***
Они подошли к нейтральным водам, и паром стал ощутимо раскачиваться. За иллюминатором бурлила вода, набегали волны, на экране телевизора возник белый шум. Хидану пришлось прерывать занятия по сунийскому. Он несколько раз выходил из каюты на верхнюю палубу, и возвращался оттуда все более бледным и недовольным. — Блевал? — спросил Какузу, когда Хидан захлопнул дверь каюты, в очередной раз, выругавшись из-за чашки, стоявшей на дверной ручке. — Дальше чем видел, — Хидан устало опустился на постель, и попытался лечь, но тут же выпрямился.- Не, так еще хуже, — он сунул под бок подушку и прислонился спиной к стене, но легче ему не стало. Хидан застонал, и лег на бок, закрыв ладонью глаза. — Почему у вас с девкой все нормально? — недовольно пробубнил он. Кушина вернулась на свою верхнюю койку, и заснула, а сам Какузу не мог пожаловаться на то, что его укачивает. — Последствия генетического разнообразия, — усмехнулся он, усаживаясь возле Хидана на его постели. — Типа наследственность? — кисло отозвался Хидан. — Ну, в общем да, — Какузу протянул руку и погладил Хидана у основания шеи, показывая, что ему не плевать на его самочувствие. — Наш народ веками находился в условиях неприспособленных для жизни. Солнце, песок, сколопендры, вот, в принципе, и вся Суна, — Какузу пожал плечами. — Высокая жизнеспособность была заложена генетически. — Похоже, мне мои предки передали все самое отстойное, — Хидан глубоко вдохнул воздух, сдерживая подступающую тошноту. — Хотел бы я взглянуть на этих придурков, которым обязан тем, что меня укачивает! — А ты хочешь найти своих биологических родителей? — Какузу удивленно вскинул брови. Хидан раньше никогда не изъявлял желания познакомиться со своей родней, но если он хочет… то это не невозможно. Какузу готов их разыскать. Можно поднять старые дела по той секте, большинство из его участников было осуждено за употребление и хранение психотропных веществ. Все это оставляет жирный след, и… — Нет, не хочу, — Хидан повернулся к нему, глядя в недоумении, прервав в голове Какузу такой складный и блистательный план дальнейших действий. — Зачем мне их искать? Скажешь тоже, — он раздраженно поморщился. — Нет — так нет. — Какузу не стал спорить. — Я просто подумал… — Какузу, ну, ты же прекрасно знаешь, что творилось у нас в братстве! — Хидан стряхнул с себя его руку, и резко сел. — Наркотики, жертвоприношения, оргии, — он принялся перечислять, загибая пальцы. — Я появился на свет в результате беспорядочного совокупления, а не потому, что два взрослых человека решили завести семью! Я не хочу видеть никого из этих людей! А от мысли о том, что мой отец может быть моим же дедом, мне как-то не очень хорошо становится, — Хидан зажмурился от поднимающейся из живота желчи. — Пойду, подышу, — он схватил свое пальто, и хромая, направился прочь из каюты. Какузу растеряно смотрел ему в спину, слишком поздно осознав, что действительно предложил глупость. Идиот. Хотел выделиться, показать, что для него нет ничего невозможного, что он все еще лучший полицейский, хоть и в отставке. Мнение Хидана, как это уже исторически сложилось в их отношениях, волновало его в последнюю очередь. Ваш друг всегда такой? Пытается произвести на вас впечатление. Они с Хиданом становились похожими друг на друга, и было бессмысленно это отрицать. Правда, от ссор на ровном месте эта схожесть их абсолютно не спасала. Какузу потянулся к листу, на котором делал записи. Слова, в гневе брошенные Хиданом, носились в голове как стая потревоженных ос, мешая сосредоточиться. Хидан отходчив, побыв наедине с собой, он поймет, что Какузу ляпнул про родителей не со зла, и успокоится. Без работы и чтения мозги хиреют, нужно заняться делом. Какузу все еще не разобрался с профилем убийцы, слишком много разрозненных фактов о его личности не хотели собираться в единую картину. Вот что ему удалось составить: Обнаружено на первичном месте преступления (интернат): -женская сережка (на конюшне) -мобильный телефон Кушины (был у Учихи) Обнаружено на вторичном месте преступления (гетто): — тело женщины (Куренай) — следы горючего — горнолыжная маска Обнаружено в квартире Дейдары: — шприц со следами обезболивающего вещества — надписи на портрете и номер на ладони Дейдары — обезображенный труп (Тоби?) Какузу вспомнил разговор с Хиданом по поводу состава обезболивающего. Он сказал, что некоторые препараты использовались для анестезии животных, а значит, версия с работником конюшни становится все более правдоподобной. Помимо кормов для животных, у сотрудников фирмы, поставлявших их на территорию интерната, наверняка есть доступ к медикаментам и сопутствующим товарам. Но оставался еще целый список качеств, которые Какузу никак не мог соотнести с обычным рабочим. Наверняка это маска, прикрытие. -знание медицины -хакерские навыки -умение вести слежку -физподготовка —хороший стрелок Хидана выследили довольно легко, пока он не избавился от мобильника, значит, у убийцы есть доступ к программам слежения. Так же Какузу помнил, как ловко человек в горнолыжной маске возник из ниоткуда на балконе его старой квартиры в гетто, и смог его вырубить, буквально за пару ударов. Кто же это, черт возьми, такой? Если он крутой хакер, то таких людей обычно вербует разведка или иные спецслужбы, они не могут подолгу оставаться незамеченными. Их выслеживают, вынуждая работать на правительство. Лучше иметь такую стрелу в своем колчане, а не отдавать конкурентам. Он сечет в медицине. Он хорошо стреляет — у Кушины только чудом мозги не вылетели на дверь подъезда, он ведь почти попал ей в голову. Даже будучи раненым, человек в горнолыжной маске сумел убежать, его выносливости можно позавидовать. Ну, просто полубог, не иначе! Универсальный солдат, разбирающийся во всем… Какузу ухватился за свою мысль, и еще раз перечитал список. Он понял, что недостающий кусок пазла встал на место. Это солдат. Пусть не действующий, но наверняка дело не ограничивалось только срочной службой. Медицина, стрельба, физподготовка, это все части его военного прошлого. Хакерство — хобби, или тоже ценный навык, чтобы сеять смуту в тылу врага. Умение ходить в разведку и вести наблюдение, а еще пытки — он либо был военнопленным, либо надзирателем. Тот, кого воспитывают плетью рано или поздно сам возьмет ее в руки. Поэтому и возник тот необъяснимый перерыв, когда он не смог разделаться с Дейдарой и Хиданом в детстве — он ушел в армию, и был на службе. Получил необходимые навыки для убийства, и вернулся в Коноху, чтобы переписать историю кровью тех, кто скрыл смерть в приюте, случившуюся 17 лет назад. Какузу раздосадовано смотрел на исписанный лист. Какой прок от этого знания, если он не может им ни с кем поделиться? У него нет доступа к базам данных, чтобы искать в списках солдат нужного человека. Наверняка большинство информации засекречено, и вот тут бы пригодилось давление со стороны Учихи — под ее натиском им бы предоставили все нужные сведения в два счета. Какузу с радостью оставил бы подсказку для Тентен — она единственный человек в полиции, кому он теперь мог доверять. Но выйти с ней на связь невозможно. Оставалось надеется, что она сама догадается и возьмет нужный след прежде, чем Учиха от нее избавится.***
Кожа была неприятно стянута, но гример продолжал водить кистью по ее лицу, накладывая неизвестно какой по счету слой тонального крема, чтобы скрыть темные круги под глазами. Тентен терпеливо ждала, пока он закончит ее штукатурить, не представляя, как модели и разные актеры выдерживают это каждый день. Ее хватило только на то, чтобы вымыть голову и сменить повседневную одежду на форму. Смахнуть пыль со своей косметички, которой она не пользовалась вот уже несколько лет, Тентен так и не решилась. — У вас все готово? — на пороге появился Киба, ведущий вечернего шоу. — Сценарий немного скорректировали, — он поправил микрофон в ухе, — нужно подготовить к эфиру еще нескольких участников. Нескольких участников? Тентен не успела спросись, о ком он говорит, когда дверь за ведущим распахнулась шире, и в гримерную прошли еще два человека — парень и девушка. — З…здравствуйте, — запинаясь, пробормотала девушка, поправляя на носу очки. Ее спутник оглядывался по сторонам, и Тентен видела по их лицам, что гости явно чувствуют себя не в своей тарелке. Тентен смотрела на них в замешательстве, не понимая, где могла раньше повстречать эту парочку. Оба рыжие, у парня на лбу шрам, девушка сжимает в руках ремешок недавно купленной сумочки — с нее даже не убрали этикетку с ценником. Внимание Тентен снова переключается на очки незнакомки, и тут она вспоминает: ее и этого парня она видела на фотографии, висевшей на стене в интернате, в комнате Кушины. Это ее друзья из лагеря. Кто-то забрал их оттуда, приодел и привез сюда, чтобы они смогли принять участие в передаче. Тентен даже не сомневалась в том, кем был этот «кто-то». Она вскочила со своего места, не дав гримеру закончить, и бросилась в коридор, лавируя мимо техников и ассистентов, выполняющих поручения из райдера. Пейн стоял возле служебного входа, и разговаривал с кем-то по телефону. Тентен стремительно к нему приближалась, чувствуя, как по телу распространяется жар, от переполняющей ее ярости. — Что вы себе позволяете?! — она замахнулась, и ударила Пейна в лицо, ощутив, как сдирается кожа на пальцах, в том месте, где она попала по пирсингу. — Прекратите использовать детей в своих грязных политических играх! — Тентен снова хотела его ударить, но ее же схватили под руки, подоспевшие на подмогу охранники. — Вы уже засветились в прессе! Неужели, вам этого мало, и вы решили переманить на свою сторону всю сунийскую общину, выставив напоказ двух несчастных подростков?! Пейн стоял, утирая лицо салфеткой, услужливо подсунутой кем-то из обслуги. Амбалы-охранники держали мертвой хваткой, но Пейн жестом велел отпустить ее. Тентен раздражённо оправила китель, и с отвращением смотрела на то, как все вокруг него суетятся. Эти подхалимы ведут себя так, будто этот ублюдок центр вселенной. Они не знают, что ценой его успеха стала жизнь двенадцатилетней девочки! — Эти молодые люди — ее друзья, — Пейн скомкал грязную салфетку и отшвырнул в сторону. — История исчезновения Кушины будет более реалистичной, если, про нее расскажут другие близкие люди, а не только семья… — Реалистичной?! — возмутилась Тентен. Отвести бы этого урода в подвал, и показать стену в царапинах оставленной крышкой от консервной банки. — Вы вообще себя слышите?! Вас волнует хоть что-то кроме грядущих выборов и вашего имиджа?! — Я пошел на это не только ради себя! — Пейн шагнул к ней, яростно испепеляя взглядом. Из проколов возле носа сочилась кровь, его лицо все больше напоминало гротескную маску. — Вы сами бывали в лагере для беженцев? Видели, как там людям живется? Коноха ничего не делает, чтобы решить проблему с расселением, недовольство растет. Разница в отношении властей к коренному населению и мигрантам очень велика. Не будь Кушина как-то со мною связана, вы думаете, стал бы кто-то прикладывать столько усилий ради ее поисков? Очередной приезжий южанин, сколько их таких исчезает тут каждый год? И никто не рвется их спасать! Вы когда-нибудь задумывались о войне, которая сейчас идет в Суне? Отогакуре — страна земледельцев, там никогда не было такой военной мощи, вся их экономика держится на сельском хозяйстве! Один неудачный год, когда не будет урожая — и страна в упадке. Откуда у них взялась такая подготовленная армия? Кто спонсирует эту войну, кто на самом деле проливает кровь в сунийских песках, размахивая отогакурским флагом?! — Тентен потупилась, не ожидав такого напора от всегда сдержанного Пейна. — А я вам скажу кто — это Коноха вместе с остальными союзными государствами. Когда военная мощь Суны достигнет дна, Коноха услужливо возьмет ее под свое крыло, и превратит нашу страну в бензоколонку, бесплатно поставляющую нефть в страны совета. — Пейн взял паузу, чтобы отдышаться. — Так что, пусть вся верхушка этой Конохи хоть наизнанку вывернется, но вернет мою дочь! Все в лагере знают, что она исчезла, и местные за нее глотки перегрызут, потому что она «своя». Поэтому, если в ближайшем будущем в пограничном лагере разгорится пожар восстаний и бунтов, вы знаете, кто высек эту искру, — Пейн кивнул кому-то из своих ассистентов, и направился прочь со своей свитой по длинному коридору студии, оставив Тентен в одиночестве. Она растерянно смотрела ему вслед. После этой бравады пылу нее поубавилось, она была озадачена. Он, правда, назвал Кушину своей дочерью?..***
Над могилой натянули тент, чтобы защитить научную группу от снега и ветра, который разгулялся по старому церковному кладбищу. Ночью были заморозки, и промерзшая земля поддавалась тяжело, чтобы устранить верхний слой грунта потребовалось больше двух часов. Ибики поднял воротник, и шагнул под тент, к Какаши, стоявшему рядом с освещавшим могилу прожектором. — Я поговорил со священником, — Какаши кивнул, продолжая наблюдать, растет земляная куча возле надгробия. — Он сказал, что недавно сюда приезжали два странных типа, назвали себя журналистами. Один из них по описанию похож на Дейдару, который проходит по твоему делу, — он вытянул из кармана сигаретную пачку. — Расспрашивали его о Тоби, и о священнике, который заведовал местной церковью около семнадцати лет назад, — Ибики поднес зажигалку к зажатой в зубах сигарете. — Значит, Тентен оказалась права, и все нити ведут сюда, — вздохнул Какаши. — Мы действительно наделали много ошибок: не проверили те ключи, и… — Да брось, — раздраженно отмахнулся от него Ибики. — Этой юбке просто повезло выйти на след! Сфотографироваться с певицей для газетного выпуска много ума не надо! — его все еще злило, что он проморгал, когда Тентен со своим ненаглядным медэкспертом затеяли эту выходку, и отголоски выговора от Учихи звучали у него в голове до сих пор. — Везение или нет, но она вытащила из висяков сразу несколько дел, — возразил Какаши, — которыми занимались и вы тоже, — их взгляды встретились, и Ибики заметил со стороны Какаши некоторую неприязнь. — Я думаю, вы проработали в полиции достаточно долго, и в состоянии признать, что заблуждались, а не слепо выполнять поручения какой-то «юбки», — он отвернулся от него, и поздоровался с Орочимару, подошедшему к могиле в спецодежде и сумкой с инструментами наперевес. Ибики сощурился, и выдохнул дым, сверля Какаши пристальным взглядом. Они неплохо сработались, Ибики даже искренне думал, что они — одна команда, и размолвки между ними практически не случались. Какаши, как и его отец, Сакумо, тщательно соблюдал правила, и был довольно покладистым, перетащить на свою сторону его было нетрудно. Но сейчас он оскалил зубы, и почти открыто назвал его подкаблучником, сидящем на поводке у Учихи. Ибики раздраженно отпихнул комок темной земли носком ботинка. Это Тентен во всем виновата — задурила Какаши голову, наплела ему про смерть отца черт знает что. Эта дрянь настроила напарника против него, пошатнула его авторитет, выставила на посмешище перед всем департаментом! Ибики снова затянулся, и выдохнул дым через ноздри. Табак помогал взять себя в руки, и вернуть самообладание. Ничего, Микото тоже точит на Тентен зуб, скоро он найдет способ с ней поквитаться. Нужно подождать, пока Учиха остынет, и вернуть себе ее былое расположение. А возможность отыграться за все унижения станет отличным поводом для примирения. Он улыбнулся сам себе, мысли о Микото делали его день немного приятнее. Если бы только ему хватило смелости ухаживать за ней тогда, когда она только пришла в полицию… Но момент был упущен, и она досталась другому. Микото Учиха была единственной женщиной, которая заслуживала уважение в глазах Ибики. Поначалу, он посчитал ее очередной юбкой, помешанной на равноправии полов, пришедшей в полицию, чтобы доказать, что она сможет нести службу наравне с мужчинами. К женщинам Ибики всегда относился пренебрежительно, и терпеть не мог, когда они лезли в «мужские дела». По большей части это происходило потому, что он и сам не пользовался у них успехом, женщины никогда не проявляли к нему интереса. Однако, в этом он себе ни за что не признается. И все же, в мире Ибики, где существовало железное правило «все бабы — дуры» появилось исключение. И этим исключением стала Микото. У нее был суровый, мужской характер, благодаря нему, она потеснила на карьерной лестнице многих коллег, и его в том числе. Он удивлялся, как в этой изящной, хрупкой женщине, умещается такая целеустремленность и властность. Впрочем, на свое нынешнее положение он был не в обиде. Быть в одном штате с Учихой это уже джекпот, все знали, что она отбирает только самых лучших. А то, что за глаза его называли «правой рукой Учихи», Ибики откровенно льстило. Вот если бы Микото обратила внимание не только на его профессиональные качества… Ибики поспешно нахмурил брови, чтобы никто не заметил мечтательного выражения на его, исполосованном шрамами лице. Он протянул руку, и чуть было не потушил окурок о могильный камень, но вовремя спохватился, и бросил его под ноги. Затоптав окурок, он подошел к краю ямы, куда только что спустился Орочимару. На фоне окружавшей их грязи его рабочий комбинезон резал глаза своей белизной. — Гроб слишком ветхий, — Орочимару критически осматривал прогнившую крышку. — Мы не сможем поднять него, не нарушив целостность останков. Так что, работать придется здесь, а взятые пробы мы уже изучим в лаборатории. — Сколько времени это у вас займет? — спросил Какаши, опускаясь на корточки возле могилы, чтобы быть с Орочимару на одном уровне глаз. — Пока я не увидел тело, я не могу вам ничего сказать, — беззаботно отозвался Орочимару. — Так как захоронение относится к довольно позднему периоду, то на быстрый результат я бы на вашем месте не рассчитывал, — он поправил на лице маску. — Та, что погребена здесь, уже никуда не спешит, — он жестом подозвал рабочих, чтобы они помогли убрать крышку с гроба. Хрустнула древесина, Орочимару прикрикнул на помогавших ему парней, чтобы те были осторожнее. Ибики не понимал его трепета перед трупами, но свою работу он выполнял блестяще, и даже самые трудные задачи его не отталкивали, а наоборот разжигали лишь больший интерес. Какаши зажал нос рукавом, и следил за тем, как Орочимару осматривал останки. Ибики видел со своего места костлявые ноги, обмотанные коричневыми лоскутами, когда-то бывшие чулками, старые туфли с непонятным рисунком. Серое платье с грязными манжетами… — Ну, что ж, — Орочимару находился у изголовья гроба и осматривал череп. — Если бы она была Зевсом, то из ее головы вполне могла родиться Афина Паллада, — защелкал фотоаппарат, стоявший рядом фотограф-криминалист принялся за работу. — Удар нанесли тупым предметом, судя по форме входного отверстия и углу проникновения в тело повреждающего предмета, я предполагаю, что это был молоток. Удар был нанесен однократно и стал смертельным. Судя по силе замаха — убийца был значительно выше жертвы, и достаточно физически развит… Какаши слушал Орочимару с нечитаемым выражением лица. Тент трепыхался на ветру, ледяной ветер хлестал по щекам, бросая в лицо снежинки. Ибики недовольно поджал обветренные губы — версия Тентен с каждым словом эксперта становилась железобетонной, проклятая девчонка оказалась права. Он сплюнул себе под ноги, не сдерживая свою досаду. Его обошла какая-то юбка.***
Кисаме потянулся к старому ноутбуку, в который раз испытывая острое чувство безнадежности. Среди хранящихся в нем файлов никак не удавалось отыскать очередную зацепку, похоже, без доступа в интернет компьютер превращался в бесполезную груду железа. Он оторвался от монитора, и обвел усталым взглядом захламлённую комнату. Одежда Дейдары после стирки была развешана на спинке дивана и потёртых креслах, наполняя воздух в комнате запахом химозной свежести. Сам Дейдара, одетый в его футболку, которая сползла ему на плечо, сидел на постели, сложив ноги по-турецки, и возился со старым будильником. Часы работали без батареек, но что-то в их механизме вышло из строя. Завода хватало лишь на короткое время — пять десять минут. После чего минутная стрелка останавливалась, а будильник начинал звонить, до тех пор, пока его не отключали. Дейдара открывал корпус часов, поправлял имеющиеся внутри шестеренки, но это не помогало. Кисаме уже испытывал раздражение от бесконечного трезвона, но забрать будильник у Дейдары он не решался. Тот был настолько поглощен этим монотонным занятием, будто остальной мир вокруг него просто не существовал. Будто не было того подвала, не было почти отрезанной правой руки, не было психопата, выдававшего себя за племянника епископа. В мире Дейдары был только сломанный будильник, прочно завладевший его вниманием. Взгляд Кисаме вернулся к монитору. Он уже пробовал разные варианты в поисковой строке, чтобы выйти среди этого информационного мусора на след Тоби, но ничего не помогало. Он писал имя его сестры, название приюта, имена его жертв — все было без толку. Дзинь-дзинь-дзинь! Будильник в руках Дейдары снова зазвонил, прерывая ход его мыслей. — Перестань, пожалуйста. Дейдара игнорирует его просьбу, ключ на задней панели будильника с треском проворачивается в его механическое нутро. В комнате раздается громкое тиканье, Дейдара ставит будильник перед собой, и загипнотизировано смотрит на движущуюся стрелку. Кисаме вздохнул, и вернулся к изучению папок в компьютере. Похоже, без интернета действительно не обойтись, а в этой дыре, где они сейчас находятся, нет модема, к которому можно было бы подключиться. Можно будет выехать в город, и там присоединиться к какой-нибудь бесплатной точке WI-Fi, в кафе, или где-то еще. А может, стоит все-таки, разжиться мобильником?.. Дзинь-дзинь-дзинь! — Дейдара, хватит, — Кисаме уже не пытался сдержать свое раздражение. — Он не заработает, оставь его в покое, он сломан. — Сломан, — повторил за ним Дейдара, глядя на Кисаме через отверстие в маленькой шестеренке, которую он сжимал между пальцев. Кисаме выжидающе смотрит в ответ, но Дейдара, молча, опускает голову и возвращается к сборке будильника. — Отдохни, — Кисаме отодвигает в сторону осточертевший ноутбук. — Отдохни? — Кисаме хмурится в ответ на неуместное попугайничество, но Дейдара сосредоточенно заводит часы, стрекот механизма разносится по комнате. — Я плыву, — Дейдара ставит перед собой тикающий будильник. — Я плыву, Кисаме, — он устремил на него потухший взгляд. — Я плыву в этих воспоминаниях. Где-то завеса плотнее, и я не вижу ничего, кроме водостока наполненного кровью. А где-то тоньше, и я вижу все. Этот подвал, холодильник… Ты знаешь, что было внутри того холодильника? — Дейдара склонил голову на бок и не мигая, уставился на него. Между ними повисла тишина, в которой громко тикали старые часы, действуя Кисаме на нервы. — Холодильник? — тупо переспросил он. — Нет, я… — Та посылка — лишь часть коллекции, — Дейдара выпрямился. — Коллекция, ага. Это он так ее называет. То есть называл, — поправил себя Дейдара. Коллекция? Коллекция… Коллекция! Дзинь-дзинь-дзинь! Проклятый будильник вновь зазвонил, будто подтверждая правильность его догадки. Кисаме растерянно смотрел, как Дейдара снова принялся заводить часы. Коллекция… только сейчас он осознал, что психопат с пилой был лишь половиной ужаса, который пришлось пережить Дейдаре. Он пытается подобрать слова, чтобы выразить свою поддержку, но все они кажутся такими мелочными и бесполезными на фоне случившейся в их жизни катастрофы. — Я плыву в этих воспоминаниях, — повторил он. — А стоит лишь всплыть на поверхность, как меня начинают звать голоса. Их голоса, ага. И пока я тут вожусь с часами, я ненадолго забываю о том, что плыву, — Дейдара снял с будильника заднюю панель. — И то, что так тебя раздражает, дарит мне несколько минут тишины. Тишины в голове, понимаешь? — Дейдара вцепился в Кисаме тяжелым взглядом, от которого ему стало не по себе. Кисаме выдержал взгляд, и кивнул. Он понимал, что сломанными в этой комнате были не только часы. — Тебе нужно к врачу, — Кисаме заметил, как Дейдара вздрогнул, шестеренки выпали из механизма и покатились по постели, теряясь в складках одеяла. — Я все устрою… — Ты, правда, думаешь, что у них найдется лекарство от этого? — на лице Дейдары возникла кислая улыбка. — Пусть уж лучше сотрут мою память, ага! — он засмеялся. — Тебе хорошо, сидишь как отшельник с этим сраным компьютером, — он принялся шарить ладонями по постели, в поиске выпавших из часов деталей. — А я теперь не могу найти, куда это все задевалось… Кисаме уже не слушал недовольство Дейдары. Он вспомнил, что не проверил еще одно имя, точнее прозвище, и принялся быстро печатать его в строку поиска. Отшельник.***
Длинный больничный коридор, всюду одинаковые двери, Суигетсу идет за медсестрой к кабинету главврача, пытаясь осознать тот факт, что находится в помещении, где за одной из дверей будет она. Его мозг тормозит и отказывается работать, все время, спотыкаясь об эту мысль. Он снова чувствовал себя беспомощным ребенком, добровольно пришедшим в клетку к чудовищу. Он усаживается напротив главврача — высокого парня в очках, с убранными в хвост светлыми волосами. В его кабинете обстановка была на удивление простой и домашней: уютные кресла, картины с деревенским пейзажем, чередующиеся с дипломами и сертификатами, подчеркивающими высокий статус заведения и медицинского персонала. На столе у доктора стояли всякие сувениры, привезенные из различных поездок. Все это, в купе с добродушным лицом врача немного его успокоило. — Чем я могу вам помочь? — услужливо поинтересовался Кабуто. Его имя Суигетсу прочитал на золотистом бейдже, приколотом к медицинскому халату. — Я здесь потому что…- Суигетсу с трудом подбирал слова, он не мог сходу спросить о Тоби, чтобы не вызвать лишних подозрений. — Мне нужно… — Да, мне уже передали, — Кабуто понимающе закивал. — Недавно я назначил иной курс лечения, и подобрал другие лекарства, — он сделал несколько кликов мышью, чтобы открыть медицинскую карту пациента в своем компьютере. — Но ее состояние по-прежнему является необратимым, — он вздохнул, чтобы обозначить свое сочувствие. — Мне жаль. После того, что произошло с ее сыном, она находится в состоянии кататонии, которое чередуется со вспышками немотивированной агрессии по отношению к персоналу и другим пациентам. У нее отдельная палата, и нам приходится ограничивать ее подвижность, — Кабуто использовал обтекаемые формулировки, но Суигетсу понял, что речь идет о ремнях на кровати и смирительной рубахе. — Чтобы она не могла навредить себе или окружающим. Так, — Кабуто взял паузу, ожидая, что Сугетсу как-то выразит свое отношение к сложившейся ситуации, но он молчал. — Вы хотите ее увидеть? Нет! Только не ее! — Да, — Суиегетсу заставил себя кивнуть. — И я еще хотел бы встретиться с Тоби, — быстро продолжил он, чтобы не выдать своего замешательства. — Он был волонтером в «милосердных сердцах», и навещал нашу семью, когда… это все случилось. Мы так ему благодарны. Он же работает здесь санитаром, верно? — Суигетсу через силу улыбнулся. Кабуто удивленно взглянул на него поверх очков, и что-то набрал у себя в компьютере. — У вас немного неточная информация, — деликатно поправил его главврач, — Тоби не был сотрудником нашей больницы. Он был пациентом.***
Полоса загрузки замигала, показывая, что совпадение найдено. Это была таблица, похожая на бланк заказа из интернет-магазина. В длинном списке причудливых имен, наверняка псевдонимов, взятых с какого-то интернет-форума был некий «Отшельник». Кисаме смотрит на дату: примерно месяц назад этот Отшельник заказывал… Черт возьми, что это?! Он выругался, стараясь удержать рвущуюся наружу злость и отвращение. — …"невысокие, без волос на теле…" — он не заметил, как Дейдара подошел сзади, и теперь стоял, перегнувшись через спинку дивана. Нависнув над плечом Кисаме, он читал выделенный текст. — Это что, то, о чем я думаю? — он нервно перекатывал между поцарапанных пальцев найденную шестерёнку. — Да, — мрачно подтвердил Кисаме. — Это заказ на детскую порнографию. Похоже, его сделал человек, работавший когда-то в приюте. — Это дерьмо еще и с доставкой на дом! — возмутился Дейдара, ткнув пальцем в колонку с адресом. — Что ты сидишь?! — он выхватил ноутбук из рук Кисаме. — Давай, собирайся, ага! Поедем к этому ублюдку, я ему покажу «невысоких и без волос на теле»! Апатия сменилась вспышкой ярости. Дейдара метался по комнате, обуреваемый жаждой деятельности, подбирая разбросанные по углам вещи. На его постели валялся разобранный будильник, и, глядя на него, Кисаме подумал, что разум Дейдары напоминает тикающую бомбу. И теперь его задача не дать этой бомбе взорваться.***
— П…пациентом? — запинаясь, переспросил Суигетсу. Ответ Кабуто просто не укладывался у него в голове. Не может быть, это какая-то ошибка! — Да, — тот кивнул, сцепив пальцы перед лицом в замок. — Тоби проработал санитаром совсем недолго, и вскоре был определен сюда в качестве пациента. А распространяться о его состоянии и дальнейшем ходе болезни я не могу, — Кабуто улыбнулся краем рта. — Сами понимаете, это врачебная тайна. Суигетсу смотрел невидящим взглядом куда-то мимо врача. Тоби был пациентом психиатрической клиники… Как он тут оказался, чем он был болен? Его выписали? Или он сам сбежал отсюда? А если он смог сбежать, значит, и сука-убийца тоже сможет?! — Идемте, — Кабуто осторожно дотронулся до его локтя, прервав эти хаотичные размышления. — Я провожу вас к ее палате. Суигетсу заторможено шел следом за Кабуто, и не мог поверить, что действительно, после всего, что было, собирается встретиться с ней. Увидеть ту тварь, чьи руки искромсали тело его брата, и несколько раз пытались убить и его самого. С каждым шагом реальность будто сползала с него кожурой. Полы и стены таяли, смешиваясь друг с другом. Ему казалось, что в коридоре, напротив заклятой двери стоит его брат, с распоротым горлом и мертвыми глазами. Кагомэ, Кагомэ, птичка в клетке, Когда, когда же ты выйдешь? На исходе рассвета Цапля и черепаха поскользнулись. Кто стоит у тебя за спиной? Голос Мангетсу поет у него в голове, он слышит шорох закрываемой двери. — Ей недавно вкололи успокоительное, это сильные седативные препараты. Оставлю вас наедине, — Кабуто блеснул очками и исчез в дверном проеме. Кто стоит у тебя за спиной? Голос брата эхом разносится по палате, возвращая ему реальность. Его зовут Суигетсу Хозуки. И у него дела. Он стоит, не решаясь подойти к койке, на которой лежит поседевшая женщина. Суигетсу смотрит на больничную рубаху с монотонным рисунком, на ремни, надежно стягивающие запястья. Похоже, что она спит, а разговаривать с ней он не собирался. Он уже увидел достаточно, и может просто уйти… Неожиданно тело на постели зашевелилось, заставив Суигетсу замереть на месте. Она его заметила! Сука-убийца проснулась! Нужно бежать! Инстинкты самосохранения выли о том, что ему нужно спасаться бегством. Он развернулся, сделал шаг к двери, потянулся к дверной ручке. Животный испуг, который он всегда испытывал перед этим человеком, подгонял его быстрее выскочить из палаты, найти укромное место и там спрятаться. Где-то в зазор между страхом попадает мысль о том, как по-идиотски он будет выглядеть, если сейчас спрячется под столом в кабинете Кабуто. Мне же почти тридцать лет, что я делаю?, спрашивает он сам себя, и ответ находится с поразительной легкостью. Страх испытывал тот, десятилетний Суигетсу-ребенок, который почему-то забыл, что он уже давно вырос. Он остановился, и отошел от двери. Он не уйдет отсюда вот так просто, потому что струсил. Сейчас все зависит только от него. Ведь у него дела. Женщина на постели повернула голову в его сторону. На него устремился мутный взгляд, и вопрос, который она задала своим надтреснутым голосом, пронзил между ними пространство, как выстрел: — Мангетсу?.. Это ты? Конечно, она приняла его за него. Мангетсу был ее любимым сыном, они с братом были похожи. Суигетсу сделал еще один шаг в ее сторону. Слишком похожи. И он сделал все, чтобы усилить это сходство. Он нарастил клыки, сделав их как у Мангетсу, игнорируя предупреждения дантиста, что потом, к нормальному состоянию вернуть зубы, он уже не сможет. На нем был джемпер, фиолетовый — любимый цвет его брата. Он стриг волосы, не позволяя себе делать их длиннее или короче — прическа должна быть такой же, как у Мангетсу. Иногда, глядя в зеркало, Суигетсу сомневался — видит ли он себя, или это все-таки его брат смотрит на него в отражении. Может, он уже давно умер? Может, мы все уже давно умерли?.. Так или иначе, он не допускал никаких отклонений, от того образа брата, что был записан ему на подкорку с ранних лет. Он сознательно поставил себе эти рамки, потому что знал: эта схожесть непременно разобьет ей сердце во второй раз. Все это время он готовился к той самой, последней встрече, но как бы он не старался, он все равно чувствовал себя уязвимым перед этой, лежащей на койке старухой. Еще один шаг, он стоит перед кроватью вплотную. Сосредоточиться. Посмотреть злу прямо в глаза. — Нет, мама. Это Суигетсу. Покрытое морщинами лицо матери, которое всего секунду назад было расслабленным, и улетевшим от принятых лекарств, перечеркнула такая злоба, что Суигетсу невольно отшатнулся. — Дьявол! — она стала извиваться на постели, комкая простыни. — Проклятущее отродье! — Суигетсу видит, как ремни врезаются в ее кожу, если бы не они, мать давно бы вцепилась ему в глотку. — Дьявол забрал моего мальчика! Это все ты!.. — женщина стала биться затылком о подушку. — Ты убил моего Мангетсу! Повинуясь нахлынувшему порыву, Суигетсу схватил ее за волосы, и заставил смотреть себе в глаза: — Нет, мама, это я не я. Это ты его убила. Он прошипел ей это в лицо, глядя, как ее глаза заволакивают слезы, не испытывая при этом никакой жалости ни к ней, ни к себе. Когда у тебя все забирает скорбь и чувство вины, как-то не остается места для сострадания и сочувствия. Он отпрянул от кровати, наблюдая, как мать бьется в судорогах. Эта фраза припечатала ее к реальности, в которой она убила родного сына, и довела ее до припадка. Похоже, у нее началось удушье из-за эпилепсии, или язык запал, перекрыв дыхательные пути… Впрочем, причины Суигетсу волновали меньше всего. Хоть он и сам врач, и умеет оказывать первую помощь, у него не было никакого желания спасать корчащуюся на постели женщину. Он равнодушно смотрел, как она ворочает вытаращенными глазами, от невозможности вдохнуть, как под ней на постели расползается мокрое пятно… Суигетсу развернулся, и молча, вышел в коридор, он увидел достаточно. У него еще оставались дела, которые необходимо завершить. — Доктор Якуши! — в панике закричала медсестра, заглянув после него к матери в палату. — Доктор Якуши, скорее сюда! Кабуто промчался мимо Суигетсу по коридору в сопровождении санитаров. Его кабинет оказался не заперт, и, осмотревшись по сторонам, Суигетсу прошмыгнул туда. Он подошел к компьютеру, на мониторе мигал какой-то медицинский отчет. Суигетсу открыл клиентскую базу, программа была похожа на ту, которой они пользовались, работая в морге и в лаборатории. Он набрал в строке поиска имя «Тоби», и как только высветился результат, нажал на кнопку «печать». — Скорей ты, — подгонял он гудящий принтер, который неторопливо изрыгал из себя распечатанные листы. Суигетсу схватил стопку бумаг и сунул ее под кофту в тот момент, когда мать, лежа на своей койке, издала последний вздох. Он вышел из кабинета главврача, и медленно побрел к выходу. Возле самых дверей его догнал голос Кабуто. — Подождите! — врач подошел к Суигетсу. — Сожалею, но у меня для вас плохие новости… Суигетсу слушал его объяснения о внезапной асфиксии, стараясь держать лицо расстроенного сына, когда внутри него разливалась странная эйфория. — Спасибо, что сообщили мне, — он ловит себя на том, что разговаривает сейчас совсем как его отец во время деловых встреч связанных с бизнесом. Врач не обратил на это внимания, решив, что Суигетсу слишком шокирован внезапной смертью матери. — Я скажу своему отцу, мы решим этот вопрос… Отвесив порцию соболезнований и дежурного сочувствия, Кабуто, наконец, позволил ему уйти. Суигетсу вышел на парковку, и глубоко вдохнул морозный воздух. На смену дождю пришел снег, с неба падали редкие снежинки. Он сел за руль мотоцикла, и выехал с территории больницы, выжимая максимальную скорость. Он ловил кайф от темной дороги, с вереницей фонарных столбов, от холодного ветра, от того, как мимо проносятся машины, едва не задевая его. Впервые мир казался не картонкой, искусственной картинкой приправленной фоновым шумом, а живым, настоящим. Суигетсу останавливается перед светофором, его цвета неожиданно поражают своей яркостью. Неужели, так было всегда?.. Он смотрел на окружавший его мир, и будто видел его впервые. И ему чертовски нравилось это чувство. Суигетсу гнал вперед, оставляя позади пустынную трассу, приближаясь к шумному, подсвеченному огнями городу. Он чувствовал себя сукой-убийцей. Он чувствовал себя хорошо.