколько столбиков ограждения. Получив свою порцию адреналина, Какузу помог ему справиться с управлением, а потом со всей прямотой сказал, что вождение — это не его. Что оплата поездок в такси обойдется ему гораздо дешевле, чем постоянный ремонт машины, а Какузу не сможет то и дело затирать его штрафы, и отмазывать от дорожной полиции. И Хидан обреченно с ним согласился. Они оставляют позади гетто, и через сотню миль оказываются возле заправки на окраине города. Эта рухлядь жрала бензин как не в себя, Хидан вышел, чтобы наполнить бак. Возле заправки была круглосуточная забегаловка, и вскоре Какузу забросил в себя три пресных сэндвича, к которым ни за что б не притронулся, в обычных обстоятельствах. Но изголодавшийся организм с радостью принял их, и был бы не против добавки. Хидан пил уже третий по счету стакан кофе. Крепкий и очень сладкий, он выхлебывал его залпом, как лекарство, чтобы не заснуть за рулем. Какузу кажется, что от такого количества кофеина и сахара, глаза Хидана, и без того красные и воспаленные, скоро начнут светиться изнутри, как противотуманные фары. Кстати туман неожиданно стал опускаться на город, постепенно заволакивая белой пеленой все пространство вокруг. Наледь стаивала, началась оттепель. Был уже полдень, но вокруг стоял вечерний полумрак. Пришлось ехать медленно и осторожно. Хидан напряженно всматривался вперед, он почти лег грудью на руль, и сосредоточенно минуя повороты на пути. Кто-то сзади ему засигналил, а когда их машину объехали, Хидан показал водителю в соседнем ряду средний палец. Он раздражен и взвинчен до предела, ему приходится заниматься тем, к чему он не привык. Одному тащить на себе груз заботы о них двоих, чтобы не убиться на этой туманной дороге. Какузу было бы легче: он изъездил эти дороги вдоль и поперек, и даже в тумане, его мозг быстрее бы реагировал на повороты и препятствия, чем глаза. Но сейчас Какузу не в форме. От того, что желудок занялся пищеварением, его ужасно клонило в сон, даже кофе не помогал. Голова начала болеть с удвоенной силой: температура не собиралась его отпускать, боли в груди стали тягучими и монотонными. Он уже несколько раз ловил себя на том, что засыпает, и если бы не ремень безопасности, давно бы завалился на приборную панель. Кушина так ни разу ни о чем и не спросила. Она сидела сзади, сюпала соком из пакетика, жевала чипсы, возле нее валялись упаковки от еды, а под боком булькала бутылка минералки. Она все также отстраненно смотрела в окно, будто ей все равно, куда они едут, и что будет дальше. Какузу убирает за ворот грязные волосы, проводит ладонью по лицу, чтобы стряхнуть сонливость. Он вспомнил, что хотел спросить у Хидана: знаком ли он Куренай? — Кто это, нахрен, такая? — Хидан не повернул голову в его сторону, смотря на дорогу. — Так зовут эту девку? — он кивком указал на сидящую позади Кушину, и переключил рычаг на коробке передач. — Нет, это директриса элитной школы для девочек, — Какузу уже понял, что ничего от него не добьется, он действительно ее не знает. Если бы Хидан попытался соврать, он бы это заметил. — Слушай, я без понятия, — голос Хидана, начал вибрировать от раздражения. — Может, я ей зубы когда-то лечил, я что, запоминаю всех этих проблядей, что ко мне приходят? Если покажешь мне фотку, я скажу тебе, знаю я ее или нет. Ты же в курсе, что я сначала запомню лицо, а потом все остальное! — он резко крутанул руль и выругался, из-за тумана он чуть не пропустил съезд на шоссе. Какузу не ответил. Хидан злился по понятным причинам: вместо того, чтобы спросить, как он себя чувствует, или как-то еще выразить свою поддержку, он интересуется, знаком ли он с какой-то бабой. И сейчас ему не объяснишь, что это действительно важно, что это ключ ко всему. К нападению на Дейдару, похищению Кушины, к тому, что они сейчас едут неизвестно куда по туманной дороге. Хидан сказал, что в доме Цунаде произошел взрыв, и она со своими детьми наверняка погибла. И снова это перекликается с Куренай: у нее тоже отняли близких, все началось со смерти ее дочери. Хотя… все началось задолго до того, как Куренай обзавелась собственными детьми.

***

Он заснул, его голова опасно свешивалась через ремень безопасности, когда Какузу открыл глаза. Хидана в машине не было: они остановились возле супермаркета, рядом с очередной заправкой. Там же было кафе, и низкое здание, с заманчиво мигающей вывеской «Мотель». Кушина спала, свернувшись клубком на заднем сиденье. В окна машины бил яркий свет от уличных фонарей и цифрового билборда, что возвышался над зданием супермаркета «Теско», и заманивал покупателей предложениями со скидками и распродажей, и прочей рекламой, которая быстро сменяла друг друга. Уже темнело, они в пути целый день. Какузу озирается по сторонам, но не узнает это место. Какой-то пригород зачуханного городишки, такие даже не обозначают на картах. Как давно Хидан ушел? Им не стоит здесь задерживаться. Какузу хочет выйти из машины, когда замечает его, прихрамывающего, с целым пакетом с эмблемой супермаркета в одной руке, и стаканом кофе в другой. — Там есть аптека, — он плюхнулся на водительское сиденье, — но киоск дрянь, в нем нет и половины нужных лекарств, — Хидан, морщась устраивал ногу в наиболее удобном положении. Он вытряхнул себе на колени упаковки с таблетками, а остальной мешок отправил на заднее сиденье, к девчонке. — На, это надо выпить, — он протянул ему несколько таблеток аспирина, а сам тоже закинул в рот таблетки, которые запил кофе. — Нам нужно где-то остановиться, — он вздыхает, — я не смогу тащиться по дороге всю ночь, меня уже тошнит от кофе! Какузу пьет шипучую минералку и кивает. Хидан прав. Он устал, они все устали, им нужно где-то укрыться, чтобы зализать раны и решить, что делать дальше. Какузу обещает, что когда на пути появится следующий мотель, они переночуют там. Хидан доедает свой, совершенно невкусный хот-дог, который оставляет щедрые пятна жира на его и без того заляпанной рубахе. Его взгляд останавливается на билборде, что все это время светил в окно. — Эй, я ее знаю! — неожиданно выдает он, прихлебывая кофе, тыча пальцем в экран. На экране показали фотографию Юхи Куренай, с заголовком «разыскивается», и номерами телефонов дежурной части. Какузу чувствует, что сонливость уходит, уступая место злости. Он все время ходил вокруг да около, когда ответы были у него практически перед носом! — Это эта, — Хидан бросает скомканную обертку от хот-дога в пустой стакан, — воспиталка из приюта. Все время меня с Дейдарой дрючила, за то, что мы плохо кровати… заправляем, — глаза расширились, Хидан содрогнулся всем телом, а потом нервно рассмеялся. — Нет, это бред! Что за черт, такого не может быть!.. Какузу нахмурился, схватил его за грудки, и притянул к своему лицу. — Хидан, — он пытался говорить спокойно, но бешенство все равно просачивалось наружу, словно яд. — Эта женщина мертва. И это не бред, ты сам ее видел. Сожженную, сидящую на стуле в моей старой квартире, — Хидан попытался отстраниться, но Какузу крепче сжал ткань куртки. — Тебя и Дейдару ожидает такая же участь. Девчонка ему нахрен не сдалась, все это похищение он затеял, чтобы избавиться от меня. Его настоящая цель — ты. Поэтому, если тебе есть что сказать — говори. Говори сейчас, иначе будет поздно. — Я… я не знаю! Я даже не уверен, что мы что-то видели! — Хидан снова приближался к состоянию истерики, как тогда, когда он только ворвался в грязный подвал и нашел Какузу. — Я всегда думал, что это сон! Что мне привиделось, и все не по-настоящему! — Кушина на заднем сиденье заворочалась, но не проснулась. — Что привиделось?! — Какузу встряхнул его. — Хидан, выкладывай! — он все же отпустил его, отстегнул ремень, и взглядом указал, чтобы Хидан вышел за ним на улицу. Стоит только закрыть горячую воду, как сразу становится холодно — в душевых постоянный сквозняк из-за вентиляции. Все уже разошлись: он пришел мыться слишком поздно, заигравшись в общей комнате. В братстве никогда не было никаких игрушек, и Хидан все еще не мог насытиться этими новыми в его жизни предметами. Волосы пахнут мылом, Хидан вытирает клетчатым полотенцем мокрую голову. Хоть ему и говорили, что мыло «детское», кусалось и щипало оно очень даже по-взрослому. Он вешает полотенце на свой крючок, где написано две цифры: «2 и 6». Эти цифры были на спинке его кровати, и на вешалке в коридоре, где они оставляли уличную одежду. «Здесь у каждого свой номер, чтобы был порядок» — объясняла им воспитательница. Противная кучерявая тетка, которой не нравились криво заправленные кровати с кучей складок. Каждый раз она заставляла их перестилать, будто сама собиралась на них спать, ей богу. Хидан ныряет в рукава пижамы — она ему велика, кофта доходит чуть ли не до колен, а штаны приходилось подворачивать. Когда он сует ноги в стоптанные тапочки, то слышит, что кто-то плачет. Вскоре из-за белой двери одной из кабинок выходит Дейдара, закутанный в полотенце. — Кто-то спрятал мои вещи, — всхлипывает он. — Ты поможешь их найти? Любимый розыгрыш старших: спрятать чужую одежду, пока кто-то моется в душе. Обычно, малышню они не трогали, те могли пожаловаться воспиталкам или монашкам, но сегодня Дейдаре не повезло. — Не реви, — Хидан подошел к нему и взял за руку. — Они наверняка подбросили их на девчачью половину! Душевые были поделены на две части: женскую и мужскую толстой перегородкой. Хидан и Дейдара выходят в коридор, и осторожно прокрадываются на запрещенную территорию. Там никого, и у девчонок тоже все устроено как у них: такие же ряды кабинок, и крючки с полотенцами. На стене зеркало с разводами, кто-то рисовал на нем сердечки. В воздухе запах мыла, и такой же холод, из-за приносимого по трубам зимнего воздуха с улицы. Одежда Дейдары свалена в кучу на скамейке, возле стены с полотенцами. — Хидан, подожди меня, — Дейдара поспешно натягивает штаны и кофту, видя, что друг хочет вернуться в коридор. — Я все! Когда они подходят к выходу, то слышат быстрые шаги в их сторону. — Быстрее, прячемся! — Хидан бросился в одну из открытых кабинок, и Дейдара рванул за ним. — Нам попадет за то, что мы здесь торчим, а не в спальне! Они закрылись, отошли подальше к стене, с прикрученной к ней лейкой, с которой капала вода. Вот бы пронесло, и никто сюда не заглянул! Но шаги уверенно и неумолимо приближались. Дверь не доходит до пола, и вскоре, через щель Хидан видит ноги в больших черных ботинках, и туфельки с цветочками. Мужчина и девочка. — Отпустите! — испуганный голос. Раздался звук удара, от которого Хидан вздрогнул, а Дейдара опять начал реветь. — Не надо, пожалуйста! Я ничего никому не скажу! — снова удар, который сопровождал жуткий, неестественный треск и хруст. Девочка замолчала. Хидан зажимает ладонью Дейдаре рот, чтобы тот, кто стоит за дверью их не услышал. Никто не хочет быть на месте той девочки, которую сейчас так страшно избивают. Они здесь самые младшие, слабые среди слабых. Дейдаре всего пять, ему еще даже рано ходить на школьные занятия. Хидан старше него на два года, но сейчас он с ним одного роста. Несмотря на то, что кормят его здесь регулярно, он так и не избавился от своей болезненной худобы, и постоянно чувствовал себя голодным. Дейдара втягивает носом воздух и таращит глаза, глядя куда-то вниз. Хидан опускает взгляд: прямо под дверь, за которой они прячутся затекает лужа крови. Она сужается как змея, и медленно ползет к водостоку в полу, чтобы исчезнуть там. Хидан закусывает губу, чтобы не закричать, ему страшно пошевелиться. На штанах Дейдары расползается мокрое пятно, а шаги по ту сторону двери снова пришли в движение, и направились к ним. Мальчишки вжимаются во влажную, покрытую белым, треснувшим кафелем стену, будто хотят слиться с ней, чтобы стать невидимыми. Ноги в черных ботинках останавливаются напротив их кабинки, человеку осталось лишь толкнуть дверь, и он их обнаружит. Рядом оглушительно громко капает вода, Хидан крепко зажмуривается, и просит Джашина защитить их, отвадить от этого места человека, что стоит сейчас по ту сторону. Может, молитва сработала, а может, по другой причине, но ноги в ботинках развернулись, и быстрым шагом направились к выходу. А кровь все бежала и бежала в сторону водостока, не остановившись даже тогда, когда шаги затихли. Хидан убирает от лица Дейдары обслюнявленную руку. Тот все всхлипывает, давится слезами, трет заплаканные глаза, и начинает звать какую-то «маму». Нужно сбежать отсюда как можно быстрее, но снаружи кровь… Он оглядывается по сторонам, и вскоре находит выход: нужно перелезть в соседнюю кабинку. Стены между ними — не доходящие до пола перегородки, а в щель между перегородкой и полом тощий Хидан и Дейдара без проблем пролезут. — Эй, давай за мной, — шепотом зовет Хидан, подергав Дейдару за рукав. Он ложиться на живот, и по-пластунски, ползет в соседнюю кабинку, забираясь под перегородку, и вскоре полностью оказывается там. Дейдара лезет следом, Хидан берет его за ворот кофты, когда его голова показалась из-под перегородки, и затягивает его внутрь: по кафельному полу легко скользить. Они прислушиваются, но в душевой никого нет. — Бежим! — шепотом отдает команду Хидан, и выскакивает наружу. Они выбегают в коридор, выкрашенный сине-зеленой краской. На секунду Хидан поворачивает голову в сторону и видит темные контуры лежащего на полу тела, и от этого зрелища он мчится в сторону их спальни еще быстрее, будто кровавая змея выбралась из водостока, и теперь гналась за ним. Там они накроются с головой одеялом, и будут лежать неподвижно, до тех пор, пока воспитатель не придет, чтобы погасить свет. Сегодня она не останется, чтобы почитать истории о странных существах, муми… как-то там, или про самую сильную девочку в мире. У нее будет очень серьезное, сосредоточенное лицо, перед тем, как закрыть дверь в спальню она скажет: — Если кто-то выйдет ночью в коридор — не обижайтесь. Никакого телевизора и прогулок целую неделю. Я не шучу. И никто не посмеет нарушить это правило. Потому что знали, что сегодня безопаснее оставаться в спальне. По коридорам ходит смерть. Хоть ее никто и не видел, но каждый ощутил ее присутствие в этих стенах. Когда все уснут, Хидан потихоньку переберется в постель к Дейдаре, которая стояла через несколько кроватей от него, и на ней были цифры «2 и 1». Тот не спал, он все плакал и плакал… Хидан обнимет его, и шепотом скажет: — С ней все будет в порядке. Джашин забрал ее в свое царство. Там она пойдет дорогой цветов и… — он расскажет ему все, что слышал в братстве о боге, и эта болтовня усыпит Дейдару. Хидан тоже заснет, думая о том, как было бы здорово, если бы он завтра утром проснулся, а за ним пришел «тот самый полицейский». Воспоминания об увиденном в женской душевой померкли и смазались. Хидан и Дейдара молча решили, что из-за снежной бури, бушевавшей тогда на улице им приснился кошмар, поэтому утром они проснулись в одной постели — вместе им было не страшно. Во время завтрака им скажут, что одну из их сестер забрал бог: она болела и умерла от сильной лихорадки. Девочка отправилась на старое кладбище, организованное при церкви, что располагалась возле приюта. Стояла зима, и на ее похоронах не было никаких цветов. А «тот самый полицейский» за Хиданом так и не пришел. И он решает, что отыщет его сам, и попросит Джашина помочь ему в поисках. — И… вы никому не сказали? — спрашивает Какузу, пытаясь уложить в голове рассказ Хидана. Он и Дейдара стали свидетелями убийства, и Куренай была в этом как-то замешана. 21 и 26 это номера, под которыми они числились в списках приюта, все встало на свои места. — Я…Мы… Мы испугались! Я тогда мелким был, мне всего семь лет было! — воскликнул Хидан в отчаянье. — Совсем еще пацан! Ну, что я должен был сделать?! Какузу не отвечает. Даже если бы они заикнулись об этом, то сказали бы, что мальчишки выдумывают, и от них бы просто отмахнулись. Но кто-то знает о том, что случилось на самом деле, и что они тогда промолчали. Кто-то знает всю правду об убийстве, произошедшем 17 лет назад, и решил написать ее кровью тех, кто был причастен к этой тайне.

***

Когда она открывает глаза, то из-за полумрака ей кажется, что она опять находится в темном подвале. Она резко подскакивает, и тут же зажмуривается от яркого света уличных фонарей, бьющих в окна. Все хорошо, она выбралась. И выстрелы, и треснувшая горнолыжная маска ей не приснились, все это было на самом деле. Кушина смотрит в окно: Бледный человек и Гризли о чем-то разговаривают, прислонившись к капоту машины. У Бледного человека, визгливый голос с истеричными нотками, от него начинает болеть голова. Она смотрит по сторонам, но ей незнакомо это место, она вообще не знает Коноху. Ей не интересно, куда они едут: она не хочет возвращаться в академию или к дяде. Ей нужно добраться до лагеря. Днем она подумает над тем, как ей туда попасть, но сегодня она слишком устала. Бледный человек и Гризли возвращаются в машину, и они снова едут по темной дороге, которую теперь принялся поливать дождь. Днем, из-за тумана, Кушине казалось, что ее преследует лис. Что под пеленой тумана огненно-рыжие хвосты тянутся к ней и вот и вот в багажник машины вцепится зубастая пасть, чтобы остановить ее. Кушина оборачивается назад, но никакого лиса, разумеется, не было. Только машина, которую она видела еще на первой заправке. Она ехала за ними с выключенными фарами.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.