***
— Ну что, нас можно поздравить, — Кисаме откинулся на спинку кресла. — За последние полчаса — это уже третий тупик. Куда дальше? Дейдара раздраженно крутил в руках карту. Он никогда не считал себя топографическим кретином, и по навигатору всегда отлично ориентировался. Но в связи с запретом на пользование интернетом и мобильниками, пришлось довольствоваться распечатанными путеводителями, и все стало в разы сложнее. — Я думаю, что прямо, — он сверился с картой и названием улицы, на которой они сейчас остановились. Кисаме тяжело вздохнул, и несколько секунд переводил взгляд то на Дейдару, то на лобовое стекло. — Куда прямо? Стена, — он указал рукой на длинную, выкрашенную желтой краской, стену многоквартирного дома, которая раскинулась перед ними. — Я с удовольствием поеду прямо, но здесь стенка. Дейдару бесила эта ситуация, бесил Кисаме со своим насмешливым, олимпийским спокойствием. Он не виноват, что они заблудились! Дурацкие карты, дурацкая улица, дурацкая простуда. Вся жизнь у него дурацкая. — Я здесь в штурманы не нанимался! -Дейдара бросил в него скомканную карту города. — Один раз можно воспользоваться навигатором, ничего не случится! — О, здесь поблизости есть больница, — Кисаме, ничуть не смутившись, рассматривал карту. — Будем проезжать мимо — сдам тебя туда. Что ты орешь, как псих припадочный? — он окинул Дейдару усталым взглядом, и, покачав головой, снова уткнулся в измятые бумаги. — Да пошел ты! — процедил Дейдара, и закашлялся. Он закинул в рот лимонную пастилку, и раздраженно отвернулся к окну. Угораздило же его связаться с этим типом! Сидит тут, строит из себя непонятно что. Дейдара все ждал, когда Кисаме потребует что-то взамен за свою помощь. Вот только, что с него взять? Денег у него нет, нетленный шедевр он ему не нарисует: едва ли этого богатея интересует искусство. А что тогда? Секс? Модели с обложек журналов будут вполне в его вкусе, а не доходяги вроде Дейдары. Кисаме ни за что не польстился бы на его бренное тело, и не предложил бы перепихнуться. Да даже если б и предложил, то что, Дейдара бы согласился?.. И тут он резко тряхнул головой: о чем он только думает! Сейчас, после смерти Тоби, и его неудачного самоубийства, он… Поток мыслей прервался, когда Дейдара увидел потемневшие кованые ворота. Все это время они ехали по окутанным туманом улицам, и вскоре оказались за городом. Дейдара слишком ушел в себя, и не заметил, что Кисаме вырулил на широкую дорогу и проложил маршрут в нужном направлении. Мрачной громадой над ними возвышался «Приют святой Люсии».***
Бледный человек лежит на полу, корчится и кричит, все его тело сейчас пронизано болью и страданиями. Из покрасневших глаз льются слезы, он обхватил руками колено, будто это принесет ему облегчение. Она думала, что ударила его по ноге недостаточно сильно, но этого хватило, чтобы Бледный человек упал, и стал завывать, катаясь по полу. На секунду она испытывает радостное возбуждение от возмездия: тот, кто все время обзывал ее, оскорбил ее любимую певицу, испортил ее вещи, теперь получает по заслугам. Но это ощущение быстро проходит, и вскоре она вновь не чувствует ничего. Скорпион в голове молчит, она должна сама решать, как быть дальше. Бледный человек хватает ртом воздух, он тяжело дышит, и это делает его похожим на раненое животное. Его лицо, красное от слез — уродливая маска какого-то безумного маскарада. Он снова открывает рот, чтобы закричать, и теперь это ее раздражает. От него всегда слишком много шума. Пальцы крепче стискивают рукоять подобранного со стола ножа. Крик, хрипы… Это нужно прекратить.***
Ржавый металлический бак, извивающиеся под потолком трубы — старая котельная. Дверной замок раскурочен — в него стреляли. Под ноги ей попадает гильза, глаза постепенно привыкают к полумраку. Тентен проходит дальше, и задумчиво рассматривает дыру в стене и разбросанные вокруг кирпичные обломки. Девочку держали здесь? Две пустые пластиковые бутылки валяются на прогнившем полу, недалеко от них странный полукруг из камней, с пластиковой крышкой в центре. Нос улавливает запах немытого тела, он еще не выветрился, значит, кто-то просидел взаперти длительное время. Похититель не мог забыть ключи, он все тщательно продумывает, и всегда на несколько шагов впереди. Палил по замку не он. — Недалеко от котельной в полу находится люк, — Суигетсу сел на корточки, и, после некоторых раздумий, отправил пластиковую бутылку в пакет для улик. — Наверное, под ним водопроводные трубы или типа того. Тентен бросила взгляд на дыру в стене, и от ее вида ее пробрало аж до костей. Она начала понимать. Большой прямоугольный пласт железа, на темном, прогнившем полу его сразу не заметишь. К нему приделаны петли, и висит крупный амбарный замок. — Придется повозиться, — Суигетсу подцепил дужку замка своей железкой. После длительных лязгов, скрипов и пары отборных ругательств, в замке что-то щелкнуло, и он отлетел в сторону. — О черт! — Суигетсу отшатнулся и спрятал лицо в сгибе локтя. — Ну и вонь! Говорю же, здесь канализация или типа того! Тентен не видит водопроводных труб или чего-то похожего. В открывшемся помещении под люком полумрак, она зажигает в телефоне фонарь и спрыгивает вниз. Ноги опускаются во что-то мягкое, приглядевшись, становится ясно, что это песок. Потолок низкий, ей приходится стоять, пригнув голову. Она освещает маленькое пространство вокруг — стены из красного кирпича, картонные коробки… Ржавое ведро в углу с экскрементами — вот откуда исходит удушающий запах, но она, в отличие от Суигетсу, ощущает его не в полную силу. На усыпанном песком полу валяются пакеты с эмблемой супермаркета, упаковки от еды, пустые бутылки. Тентен видит кучу песка у противоположной стены, и глубокую яму — здесь копали. Она была здесь. Хотела сделать подкоп, чтобы сбежать, но не вышло. Тентен опускается рядом с дырой в стене, из которой веяло сквозняком. Рядом валяются отломанные кирпичи, крышка от консервной банки с зазубринами. О, господи. Тентен проводит ладонью по царапинам, оставленным на камне. Кушина скребла их крышкой от консервной банки, чтобы выбраться. Тентен испытывает беззвучную ярость: человечество шагнуло далеко вперед, написана куча законов, призывающая защищать слабых. И все равно, в 21 веке, с их гаджетами и технологиями ребенок вынужден бороться за выживание с крышкой от консервной банки в руках. — Она ведь рыжая? — Тентен не заметила, что Суигетсу спустился в подвал вслед за ней, и сидел возле кучи коробок, рассматривая какую-то тряпку. — Весь этот плед в рыжих волосах. — Да, — Тентен кивает, пытаясь унять злость. — Это ее волосы. Суигетсу зашуршал пакетом для улик, Тентен встала, и еще раз огляделась. Девочка была здесь одна. Потом ей удалось пробить брешь, и она перебралась в соседнюю комнату. Это Какузу стрелял по замку, чтобы ее выпустить? Тогда зачем сюда приходил Хидан? Тентен стала поднимать с пола упаковки из-под еды, и проверять сроки годности. Употребить до 21.10… «Хлеб пшеничный», дата изготовления: 26.10. Самая поздняя дата — 26.10. Самая ранняя — 17.10. 16 октября Кушина исчезает. Ее дядя запрещает освещать случившееся в прессе. Он обращается к Какузу. 19 ноября Хидана задерживает полиция, Какузу рассказывает мне про сына конюха. Ночью, 20 октября я разговариваю с ним в последний раз. Девочка все еще находится здесь. В промежутке с 20 по 26 октября к Какузу попадает та кассета. Он приходит сюда, по дороге у него рвется куртка, он находит тело Куренай. Позже Хидан будет осматривать зубы трупа, чтобы убедиться, что это не Какузу. Хидан искал Какузу. Потому что, после просмотра той записи он исчез. Угодил в ловушку. — Я, кажется, поняла, что здесь случилось, — пробормотала Тентен. — Суигетсу, ты можешь проверить отпечатки на той бутылке, что мы нашли в котельной? Это нужно сделать как можно скорее! — Мне понадобиться часа три, — Суигетсу паковал в рюкзак собранные образцы. — Что ты задумала? — Зависит от того, какие результаты ты мне сообщишь, — Тентен нахмурилась. — Я буду ждать тебя здесь. Как только все будет готово — позвони мне. Суигетсу кивнул, и исчез наверху. Чтобы оставить Учиху с носом, Тентен нужно подтверждение ее теории. Когда она будет уверена на все 100%, то начнет действовать. А пока она ждет, Тентен решила представить себя на месте похищенной девочки. Она уселась в ворох коробок, и еще раз осмотрела темницу. Она кричала? Плакала? Просила ее отпустить? Тентен не видит веревок, цепей, наручников, использованных презервативов — частые спутники похищенных девушек. Только песок и мусор. Как клетка какого-то животного. К горлу стала подкатывать дурнота, Тентен захотелось срочно выйти на открытое пространство. Две недели. Почти две гребаных недели Кушина сидела под замком задыхаясь от собственных нечистот. Ее дядю волнует только его имидж и предвыборная компания. Если бы дело получило огласку в прессе, возможно, девочку отыскали бы гораздо раньше. Тентен смотрит в темноту люка, на смятые коробки, ржавое ведро, каменную стену, покрытую трещинами и царапинами. Две недели. Как бы она не старалась — она не может себе этого представить. Но хуже всего то, что через две недели из подвала вышла уже не девочка. Это было совсем другое, наделенное человеческими чертами нечеловеческое существо.***
Когда он появился на кухне — девчонка была уже на пике. Он застал ее в тот самый момент, когда секунды решают все, и до конечного, желаемого результата остается короткий миг. Хидан лежал на полу, держась за колено — наверняка девчонка пнула его в самое больное место. После быстрого замаха Кушина опускала нож возле его лица — хотела проткнуть ему горло. Какузу схватил ее за волосы и отдернул с такой силой, что девчонка не устояла на ногах, и впечаталась боком в стол. Тарелки с грохотом посыпались на пол, но та даже не замечала, что он ее держит. Кушина все порывалась добраться до Хидана, и закончить начатое. Всюду царил хаос — и внутри нее и снаружи. Рыжие пряди натягивались как поводок, девчонка выронила нож, и, растопырив скрюченные пальцы, как лапы какой-то хищной птицы, тянула тощие руки к Хидану. Тот орал благим матом, проклиная ее, его шея и левая щека были в крови — эта маленькая тварь все же зацепила его лезвием. — Я убью тебя. Я тебя убью, — Кушина говорит на сунийском, в этой фразе полно шипящих. Она произносит их на выдохе, по кухне будто разносится шипение змеи или других ползучих гадов, но не человеческая речь. Какузу сделал шаг назад, и оттащил ее дальше, теперь Кушину и Хидана разделял стол. Девчонка пыталась перелезть через столешницу, и Какузу пришлось с силой отдернуть ее в третий раз. От ее пальцев на клеенчатой скатерти остались длинные борозды, будто кошка цеплялась когтями за скользкий паркет. Какузу пришлось схватить ее у основания шеи и как следует встряхнуть. — Еще раз что-нибудь выкинешь — сверну шею, — яростно проговорил он, видя, что та не слушает. Она гипнотически следила за Хиданом — тот, держась за стену, медленно поднимался. Раз у него есть силы встать, значит, протез не поврежден, он сможет ходить. Весь взъерошенный, на лице и шее кровоподтеки — девчонка порезала ему ухо. Какузу видит ее потемневший взгляд, раздувающиеся ноздри, и понимает, что та не остановится. Людей с расстройствами психики тяжело сбить с курса. — Я вижу, тебе захотелось назад? — Какузу склонился к ее лицу, и заставил смотреть себе в глаза. — В темный подвал, сидеть голодной, без воды, в обнимку с крысами? — Кушина дернулась, похоже, она стала понимать, чем для нее все может обернуться. — Здесь полно пустующих домов, — Какузу сильнее сжал на ее тонкой, цыплячьей шее свои смуглые пальцы. — Мы в любой момент можем оставить тебя под фундаментом одного из них, и хрен тебя кто найдет. Ты этого хочешь? — Кушина упрямо поджала губы, и он усилил хватку. — Не слышу! — Нет, — глухо отозвалась она, и с вызовом посмотрела ему в глаза. Какузу хотелось втащить ей так, чтобы она отлетела к противоположной стене. Но нельзя бить ее по лицу — останутся синяки. — Я хочу вернуться в лагерь. — Мы сможем добраться до лагеря, если с тобой не будет проблем, усекла? — девчонка попыталась кивнуть, ее лицо вновь приобрело привычное, апатичное выражение. Кажется, укрощение прошло успешно, Какузу удалось ее усмирить. — И, радуйся, что сейчас не лето, — мстительно прибавил он. — Иначе я привязал бы тебя к радиатору, облил молоком, и открыл окно — чтобы налетела мошкара из леса и жрала тебя заживо. Такой вид пыток существовал в древней Суне, если Кушина учила историю, она должна об этом знать. — Иди к себе, — Какузу опустил ее, — и не попадайся мне на глаза. Та настороженно на него посмотрела, видать, по истории у нее были отличные оценки. На секунду Какузу показалось, что он отпустил не девчонку, он отпустил самого себя. В дверях мелькнул призрак того двенадцатилетнего мальчишки, поднявшегося к водопаду.***
Когда Какузу прошел в ванну — Хидан отжимал в раковину покрытое розовыми разводами полотенце. Он смывал с себя кровь, на полке перед зеркалом лежит несколько пластинок с таблетками. Дрянная девчонка рассекла ему левое ухо — оно еще кровоточило, на плече лиловый синяк, колено опухло… Какузу больно на это смотреть. — Хидан… — Ну, давай, — Хидан обратился к его отражению в зеркале, прижав к уху мокрое полотенце, — скажи, что я во всем виноват! Расскажи, какой я херовый, сам напросился, обидел бедную девочку, — он раздраженно открыл кран, и принялся полоскать полотенце под струей воды. Какузу не хотел так говорить, хотя, наверное, стоило бы. Хидан злится. Хидан не ждет от него поддержки. Хидан, больше ничего от него не ждет. Он чувствует, что пустота, которая недавно возникла в их отношениях начала разрастаться. — Хидан, — его имя как камень, которое Какузу бросает в пропасть. Хидан закрыл кран и тяжело облокотился о раковину. — Хидан, послушай, — еще один камень. Нам нужно расстаться. Из-за меня ты погибнешь! Я тебя не заслуживаю. Какузу усаживается на бортик ванной. Нет, он не может произнести все это вслух. Не может взять и отказаться, разорвать эти узы. Трусливый эгоист. Он бездумно рассматривает полки в ванной. На них стоят разномастные пузырьки с шампунями и гели для душа — коллекция забытых вещей прежних постояльцев. Раньше Хидан бы к ним ни за что не притронулся. По части быта — он говнистый до невозможности, сразу бы началось: «Фу, оно начатое, фу, этим кто-то пользовался!» Я не буду есть битое яблоко, оно с пятнами, фу! И ты не ешь, дай, я его выброшу! Тогда Какузу поймал себя на том, что они становятся похожими друг на друга. Он тоже любил новые вещи, а битое яблоко — это и правда «фу». Теперь же Хидан, молча, принимал то, что у них есть, он ни на что не жаловался. Хидан менялся. После всего, через что ему пришлось пройти Хидан — становился другим. Теперь у них ничего не будет как прежде. — Какузу, — Хидан вздохнул, продолжая разглядывать трещины на раковине. — Я знаю тебя почти всю свою жизнь, и знаю, что ты — прекрасный человек… Никто и никогда не мог бы подумать о нем вот так. Он — старый, прожжённый жизнью ублюдок. Он убил столько людей, что уже давно сбился со счета. И для Хидана он — прекрасный человек. -… но иногда мне кажется, что ты принимаешь решения какой-то нерациональной частью своего мозга, — Хидан, наконец, повернулся к нему. — Зачем нам все это? — он обвел взглядом тесную ванную комнату. — Давай, сдадим девку полиции. Ты же работал там, расскажешь им, как все было. Или ты затеял эту беготню из-за денег? Неужели они стоят того, чтобы угробить себя, меня, эту рыжую проблядь, у которой не все дома? — Хидан тяжело хромая подошел к ванной и сел рядом с Какузу. — Я расскажу им обо всем, что случилось в приюте, и пусть они ловят этого придурка в маске. Они, а не ты. Перестань быть последней надеждой для всех и каждого. Подумай обо мне. Я думал о тебе постоянно. Когда провожал на посадку, пока подыхал, лежа на прогнившем полу. Ты — единственная причина, по которой я все еще жив. Вместо того, чтобы сказать ему это, Какузу просто обхватил Хидана за плечо, и уткнулся лицом в его светлые волосы. В груди защемило, то ли от ранения, то ли от чего-то еще. — Я бы с радостью сделал так, как ты говоришь, — собственный шепот кажется Какузу слишком громким. — Но не все так просто. Он рассказывает ему все с самого начала. Про похищение Кушины, Учиху, найденные фотографии, видеокассету. Про то, как сидел с девчонкой в подвале, и к каким успел прийти выводам. За все время, что они были вместе, он ни разу не разговаривал с Хиданом так долго. — Полиции нужен виновный, — волны от дыхания Какузу расходятся по серебристой макушке Хидана. — Если мы заявимся к ним с девчонкой — ко мне сразу пришьют это дело. У меня контракт с Пейном, ее исчезновение было бы для меня выгодно. Придурка в маске запишут ко мне в сообщники, и тебя заодно. А еще я довел до нервного срыва наследницу самого влиятельного клана в Конохе. И ее бабуля — одна из шишек департамента полиции. Она точно воспользуется ситуацией и найдет, за что меня посадить. — Выходит, тот ублюдок заранее все просчитал, — Хидан, морщась от боли, медленно вытянул вперед больную ногу. — И даже если он не сможет убрать тебя, то с тобой покончит полиция. — Да, ему нужно было вывести меня из игры, иначе он не смог бы подобраться к тебе, — согласился Какузу. — Представляю, как он сейчас рвет и мечет, — Хидан усмехнулся. — Если бы мой гениальный план похерили школьница, старик и калека — у меня бы к чертям вся жопа сгорела! Хидан выжил всем смертям на зло, и сумел обвести вокруг пальца похитителя Кушины. Он предупредил Цунаде, он избежал слежки и убил преследователя. Он добрался до гетто и освободил пленников. Человек в горнолыжной маске его недооценил. Даже он, Какузу, сделал ставку не на Хидана, а на его убийцу. Хидан поимел их всех, Какузу теперь понимает, насколько тот может быть опасен, если загнать его в угол. Хидан — это сила, с которой определенно стоит считаться. — Ты прав, — Какузу выпрямился, и теперь они сидели плечом к плечу. — Этот человек любит держать все под контролем и тщательно все планирует. У него случаются вспышки ярости, а в гневе — он начнет ошибаться. И по его ошибкам — полиции будет легче его поймать. — Он уже совершил ошибку, выбрав не ту девчонку, — хмыкнул Хидан. — Она ему чуть башку не снесла! И мне, кстати, тоже, — он дотронулся до порезанного уха, и поморщился. — Не нужно было на нее орать, все малолетки помешаны на этой попсовой музыке… — Перестань, — строго оборвал его Какузу. Он осторожно дотронулся до колена Хидана. Оно было горячим, Какузу стал гладить его большим пальцем. — Даже не вздумай ее оправдывать. — Да у любого ребенка кукуха поедет, если… — Хидан, никаких «если», — перебил его Какузу. Хидан отождествляет происходящее на себя — подвал, голод, даже против воли он все равно сочувствует Кушине. — В этом доме есть ты, я, и бомба замедленного действия. Ты думаешь, что она до сих пор ребенок, по природе своей невинный, и не замечаешь, какую опасность она представляет. Сколько тебе было лет, когда ты захотел увидеть, как человек умирает? — Ну… 12, — Хидан смутился, — но это так, фантазии, я же никого не трогал… Ты хочешь сказать, что она?.. — глаза Хидана удивленно расширились. Меня никто не жалел. Я вас тоже жалеть не стану. — Я хочу сказать, что ей не интересны живые. Она существует в параллельной вселенной, мы для нее не люди, а предметы, — Какузу вспоминает ее рисунки, — фоновые шумы, внешние раздражители. И там, где ты едва замочил ноги, она уже нырнула с головой, — его голос стал жестче. — Все, что случилось на кухне — это осознанные действия. Проще говоря, она заранее спланировала, как и когда ты умрешь. И ты был бы не первым в ее послужном списке, — уверенно закончил он. — Не завидую тому парню, который рискнет залезть к ней в трусы на выпускном, — Хидан смотрел в стену, переваривая услышанное. — Так… что нам с ней делать? — У границы Конохи и Суны расположен лагерь беженцев, — Какузу вспоминает его примерное местоположение. — Нужно пересечь полстраны незамеченными и отвезти девчонку туда. Правда, как туда добираться, я пока не представляю, — он в изнеможении проводит ладонью по лицу. — У нас мало денег, а в запасе всего один патрон. К тому же на хвосте будет висеть придурок в маске и агенты полиции. Хидан не ответил, услышав эти «радостные» перспективы. Он вздохнул, и прислонился к Какузу, устраивая взлохмаченную голову у него на плече. Нащупал его руку, и тихо произнес, переплетая пальцы: — Нас двое. Мы справимся.