***
Какузу растирал запястья, обводя взглядом трупы в каюте. Хидан перевязал его рану на боку, она была неглубокой, и все же напоминала о себе тянущей болью. То, что они здесь устроили, никак не спишешь на самозащиту, как минимум, им предъявят обвинение в непредумышленном убийстве. Учихе нужен повод, чтобы его посадить, а Какузу не собирался давать ей этого повода. Во всяком случае, сам он готов был к тому, что на него спустят всех собак, когда они с девчонкой объявятся в лагере. Но Хидана он обязан протащить через это дело не как соучастника, а как свидетеля. Поэтому, остаток ночи на пароме придется посвятить уборке. — Как они узнали, что мы здесь? — Хидан содрал с постели простынь и накрыл тело громилы с алой точкой во лбу на месте выстрела. — Следили за нами на пристани? Из душевой слышался плеск воды, Кушина приводила себя в порядок, не обращая внимания на труп задушенного парня, лежавший у ее ног. Все они пребывали в состоянии расслабленного спокойствия, будто пять минут назад здесь не было никакой резни, и три смерти, произошедшие в этой каюте, были в порядке вещей. — Даже если за нами следили, — Какузу подобрал с пола пистолет, и стал вытирать его влажным полотенцем, — на пароме более тысячи пассажиров, и нужную каюту здесь можно искать всю ночь, — он вложил пистолет в руку парню, которому недавно перерезал горло. — Думаю, они поднялись на борт во время вечерней стоянки в Амегакуре. Они знали, в какой мы каюте, им это было известно заранее. А чтобы это узнать, нужно быть в курсе того, какие имена были указаны в билетах, а, следовательно, и в фальшивых паспортах. Доступ к электронной базе это уже дело техники. А кто сделал для нас паспорта? — он, косо усмехнувшись, взглянул на Хидана. — Хаку! — Хидан нахмурился, и стукнул кулаком по матрасу. — Вот паскуда! Сначала помог, а потом подставил! — Ему было нужно, чтобы мы убрались из Конохи, — Какузу искал взглядом ножницы, чтобы девчонка не добралась до них первой. — А все, что будет с нами дальше — не его забота. Думаю, он взаимодействовал с похитителем, но сам, напрямую, к похищению не причастен. Во всяком случае, он не знал, кого ублюдок избрал своей целью. Против Пейна он бы точно не пошел. — Ты как будто его защищаешь, — Хидан сел на постель, и стал разминать больную ногу. — Из-за него нас чуть не убили! Тебя это разве не задевает? — он возмущенно смотрел на Какузу, не получив ожидаемой реакции. — Хидан, обиды — это удел женщин и слабаков, — Какузу потянулся к ножницам, заметив их за спинкой кровати. — А я не отношу себя ни к тем, ни к другим. Хидан не мог беспристрастно судить о случившемся, его переполняли эмоции, поступок Хаку он расценивал как предательство. Когда Какузу понял, откуда дует ветер, то разозлился. Он злился на Хаку, но больше всего — на себя, за то, что не заметил все эти аномалии раньше. Он хотел защитить Хидана, и упустил эту змею, Хаку, из виду. Затронули его личные интересы, и, как и сказал ему однажды этот болтливый медэксперт Хозуки, он стал необъективным, а нужно было смотреть на вещи шире. Хаку вел эту игру с самого начала, он расставил свои сети с того момента, как Какузу оказался у него в салоне, и рассказал что ищет пропавшую девочку. Все эти слова и улыбки… Он устало прикрыл глаза, вспоминая о бьющейся жилке на шее Хаку, и сколько раз он упустил свой шанс остановить ее ритм навсегда. Какузу анализировал ситуацию, отсекая эмоции: он совершил ошибку, и нужно на ней учиться, сделать для себя определенные выводы. Все-таки он криминолог, более тридцати лет в профессии, один из лучших специалистов в своей области. Самолюбие приятно грел тот факт, что Хаку пришлось изрядно попотеть, чтобы обвести его вокруг пальца. И все же до конца Хаку не преуспел, раз Какузу удалось его раскусить. Фальшивые паспорта, смерти в интернате, дефиле с Учихой на глазах репортеров… Перед Хаку стоял ряд задач, и он с ними блестяще справился. И вот тут у Какузу возникло две версии развития событий. Первая, и наиболее очевидная — у Хаку с похитителем сделка, и он получает от него что-то взамен за свои услуги. Вторая версия не нравилась ему больше всего. Если предположить, что Хаку выполняет приказы похитителя напрямую, следовательно, им руководит некая шишка из разведки или иной подпольной организации. Если ублюдок в оранжевой горнолыжной маске лидер некой разведгруппы, что, учитывая его военное прошлое, может быть вполне вероятно, то выйти на него будет очень трудно, если не невозможно. — У этих недоумков были только ножи, и никакого другого оружия, — Какузу кивнул на трупы. — Это не уровень Хаку: если бы сюда пришел он, или кто-то из его команды, мы были бы давно мертвы. Парни были подготовлены максимум, в дворовых драках. Тот, кто подослал их сюда, либо излишне самонадеян, посчитав, что этих отморозков будет достаточно, чтобы нас остановить, либо не имел в своем распоряжении бойцов получше. — Да мы и сами так себе бойцы, — Хидан поморщился, наступив на больную ногу. — Если бы не колено, я бы так этого придурка отделал, у! — Хидан замахнулся на лежавший перед ним труп. — И, тем не менее, мы живы, а они нет, — Какузу покачал головой. — Хотя, стоит, признать, без девчонки наши шансы на успех стремились к нулю, — он вспомнил, как Кушина расхохоталась, прикончив здоровяка, и убрал ножницы с погнутыми лезвиями подальше, спрятав их под тело парня, которого недавно зарезал. — Капец, ты бы ее видел, когда она очнулась с этими ножницами! — Хидан подобрал с пола книгу по сунийскому языку. Пролистал, а потом завис, вспомнив что-то. — Какузу, — Хидан поднял на него растерянный взгляд. — Этот парень, которого я укокошил в душе, говорил про какое-то «Гедо Мазо», и что там все про нас знают. Что это, нахрен, значит? — «Гедо Мазо»? — Какузу нахмурил брови. — В первый раз слышу, — он был уверен, что не встречал такое название раньше, и делает в уме заметку разузнать об этом побольше. Девчонка вышла из душевой с чистым лицом и застиранной одеждой. Она села на корточки возле входа, и стала собирать в мусорное ведро осколки, оставшиеся от чашки. Хидан замывал пятна на своей рубахе, Какузу очищал ножи от крови, и думал о том, что им нужно сойти на берег одними из первых, чтобы горничные нашли тела уже после того, как они покинут паром.***
Дейдара прошел в просторный кабинет, отделанный старой, растрескавшейся кафельной плиткой. Возле стены стояла застеленная каталка, рядом с ней располагались полки с медикаментами. Пожилой врач, со стремительно редеющей седой шевелюрой, отложил в сторону медицинские карты, и попросил его раздеться. Дейдара согласился на этот осмотр, только потому, что не был уверен в том, что ему хватит выдержки находиться рядом с ублюдком, растлевавших беззащитных, осиротевших девочек. — Что с вами случилось? — спросил врач, рассматривая его синяки на ребрах, и гематомы на лице. Он снял покрывшийся желтоватыми пятнами бинт с предплечья и покачал головой, увидев состояние раны. — Здесь придется накладывать швы. Дейдара раздраженно завел за спину отросшие волосы. Он не придумал для медиков никакого правдоподобного объяснения полученным увечьям. На противоположной стене висел календарь, с фотографией катавшегося по заснеженным склонам сноубордиста. Дейдара несколько секунд его разглядывал, и решение пришло в голову само собой: — Неудачный трюк на рампе. Упал со скейтборда. — И часто у вас случаются подобные «неудачи»? — доктор добродушно улыбнулся, но Дейдара видел, что он не поверил ни единому слову. — Нет, не часто, — он недовольно поджал губы. — Не хочу об этом говорить, ага. Врач вздохнул и стал обрабатывать предплечье антисептиком. Дейдара поморщился, когда ему вкололи обезболивающее, а когда медик стал перебирать вынутые из автоклава инструменты, из-за металлического лязга у него возникло мучительное чувство дежавю. Подвал, гудящий холодильник, голоса, кричащие из стен… — …помощь? — доктор что-то у него спросил, но Дейдара, из-за нахлынувших воспоминаний прослушал вопрос, и в недоумении смотрел на врача. — Вам нужна помощь? — повторил тот, вынимая из упаковки хирургическую иглу. — Я могу позвонить в полицию, — он кивнул на стоявший у него на столе проводной телефон с громоздкой трубкой и кнопками. — Полицию? — Дейдара удивленно вскинул брови. — Причем тут полиция? Нет, не нужно никуда звонить! — он помотал головой. — Я хотел сказать, — врач понизил голос, и дотронулся до занемевшего предплечья Дейдары, — Что если мужчина, который привел вас сюда, к чему-то вас принуждает: секс, наркотики, и так далее, то мы можем сообщить, куда следует, и вам помогут. Вам не нужно бояться, мы все… До Дейдары только теперь дошло, что сердобольный врач считает его проституткой в плену у сутенера, и готов звонить во все колокола, чтобы его спасти. Еще и буклет этот на первом этаже дали… — Вы думаете что я, то есть он… — Дейдара не выдержал, и фыркнул от смеха. На фоне всего, что творилось в их жизнях, это предположение казалось настолько нелепым, что оставалось только рассмеяться над наивностью доктора. — Нет, господи, ничего подобного! Я, конечно, выгляжу более паршиво, чем обычно, но я не эскортник какой-нибудь, вовсе нет! — Отрадно слышать, — врач сделал первый стежок, кажется, он действительно, ему верил. — И все же, странно, что солидный, хорошо одетый мужчина приводит сюда избитого подростка, вы не находите? — Я не подросток, ага, — Дейдара недовольно покосился на медика. — Мне больше двадцати, и тот, с кем я сюда пришел, меня не трогал. Меня не насиловали, и не накачивали наркотиками, — он решил избавить врача и себя от дальнейших домыслов. — Просто несчастный случай на рампе, вот и все. — Вы не боитесь, что этот «случай», может повториться? — доктор придерживал пальцами края раны, протаскивая между ними нить. — Простите за назойливость, но я не могу закрыть глаза на то, что вы едва не лишились руки. Руки. Перед внутренним взором снова проносится кладбище рук в холодильнике, чемодан, наполненный детской одеждой, видеокассета… Возможно, если бы в приюте были такие же неравнодушные люди, как этот доктор, он не находился бы сейчас здесь, а Рин была бы жива. Дейдара покачал головой, и не ответил. Если бы врач узнал, при каких обстоятельствах он на самом деле получил эту рану, то бояться пришлось бы ему.***
Палата была рассчитана на восемь пациентов. Кисаме шел между рядами пустых, заправленных коек к самой последней, отделенной ото всех ширмой. Судя по очертаниям, за ней располагалась постель, на которой лежал человек. Джирайя Кобаяси был высоким пожилым мужчиной, изрядно растерявшим мышечную массу из-за вредных привычек: постоянной выпивки и курения. Его кожа была желтоватого цвета, выдавая болезни печени и гепатит. К телу были подведены различные трубки от громоздких медицинских приборов, стоявших возле кровати. Из-за них он походил на самогонный аппарат, который Кисаме видел во время расследования дела о смерти фермера, в одном из пригородов Конохи. Похоже, конструкция поддерживала его почки и выделительную систему в рабочем состоянии. — Пришли все-таки, — Джирайя улыбнулся, обнажив пожелтевшие зубы. — Я думал, этот парень мне набрехал, и сюда никто так и не явится, — он пытался держаться непринужденно, но Кисаме видел, что за всем этим напускным спокойствием скрывается гримаса боли. — Зачитаете мне права, или арестуете сразу? Этот парень?.. — Нет, что вы, — Кисаме понял правила игры, и улыбнулся в ответ. — Я не из полиции, — он поднял ладони в примиряющем жесте. — Был полицейским, но не срослось, проработал совсем недолго. Вы ведь тоже часто меняли профессии? — он отодвинул ширму, и сел на свободную кровать напротив. — Да, жизнь помотала, конечно, — согласился Джирайя. — Но так и не нашел своего призвания, и теперь лежу здесь, — он указал взглядом на трубки. — Мне совсем недолго осталось, врачи говорят, протяну пару еще пару месяцев, не больше. — Может, своего призвания вы так и не нашли, — Кисаме косо усмехнулся, — но зато никогда не изменяли своим вкусам. Видел вашу коллекцию, — он старался держать ровную интонацию, чтобы собеседник не догадался, как его воротит от того, что они сейчас будут обсуждать. — Ту, что в чемодане, — пояснил он, отсекая все возможные уловки. — Весьма впечатляет. — Ты тоже успел в нем порыться? — Джирайя недовольно закатил глаза. — Никакой личной жизни в этой дыре, — он засмеялся над своей шуткой и закашлялся. — Вы зря ждете, что я раскаюсь, — продолжил он, отдышавшись. — Эти маленькие шлюхи сами этого хотели. Хотели моего внимания. Я работал сторожем, жил там же, при приюте. Они постоянно путались под ногами, «Отшельник, выходи, поиграй с нами!» — Джирайя заговорил писклявым голосом, подражая девочками, чью одежду он хранил у себя уже несколько лет. — Придурочные, придумали мне эту кличку, — он усмехнулся. — И вы давали им то, что они заслуживали, — закончил за него Кисаме, покачав головой. Джирайя типичный насильник: трусливый, жалкий тип, оправдывающий себя тем, что жертва «сама этого хотела» или «она провоцировала меня, и сама во всем виновата». Одинокие дети нуждались во внимании взрослых, которые должны были заменить им семью, и этот урод просто пользовался ими, без зазрения совести. Он вел обычный образ жизни: ничем не выделялся, жил в нищей, обшарпанной квартире, и никто понятия не имел, что это не просто постепенно спивающийся алкоголик, а педофил, насильник и свинья. — Да ты бы их видел! — возмущенно продолжил Джирайя. — Их блядские ужимки, то, как они одевались! Одна вообще хотела меня шантажировать! — он поморщился от боли, попытавшись сесть в постели. — Шантажировать? — переспросил Кисаме. — Хотела рассказать о ваших, — он задумался, подбирая слово, — отношениях? — Эта дура залетела, — хмыкнул Джирайя, — а мне не нужны были проблемы. Я предлагал ей деньги, чтобы она пошла и сделала аборт… — Но она отказалась? — Кисаме уже знал, каким будет финал этой истории, и испытывал бессильную злость. На себя, на лежавшего перед ним ублюдка, на обстоятельства. — Она хотела оставить ребенка, и собиралась всем рассказать, что я являюсь отцом, — недовольно закончил Джирайя. — Поэтому ты от нее избавился? — Джирайя кивнул. — А с остальными зачем разделался? — Я имел неплохие деньги за свои фильмы, — ответил он. — Тогда не было интернета, и подобные материалы достать можно было с трудом. Были люди, заинтересованные в регулярных поставках, и я не мог потерять такую золотую жилу. Я оставлял видеокассеты и фотографии в специальном тайнике, и все шло гладко, пока эта дура не заикнулась о своей беременности, — он раздраженно стукнул кулаком по матрасу. — Пришлось повозиться, но результаты того стоили. Достаточно угостить этих идиоток домашним вином, как они сразу расслабляются, чувствуют себя такими взрослыми, — он скривил потрескавшиеся губы в усмешке. — Я бы их и не трогал, но эти маленькие шлюхи стали болтать, что Куми не могла просто взять и исчезнуть. Эта дура успела растрепать им обо мне и ребенке! — Ты боялся, — Кисаме уже не мог придерживаться натянутой вежливости, — что слухи дойдут до директрисы, и она прогонит тебя с нагретого места? — Директриса? — переспросил Джирайя, и расхохотался, тут же схватившись за бок, к которому была подведена одна из трубок. — Бивако все прекрасно знала с самого начала! И остальные тоже! Когда она поняла, сколько денег она может срубить, если поставлять детей напрямую ценителям подобных фильмов, то уже сама заключала сделки, а остальным приплачивала за молчание! Она всем позатыкала рты: в приюте в основном работали мигранты и нелегалы, ну, кто туда еще пойдет за такие зарплаты? Если б они заикнулись полиции, их всех бы, нахрен, депортировали! Даже ее набожный брат, ходил, строил из себя святошу, — Джирайя прокашлялся, — а сам втихаря развлекался с теми, кто помоложе! А потом Бивако решила хапнуть казенные деньги, которые ей на «одаренных детей» выделяли, на том и погорела. Начались проверки, в приют зачастила полиция, поэтому пришлось мне сняться с места и уйти, чтобы не рисковать. Кисаме едва не обхватил голову руками, таких масштабов катастрофы он не ожидал. Детей сбывали в сексуальное рабство, а он мог этому помешать, но доверился священнику, который сам же и покрывал убийство, и наверняка имел часть этих грязных денег! — Одна из девчонок узнала, где был твой тайник, — Кисаме вернулся к тому, ради чего он сюда и приехал. — С ней ты тоже делал свое «кино»? — его глаза сузились в щелки. — Эта сука сводила меня с ума, — в глазах Джирайи исчез блеск, и больше не было никакого намека на улыбку. — Она была непохожа на своих подруг, которые постоянно крутились возле моей подсобки, где я жил. Она была другой, — по его лицу пробежала тень. — Мир должен сказать мне спасибо за то, что я избавил его от этой гребаной психопатки! — Психопатки? — переспросил Кисаме. — Мы говорим о двенадцатилетней девочке… — Послушай, — перебил его Джирайя. — Бывает такое, когда в твой дом пробирается кто-то посторонний. Ты его не видишь, но чувствуешь, что ты не один, — Кисаме кивнул, соглашаясь. Он и сам недавно испытал нечто подобное на мансарде, засидевшись допоздна с документами. — Эта дрянь следила за мной! Нет, ты не понимаешь, — Джирайя сжал кулаки. — Это не просто подглядывание за тобой в замочную скважину. Я находил ее гнезда у себя в спальне, прямо за развешанной в шкафу одеждой! Она порхала из комнаты в комнату, стоило отвернуться. Я видел ее следы за диваном, под ванной: остатки еды, обертки от конфет. Я проверял каждый угол, заглядывал под мебель, но не было никакой гарантии, что она не проберется снова, туда, где ты только что посмотрел. Я мог просидеть дома весь день, и все равно не обнаружить ее. Она была умна и терпелива, и знала мою подсобку лучше, чем я когда-либо мог узнать. Я до сих пор думаю, что эта мразь нарочно позволила себя поймать той ночью, ведь до этого она так хорошо пряталась. И знаешь что? — он взглянул на Кисаме. — Она улыбалась! Просила меня не убивать ее, а сама улыбалась, мать твою, улыбалась! Смеялась мне в лицо! Мои подруги никуда не исчезали! Я знаю, что Отшельник сделал с ними! У него тайник возле 3 слухового окна на крыше. Скорее, заберите оттуда все, и передайте в полицию! Кисаме устало потер переносицу. Рин действительно следила за убийцей, в своих умозаключениях он оказался прав. Была ли она настолько хороша, как говорил Джирайя, или он преувеличивал, и это очередная ложь, попытка выгородить себя?.. И все же, ее смерть не была напрасной, раз он все-таки добрался сюда, хоть и спустя столько лет. — Так или иначе, она рассказала правду своему брату, — начал он. — И тот… — А, брат, — отмахнулся от него Джирайя. — Он был у меня недавно, спрашивал, где я зарыл этих сучек. Сказал, что директриса мертва, и правда выплыла наружу. Вот только с арестом вы опоздали, я все равно скоро отправлюсь на тот свет. Но я буду не против, если откинусь в тюремной больнице, а не в этой богадельне. Думаю, там кормят получше, и общество поинтересней, — усмехнулся он. Тоби не стал убивать этого жалкого, ничтожного человека, видя, что смерть только подарит ему избавление от болезни. Он хотел восстановить справедливость, и узнать, где были спрятаны тела погибших в приюте девочек. Таков был его первоначальный план? И что он собирался делать дальше?.. Кисаме вздохнул, пытаясь уложить в голове все, что он здесь услышал. Стены будто подступали со всех сторон, чувство вины обрушилось ему на плечи всей своей тяжестью. Перед ним лежал человек, сделавший столько зла, что даже смерть покажется слишком мягким наказанием. Поэтому, лучше оставить все как есть: Джирайя будет доживать свой век в больнице для бедных, а его внутренние органы постепенно будут отказывать один за другим. — Да, жаль, что в тюрьму ты все-таки не попадешь, — Кисаме поднялся, и уперся ладонями в прикроватную тумбочку, нависнув над Джирайей. — Ты бы коротал свои дни в бетонной коробке с серыми стенами и решеткой на окнах. Каждый гребаный день своей жизни, пока не сдохнешь, — продолжил он с все большим отвращением в голосе. — И, уверяю тебя, «интересное общество» относилось бы к тебе как к падали. А среди них нашлась бы парочка огромных, потных парней с гигантскими членами наперевес, которые оттрахали бы тебя так, что день с ночью сливался, а потом бы сказали: «О, так ведь он сам этого хотел!» — Кисаме выпрямился. — Так что радуйся, что твоя никчемная жизнь завершится здесь, в этой забытой богом дыре, и в полном одиночестве, как и полагается Отшельнику. Джирайя сверлил его злым взглядом, не находя, по всей видимости, впечатляющего ответа. Кисаме подобрал брошенную на соседней постели куртку, и развернулся, чтобы уйти.***
Когда доктор закончил, и наложил на предплечье чистую повязку, Дейдара поблагодарил его, и, наконец, вышел за дверь. Он спустился на первый этаж, но Кисаме нигде не было. В коридорах и вестибюле было пусто, медсестра, которая дала ему буклет недовольно проворчала, что ей не дают пообедать, и ничего не ответив, ушла в служебное помещение рядом с лестницей. Дейдара недовольно смотрел ей вслед, мстительно думая, что будь на его месте Хидан, он бы ее так отчихвостил, что она бы забыла куда шла. Хидан всегда находил, что ответить, в отличие от Дейдары, который обычно терялся в подобных ситуациях. — Кажется, я видел, как ваш спутник прошел в вон ту палату, — ответил санитар в зеленой спецодежде, когда Дейдара обратился к нему. Он махнул рукой в конец коридора, и исчез за одной из дверей. Дейдара направился туда, прислушиваясь. За деревянной дверью он слышал голос Кисаме, значит, санитар не ошибся, он действительно был там. Он бесшумно проскользнул внутрь, его с порога встретил запах медикаментов и старческих миазм. Кисаме сидел в конце помещения, на свободной койке, а его собеседник лежал на соседней кровати. Они не заметили, как он вошел, и были полностью поглощены разговором. — …эти маленькие шлюхи… Незнакомый голос эхом отдавался в ушах. Дейдара замер, осознавая, что слышит его, слышит голос убийцы. — …все прекрасно знала с самого начала! И остальные тоже!.. Он чувствовал, как реальность вновь расползалась: из-под ног уплывал пол, стены выстраивались в ряд, покрываясь влажным кафелем. Дейдара ощущал запахи мыла и сырости. Слышал, как из лейки над головой капала вода, а рядом, прижавшись к его боку, шумно дышал Хидан. Видел темные ботинки в зазор между полом и дверью, и туфли с цветочным рисунком. Не надо, пожалуйста! Я ничего никому не скажу! — …эта мразь нарочно позволила себя поймать той ночью… Просила меня не убивать ее, а сама улыбалась, мать твою, улыбалась!.. Он подошел ближе. Видел, что этот человек говорил, но слова еще не прозвучали, они зависли в воздухе. Мразь. Улыбалась. Водосток наполнялся кровью. Кровь начинала стучать в ушах. Дейдара чувствовал, как его тело стало гореть, как участилось сердцебиение, разнося по организму адреналин. Намерение, смутно вырисовывавшееся в голове все эти дни, обрело форму, и стало твердым, как камень. Жгучее желание действовать заставило его ускориться. Перед глазами пронеслись наполненный кровью водосточный желоб, кладбище рук в холодильнике, голоса, зовущие из стен, чемодан с детской одеждой, видеозапись… Дейдара больше не сопротивлялся, когда этот вихрь подхватил его, и стал уволакивать за собой в бездну.***
Когда он повернулся к двери, то увидел Дейдару. Тот стремительно приближался, не замечая, что натыкался по пути на кровати. Он упрямо стремился вперед, как поезд, сошедший с рельсов, а в глазах у него горело пламя, жгучее пламя ненависти. — Ты! — Дейдара с разбега запрыгнул на постель Джирайи. Его волосы и полы куртки развевались в воздухе, он вцепился в старика как хищная гарпия. — Не смей так о них говорить, ага! — он ударил кулаком подушку возле его лица. — Это ты — мразь! Та самая мразь! Кисаме видел, что бомба, которую таил в себе разум Дейдары взорвалась прямо у него на глазах. И теперь его слова распарывали пространство вокруг них подобно острым осколкам. — Думал тогда, в душевой, тебя никто не заметит?! — Джирайя чертыхаясь пытался столкнуть Дейдару с себя, но тот вцепился в него намертво. — Но мы видели! Мы все видели! — Дейдара! — позвал Кисаме, но тот его не то что не слушал, но даже не замечал его присутствия. Джирайя повернулся к нему, говоря что-то вроде «убери его», но Дейдара схватил его под челюстью, и заставил смотреть на себя. — Тоби приходил сюда, да? Брат Рин, той, которую ты убил в душевой, был у тебя?! — Дейдара испепелял старика взглядом. Получив, по видимости, утвердительный ответ, он продолжил. — О чем вы говорили? Куда Тоби потом отправился? Отвечай! — рявкнул он. — И не вздумай мне лгать, — Дейдара хищно сощурился, а потом собрал в кулак все подведенные к телу Джирайи медицинские трубки и катетеры, и рванул их в сторону. Старик охнул от боли, на простынях заалели пятна крови, один из приборов забарахлил и начал пищать. — Дейдара, остановись! — Кисаме шагнул к нему и ухватил за локоть. Тот недовольно повел плечом и склонился ниже к лицу старика, который тяжело, с хрипами дышал. — …хотел найти, где я зарыл трупы, — он зашелся кашлем. — И… он говорил что-то про математика… — Причем тут математика?! — зашипел Дейдара, и с размаха ударил старика по лицу. — Лживый ублюдок! — Хватит, пойдем отсюда! — Кисаме, несмотря на сопротивление, сгреб Дейдару в охапку, и оттащил от постели. Глаза у Джирайи закатывались, одеяло продолжало пропитываться кровью. Грудная клетка тяжело вздымалась и опускалась, а по палате разносился его хриплый голос: — Математика… математика…***
Дейдара сидел на скамейке во внутреннем дворе больницы. Он вытянул вперед ноги, и, запрокинув голову, смотрел, как по небу плывут облака. Сегодня впервые за долгое время распогодилось, и выглянуло солнце. — Врачи пытались его реанимировать, и он впал в кому, — Кисаме сел рядом с ним на скамейку. — Неизвестно, сколько он пробудет в этом состоянии, и как долго они будут поддерживать ему жизнь за счет средств больницы. Дейдара кивнул, он воспринял это известие равнодушно. От своей вспышки ярости он чувствовал себя измотанным, швы на руке тянуло, анестезия постепенно отпускала. Реальность возвращалась, снова привязывая его к миру, где Рин была мертва, где ему чуть не отпилили руку, где люди получали извращенное удовольствие от мучения слабых. Вмешательство Кисаме помешало ему добить этого ублюдка, но сейчас он был даже рад, что ему не дали закончить. Зависнуть между жизнью и смертью на неопределенное время — достойное наказание для того, кто отнял несколько жизней. Щелчок зажигалки, нос уловил запах табака. Дейдара повернул голову, с удивлением обнаружил, что Кисаме закуривал. — Я предпочел бы напиться после всех этих открытий, — пояснил он, зажав дымящуюся сигарету между пальцев. — Но пока мы со всем этим не разберемся, я не могу себе этого позволить, — он затянулся. — Мне страшно представить, сколько жизней детей, сколько искалеченных судеб, кроется за моей халатностью, — Кисаме выдохнул дым, и, как Дейдара, уставился в небо. Дейдара не знал, что ответить. Сказать: «ты не виноват» он не мог, ведь это неправда, они оба были виноваты в произошедшей в приюте трагедии. Дейдара был испуганным ребенком, а Кисаме слишком доверчивым взрослым. Поэтому он просто сочувственно сидел рядом, созерцая проплывавшие над головой облака. — Этот ублюдок говорил о математике, — Дейдара вспоминал последние слова убийцы Рин. — Причем тут это вообще? — он раздраженно поморщился. Дейдара терпеть не мог математику и все науки, связанные с формулами, ему тяжело давались все эти уравнения и подсчеты. Хидан был лентяем, но с точными науками его дела обстояли намного лучше, в школе Дейдара частенько у него списывал домашку. — Я думаю, — Кисаме крутил между пальцами фильтр сигареты, — он имел в виду не сам школьный предмет, а того кто его вел, учителя. — Значит, теперь мы ищем старого препода, — Дейдара недовольно сложил руки на груди, придвинулся ближе к Кисаме, и затянулся от его сигареты, которую тот все еще сжимал между пальцев. После всего, что было, они уже давно перешагнули через все акты вежливости и условности. Дейдара выдохнул дым к небу. В последний раз он курил, во времена студенчества, но горечь табака на языке была знакомой и даже приятной. — Я не понимаю, зачем Тоби хотел узнать, где Джирайя прятал тела тех девочек? — Кисаме задумчиво смотрел на дымящуюся сигарету. — Чтобы похоронить их по-человечески? — он снова поднес сигарету ко рту. — Может быть, — Дейдара пожал плечами. — Он оставил в живых убийцу своей сестры, — Дейдара вздохнул, вспомнив пожелтевшее, искаженное гримасой боли лицо старика. — Если он давно добрался до всех, кому хотел отомстить, то должен был остановиться задолго до нашего появления здесь, ага. Директриса уже мертва, епископ тоже… — Я и ты находимся в середине этой цепи, — Кисаме протянул Дейдаре свою начатую сигарету. — Видимо, есть и другие звенья, которые нам неизвестны. Однако они сыграли не последнюю роль в приютской трагедии, — Дейдара задержал взгляд на столбике пепла, который возникнул, когда он поднес сигарету к губам. — Если выйдем на этого математика, то сможем узнать о Тоби и его мотивах. Мне уже не кажется, что им движет только желание отомстить за погибшую сестру. Это лишь одна из частей мозаики чего-то большего, — он затянулся в последний раз, и раздавил окурок о край урны. Дейдара кивнул, соглашаясь, и они вместе направились к парковке. Сунув руки в карманы, он обнаружил листовку: «Милосердные сердца: вместе против домашнего насилия». Воспоминания о разговоре с сердобольным врачом вызывали у Дейдары улыбку, и сглаживали неприятное послевкусие этого дня, когда он едва не стал убийцей. Ветер выхватил буклет у него из рук, и понес его прочь, в сторону стоявшего на линии горизонта здания в форме латинской буквы L.