***
Хидан сам не спал, и не давал спать ему: он возился, крутился боку на бок, вставал то в туалет, то на кухню, то еще черт знает зачем. У себя дома Какузу давно бы выставил его спать в гостиную, или ушел туда сам, но в стесненных условиях деваться от внезапного приступа лунатизма было некуда. — Я не могу спать, после того, что ты мне рассказал, — ответил он в свое оправдание, когда Какузу спросил, долго ли он еще собирается шляться. — Не могу переварить все это, — он уселся в постели рядом с ним, — всю ту жуть. Какузу думает, что выбрал для своих откровений не самое подходящее время. Они все чуть не погибли, им в затылок дышит полиция и психопат-убийца. Хотя для подобных вещей никогда не наступит это самое «подходящее время». — Это давно в прошлом, — вздыхает он, позволяя Хидану устроить взлохмаченную голову у себя на плече. — Не думай об этом. — Ты сам-то веришь в то, о чем говоришь? — спрашивает Хидан без тени насмешки. — Как бы давно это ни было, впечатления у тебя остались на всю жизнь. Ты не думал обратиться к врачу со своей… фобией? О нет. Только бы Хидан не загорелся идей его исцелить. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Какузу понимает, что предложение Хидана вполне разумно, но перетирать все это с незнакомыми людьми, копаться в его воспоминаниях… ни за что. — Я давно с этим живу, — спокойно ответил Какузу, — привык уже. Тебе неймется загнать меня к врачу, чтобы получить возможность лизаться со мной, когда захочется, — Хидан недовольно гукнул. — Моя «фобия» не доставляет мне каких-то серьезных неудобств. А то, что она стала проблемой для окружающих, — он ущипнул Хидана за бок, — это трудности окружающих. — Какузу, у твоей проблемы есть решение, — Хидан закинул на него больную ногу. — Можно найти хорошего… — Хидан, — Какузу поморщился от запаха ментола, мазь от ушибов с колена Хидана оставляла липкий, жирный след у него на животе. — Я объясню это один раз, а потом можешь обижаться на меня, сколько влезет, — в полумраке лица Хидана не было видно, но он кожей почувствовал, как тот скривился. — Я не считаю это проблемой. Проблемой моя «фобия» стала для тебя. А менять свое поведение, ходить на коррекцию к психотерапевту чтобы тебе рядом со мной было комфортно — я не буду. — Да в этом нет ничего зазорного, обратиться за помощью к специалисту! — Хидан не собирался сдаваться. — Или что, от похода к врачу твое эго не выдержит, и рассыплется? — ехидно закончил он. — Хидан, ты ведь тоже не идешь к врачу из-за того, что постоянно ешь. И ничего, от этого еще никто не умер, — Какузу отплатил той же монетой. Он никогда не касался в разговорах с Хиданом этой темы, также, как и религии. Ему его привычки никак не мешали, но сейчас Какузу хотел заставить Хидана побыть в его шкуре. — Что-о?! — движение воздуха, Хидан резко приподнялся, заглядывая ему в лицо. Его серебристые вихры растрепались, и отдавали синевой в холодном свете, льющемся из окна. — Ты это к чему приплел вообще?! Я что, по-твоему, жирный?! — К тому, что будь ты немного тревожнее, чем сейчас, — губы против воли расползались в улыбке, — ты бы и во входную дверь перестал пролезать. Ты ешь, не потому что голодный, а потому еда дает тебе базовое чувство безопасности, которое у тебя отняли, посадив в холодном сарае под замок. Сколько раз за сегодняшнюю ночь ты сходил на кухню? И в скольких из них ты действительно хотел есть? Повисла тишина, Хидан обиженно, тяжело сопел, подбирая слова для ответного выпада, но их не было. Он улегся обратно, пробубнив: «ну тебя к черту, Какузу». — Что, не понравилось? — хмыкнул Какузу, глядя, как Хидан елозит, мстительно размазывая вонючую мазь у него на животе и бедрах. — И ты ведь глубоко убежден, что я не прав, а твое состояние проблемой не является. — Ну, ты тоже, сравнил, — прозевал Хидан, — жрачка, и то, что у тебя, это ж совсем другое. Какузу не ответил. Он устал от этих словесных баталий, устал объяснять, почему он такой, какой он есть. Его уже начал одолевать сон, когда Хидан снова затеял возню, на сей раз, с конкретной целью. — Хидан, — начал Какузу с максимальным неодобрением в голосе, когда тот неуклюже перекинул через него ногу, и уселся сверху, седлая его бедра. — Совсем, что ли, ничего не соображаешь? — он покосился на соседнюю комнату, но там было тихо. — Девка проснется! — Не проснется, — уверенно ответил тот, отпихивая в сторону одеяло. — Я ей в фенобарбитал добавлял в чай и в хавчик. Это снотворное, оно безвредно, — в свете луны, скупо освещавшем комнату, стало видно, как он осклабился. — Почти. Пусть дрыхнет, я не собираюсь ждать, пока эта засранка перережет нам во сне глотки. Какузу отмечает предусмотрительность Хидана, которой не замечал раньше, и думает, каким опасным он становится. Он наблюдает за трансформацией обычного человека в серийного убийцу. Чего еще он о нем не знает?.. Поток его мыслей прерывает все более отчетливое возбуждение. Хидан наклонился вперед, упираясь рукой в матрас возле головы Какузу, вторую руку он завел за спину и принялся растягивать сам себя. Его влажный член прижимается к голому животу Какузу, он чувствует жар, идущий от его тела. Какузу гладит бледные, белые плечи, широкую грудь, его смуглые пальцы скользят по гладкой, будто восковой коже, и ему кажется, что он держит в своих руках лунный свет. Хидан с тихим вздохом насаживается на его член, вбирает его в себя, прижимается к Какузу всем телом, чтобы показать, что он полностью принадлежит ему. Из-за ритмично раскачивающегося плеча Хидана Какузу видит кусок окна и ночного неба, на котором мерцают холодные звезды. Хидан нависает над ним, кончики его отросших волос едва достают до его лица. Он больше не пытается до него дотронуться, как это было раньше. Раньше секс был другим: яростным, грубым, неудержимым, они будто наказывали им друг друга. Сейчас Хидан расслаблен, и вместе с этим внимателен и осторожен. Его частое дыхание оседает на губах Какузу, Хидан припадает губами к его открытой шее, стараясь не задевать черное пятно гематомы на груди. Мышцы живота напрягаются до боли, Какузу прижимает Хидана к себе, испытывая оргазм, не издав при этом ни звука. Раньше они часто занимались сексом. Но занимались любовью они сегодня впервые.***
На вопросы о родителях Суигетсу всегда коротко отвечал, что его отец бизнесмен. Для Тентен это слово могло обозначать многое и в тоже время не значило ничего. В ее понимании бизнесменом мог быть и преуспевающий банкир, и торговец специями на местном рынке. Но когда она увидела отца Суигетсу, то осознала, что именно тот вкладывал в это понятие. Это идеально отглаженный костюм, начищенные до блеска туфли, в которые можно смотреться, как в зеркало. Свежий аромат лосьона для бритья, который, кажется, заполнил каждый кубометр воздуха в зале для собраний, где они сейчас сидели. Этот человек всегда уверенно шел по жизни с гордо поднятой головой, с ноги распахивая перед собой двери, и везде его встречали с овациями. Глядя на него, в голове сразу возникала прочная ассоциация — победитель. Было только семь часов утра, а он выглядел на удивление свежим и бодрым, будто всегда только этим и занимался — принимал делегации ни свет ни заря. Проходя по длинным, идеально вымытым коридорам корпорации Ассошиэйтед Пресс, Тентен заметила на двери табличку с другой фамилией, и в ответ на ее удивленный взгляд Суигетсу коротко объяснил: — Я взял фамилию матери. Тобирама Сенджу излучал обаяние, и спокойную уверенность. Тентен в последний момент сдержалась, чтобы его не оттолкнуть, когда он подошел к ней с приветственными объятьями. Тентен совсем забыла, что в глазах отца Суигетсу и всей общественности она и Хозуки — пара. Поэтому они и заслужили такой теплый прием, Суигетсу наведывался к отцу не часто. Тобирама хотел обнять и сына тоже, но тот каким-то плавным, текучим движением вывернулся из отцовского захвата, и исчез за дверью, в которой через несколько секунд появился Пейн. На нем был тот же костюм, который Тентен видела несколько часов назад, неизменный пирсинг, рыжие волосы… — Простите за задержку, — он стянул с носа солнечные очки, которые тут же исчезли в руках ассистента, оставшегося стоять в коридоре. Они устроились за большим, длинным столом для переговоров, во главе которого сидел Тобирама. Пейн прошел вглубь кабинета, и как только за ним закрылась дверь, сразу перешел к делу: — Как мне известно, — Пейн не стал садиться, и оперся ладонями о стол, — ваше агентство снабжает оперативной информацией редакции газет, журналов теле и радиокомпании. И я… — И вы пришли сюда продать мне новость о том, что ваша племянница пропала? — Тобирама выразительно выгнул бровь, глядя на собеседника сверху вниз. Тентен не понимала, чего в этом взгляде больше: удивления или отвращения. Отец Суигетсу ставил семейные ценности выше бизнеса. Это было видно по тому, как он общался с сыном, по семейной фотографии, стоявшей в рамке на его столе. Тобирама женился во второй раз, у него была дочь от второго брака, которая училась в том же престижном интернате, что и Кушина. Тентен задерживает взгляд на снимке, который, с ее места был хорошо виден. Миловидная женщина в цветастом платье, девочка с двумя хвостиками, Тобирама, снисходительно улыбающийся, глядя на жену и ребенка. Справа от его плеча было пустое место — для Суигетсу. Видимо, он, до последнего надеялся, что сын все же придет на семейную фотосессию, но он так и не явился. Тобирама отстроил свою жизнь заново после случившейся трагедии. Суигетсу остался среди руин своего прошлого, и никакие отцовские деньги и связи не смогли его оттуда вытащить. — Вижу, лейтенант Идзава уже ввела вас в курс дела, — Пейн бросил на нее властный взгляд, дескать, «что эта сучка себе позволяет?!», и Тентен стиснула зубы. Нужно было все-таки врезать ему, когда была возможность. — Но то, о чем мы с вами говорим не «новость», — Пейн снова взял себя в руки, и заговорил буднично-деловым тоном. — Это будет полноценное интервью, которое нужно разместить во всех газетах и журнал, на которые вы оказываете влияние. — Мы так не договаривались, — Тентен встала, стул с грохотом проехался по кафелю. — Прекратите устраивать фарс, и пытаться урвать себе несколько минут славы! — своим интервью Пейн похерит весь план, который они с Суигетсу выдумывали, чтобы предупредить Какузу. — Подождите, — Тобирама поднял ладонь в примеряющем жесте. — Полагаю, вы говорите не об интервью с вами, — Пейн кивнул, — тогда я вас слушаю, — Тобирама сцепил пальцы в замок, и устремил на него пронзительный взгляд, «ну, давай, удиви меня». — У Кушины есть любимая певица, ее зовут Таюя, — Пейн, не спрашивая разрешения, открыл лежащий на столе лэптоп, и застучал клавишами. — У нее состоится концерт в эту субботу, — он развернул монитор, и с экрана на Тентен смотрела девушка с рогами и флейтой в руках. Она была ей знакома — плакат с певицей висел у Кушины в комнате. — Мои агенты связались с ней: она согласна дать интервью, в котором расскажет не только о своих творческих планах, но и обратиться к публике, с просьбой помочь найти Кушину. В субботу, перед концертом, у нее запланировано участие в вечернем шоу, — Пейн снова что-то печатал, и вскоре на экране возник логотип вечернего шоу и фото ведущего вместе с его собакой. — Мы ведем активные переговоры с администрацией телеканала, чтобы меня включили в состав участников. Там я объявлю о вознаграждении тому, кто располагает информацией, которая поможет поискам. А во время концерта Таюя обратиться со сцены к похитителю. Повисла тишина, Тобирама размышлял над словами Пейна. Тентен сверлила Пейна злым взглядом: ему все нужно сделать с помпой, с размахом, поделиться своим «горем» с каждым жителем страны. Сделать каждого зрителя не наблюдателем, а участником его личной драмы, заставить сопереживать себе, чтобы потом использовать их поддержку на выборах. Ублюдок. Но не смотря на все это, у его предложения были и плюсы. Известная певица, вознаграждение — все это привлечет внимание, а именно это ей было и нужно. — Если вы успеете взять интервью у Таюи до 12 часов дня, то есть издания, которые разместят его у себя и отправят в печать сегодня же, — Тобирама кликал мышью, глядя на какие-то отчеты в своем компьютере. — Мы успеем, — уверенно ответил Пейн. — Лейтенант Идзава, потребуется ваше присутствие, — он обратился к Тентен, ожидая возражений, но их не последовало. Тентен внутри ликовала — она добилась своего. Раз ей удалось убедить Пейна сделать то, что ей нужно, то уж с певицей она как-нибудь договорится. — Тогда я решу вопрос с вашим участием в вечернем шоу в эту субботу, — Тобирама снял трубку со служебного телефона. — И если во время эфира вы заикнетесь о своей предвыборной компании, — он осклабился, и его улыбка стала точь-в-точь как у Суигетсу, когда он наслаждался собственным превосходством, — все эти сцены вырежут, а трансляция будет прервана, вам ясно? — Более чем, — сдержанно ответил Пейн, выдержав высокомерный взгляд Тобирамы. Она выходит в коридор вслед за Пейном. Тот говорит, что его машина ждет внизу, и они готовы направиться в студию, на встречу с Таюей. Суигетсу стоял возле стены, где были развешаны знаменитые снимки из фоторепортажей, которые облетели весь мир. Его отец начинал как военный журналист, и благодаря тому, что освещал события в разных горячих точках, он быстро поднялся по карьерной лестнице, и в итоге занял место в совете директоров. На стене висели фотографии со свадеб и похорон, разбитые самолеты, подлодка, люди в деловых костюмах… Суигетсу стоял, и задумчиво смотрел на снимок «Шоссе смерти» — обуглившееся тело солдата, который пытался выбраться из горящего грузовика. Скандальное, провокационное фото, именно благодаря ему Тобирама сейчас занимал свой пост. Тентен смотрит на дату, и понимает, что снимок был сделан во время той самой командировки Тобирамы, когда Мангетсу погиб. — Отец приглашает нас на ужин, — Суигетсу не повернулся к ней, и опустил взгляд на пузатую напольную вазу, наполненную живыми цветами, — когда все это закончится. — Ты хочешь пойти? — Тентен дотронулась до его предплечья. Она чувствовала себя обязанной за эту услугу, если бы не Хозуки, то эта встреча вообще бы не состоялась. — А ты? Тентен думала, что не вправе решать, ходить ли Суигетсу на семейные сборища. Если он согласится, то она готова подыграть ему, чтобы выразить свою благодарность. Суигетсу продолжил смотреть на фото солдата, Тентен вспомнила семейный снимок на столе Тобирамы, и поняла, что ей ответили. — Слушай, — он вдруг нахмурился, — может, разбить? — Суигетсу показал на вазу, покрытую оранжевым, геометрическим узором, от которого рябило в глазах. — Ну, глянь, какая уродская, — он скривился. — Без нее мир станет лучше. Она чувствовала, что разбить ему хочется вовсе не вазу. Через весь этот лоск и пафос, которым окружил себя его отец, все равно просвечивалась неприятная действительность — карьера Тобирамы была построена на костях из его прежней жизни. — Мне уже пора, — она взяла его под руку, чтобы вместе выйти из здания, — Пейн не будет долго ждать, — проходя мимо вазы Тентен «случайно» задела ее носком ботинка. За спиной послышался грохот, ваза упала и разлетелась вдребезги. Слушая звон фарфора, Тентен удовлетворенно кивнула. Мир действительно стал чуточку лучше.***
Охраны было немного, или бодигардов заранее предупредили, что в здании студии появится Пейн, поэтому их пропустили без лишних вопросов. Тентен практически ничего не знала о современных исполнителях, у нее не было времени, чтобы следить за светской жизнью. Памятуя о плакатах у Кушины в комнате, она ожидала увидеть пафосную диву, но была приятно удивлена, когда ее представили невысокой девушке в спортивном костюме. Таюя выглядела младше своих 20. Худая, без косметики, в кроссовках и нелепой шапке, она походила на девочку-подростка, которая вот-вот опоздает в школу. Пейн о чем-то беседовал с высоким парнем, одетым в дорогую, расшитую сложными узорами юкату — ее продюсером. Фотограф настраивал фотоаппарат рядом с полками, которые ломились от всевозможных музыкальных наград и премий. Тентен обводит взглядом комнату, стены которой выкрашены в пурпурный цвет, на них висели многочисленные постеры запечатлевшие Таюю в разные моменты славы. Неужели она настолько тщеславна?.. — Я могу вас кое о чем попросить? — Тентен решила больше не ждать, и перешла к делу. Слишком мало времени осталось в запасе, у фотографа было уже все готово. — Конечно, — Таюя отложила в сторону блокнот и ручку, в котором все это время что-то писала, и выпрямилась, сидя на кожаном диване. — Это на счет той пропавшей девочки? Тентен кивнула, она не ожидала от Таюи такой отзывчивости. Она быстро объяснила ей, что нужно сделать, и та сразу же вызвалась помочь. -Все мы через что-то прошли, — ответила Таюя, почувствовав удивление, и, даже, некоторое недоверие со стороны Тентен. — Я не могу остаться в стороне, все сунийцы — мои братья и сестры, — в ее глазах мелькнуло что-то такое, и Тентен поняла, Таюя не набивает себе цену, она знает, о чем говорит. — Утаката, иди сюда! — громко обратилась она к своему продюсеру, и по тону, сразу стало понятно, что это он при ней, а не она при нем. Они расположились возле полок с наградами, Таюя помогла ей разложить карточки, и что-то быстро объясняла Утакате на их родном языке. Когда все было готово, Тентен смахнула несуществующие пылинки с кителя, и встала перед камерой, чтобы каждый мог исполнить свою роль. Известная певица, ее продюсер и полицейский — вот что увидят люди в своей новостной ленте. Тентен оставалось только надеяться, что Какузу увидит на этом снимке что-то большее, то, что адресовано лично ему.***
Когда он открыл глаза, за окном сгущались закатные сумерки, осенью темнело рано. Из-за ночных разговоров и внезапной, совершенно ни на что непохожей близости, утомленные друг другом они заснули под утро. Хидан был уже на ногах. Полностью одетый, растрепанный, он куда-то собирался, и от осознания того, что Хидан собирается уходить, Какузу проснулся окончательно. — Куда ты? — он сел в постели и огляделся. В доме было тихо, в комнате девчонки горел свет. — Нужно выбраться в магазин, припасы почти закончились, — он склонился над стулом, где они оставляли одежду, и без зазрения совести стал рыться в карманах Какузу. — И надо взять вам с девкой что-нибудь из одежды, то, в чем вы сидели в подвале — никуда не годится. — Никуда ты не пойдешь, — Какузу откинул в сторону одеяло и поднялся с постели. Он не хотел его отпускать, оставлять одного, снова подвергать опасности. — Хидан, лучше не высовываться, и не мелькать лишний раз в общественных местах. — Угу, конечно, — Хидан вытащил из кармана джинс Какузу деньги, и отсчитал несколько купюр, — а если вы окажетесь в «общественных местах» одетые как бригада гастарбайтеров, на вас никто не обратит внимания, — закончил он с издевкой. — Когда мы с тобой были возле «Теско», я видел там комиссионный магазин со шмотками. Съезжу туда и быстро вернусь. Какузу понимает, что он прав: если они собираются бежать через полстраны им нужно выглядеть как обычные люди и не выделяться из толпы. И кто-то действительно должен выйти на «разведку». Кто-то кроме Хидана. — Ты не можешь взять и уйти, — Какузу пытался найти оптимальное решение. — Давай, пойдем вместе… — Ишь ты тут, какой ферзь, привык все решать за других! Ну, а кто, по-твоему, должен пойти? — Хидан выпрямился, сложил руки на груди, и вцепился взглядом в Какузу. — Мы с тобой? Оставим девку одну, чтобы эта мартышка тут что-нибудь учудила? — Какузу недовольно поджал губы. — Ты с девкой? Чтобы ты там где-нибудь окочурился по дороге, а эта рыжая блядина от тебя сбежала? — Хидан сощурился и добавил: — А я с ней сидеть не буду, мы друг друга поубиваем. Какузу нечего возразить: при таком раскладе только Хидан может выбраться из этой клетки, в которую они добровольно себя засадили. А отправиться на вылазку всем вместе все равно, что выйти на улицу с транспарантом «Мы здесь!» и сдаться полиции. — Ты рискуешь, — Какузу покачал головой, ему категорически это все не нравилось. — Вдруг тебя узнают продавцы из «Теско», или еще кто-нибудь. — Не узнают, — пренебрежительно ответил Хидан, и Какузу начинает злиться от его излишней самоуверенности, это всегда выходит боком. — Сколько сейчас времени? — он поискал взглядом настенные часы. — Полшестого, — Хидан кивнул сам себе. — Пока я доеду, как раз будет шесть вечера, заступит ночная смена. По графику 2/2 сегодня там должна работать лохудра с пирсингом на носу, которая обслуживала меня в прошлый раз. Сейчас вместо нее и ее подружек за кассу сядет кто-то другой, и все, считай, что я появился там впервые. — Откуда тебе это известно? — Какузу в сомнении склонил голову на бок. — С чего ты вообще взял, что «Теско» работает именно по такому расписанию? — Ну, как, «откуда», — Хидан поежился, и до Какузу, наконец, дошло. Он изо всех сил старался сдержать рвущееся наружу удивление. — Я там сам работал, когда был студентом, — он на мгновение стушевался, и тут же ощетинился. — Я что, по-твоему, жил в каком-то особенном, бесплатном мире?! Моей стипендии хватало только на то, чтобы утирать ей слезы, глядя на количество этих денег! Что вы все так реагируете, будто, я в борделе своей жопой зарабатывал?! — Да нормально все, — Какузу не понимал, почему Хидан начинает обороняться. Работа в «Теско», это конечно, не работа мечты, но, тем не менее, это труд, за него платят деньги. — Я просто не ожидал… — Я выходил только в ночные смены, — Хидан продолжал объяснять так, будто оправдывался, извинялся перед Какузу за то, что оказался недостаточно крутым, недостойным быть рядом с «тем самым полицейским».- Там самая запара с пяти до десяти вечера, когда народ с работы возвращается, — Хидан скривился. — А потом, ночью, никого не бывает. Поставишь ноут в подсобке, чтобы под камеру не попадал, и сидишь себе, кайфуешь, фильмы смотришь, — он хмыкнул. — Ну, придет там какой-нибудь додик в два часа ночи, сигареты с Галиной Бланкой ему пробьешь, и дальше сидишь, — Хидан пожал плечами. — Дейдара девкам прыщи в фотошопе на фотках замазывал, а я вон, почти до пятого курса там ишачил. Какузу не знает, что ему ответить, чтобы не задеть самолюбие, и думает, в каком отвратительном мире они живут. Люди стыдятся своих занятий, своих домов, самих себя. Он невольно вспоминает расследование убийства студентки, которую нашли задушенной в библиотеке. Всем ее подругам легче было соврать, что они приходили к садовнику чтобы потрахаться, чем признаться в том, что они покупали у него «спиды», амфетамин, чтобы сгонять вес. Ведь мир не любит толстых, не любит «некрутые» профессии, смельчаков, живущих не по общепринятой формуле успеха. — Хидан, — Какузу вздыхает, — быть кассиром в «Теско» — абсолютно нормально. Ненормально — стыдиться этого, будто это самое позорное пятно в твоей биографии, — образ Хидана в форме продавцов «Теско», никак не нарушал привычную картину мира Какузу. Он вполне мог его представить сидящим за кассой со скучающим видом, отпускающим фразочки: «Держите вашу сдачу, и больше не приходите». Хинан склонил голову, чтобы застегнуть замок на куртке, но по его пунцовым щекам было видно, что, он смутился от слов Какузу. Он ожидал конфликта, что Какузу скривится, выплюнув «фу, «Теско», а вместо этого его приняли таким, какой он был, вместе с его неидеальным прошлым. — Черт, мешаются, — Хидан выпрямился, и раздраженно завел отросшие волосы за уши, но несколько прядей по-прежнему падало ему на лицо. — Когда все это закончится, все, нахрен, поотрежу! — он зачесал вихры пальцами, огляделся, а потом направился в комнату девчонки. Какузу не успел спросить, что он там делает, через минуту Хидан вернулся, собирая волосы в короткий хвост, зажав в зубах розовую резинку для волос с «Hello Kitti» — Хидан, — Какузу усмехнулся, и покачала головой, — зачем ты у девки отжал резинку, да еще и такую? — Она дрыхнет, я ее не трогал, — Хидан вытащил резинку изо рта. — С куклы снял, там, на подоконнике, сидела какая-то страхолюдина, — он завязал волосы в неаккуратный хвост. В его пепельных волосах кислотно-розовая резинка смотрелась так, будто туда кто-то прилепил жвачку, о чем ему и сообщил Какузу. — Ой, кто там меня по темноте-то увидит, я тебя прошу, — Хидан закатил глаза.- Какузу, будешь ржать, я тебе ее ночью прицеплю. Утром встанешь, не заметишь, и будешь ходить, — губы Хидана расползлись в гаденькой ухмылке. Хоть он хохмил и хорохорился, Какузу понимал, что он нервничает из-за этой вылазки не меньше, чем он сам. — Будь осторожен, — напутствует он, — старайся нигде подолгу не задерживаться, и ни с кем не разговаривать, -Хидан набрасывает на голову капюшон, скрывающий пол-лица, и Какузу успевает похлопать его по спине, прежде чем тот исчезает за дверью. Он долго смотрит в окно, как Хидан, прихрамывая, идет к дороге, а потом его силуэт полностью исчезает в осенних сумерках. Какузу был согласен с доводами Хидана, но отпустил его без согласия с самим собой.***
Тентен сидела уткнувшись в компьютер, пытаясь сосредоточиться. Для Какузу она сделала все, что могла, и теперь зависело только от него — поймают его или нет. Интервью с Таюей и утренние снимки из студии были отправлены в печать нескольких крупных изданий. Уже к вечеру на прилавках должны появиться первые газеты и журналы с фотографией Кушины на обложке. Время будто застыло, и тянулось невыносимо медленно. Можно поехать домой, но томиться в четырех стенах там, Тентен не видела никакого смысла. Она заново прогоняла по электронной базе старые дела, где засветилась Куренай чтобы найти связь, и выйти на похитителя девочки, но ничего в собранных данных не давало ей зацепку. Тентен открывает дело трехлетней давности о гибели дочери Куренай. Она просматривала его уже несколько раз — по мнению экспертов и ведущего детектива — Сакумо Хатаке произошел несчастный случай. Девчонка упала в овраг и разбила голову о камень, когда каталась на велосипеде. Она пролистывает фотографии, и в самом конце отчета замечает дату, свежую, за текущий год. Дело возобновили?.. Но кто? Хатаке-младший? Тентен нахмурилась, и придвинулась ближе к экрану. Несколько кликов, перепрыгивания с одного отчета на другой, и она понимает, что дело возобновил сам Сакумо, незадолго перед своей смертью. Странно… если бы всплыло что-то новое, это непременно поместили б сюда. Почему он снова взялся за расследование? Усомнился в решении экспертов? Если вскрытием занимался Хозуки, можно будет его расспросить. Тентен открывает материалы вскрытия, но по подписям в отсканированных документах понимает, что Суигетсу телом не занимался. На последнем листе стояли печати и подписи заведующего экспертным бюро, номер дела, отсылки на нормативные акты… Что это? Тентен приближает скан, и видит в самом низу документа номер дела, который не совпадает с номером, находящимся в этой папке. Он написан от руки, синей ручкой, наспех, будто больше не нашлось подходящей бумаги, чтобы записать. Она вводит номер в поисковую строку, но никаких результатов не находит. Может, записан с ошибкой? Или дело настолько старое, что его не оцифровали?.. Она почти не общалась с Сакумо Хатаке. Видела его пару раз на брифингах, когда отдел пропавших привлекали к установлению личности жертвы очередного громкого убийства. И в те редкие встречи в залах для собраний, он производил впечатление серьезного человека, который не допустил бы небрежного отношения к документам. Лучше проверить, спуститься в архив и поискать самой. К тому же, там можно было бы укрыться от вездесущего Ибики, который заходил к ней едва ли не через каждые два часа, рассказывая о том, как идет восстановление записей с камер наблюдения и опросы свидетелей. На самом деле, ему просто был нужен повод, чтобы проверить, чем она занимается. Тентен сняла со спинки стула куртку, забрала ключи и мобильный, и тихонько вышла в коридор, погасив у себя в кабинете свет. Пусть все думают, что она ушла. Архивом заведовала Акимичи Мива: нехрупкая женщина с необъятным бюстом, которая сидя за своим компьютером, напоминала заснеженную гору. На плечах лежал пуховый платок, в дополнение к стоявшему возле стола обогревателю. Архив располагался в полуподвальном помещении, и тут всегда было холодно. — Через десять минут я ухожу домой, — Мива отхлебнула чай и захрустела крекерами. — Вы надолго? — она стерла с густо напомаженного рта крошки, и взглянула на Тентен сверху вниз. — Можете оставить ключи, я потом закрою, — Тентен направилась вглубь длинного ряда стеллажей заполненных папками и коробками, чтобы Акимичи не успела присесть ей на уши. Сердобольная женщина любила пересказывать последние сплетни, а так же все пыталась устроить личную жизнь своего сына — Чоджи. Она все время рассказывала, что тот работает шеф-поваром в известном ресторане, и какой он замечательный, и что Тентен просто необходимо прийти в «Стейк-хаус», и заказать там ростбиф. Без Мивы сориентироваться было сложнее, но Тентен справилась. Немного поплутав между шкафами, она добралась до полок, где хранились дела за 1995 год. Дело, которое в своем отчете так небрежно упомянул Сакумо Хатаке, было совсем тонкой пожелтевшей папкой. В нем хранилось всего несколько страниц протокола и копия свидетельства о смерти. Тентен задумчиво вчитывалась в текст, и не понимала, что здесь могло заинтересовать Сакумо. Ничего общего со смертью дочери директрисы: имена, даты, все совершенно другое. Хлопнула входная дверь, Акимичи ушла, оставив Тентен наедине со своими мыслями. Она еще раз перечитывает протокол, и взгляд цепляется за название, которое кажется ей смутно знакомым. Тентен возвращается к столу, за которым сидела Мива, и заходит с ее компьютера в свою учетную запись. Чутье ей подсказывало: она что-то нарыла. Но пока она не понимала, что именно.***
После встречи в стенах Ассошиэйтед Пресс Тентен отправилась в студию, где ее поджидала певица, а Суигетсу успевал к началу рабочего дня в морге. Он приехал как раз во время утреннего распределения, вся научная группа уже расходилась, получив свои задания. — А что делать мне? — растерянно спросил Суигетсу, так и не услышав своей фамилии. — А вы сегодня — дежурный эксперт, — Орочимару косо улыбнулся. — Поторопитесь, Хозуки, ваша смена началась пять минут назад. Суигетсу тихо выругался, и быстрым шагом направился в нужный кабинет, на ходу натягивая рабочий халат. Он ненавидел быть дежурным экспертом, и всегда, благодаря снисходительности Орочимару избегал этой участи. Основная работа судебного эксперта протекает в морге и лаборатории, но у нее имелась и неприятная часть, обязанность, которая ложилась на плечи дежурных. Работать с живыми. Снимать побои, освидетельствовать изнасилование, оценка повреждений после дтп — все это Суигетсу категорически не переваривал, когда жертва заходила кабинет на своих ногах, а ее не привозили накрытой простыней на каталке. С трупами общаться не нужно, можно просто делать свою работу. Но с живыми приходилось разговаривать, а еще хуже — их выслушивать. — Доктор, — обращается к нему высокий парень с подбитым глазом, которого привезли после драки в ночном клубе. — А можно мне больше побоев? Суигетсу оторвался от заполнения бумаг, и окинул его скептическим взглядом: — Мне вас избить? — Да нет! — парень рассмеялся, и по кабинету волнами разошелся запах перегара. — У себя в бумажках напишите, что меня сильно покалечили. Просто я этого придурка, Киеши, проучить хочу, — он натянул на голый торс с несколькими ссадинами измятую рубаху. — Представляете, гад какой, так со мною поступил!.. Суигетсу молча пишет в отчете «легкие телесные повреждения», и задается вопросом, почему сегодня все пошло наперекосяк, и за что его отправили сюда, маяться с этим сбродом. В морге у него не было времени над этим подумать, но ответ вполне очевиден: Орочимару не любит, когда кто-то проворачивает дела у него за спиной. Он не забыл, как застал его вечером, в зале для неопознанных тел, и решил напомнить, кто здесь главный. Суигетсу остается только надеяться, что сегодняшняя смена будет единственной в этом месяце, и Орочимару не будет злоупотреблять своей властью. Иначе надолго его не хватит. — То, что вы мне предлагаете — незаконно, — Суигетсу прервал незадачливого мстителя. — Хотите, запишу это в ваше досье? — Ай, что я вам тут объясняю, — парень недовольно от него отмахнулся. — Вас там не было, вы не понимаете! Фраза отдается неприятным звоном в ушах, Суигетсу ставит печати на формулярах прижимая штамп к бумаге сильнее, чем следует. День тянется невыносимо медленно, что даже встреча с отцом перестает казаться такой уж отвратной. Все эти фотографии на стенах, пузатые вазы, ковры… Старик все-таки по нему скучал, Суигетсу свел их встречи к минимуму. Он не хотел иметь к успешной жизни Тобирамы никакого отношения, всячески отказываясь от его помощи. У него теперь другая женщина, ребенок, Суигетсу искренне не понимал, зачем отец старается поддерживать с ним связь и пытается втянуть его в свой новый семейный круг. Он там чужой, тень прошлого, одинокий скелет, забытый в шкафу… В этом кабинете не пахнет лекарствами. На стенах развешаны картинки с героями сказок, на полках стоят книги и игрушки, а на сидящем в глубоком кресле мужчине нет белого халата. Но Суигетсу видел слишком много таких комнат, и знает, что все это — уловка. Они в больнице, а сидящий напротив него человек — врач. Отец усаживает его к себе на колени, и Суигетсу не понимает зачем. Рядом стоит еще один свободный стул, и он хочет перебраться туда, но его не отпускают. Он не понимает, чего от него хотят, но спросить не может. У него уже давно не получается заставить выдавить из себя хоть слово, слова будто застревают в горле, их невозможно протолкнуть дальше. Врач просит смотреть на метроном, следить за раскачивающейся стрелкой, и вскоре по комнате разносится размеренное тиканье. Смотреть на стрелку скучно, вскоре окружающие звуки раздваиваются, а глаза начинают слипаться. Он прислоняется спиной к груди отца, чувствует, как его пальцы сцепляются в замок у него на животе, от тепла его тела и монотонного тиканья хочется спать… Кагомэ, Кагомэ, птичка в клетке, Когда, когда же ты выйдешь? На исходе рассвета Цапля и черепаха поскользнулись. Кто стоит у тебя за спиной? Ему снится Мангетсу, он поет, пока они идут к своему дому вечером, после школы. Или поет не он, а Суигетсу? Чей это голос?.. Подъездная дорога… скрип калитки, шаги… ступеньки, поворот дверной ручки… …Кто стоит у тебя за спиной?.. Они переступают порог, и проваливаются в темноту, которая через несколько секунд окрашивается алым. — Суигетсу? Ты слышишь? — чужой голос вспарывает эту тьму наполненную страхом и запахом крови. — Расскажи нам, что произошло? Ты ведь помнишь Мангетсу? — голос звучит мягче, но от него заходится сердце, а спина обливается потом. — Что случилось с твоим братом? Брат?.. О чем это он говорит? Что-то случилось с Мангетсу? Что случилось с моим братом? Что случилось с моим братом?! Прежде чем Суигетсу успевает ответить на эти вопросы в своей голове изо рта вырывается истошный крик: — Это не я! Он распахивает глаза наполненные слезами — двор, ступеньки, голос брата, все исчезло. Снова эта комната с картинками на стенах, кресло, врач смотрящий на него с невысказанным сочувствием. Его трясет, и он повторяет, как заведенный: — Это не я. Это не я. Это не я. Это не я. Это не я. Это не я. Отец укачивает его, шепчет на ухо, что все хорошо, но по его дрожащему голосу Суигетсу понимает, что он тоже плачет. — Хозуки, привет! — дверь неожиданно распахивается, и на пороге появляется Джуго, выдернув его из некстати накативших воспоминаний. — Давно тебя не видел в дежурке, — он улыбается в ответ на приветствие Суигетсу, и заводит в кабинет девушку. У Джуго на лбу было написано, что он проработает патрульным до самой старости, но его абсолютно устраивало подобное положение вещей. Это любимец бабушек, чьи соседи слишком громко слушают музыку, а школьное хулиганье топчет любимый газон. Он терпеливо выслушает все жалобы потерпевших, и всегда найдет нужные слова, чтобы успокоить и поддержать. Добродушный, свой в доску рубаха-парень, которого лучше не злить. Суигетсу присматривается к девушке: вроде не проститутка, одета скромно, без макияжа, следов побоев незаметно… Все понятно. — Изнасилование? — спрашивает он у нее, но вместо нее отвечает Джуго, подтверждая догадки Суигетсу. С годами и опытом работы он уже начал различать тех, кому действительно нужна помощь, от вертихвосток и позеров, которые решили отомстить своему партнеру за измену или за то, что он им не подарили новый айфон. — Раздевайтесь и проходите, — Суигетсу указывает на ширму, за которой стояло гинекологическое кресло для осмотра, равнодушно глядя на «жертву». — Нет, я не буду, — скромница вцепилась в ремешок сумки, устремив взгляд в пол. — Что значит, «не буду»? — Суигетсу склонил голову на бок. Этот концерт он видит не впервые, но его по-прежнему раздражают эти глупые девки, которые не придумали лучшего способа решения конфликта, чем обвинение бойфренда в изнасиловании. — Я что, на слово вам должен поверить? Раздевайтесь, и проходите, — жестче повторил он. — Нет, — та упрямо поджимает губы, — это не обязательно… — Слышь, ты, блин! — Джуго все это время стоял в дверях, как и Суигетсу понимая, что они впустую тратят время. — Мы тут тебя до утра уговаривать что ли должны? — вскипел он. — На кресло! Быстро! Всхлип, потом еще один, и вскоре «бедняжка» окончательно разрыдалась, поведав жалобную историю об изменах, обмане и расставании, заставив Суигетсу в очередной раз закатить глаза. — Даже если он вас обидел, — Джуго снова был сама доброта и отзывчивость, — это не повод обвинять его в таких ужасных вещах… — .Как он мог!.. — продолжает рыдать та, отказываясь от протянутой Джуго салфетки. — Вас там не было, вы не понимаете!.. За рабочий день Суигетсу услышал эту фразу 9 раз, он даже специально считал. Интересно, убийцы тоже так говорят в свое оправдание? Что случилось с твоим братом? Суигетсу думает, что задай ему кто-то этот вопрос сейчас, он ответил бы по-другому. Но тогда он мог только выдираться из отцовской хватки и орать, доказывая всем, всему миру, самому себе, что он не виноват в смерти Мангетсу. — Суигетсу, что случилось с твоим братом? — Вас там не было. Вы не понимаете.***
Когда этот, казавшийся бесконечным, рабочий день, наконец, заканчивается, Суигетсу чувствует себя ужасно вымотанным и опустошенным. Возникает желание накидаться в дым алкоголем или прокатиться на веселых колесах, чтобы отключиться в забытье на ближайшие сутки. Велик соблазн заехать по пути домой в бар, но он вспоминает, что сегодня вечер пятницы, и в баре будет куча народу, а он уже достиг предела своей социальной активности на сегодня. На парковке он замечает машину Тентен, значит она еще в департаменте, держит глухую оборону с Учихой. Суигетсу устал от людей, но он чувствует, что если он останется наедине с собой — его развезет окончательно, а ему не хотелось терять концентрацию. Не сейчас. Департамент он запомнил смутно: в основном его приглашали на брифинги, чтобы он мог дать свою оценку способу убийства, собранным на месте преступления образцам, и ответить на вопросы ведущих детективов. Все залы для собраний пусты, кроме самого большого, девятого — там обосновался Ибики со своей командой. В приоткрытую дверь видны стены завешанные картами и фотографиями, компьютеры и куча другой техники, которой хватит для расследования вселенской катастрофы, не то, что для поисков пропавшего человека. Наверняка Ибики выбрал именно этот зал, чтобы подчеркнуть перед Тентен свой статус — «где бы ты была, если бы не я», вот только Тентен среди этого великолепия не наблюдалось. Ее телефон был недоступен, а кабинет закрыт. Суигетсу решил поехать домой, спрашивать у коллег Тентен где она, все равно что ее подставить. Уже в холле он, наконец, увидел ее. Тентен стояла возле кофейного автомата, и ждала, пока гудящая будка сварит ей кофе. — Я сижу на цокольном этаже, в архиве, там не ловит связь, — коротко объяснила она, сунув Суигетсу в руки стакан с кофе, и запустив автомат по второму кругу. — Не хочешь со мной? Там найдется работа и для тебя. Суигетсу отхлебнул кофе. Уйти в бункер, под землю, без связи и ворохом старых бумаг — именно то, чего ему не хватало, чтобы поставить точку в этом отвратительном дне. Он вдруг осознает, что Тентен — единственный человек, который улавливает его настроение, и видит намного больше, чем другие. Что случилось с твоим братом? Тентен там не было. Но если бы ей удалось узнать правду — она бы все поняла.***
Суигетсу оседлал найденный в одном из углов стул, и придвинулся вплотную к столу, чуть не расплескав кофе. Тентен не терпелось поделиться найденными материалами, она была уверена, что нарыла что-то очень крупное и серьезное. И если все ее догадки подтвердятся — это будет прорыв, она разгромит Учиху и все ее подозрения окажутся беспочвенными. — Смотри, — она вытащила из файла распечатанный лист. — Я заметила, что в деле о гибели дочери директрисы Сакумо Хатаке ссылался на еще одно дело. Это, — Тентен подняла пожелтевшую папку, — дело о смерти девочки в сиротском приюте 17 лет назад. Вот свидетельство о смерти и результаты вскрытия. Что скажешь? Суигетсу наморщил лоб, и принялся читать, а после поднял на Тентен удивленный взгляд. — Это точно все? — она кивнула. — Тогда я скажу, что кто-то очень сильно обосрался, — он хмыкнул, — или получил большую взятку, — Суигетсу вернул бумаги на стол. — Скоропостижная смерть, ребенок, одного заключения патологоанатома недостаточно. Тут обязательно должно быть описание результатов вскрытия от судмедэксперта, чтобы исключить ту же врачебную ошибку, например. Я не знаю, какие могут быть причины, чтобы наши не проводили вскрытие в таком случае, — он в недоумении развел руками. — Возможно, это досье — просто фикция, — Тентен задумчиво листала бумаги. — Был зафиксирован вызов, а когда приехали туда, оказалось, что это смерть в результате болезни, и научную группу не стали привлекать. Но самое интересное не это, — она вскинулась, собираясь раскрыть главные результаты своих изысканий. — Смерть этой девочки наступила в лазарете приюта «Святой Люсии», а Куренай — та, чей сожженный труп мы нашли в старом квартале, работала там воспитателем во время этих событий. Суигетсу присвистнул, и Тентен продолжила, испытывая странный ажиотаж, непохожий на то, что она чувствовала, когда искала пропавших: — Я стала рыть дальше, хотела найти других сотрудников приюта. В те времена в «Святой Люсии» директрисой была Бивако Сарутоби, а ее брат, Хирузен — священником при храме, расположенном на территории приюта. Так вот: Бивако, после того, как оставила пост — укатила на постоянную жизнь в Нами но Куни, где два месяца назад ее убили. А главным подозреваемым в ее убийстве стал Хошигаке Кисаме, — Тентен подняла папку с делом и помахала ей в воздухе, — тот полицейский, который зафиксировал факт смерти девочки из приюта 17 лет назад! — Ничего себе, — удивленно пробормотал Суигетсу. — И что, его посадили? — Нет, — Тентен покачала головой, — большинство улик были косвенными, да и его самого нашли на месте преступлении без сознания с сильной интоксикацией. Хошигаке был отпущен. К тому же вся защита строилась на том, что его хотели подставить, и вероятнее всего, это правда. Но я задумалась: откуда у бывшего директора приюта для сирот столько денег, чтобы переехать в Нами но Куни — страну самых лучших и дорогих курортов? — она вытащила из стопки еще одну папку. — Оказывается, в приюте разрабатывали специальную программу обучения одаренных детей, и местные власти щедро ее финансировали… — А на самом деле ни одного рье не тратилось на сирот, и все оседало у директрисы в кармане? — Суигетсу нашарил на столе оставленный Акимичи пакет с крекерами, и стал жевать их, не отводя взгляда от Тентен, будто смотрел фильм в кинотеатре. — По жалобе одного из учредителей начались проверки, но факт хищения не удалось доказать, — Тентен вздохнула. — Однако, проект «Одаренные дети» был закрыт, а вскоре и сам приют тоже — отыскались наследники усадьбы, где он был организован. Но и это еще не все, — Тентен приблизилась к главному моменту своего триумфа. — Продолжая наводить справки, я выяснила, что Хидан — тоже находился в «Святой Люсии» когда был ребенком. Как и его друг — Дейдара, которого кто-то попытался убить незадолго до того, как исчезла Куренай. Я уверена, — Тентен ткнула пальцем в пожелтевшие страницы, — это все как-то связано с гибелью этой девочки 17 лет назад. Кушина была похищена, чтобы вывести из игры Куренай, а заодно и Какузу, ведь его привлекли к поискам как частное лицо… -… и нужно было от него избавиться, чтобы подобраться к Хидану, — закончил за нее Суигетсу. — Да, потому что, — Тентен стала собирать бумаги в одну кучу, — тот, кто на них охотится, не смог расквитаться с ними в детстве, — она вспомнила о кассете, найденной в мусорном баке. — Во дела, — протянул Суигетсу, поднимаясь со стула. — И что ты теперь будешь делать? Отнесешь все это Учихе? — из кармана его куртки выпала связка ключей, и с грохотом приземлилась на плиточный пол. — Рано нести это Учихе, — Тентен наклонилась, и подобрала его связку. — Пока мне не ясен мотив всех этих преступлений к Микото лучше не соваться, — она хотела протянуть Суигетсу ключи, но остановилась, и стала задумчиво разглядывать брелок — сломанный тамогочи. С ним что-то было не так. На экране застыло пиксельное изображение кругов, линий… Наконец, она поняла, что это, и была весьма озадачена. — Зачем тебе GPS — приемник, замаскированный под детскую игрушку? — удивленно спросила она, возвращая ключи Суигетсу. Тот удивленно вытаращил глаза, переводя взгляд то на Тентен, то на «тамагочи». — GP… что? — переспросил он севшим голосом. — GPS — приемник, — Тентен пожала плечами. — Я видела такие, их одно время выдавали в «прикрытиях». Это что-то из старых моделей, но суть в том, что они принимают сигналы от маячков слежения, и передают их координаты. На твоем — определилась широта и долгота, думаю, если вытащить его из корпуса тамагочи, можно будет узнать конкретные цифры… — она замолчала, увидев, как Суигетсу побледнел, и одними губами произнес «о боже». — Суигетсу, — Тентен осторожно положила ключи на стол. — Откуда у тебя это? Ты знаешь, что находится там, в том месте, откуда идет сигнал? Суигетсу медленно покачал головой. Тентен ничего не понимала, но видела, что тот в ужасе от того, что открылось истинное предназначение «игрушки». — Это — его, — произнес он шепотом. — Человека, чья кровь была на горнолыжной маске. Прежде чем она осознала, что все это значит, за дверью раздался шум, топот ног, крики. — Что происходит? — Тентен выскочила в коридор, опасаясь, что начался сбор по тревоге. — Их засекли, — ответил Генма, не отрываясь от печати в своем компьютере. — По восстановленным видеозаписям удалось отследить перемещение авто Какузу, а администратор турбазы в западной префектуре подтвердил, что у них остановился парень по описанию очень похожий на Хидана. Мимо Тентен быстрым шагом прошел Ибики, на ходу застегивавший ремни на бронежилете. Он собирал группу захвата, Микото доверила ему руководить операций. — …и отправьте туда вертолет!.. — басит он в рацию. — Мне плевать, сколько ресурсов на это потребуется, сделайте это немедленно!.. Тентен обводит невидящим взглядом знакомые коридоры, понимая, что все кончено. Столько усилий, переговоров… жар подступил к глазам. Она глубоко вдыхает и прислоняется спиной к стене, не замечая бегущих мимо нее людей, шум, гомон, телефонные звонки, голоса. Нужно взять себя в руки и не дать жалости к самой себе просочиться наружу. Она проиграла именно эту битву Учихе, но не войну. У нее достаточно материала для поисков, она соберет достойную доказательную базу, и снимет с Какузу все обвинения… Вот только сначала нужно разобраться с еще одной, внезапно возникшей проблемой. Тентен побежала по ступенькам вниз, и распахнула дверь в архив. Суигетсу сидел, сутулясь, и смотрел на лежавший на столе «тамагочи» с непроницаемым выражением лица. — Весь департамент стоит на ушах и следит за операцией по поимке Какузу, — Суигетсу пробормотал что-то похожее на «мне жаль», но Тентен лишь отмахнулась. — Воспользуемся ситуацией, и узнаем, куда ведут координаты на этой штуке, — она со всей силы долбанула тамагочи об стол, и пластиковый корпус с треском разлетелся. — Но для начала ты должен мне все рассказать. Как эта «игрушка» к тебе попала? Тот кивнул, и вскоре пыльные папки и коробки, гудящий компьютер, и даже стоящая на столе фотография Чоджи в поварском колпаке в обнимку со своей мамой услышали один из секретов Суигетсу Хозуки.