Нерв

Она проснулась от назойливого трезвона, раз за разом пронизывающим утреннюю тишину. Сонно зажмурившись, принялась шарить под подушкой, в поисках телефона, чтобы отключить будильник, но, к своему удивлению, нащупала там чужую руку. Тентен вскочила, осоловело оглядываясь по сторонам. Напротив нее мигали включенные ноутбуки, и она поняла, что заснула в гостиной. Вино, упаковки от еды… Суигетсу по-прежнему пребывал в отключке, они лежали на диване, прижавшись друг другу как два кота. Голова принялась гудеть, Тентен сощурилась, глядя на монитор: 5:43, она проспала всего два часа. Настойчивые звонки в дверь продолжались, вызывая все большее раздражение и головную боль. Стоило опустить ноги на пол, как их обожгло холодом — она так и не настроила отопление. За окном были видны очертания припорошенных снегом деревьев, а вслед за температурой на улице, опустилась и температура в ее доме. Обхватив себя руками за плечи, она пошла открывать, не понимая, кто мог явиться в такую рань. Ее обдало морозным воздухом, и вскоре она увидела на пороге Какаши. Взлохмаченного, в куртке нараспашку, он не убирал палец с кнопки звонка, до тех пор, пока она не открыла. — Она нашлась, — начал он вместо приветствия. — Кушина Узумаки находится в лагере беженцев на юге страны, Пейн собирается лететь туда на частном самолете. Тебе тоже необходимо там присутствовать для проведения допроса, он, и его делегация ждут тебя в аэропорту. Давай, собирайся, мы подбросим тебя туда по дороге. Облегчение и радость, которое она испытала, услышав эту новость, сменилось тревогой, когда она увидела, стоявшего у служебной машины Ибики. Тот дымил как паровоз, и разговаривал с кем-то по телефону, бросая на ее дом недовольные взгляды. Какаши улыбался, видимо, это он настоял на том, чтобы заехать за ней и отвезти в аэропорт. Тентен мысленно закатила глаза, как же ей все это надоело, быть разменной монетой между ними. Один готов рвать ее на куски, а второй накрывать свадебный стол. На секунду возникло желание захлопнуть дверь, и вернуться обратно, в уютный полумрак гостиной, под бок к Суигетсу. Но она не могла так поступить с девочкой, которая сидела в грязном подвале, а теперь ждет ее в сотнях километрах отсюда. — Сейчас иду, — бросила она Какаши, и побежала собираться, понимая, что времени на душ и обычные утренние процедуры у нее нет. Вообще нет. — Мне показалось, — Суигетсу сидел на диване и рассеяно чесал растрепанную со сна голову, — или я слышал голос Какаши? — Девочку отыскали, она в лагере беженцев, — быстро ответила Тентен, бегая из комнаты в комнату, на ходу стягивая с себя одежду. — Я сейчас поеду туда. Суигетсу протянул удивленное «о-о-о», которое вскоре сменилось на «чтожтакхолодноблять», когда он решил подняться с дивана. Удостоверение, ключи, телефон… Тентен раскладывала предметы по карманам, стараясь вспомнить за столь короткое время, что еще ей может понадобиться в поездке. Отправив в рот мятную жвачку, она застегивала ремни на плечевой кобуре, когда увидела в зеркале, что один пучок на голове развалился. Раздраженно распустив второй, она выбежала в коридор, заниматься волосами придется в машине, под недовольным взглядом Ибики. — Я не знаю, когда вернусь, — крикнула она Суигетсу, шнуруя ботинки. — Следи за моей почтой! — Понял, — Суигетсу вышел в коридор, чтобы ее проводить. — Заодно настрою котел отопления, — он зевнул. — Я себе всю жопу тут отморозил! Она схватила куртку с вешалки, и, закинув ее на плечо, выскочила за дверь, сбежав по ступенькам. Волосы принялся трепать ледяной ветер, Ибики, увидев, что она приближается, вернулся за руль, Какаши распахнул перед ней дверцу авто, подобно швейцару. Тентен чувствовала, что Суигетсу смотрит ей в спину, она обернулась, не зная, что хочет ему сказать. Нужно было поблагодарить его за тот вечер, но и на это у нее тоже не было времени, Ибики нетерпеливо сигналил, подгоняя ее. Поэтому они просто улыбнулись друг другу.

***

Он проснулся, но не открывал глаза, и просто неподвижно лежал, прислушиваясь к окружавшим его звукам, и, собственному телу. Было тихо, он не ощущал рядом с собой чужого присутствия. Тело ничего не сковывало, рану на боку тянуло, и в груди была привычная тяжесть, но ребра, кажется, были целы. Подождав еще немного, Какузу распахнул глаза и сел, озираясь по сторонам, пытаясь вспомнить, что произошло, прежде чем он оказался здесь. Он не сопротивлялся, но его все равно повалили наземь и заковали в наручники. Какузу чувствовал, вкус крови во рту и острые камни, впивающиеся ему в кожу. — Эй, отпустите его! Он ни в чем не виноват! — закричал Хидан. — Твою мать, дебилы, больно же! — похоже, солдаты, которые черными тенями выскользнули из припаркованного возле сетки грузовика, добрались и до него. Какузу почувствовал, как его оторвали от земли, и, когда он твердо встал на ноги, повели к микроавтобусу, стоявшему на обочине без каких-либо номерных знаков. Хидана, сыпавшего ругательствами на двух языках, усаживали в другую машину неподалеку. Оказавшись внутри, Какузу даже не успел скривиться от мелькнувшей перед лицом тряпки, когда ему завязали глаза. Никто не сказал ему ни слова, и автобус тронулся. Он не помнил, в какой момент его усыпили, но по его ощущениям, прошло уже около шести часов. Какузу устало разминал шею, рассматривая обстановку. Он сидел на металлической койке, напротив была небольшая раковина и унитаз — типичная, одиночная камера. Но он чувствовал, что не все так просто, и сейчас он находится далеко от тюрьмы и от департамента полиции. Скорее всего, его отвезли на военную базу, где содержат и допрашивают террористов. А раз его считают угрозой национальной безопасности, то выйти отсюда он сможет нескоро. Если вообще выйдет. Разбитый подбородок был неприятно стянут, он дотронулся до него, и обнаружил на нем пластырь. Какузу тут же его отклеил, его бесил тот факт, что пока он был в отключке, его кто-то осматривал и трогал. Он подошел к раковине, напился из-под крана и ополоснул лицо. Наверняка тут где-то есть скрытая камера, и, раз уж он очнулся, его скоро отведут на допрос. Какузу еще утирал лицо, когда дверь открылась, на пороге появился, судя по всему, надзиратель. На мужчине не было ни формы полицейского, ни формы солдата республиканской армии, только обычный темный костюм, смахивающий на спецодежду какого-нибудь уборщика. Какузу не стал задавать вопросов, понимая, что ему на них не ответят. Он, молча, повернулся спиной, на запястьях клацнули наручники, и его повели по длинному коридору, освещенному десятками неоновых ламп. В допросной, коих он на своем веку повидал немало, была установленная на штативе видеокамера, стол и два стула, все как обычно. Он уселся на своем, прикрученном к полу стуле, его пристегнули наручниками к подлокотнику. Оказаться по ту сторону было для него непривычно, но он знал обо всех фокусах, используемых на допросах, потому что все эти годы он сам их лепил, создавал своими руками. Наверняка пригласят кого-то из вне, ведь Ибики, который после Какузу считался одним из лучших мастеров допроса, привлечь нельзя — они работали вместе слишком долго, и изучили повадки друг друга. Кто же это будет такой?.. Какузу не приходило в голову ни одного имени специалиста, который был бы с ним на одном уровне или выше. Когда дверь допросной вновь открылась, и он увидел проходящего внутрь человека, то в своих мыслях от души посмеялся над собой и своими домыслами. Такого поворота он точно не ожидал. Его допросом займется сама Микото Учиха.

***

Хидан устало прикрыл глаза, откинувшись на спинку стула. Боль в ноге понемногу утихала: когда они высадились из вертолета, забравшего его из лагеря беженцев, его осмотрел врач. На ногу наложили компресс, ему дали обезболивающее, и если бы не бессонная ночь, Хидан мог бы сказать, что чувствует себя хорошо. Когда его разлучили с Какузу, первое время он сходил с ума от тоски и тревоги, но потом успокоился. Какузу верит в то, что он справится, а для этого ему нужно сохранять ясный ум и рассудок. Он не позволит своим опрометчивым словам подвести их обоих. Какузу столкнул его с самим собой: внутри него импульсивному, порывистому Хидану будет противостоять Хидан спокойный и рассудительный. Будет сложно контролировать свое поведение, но он не имеет права на ошибку. Если он потеряет контроль над своими эмоциями, то это будет стоить ему свободы, и усугубит и без того незавидное положение Какузу. Он вспомнил поездку в автобусе, последние часы, когда они были вместе. Повторил про себя советы Какузу, как вести себя на допросе, его слова о нем. — Я бы хотел присутствовать на твоем допросе, увидеть его со стороны, — Какузу сжал его плечо. — Потому, что я уверен — ты справишься. Хидан никогда не слышал от него по отношению к себе такой гордости. Он привык, что Какузу не считался с его мнением, и зачастую воспринимал как надоедливого сопляка. Но после ночи на пароме все изменилось. Какузу признал его равным себе, он его уважает. Его охватил такой душевный подъем и благодарность миру и богу, за то, что он встретил этого человека, что Хидан, не в силах сдержать порыв, прижался к Какузу, обхватив его руками за шею. — Я тебя люблю, — прошептал он, уткнувшись носом ему в плечо. Он давно хотел это ему сказать, но решил больше не ждать подходящего момента. Хидан осознал прямо сейчас, что любил Какузу абсолютно любым: ребенка, оказавшегося под завалами, «того самого полицейского», безжалостного убийцу, ворчливого старика. Какузу вздохнул, его дыхание растрепало волосы на виске у Хидана. Он молча обнял его в ответ, но и такого ответа Хидану было достаточно, чтобы быть уверенным, что его тоже любят. Прошел уже час, как он сидел в допросной в одиночестве, к нему так до сих пор никто и не пришел. Хидан читал в уме молитвы, ему это помогало расслабиться, и прийти к какому-то медитативному состоянию. Когда за дверью, наконец, послышались шаги, он развернулся боком, чтобы позволить вошедшим полюбоваться собой. Он знал, что хорошо выглядит в профиль, и говорил ему об этом не только Дейдара. … и имя твое многолико. Джашин, прости мне мое тщеславие и другие мои прегрешения, избавь меня от трусости, и вложи в мою голову каплю собственной мудрости, чтобы я прошел этот путь до конца. Хидан почувствовал холод в затылке, будто на него легла чья-то ледяная ладонь. По телу пробежали мурашки, он открыл глаза, а через секунду распахнулась и дверь допросной.

***

Перелет занял всего полтора часа: за это время она успела познакомиться со всем сопровождавшим штатом Пейна и выпить кофе. Друзья Кушины из лагеря тоже находились на борту, с тревогой глядя в иллюминатор. Она видела, что они держатся настороженно, да и сама Тентен тоже чувствовала себя неуютно среди всей этой роскоши. Какаши передал ей материалы по делу, собранные полицией прибрежного города. К их пристани причалил паром, с тремя трупами на борту. Тела обнаружили в каюте, где, судя по анализу ДНК, находились Хидан, Какузу, и пропавшая девочка. Тентен просматривала фотоотчет с места преступления. Брызги крови на стенах, пронумерованные улики, показания свидетелей… Неужели она присутствовала при этой резне? Окровавленная подушка, осколки чашки в мусорном ведре, ножницы с погнутыми лезвиями… Глядя на это, Тентен все больше убеждалась в неправильной постановке вопроса. Неужели она участвовала в этой резне? Когда самолет приземлился, они спустились по трапу и пересели в темные, бронированные автомобили, которые длинной вереницей потянулись в сторону территории, ограниченной от остального мира сетчатым забором. Весь этот вид: колючая проволока, земля, изрытая траншеями и следами от подорвавшихся мин, чахлая растительность присыпанная снегом, и небо, покрытое свинцовыми тучами, вызывали у Тентен чувство тоски безнадежности. Как люди живут здесь целыми семьями вот уже несколько месяцев? Уму непостижимо! Они прошли на территорию лагеря, солдаты, увидев Пейна не стали задавать вопросов и их обыскивать. Пейна проводили в медпункт, там был организован временный штаб, для приема его делегации. Тентен осталась на улице, осматривая окрестности. Длинные ряды биотуалетов, пузатая цистерна, возле которой мальчишки набирали в ведро воду. На одном из них была замысловатая шапка с ушами, и лицо, расписанное фиолетовой краской. Будто почувствовав, что на него смотрят, парень направился в ее сторону. Вода из ведра расплескалась, и попала ей на ботинки, когда он остановился рядом. От него пахло травами и дымом, хоть он и был молод, на Тентен смотрели глаза старика. — Седьмая, — он говорил с сильным акцентом, но Тентен все равно могла разобрать слова. — Остальные шестеро за тобой стоят, — она нахмурилась, и обернулась: за спиной было несколько голых деревьев и здание контрольно-пропускного пункта. Тентен хотела спросить, что он имеет в виду, но странный парень продолжил. — Они говорят, что то, что началось в огне, в огне и закончится. Нельзя сжечь правду. Она лежит под слоем пепла и времени, и ты скоро ее найдешь, — парень подобрал ведро, и вскоре исчез между палатками. Тентен в недоумении смотрела ему вслед: ну и чудила! Давно она не слышала подобной ерунды. Вот только его слова про огонь…  — Кушина! — Карин, ее подруга, бежала по неровной дороге, поднимая грязевые брызги. Волосы развевались на ветру, сумочка сползла с плеча, и болталась сзади, подобно флагу. Ей навстречу бежал невысокий рыжий мальчишка. Тентен искала взглядом девочку, которая, по ее ожиданиям, должна была появиться вслед за ним, но как только эти двое стиснули друг друга в объятьях, она, наконец, все поняла. Карин приподняла Кушину над землей, и, прижав ее к себе, громко разрыдалась. Вскоре к ним присоединился Гаара, ему хватило сил, чтобы оторвать от земли уже двух девушек, и покружиться с ними, не обращая внимания на летящую из-под ног грязь и окружавшую их серость. Тентен думала о том, как Кушина спешила на встречу с друзьями, а на своего дядю даже не взглянула — вот бы психолог порадовался. Ребята громко обсуждали выпуск вечернего шоу, концерт певицы, свои дальнейшие планы… — Мы все подготовили, — к ней подошел один из работников медпункта. Тентен развернулась, и отправилась за ним, допрашивать Кушину придется в одном из врачебных кабинетов, никаких других более подходящих мест в лагере не было. Она подошла к двери, с табличкой №7, и снова вспомнила слова того странного парня. То, что началось в огне, в огне и закончится. Она должна была стать седьмой жертвой того пиромана, но благодаря Какузу выжила. Остальные шестеро за тобой стоят. Что это? Совпадение? Это было громкое дело, но едва ли его подробности могли долететь до Суны. Слишком складно для бреда, слишком бредово, чтобы быть правдой. Тентен зажмурилась, отгоняя непрошенные мысли. Нужно сосредоточиться: впереди у нее длинный день, и ни одной свободной минуты.

***

Она разложила на столе бумаги, и включила прикрученную к стене камеру. На Микото был серый спортивный костюм, длинные волосы она собрала в плотную, перекинутую через плечо косу. Казалось, что ее выдернули и привезли на допрос с тренировки по йоге, или что там сейчас популярно у женщин. Какузу задерживает взгляд на ее пальцах, перебиравшие листы — колец нет, лак кое-где откололся. Черные волосы, в которые наверняка вбухали кучу дорогих средств по уходу, сейчас были не первой свежести, на лице, несмотря на ботокс и филлеры проступали следы усталости. Учиха себя запустила. Какузу иногда пребывал в похожем состоянии, когда с головой уходил в работу, и у него не было ни одной свободной минуты на сон и другие потребности. Что ее так выматывает? Текущее расследование? Выходка ее сына накануне выборов? Впрочем, ему это было не интересно, он не испытывал к ней сочувствия. — Пятое ноября, время одиннадцать тридцать семь, — начала Микото столкнувшись с ним взглядом. — Допросная «А», Микото Учиха допрашивает Какузу Сайфу. Вы имеете право хранить молчание, — она стала зачитывать ему права, все эти дежурные фразы, которые он и без этого знал наизусть. — Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вам понятны ваши права? — Какузу кивнул. — Вам понятны ваши права? — Микото с нажимом повторила вопрос, чтобы получить нужную ей реакцию. — Да, — процедил Какузу. — Вам известно, в чем вас обвиняют? — Я догадываюсь. — Где вы находились третьего ноября? — Не там, где хотелось бы, — косо улыбнулся Какузу. Учихе известно об этом деле больше, чем ему, и весь этот допрос — просто фарс, фикция. Если она захочет добиваться высшей меры, то приговор могут привести в исполнение уже сегодня же. Поэтому он не собирался идти у нее на поводу и искать снисхождения. Они больше не коллеги, и терять ему нечего. Да он и дерзость может себе позволить. — Вы в хорошей форме для человека, который недавно был без сознания, — Микото сдержанно улыбнувшись, вышла из-за стола. — Осторожнее, головокружение может вернуться. Вы бодрствовали три минуты и сорок шесть секунд, прежде чем открыли глаза. Успели понять, где находитесь? — Что? — Какузу удивленно вскинул брови. — «Что?» — это хорошая попытка, — Микото кивнула. — Встречный вопрос, чтобы получить время на раздумье. Особенно, если ожидали, что я начну давать развернутый ответ, — она прищурилась. — Вы получили то время, которое хотели, Какузу? — Нет, продолжайте, — невозмутимо ответил он. — Движение глазных яблок невозможно скрыть даже с закрытыми веками, — Учиха указала пальцем на уголок своего глаза. — Угу, учту в дальнейшем, спасибо, — Какузу кивнул, не испытывая досады за то, что его подловили. Они обменивались репликами, как выстрелами. Допрос только начался, но Какузу уже мог сказать, что Учиха была чертовски хороша, сочетая в себе стерву и криминолога. Микото не занималась допросами в департаменте, за нее их вели другие, и Какузу в том числе. Где она успела так натореть? Для такого уровня нужны годы практики и постоянное самосовершенствование. — Вы сломали крышку фортепьяно, когда были в «Камелии», — неожиданно начала Микото. — Так не любите музыку? — Вы сейчас ломаете мою жизнь, — Какузу не остался в долгу. — Возможно, это хуже, чем сломанное фортепиано. — Но не хуже, чем запятнанный, сломленный подросток, — парировала Микото, сложив руки на груди. — Что бы это могло значить? — Какузу притворно задумался. — Око за око? — Разумеется, это означает все. Все, чего это касается. Но я не думаю, что вы хотите начать с этого, Какузу Сайфу. Я думаю, что вы хотите начать с другого конца. Хотя, я обещаю, что к этому мы еще вернемся, — ее взгляд стал темнее, чем он когда-либо видел. — Часто используете чужие слова? — Какузу дернул рукой пристегнутой к подлокотнику. — Так обычно говорит Ибики. И где мы сейчас? — он огляделся. — Это прибрежье? Мы вообще в Конохе? — Я думала, вы это поняли, когда открыли глаза, — Микото подошла к камере. — Вы в другом месте. В другом времени. В другом измерении, если хотите. Теперь нет ничего официального, — она нажала на кнопку, и индикатор записи погас. — Ваша точка невозврата находится здесь.

***

Когда они прошли в допросную, Хидан сидел боком, развалившись на своем стуле, вытянув ноги под стол. Какаши с ним поздоровался, а Ибики не стал утруждать себя этими, повседневными актами вежливости. Он все еще злился из-за того, что ему пришлось сделать по дороге крюк, и отвезти эту дуру, Тентен, в аэропорт. Потом они застряли в пробке, и прибыли в департамент с двухчасовым опозданием. Если бы Пейн не настаивал на ее присутствии, Тентен бы вообще не узнала, что девчонка нашлась. Как его достали, эти чертовы бабы! Была б его воля, во всем департаменте не осталось бы ни одной юбки! Даже Учиха своим внезапным отпуском вызывала у него раздражение. На него свалилась тонна обязанностей: руководство, пресса, и общественное мнение давило на него со всех сторон. Микото всегда могла рассчитывать на его поддержку, но самому Ибики было не на кого положиться. Какаши, с которым, после смерти его отца, они стали плотно работать вместе, теперь держал дистанцию. Вокруг Ибики сновали коллеги, но среди них не было ни одного друга. Ибики с грохотом отодвинул стул, и сел за стол рядом с Какаши. Хидана забрали на вертолете из лагеря беженцев, и доставили для допроса сюда под утро. Несмотря на довольно потрепанный вид: мятую, покрывшуюся пятнами рубаху, засаленные волосы, и синяки под глазами, тот держался на удивление бодро. — Валяйте! — улыбнулся Хидан, и махнул рукой, после того, как Какаши зачитал ему права. Ибики задержал взгляд на его бледном запястье: на него, как браслет, была нацеплена кислотно-розовая резинка для волос, с какими-то тошнотворными мордочками котят и цветочками. — Любите носить женские вещи? — вклинился Ибики, указав взглядом на «украшение», прежде, чем Какаши успел задать свой вопрос. Хидан облокотился на стол, задумчиво глядя на свою руку, а потом его взгляд вернулся к Ибики. — Вам нравится? — он подцепил зубами резинку, и стянул ее с запястья. — Хотите, подарю? — он протянул ее Ибики. На секунду завис, а потом испуганно прижал ладонь ко рту. - Ой, у вас же нет, ну, в смысле, — Хидан замялся, — нечего завязывать. Простите, так неловко… Ибики не сводил с него глаз, пока тот рассыпался в извинениях. Он видел, что Хидан пытался закосить под наивного дурачка, и что нихрена ему не жаль. Что ж, это его и погубит. — Благодарю, — он косо усмехнулся. — Но я не люблю розовый цвет, в отличие от вас. Похоже, у вас фетиш на предметы гардероба маленьких девочек. Что еще у вас есть? Юбки? Платья? Белье? — Фу, розовый, — Хидан скривился. — Ну, и на кого я в нем буду похож? Еще чулки и туфли на высоких каблуках и все, «трансвестит Зизи к вашим услугам», — передразнил он писклявым голосом. — Слушайте, может, вас мужчины в женской одежде и возбуждают, но у Какузу на такое не встанет, — он усмехнулся. — Черт, да он живот надорвет от смеха, если увидит на мне женские шмотки! — Хидан собрал отросшие у висков волосы, и завязал их в хвост этой же пресловутой резинкой. — Так что нет, я не угораю по девичьим вещам и всякому такому, — он покачал головой. — Эту резинку я подобрал в гостевом доме, она была прицеплена к одной из игрушек, — он с прищуром посмотрел на Ибики, — раз уж вас так беспокоит ее происхождение. Ибики выдержал взгляд, за годы службы в полиции он слышал оскорбления и угрозы похуже. Хидан думает, что у него все под контролем, и он управляет ситуацией. Идиот. Не понимает, что настоящий допрос еще даже не начался. — Спасибо, что посвятили нас в подробности своей личной жизни, — Какаши перехватил инициативу, прежде, чем Ибики успел ответить на этот выпад. — Кстати, о гостевом доме, — он вытащил из файла несколько фотографий, и разложил их перед Хиданом. — Там было найдено полотенце со следами вашей крови. Можете объяснить, почему? — Вот, видите, — Хидан дотронулся пальцем до порезанного уха. — Девка мне чуть ухо не отсекла, оттуда и кровь. — Почему она напала на вас? — Какаши склонил голову на бок. — Или, она наоборот, защищалась? — Боже, и вы туда же? — Хидан закатил глаза. — Да не трогал я ее, сдалась она мне! Она набросилась на меня из-за того, что я назвал ее любимую певицу дурой. Кто ж знал, что она за нож схватится! — И все? — с сомнением спросил Какаши. — И все. — Как вы вообще оказались в гостевом доме? — Ибики сверлил Хидана тяжелым взглядом. — Расскажите нам все, что произошло до этого. Если вы будете отклоняться от темы, я прерву вас, — сразу обозначил границы он. — О, надеюсь, прервете не красным кляпом во рту? — Хидан обменялся с Какаши насмешливыми взглядами, вызывая у Ибики приступ беззвучного бешенства. Во время их предыдущей встречи он отметил, что у Хидана потрясающая харизма, и сейчас он во всю пустил ее в ход, без труда расположив к себе Какаши, который всегда играл роль «доброго» полицейского, как и его отец. — Все началась с того, — он откинулся на спинку стула, — что в клинике меня решили отправить на очередную медицинскую конференцию. А когда я вернулся, старик не забрал меня из аэропорта и прислал несколько сообщений. Я сразу понял, что это мухлеж, и меня хотят развести, как лоха. Ха, дешевая попытка, — Хидан презрительно хмыкнул, — я на такое не повелся. Ибики сцепил пальцы перед лицом в замок, слушая такую складную, замечательную браваду. Хидан держался самоуверенно, и заливался соловьем, рассказывая свою версию развития событий. У него уже было подготовлено несколько вопросов, чтобы стереть эту самодовольную ухмылку с его лица.

***

В медицинском кабинете было тепло, там работали радиаторы отопления. Тентен успела продрогнуть на улице, и все никак не могла согреться. Она села за стол врача, сдвинула в сторону медицинские карты и книги по медицинской помощи, и разложила имеющиеся у нее материалы по делу. Приглашенный из прибрежного города детский психолог — невысокая сухонькая женщина с очками в тонкой оправе сидела в углу на стуле неподалеку. — Я немного понаблюдала за девочкой, пока мы ожидали вас, — продолжила она, после обмена приветствиями. — Она общительна и идет на контакт, но думаю, что последствия проявят себя позже. Кушина зашла в кабинет вместе с дядей. На ней был красный свитер с высоким горлом, явно с чужого плеча, выцветшие джинсы и заношенные ботинки с облезлыми, поцарапанными носами. Дядя держал ее серую, потрепанную куртку, и, при всей своей презентабельности Пейн сейчас выглядел как лакей. Кушина села на стул, который предназначался ей, Пейн остался стоять у двери, в тесном кабинете больше некуда было пристроиться. Послышалось гудение, он вытащил из внутреннего кармана телефон, и, извинившись, вновь исчез в коридоре. Тентен решила не ждать, и начать беседу без него. — Я разговаривала с Минато, сыном конюха, — Тентен открыла свой блокнот. — У него украли велосипед накануне вашей встречи, поэтому он не смог прийти и помочь тебе добраться до станции. Ты ведь собиралась приехать сюда? — Мне хотелось повидаться с Карин, — Кушина кивнула. — Я все подготовила, собрала вещи, чтобы встретиться с ним возле конюшни, как мы и договаривались. Мой телефон куда-то подевался, я не знала, что все отменяется. Тентен сделала пометку у себя в записях, еще раз убеждаясь, какую чудовищную услугу Сарада оказала похитителю. И ведь когда она и другие полицейские приехали в интернат, Учиха понимала, что дело серьезное, и Кушина может быть в опасности. И все равно молчала, продолжая скрывать у себя украденный мобильник. Тентен не оправдывала методы Какузу, добившегося от Сарады признания, но глядя на ситуацию под таким углом, она уже не могла однозначно ответить на вопрос: кто из них настоящий монстр? Ублюдок, засадивший в грязный подвал беззащитную девочку? Старый полицейский, который довел подростка до самоубийства? Девочка, которая готова на все, чтобы избавиться от соперницы? — Но Минато не пришел на встречу, — Кушина кивнула. — Почему ты не вернулась обратно в общежитие? — Открылась дверь в воротах, там, где служебный вход, со стороны конюшни, — Кушина жестами показывала расположение. — Я вышла наружу, и увидела велосипед Минато, возле фонарного столба. Но Минато нигде не было, я стала звать его. Кто-то подошел сзади, и схватил меня. Потом я проснулась в подвале, — она пожала плечами, психолог в своем углу заскрипел ручкой, записывая. На лице Кушины не было никаких эмоций. Ни страха, ни злости, она рассказывала Тентен о произошедших с ней событиях, спокойно и монотонно, как будто зачитывала параграф по истории. — Ты когда-нибудь встречала Какузу и Хидана до того, как оказалась в подвале? — спросила Тентен, после того, как Кушина рассказала о своем освобождении, гостевом доме, и преследователях на пароме. — Кто это? — девочка наморщила лоб. Наконец-то, хоть какая-то реакция! — Мужчины, которые тебя сопровождали, — пояснила Тентен, вытащив из стопки их фотографии. — Мы не называли друг друга по имени, — ответила она, равнодушно взглянув на снимки. — Прежде я никогда их не видела. — Когда в вашу каюту ворвались те трое, тебе не показался знакомым кто-нибудь из них? — Тентен разложила на столе фотографии преследователей, сделанные еще при жизни. У всех были судимости и приводы в полицию за кражи и мелкое хулиганство. — Я убежала в коридор, — Кушина обвела взглядом снимки. — Некогда мне было их разглядывать. Скрипнула дверь, Пейн вернулся, но никто не обратил на него внимания. В сущности, Тентен услышала и запротоколировала все, что хотела. Рассказ Кушины подтвердил ее версию, она еще раз убедилась, что Какузу не виновен. Оставался еще один момент, который она хотела прояснить. — Тебе знакома эта вещь? — она положила перед Кушиной фотографию ножниц с погнутыми лезвиями. Если до этого во взгляде девочки не было никакой заинтересованности в происходящем, то теперь он стал задумчиво-отрешенным, мертвым. — Хорошие ножницы, — она дотронулась до своих коротких, неровно остриженных волос. — Режут не только бумагу. Мертвые глаза смотрели прямо на нее, впервые за все время разговора. Тентен понимала, что ей сейчас ответили даже на те вопросы, которые она не задавала. Режут не только бумагу. — Я видела тот подвал, — Тентен вздохнула, и опустила взгляд. — Прости, что я так мало сделала для тебя, и не вызволила оттуда раньше, — ее усилий было явно недостаточно, раз теперь напротив нее сидела девочка с мертвыми глазами. Кушина удивленно моргнула, не понимая, за что она перед ней извиняется. — Хотите поговорить со мной о школе? — неожиданно предложила она. — Мои оценки по союзному языку заметно улучшились, — она улыбнулась, ее лицо мгновенно преобразилось, стало живым. Тентен улыбнулась в ответ, и кивнула. У Кушины в запасе будет еще много масок, но она уже видела ее истинное лицо. Мертвые глаза и ни одного прямого ответа.

***

— Я понял, что мы не в департаменте, — Какузу смерил Микото оценивающим взглядом. — И что здесь достаточно камер, чтобы смонтировать удобную для тебя версию моих показаний, — он решил больше не церемониться, и обращаться к Учихе «на ты». — И да и нет, — Микото вновь села за стол, заложив ногу за ногу. — Произошла реорганизация около двадцати лет назад, и теперь отдел по расследованию экономических преступлений и «прикрытия» находятся в юрисдикции департамента полиции. Но АНБУ — то, с чего начиналась программа внедрения агентов под прикрытием, стала отдельной самостоятельной организацией. Какузу кивнул сам себе — он слышал об АНБУ на уровне слухов. Якобы была некая «тайная полиция», которая занималась расследованием преступлений на более продвинутом уровне. Проект был засекречен, и как предполагалось ранее — закрыт. — Так ты что, агент под прикрытием? — Какузу выгнул бровь. Он никак не мог понять, какую роль здесь играет Учиха, занимая такой высокий пост в департаменте. — Я — нет, — Микото отрицательно покачала головой. — Но мой старший сын был отсюда. После его гибели я стала внутренним неофициальным ресурсом АНБУ, — Какузу скривил губы в усмешке, услышав формулировку. — Меня иногда привлекают к текущим расследованиям. «Прикрытия» работают на полицию. АНБУ занимаются расследованиями внутренними. Преступления, в которых замешаны полицейские, и другие силовые структуры. — А Хаку в своем салоне это ваши «неофициальные внешние ресурсы»? — осведомился Какузу, не особо надеясь, получить ответ. — У АНБУ широкая сеть агентов по всей стране и за ее пределами, — отрезала Микото. — Это все, что тебе следует о них знать. — Так, а причем тут я? — Какузу сцепил пальцы в замок. — Я больше не полицейский, о каком «внутреннем» расследовании может идти речь? — Ты не полицейский, однако, Пейн обратился за помощью именно к тебе, — Микото вновь вышла из-за стола. — Ты не полицейский, однако, до сих пор пользуешься ресурсами департамента, и имеешь доступ к базам данных, — продолжила она ледяным тоном. — Ты не полицейский, однако, проводишь обыск и устраиваешь жесткий допрос, нарушив все правила и не имея на это веских оснований, — она уперлась ладонями в стол, и нависла над ним, кончик ее косы щекотал кожу на руке Какузу. — Так что же вас так удивляет, господин «не полицейский»? — Ой, да ты сама черна, как грех, — отмахнулся от нее Какузу. — «Внутренний неофициальный ресурс АНБУ», фу, — он поморщился. — На скольких стульях ты еще пытаешься усидеть? Сколько еще народу ты выживешь из департамента, чтобы ни с кем не делиться властью? Ты прекрасно знаешь, что девчонку я не похищал, — Учиха отошла от него, и отвернулась к двери. — И что сидел вместе с ней, подыхал в подвале, пока Хидан нас оттуда не выпустил. Так в чем я должен тебе признаться, каких показаний ты хочешь от меня добиться? Какузу никак не мог понять ее мотивы. По сути, Учиха не могла затащить его в АНБУ только из мести, она здесь подневольный человек, в этих коридорах у нее нет власти. Его появление здесь — приказ сверху, а ей отдали приказ его допросить. В какие игры она здесь играет? — Мы искали всевозможные пересечения, и нашли подтверждение того, что ты был связан с похитителем, — Микото стояла к нему спиной, так и не повернувшись. — Ты себя слышишь вообще? — вспылил Какузу. — По-твоему, я бы добровольно заперся в подвале и позволил убить Хидана? Как можно прийти к таким выводам, с твоим-то опытом работы? Что с тобой, Микото? — Какузу нахмурился. — У тебя пмс? Или тебя муж плохо оттрахал утром? — Да причем тут мой муж?! — Учиха вышла из себя. Она повернулась к нему, с горящим взглядом, сжав кулаки. — Какузу, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! — Если бы я знал, я бы тут не сидел, — парировал Какузу. — Ну, и что дальше ты мне тут устроишь? Спички под ногти? Пытки водой? — Учиха закатила глаза. — Не строй такое лицо, Микото! Это не у меня за дверью стоят «внешние ресурсы». Ведь им не нужно соблюдать закон так, как это нужно делать тебе?! Неожиданно комната поплыла, Какузу зажал пальцами переносицу и зажмурился. Повисла тишина, в голове, как рой потревоженных ос, носились обрывки разговора с Учихой. Где вы находились третьего ноября? Вы сломали крышку фортепьяно, когда были в «Камелии»… Разумеется, это означает все. Все, чего это касается. Эти странные вопросы и фразы. Какое отношение они имеют к исчезновению Кушины? Она пропала в конце октября. А третьего числа они на пароме двигались к югу… Да причем тут мой муж?! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! В этот момент Учиха злилась, но вместе тем он заметил еще одну реакцию, которая тут же сменилась гневом и раздражением. Учиха будто хотела его поправить, но в последний момент сдержалась. Она бесится из-за того, что я чего-то не понимаю. — Кружится голова? — поинтересовалась Микото. — Я этого не говорил, — огрызнулся Какузу, чтобы выиграть еще времени на раздумья. — По тебе видно, — в ее голосе не было ни одного намека на сочувствие. — Сделаем перерыв. Да причем тут мой муж?! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! Интернат… фортепьяно… сломленный подросток… Какузу убрал руку от лица. Теперь он все понял. — Он забрал Са… Учиха жестом велела ему замолчать, не дав договорить до конца. В этот момент в допросную вошел парень, который привел сюда Какузу ранее. — Перерыв на час, — сообщила ему Микото, собирая со стола свои бумаги. Щелкнул браслет наручников, который приковывал Какузу к стулу. Они обменялись с Учихой взглядами, и та едва заметно ему кивнула. Он шел под конвоем назад в свою камеру. Учиха держит исчезновение Сарады в тайне, раз даже в АНБУ еще не просочилась эта информация. Она хотела, чтобы об этом узнал только он. Почему? Комната продолжала раскачиваться, Какузу лег на свою койку, и устало прикрыл глаза. Нужно как можно быстрее оклематься, скоро ему придется работать на пределе своих возможностей. Он был уверен в том, что Учиха предложит ему сделку. Поиски Сарады в обмен на свободу. И он согласится на эту сделку, но только на своих условиях.