***
Тентен вышла из электрички, и, поймав такси, добралась до нужной улицы. Ее встретили вереницы частных домов с похожей отделкой, аккуратными заборчиками и ухоженными дворами. И ни одного намека на трейлерный парк. Почти за двадцать пять лет улица успела измениться, и следы домов на колесах, стоявших когда-то здесь, давно затерялись в прошлом. Она проводила взглядом пролетевшие мимо нее последние пожухшие листья. Был ли трейлерный парк здесь на самом деле?.. В интернете она не нашла никаких сведений об этом, этот район стал постепенно застраиваться с середины восьмидесятых. Тентен взглянула на нумерацию домов: 81, 82, 90, 94… Она направилась к началу улицы, ей нужен самый первый дом, построенный здесь. Если повезет, она наткнется на пожилых соседей, которые смогут ей рассказать о том, что находилось на этой улице двадцать пять лет назад.***
В доме учителя царил янтарный полумрак, было душно и натоплено. Внутри стояла старомодная, но добротная мебель, оставшаяся, по видимости, еще от его родителей. В камине потрескивали дрова, над каминной полкой были развешаны черно-белые фотографии в рамках бывших владельцев дома. — Я не знаю, о чем должен вам рассказать, — Чирику, с чашкой чая в руках, присел на расшитую гобеленом софу. Он держал спину ровно, но Кисаме заметил, как сильно дрожали у него руки. Учитель предложил чай и им тоже, но они отказались. Между ними был низкий столик покрытый лаком, а сам Кисаме с Дейдарой сидели в креслах с деревянными подлокотниками напротив. — Говорите правду, — примиряюще ответил Кисаме, видя, что Чирику все еще напуган. — Вы работали в приюте «Святой Люсии», когда там находились Тоби и Рин Нохара? — учитель кивнул. — Вам известно, что случилось с этой девочкой, почему Рин оказалась мертва? Чирику поставил чашку, на его, покрытой испариной лысине играли блики от огня в камине. — Вы должны понять меня, — он встал, подошел к полке, взял оттуда фотографию в рамке. — Моя дочь, Шизуне — все, что у меня есть, — он показал им старый снимок девочки. В летнем платье, соломенной шляпе с лентой, и связкой воздушных шариков в руке, маленькая Шизуне улыбалась Кисаме с фотографии. — Я воспитывал ее один, ее мать умерла во время родов. Дейдара нахмурился, Кисаме кивнул, не понимая, какое отношение это имеет к тому, что случилось в приюте. — Когда ей было восемь лет, у нее диагностировали порок сердца, — Чирику вернул фотографию на место. — Ей нужна была дорогостоящая операция, наша страховка не покрывала лечение. Двести тысяч ре, по тем временам, это была огромная сумма. Я работал учителем в школе, брал дополнительные часы, но, — он вздохнул, — этого было недостаточно, а времени оставалось чуть меньше года. Моя девочка умерла бы, не дождавшись этой операции, — он снова вернулся за стол, и сел напротив Кисаме. — Тогда кто-то посоветовал мне устроиться на подработку в приют. Мне нужны были деньги, и я хватался за любую возможность. Кисаме кивнул, Дейдара слушал, обхватив себя за плечи с непроницаемым выражением лица. — Там как раз начался эксперимент по новой программе образования, и был создан класс одаренных детей, — продолжил учитель. — Почему Тоби определили в этот класс? — спросил Кисаме, этот вопрос мучил его с того момента, как он побывал в «Святой Люсии». — У него были способности к программированию? — Тоби? — Чирику удивленно поднял брови. — Нет, у Тоби не было наклонностей к математике, компьютерный класс его тоже никогда не интересовал, — Кисаме с Дейдарой в недоумении переглянулись. — Но его брат, Обито, — учитель отхлебнул чай из своей чашки. — Он, без преувеличения, был гением.***
Какузу прошел в незнакомую квартиру, и, немного поколебавшись, зажег свет. — Особо не топчи здесь, — обратился он к Хидану, который разглядывал висевшие на стене всевозможные поводки. То, что жилище принадлежало заядлому собачнику, стало понятно сразу, по одному запаху псины и собачьего корма. Хоть сейчас квартира пустовала, Какаши забрал всех питомцев отца к себе, но на глаза все время попадались следы прежних хозяев. По коридору были разбросаны разнообразные мячики и другие игрушки для животных, несколько лежанок для собак, громоздилось возле стены в спальне. На прикроватной тумбочке стояла фотография семьи с ребенком на фоне коттеджа. После смерти жены, Сакумо с сыном перебрался сюда, и о семейном гнездышке остались только пыльные воспоминания. — Он был помешан на этих собаках, — Хидан ткнул пальцем в висевший на стене снимок Сакумо и Какаши, которому не больше десяти, в окружении щенков разных пород. Какузу не ответил. Сакумо заглушал боль от потери жены возней с живностью, и пытался быть хорошим отцом, не стоило его упрекать за это. Сейчас его заботило другое: куда тот мог спрятать добытые в военном госпитале документы и слепок челюсти Тоби?.. Взглянув по новому на дело о смерти Сакумо Хатаке, Какузу был готов согласиться с Какаши — его отец не убивал себя. Он свел преступления в приюте и смерти в «Камелии» к общему знаменателю. Тоби хакер, наверняка следил за ходом расследования и вскоре сам связался с Хатаке. Он рассказал о безумном плане своего брата, и направил его в военный госпиталь, где еще остались следы его существования. Они договорились о повторной встрече, но об этом как-то узнал злой брат-близнец. Вот почему не было никаких следов борьбы: Сакумо сам пустил его в дом, уверенный, что к нему заявился Тоби. Когда он понял, что Тоби не тот, за кого себя выдает, было слишком поздно, и его смерть стала инсценированным самоубийством. Лишившись поддержки полицейского, Тоби осознал, что единственный способ остановить брата — оставить следы, которые приведут к нему, и покончил с собой. Они открывали шкафы, перерыли все на полках, Какузу заглянул под матрас и кровать — ничего. Какаши не знал, чем занимался его отец, он не мог забрать документы. Если тот, кто выдавал себя за Тоби, добрался до них первым, то сейчас они впустую тратили время. — Там тоже ничего, — Хидан только что обшарил шкафы с посудой на кухне. Какузу задумчиво смотрел внутрь кладовки: консервы, какие-то пакеты, коробки, большие мешки с собачьим кормом были сложены на полу. Несколько темных бутылок виски на полках покрывались пылью. В последние месяцы Сакумо сильно сдал, и часто прикладывался к выпивке, это замечали все в управлении. Кто-то даже пустил слух, что Учиха собиралась его перевести в один из местных полицейских участков. Она бы непременно так и поступила, Какузу был уверен, что Микото не стала бы терпеть рядом с собой проблемных алкоголиков, несмотря на все их заслуги. Но не успела. Один мешок с кормом был открыт, но целый, рядом с ним стоял другой, опустошенный наполовину. Хидан с кислой миной их разглядывал, склонив голову на бок. — Ну и запах от него, фу, — Хидан поморщился. — Как собаки едят эти сухари? — он пнул мешок, и тот упал, рассыпая к их ногам разноцветные шарики, богатые «витаминами и минералами», как обещала счастливая псина на упаковке. Какузу хотел отчитать его, сейчас им придется все это убирать, но передумал. Из опрокинутого мешка торчало что-то, завернутое в темный пакет. Он подцепил предмет пальцами, и вытянул наружу то, что они так долго искали.***
Тентен нажала на дверной звонок. После продолжительной трели, ей открыл высокий, смуглый мужчина, который выглядел лет на сорок, но Тентен по взгляду поняла, что он старше. Она показала ему удостоверение, тот удивленно вскинул свои черные, густые брови, и пропустил ее в дом. — Это спокойный район, в последний раз я видел здесь полицейского в конце восьмидесятых, — широко улыбнувшись, признался Гай, так ей представился хозяин дома. — Чем я могу вам помочь? — Расскажите мне о трейлерном парке, — попросила Тентен, усаживаясь на плетеное кресло в гостиной. — Вы застали его на этом месте, когда поселились здесь? — Я вам больше скажу, — Гай подошел к окну и отодвинул занавеску, — я в нем жил. Вот, видите, — он ткнул в стекло пальцем, и показал в конец длинной улицы. — Трейлерный парк располагался там, в самой низине, возле железнодорожных путей. Сейчас этот участок кто-то выкупил, планируют построить что-то вроде торгового центра или типа того, — Гай пожал плечами, и отошел от окна. — Я работал в строительной фирме, которая занималась застройкой этого района. Нам предоставили временное жилье недалеко от объекта, блок-контейнеры, — Гай нарисовал пальцами в воздухе прямоугольник, — такие жестяные коробки, в которых летом было жарко, как в духовке, — Тентен с пониманием кивнула. — В скором времени на нашу стоянку стали прибывать всякие кочевники — хиппи, и другие путешественники, многие были с семьями. Они останавливались здесь, чтобы наняться на стройку, подзаработать деньжат к осени, а потом опять отправиться в путь. — Вы дружили с кем-нибудь из таких семей? — спросила Тентен, рассматривая выстроившиеся на полке кубки и медали за спортивные достижения. — Дружили — это громко сказано, — Гай покачал головой, — но мы общались на работе, поддерживали более-менее приятельские отношения, — он проследил за направлением ее взгляда. — Это награды моего сына, — пояснил он с нескрываемой гордостью. — Ли занимается легкой атлетикой, был в олимпийском резерве, участвовал во многих соревнованиях. Сейчас он тренер от федерации спорта и… — Вы были знакомы с человеком, с фамилией Нохара? — прервала его Тентен, поняв, что перечислять достижения сына Гай мог до бесконечности. — По нашим данным, он и его семья могли проживать в трейлерном парке. — Нохара? — переспросил Гай, наморщив лоб. — Минутку, — он вынул руки из карманов спортивной куртки, и подошел к книжному шкафу. Немного покопавшись на полках, он достал оттуда пыльный фотоальбом в темной обложке. — Вот, — он открыл альбом в средине, и положил его перед Тентен. На нецветном снимке группа рабочих играла в карты на перевернутой жестяной бочке. Позади них была недостроенная кирпичная стена, возле которой лежали мешки с песком и лопаты. Молодой Гай, повесив майку на голое плечо, смеялся, запрокинув голову. Другие парни с улыбками следили за игроком, который, поджав под себя ногу, и сосредоточенно глядя на карты, судя по всему, проигрывался в пух и прах. — Это, — Гай указал на взлохмаченного темноволосого парня, стоявшего возле него, — Кагами Нохара. Он все лето восемьдесят седьмого с нами проработал. А в начале осени произошел несчастный случай: плохо закрепили подъемник, и люлька со строителями сорвалась вниз. Ему размозжило голову, он умер на месте, — Гай вздохнул. Тентен сосредоточенно рассматривала Кагами: нос, разрез глаз, скулы… Мысленно сравнив этот снимок с фотографией Тоби, она больше не сомневалась, что сейчас смотрела на его отца, они были очень похожи. Мог ли этот веселый парень в спецовке предположить, что его дочь убьют, а сын вырастет безжалостным серийным убийцей?.. — Что стало с его семьей? — спросила Тентен, запечатлев фотографию на свой мобильный. — Мы помогали его вдове первое время, — Гай сел напротив нее. — Я уже не вспомню ее имени. Но она не оправилась от удара и тоже слегла. К ней часто приезжали из полиции, видимо убеждали отдать детей под опеку государства, — Гай задумчиво потер подбородок. — Их у нее было двое… или трое. Вскоре жена Кагами попала в больницу, где и скончалась. А потом случился тот пожар, и мы уже были не в курсе, что с детьми стало. — Пожар? — удивленно переспросила Тентен. — Да, — Гай кивнул. — Ночью трейлер Кагами загорелся, огонь перекинулся на другие дома на колесах. До утра полыхало, все никак не могли потушить. Мы уже заканчивали строительство, и нужда жить возле объекта отпала. А кто работал по найму — сами разъехались. Кагами особо не рассказывал о родне, но я слышал, что у него отец жил в Вакаяме, они, вроде как, были в сорре. Возможно, он детей к себе взял, — предположил Гай, задумчиво глядя в альбом. Тентен поблагодарила Гая, и, попрощавшись, вышла на улицу. — Ты была права, — сразу начал Какузу, как только она ему дозвонилась. — Сакумо не убивал себя. Мы нашли у него документы из военного госпиталя, Тоби хотел, чтобы его разоблачили. Он связался с Хатаке, но его брат узнал об этом, и расправился с Сакумо, как только подвернулся случай. Тентен испытала было душевный подъем от этой новости, но тут же осадила себя — смерть коллеги не повод для радости. И все же, приятно было осознавать собственную правоту. Она рассказала ему об отце Тоби, о пожаре, медленно передвигаясь к концу улицы. Ветер трепал полы ее куртки, она остановилась, зажав телефон между плечом и ухом, чтобы застегнуть ее. — Пожар в восемьдесят седьмом? — переспросил Какузу, застучав по клавишам. Она угукнула, тот что-то неразборчиво пробормотал на своем родном языке. — В базах данных полиции нет информации об этом деле, оно старое, его не оцифровали. Но одна местная газета писала об этом происшествии статью, можешь найти ее в гугле. Ничего примечательного: обвинения в адрес застройщика за несоблюдение мер безопасности, но в конце, они пишут, что «в результате пожара трое детей пропали». — Я поеду в местное отделение полиции, запрошу информацию по этим делам, — ответила Тентен, продолжив путь. — Если в газете написали, что пропали дети, происшествие должно было получить широкую огласку… — В том-то и дело, — перебил ее Какузу, — что больше никакой информации о исчезновении детей нет. Вообще нет. Об этом бы сообщили в департамент полиции, и распоряжение о формировании поисковых отрядов пришло бы уже оттуда. Но у нас все глухо… — Тоби — хакер, он мог избавиться от этих сведений. — Тоже верно, — согласился Какузу. — Займись архивами по этому пожару, а я попробую пробить родню нашего парня. Если полицейский, который составлял досье о пожаре, еще жив — встреться с ним и узнай, почему они не организовывали поиск детей, и были ли они вообще, на момент пожара в этом трейлерном парке. — Поняла, уже выдвигаюсь, — ответила Тентен и завершила звонок. Она подошла к территории, огороженной под строительство. Работы еще не начались, участок был покрыт побитой морозом травой и засохшими листьями. Небольшая постройка — сарай для инструментов, рядом с которой была разрыта огромная глубокая яма. Значит, здесь когда-то располагался трейлерный парк?.. Она огляделась: улица, которую строил Гай со своими приятелями, поднималась в гору, за участком располагались железнодорожные пути. Неужели, истоки зла находятся здесь? Человек, причинивший столько боли, когда-то ходил по этим улицам, рос среди других детей, да и сам был когда-то невинным ребенком… Или, не таким уж невинным? Тентен вспомнила Кушину с ее равнодушным, пустым взглядом, мимо с грохотом пронесся товарный поезд. Она зажмурилась, чтобы избавиться от наваждения, и быстрым шагом направилась в сторону станции. Нельзя терять время, она нужна Сараде. Тентен не простит себе, если в этом мире появится еще одна девочка с мертвыми глазами.***
— Я сразу заметил, что у Обито выдающиеся способности к вычислению, — Чирику вернул чашку на стол, и откинулся на спинку дивана. — Он решал в уме сложные задачи, уравнения, в этом ему не было равных! Он был не очень эмоциональным, — признался учитель, — и когда в приюте открыли компьютерный класс, готов был сидеть за изучением возможностей этих машин сутки напролет. Я показал ему несколько книг по основам программирования, и он начал составлять первые алгоритмы. А ему было всего пятнадцать лет, невероятно! Думаю, он уже тогда понял, что посвятит свою жизнь компьютерным технологиям. — А его брат и сестра? — спросил Кисаме, не разделяя восторгов Чирику. — Они тоже ходили в этот класс? — Да, — Чирику кивнул. -У Рин была просто фантастическая, фотографическая память, она легко запоминала любой пройденный материал в мельчайших деталях. Другие преподаватели проводили несколько тестов по исследованию возможностей ее памяти, и она везде набирала максимальный балл. Это была очень способная, одаренная девочка, — с горечью закончил Чирику. — Расскажите о Тоби, — неожиданно подал голос Дейдара. — Он ведь тоже был вашим учеником. — Тоби… — Чирику задумался, подбирая слова. — Он не обладал какими-то способностями в обучении, если совсем уж упростить, он… был обычным, вписывался в то понятие, которое мы считаем «нормой». Его определили в этот класс больше по этическим соображениям, чтобы не подчеркивать разницу между его гениальным братом и сестрой. Тоби рос в тени своих одаренных родственников. Наверняка на мальчишку просто махнули рукой, когда увидели, что в нем нет ничего особенного, за что можно приписать статус «одаренного». Кисаме уверен, что именно тогда, в детстве, в нем поселилась эта обида по отношению к брату, который был «не такой как все». И повзрослев, он не без удовольствия присвоил себе его личность, вынудил стать единым целым под предлогом мести. — Вы знаете, почему Рин умерла? — Кисаме пристально посмотрел на учителя. — Знаете, что на самом деле случилось? — Поймите, я тогда думал только о здоровье Шизуне, — Чирику, — отвел взгляд. — Не прошло и дня, когда я бы не пожалел о принятом решении. Если бы я мог вернуться назад, я, непременно, поступил бы иначе, — Чирику сморгнул подступившие к глазам слезы. Повисла тишина. Кисаме не хотел на него давить, и подождать, пока Чирику соберется с духом, и сам им расскажет о случившемся. Дрова в камине затрещали, выпуская искры, Дейдара бросил на них короткий взгляд, а потом неожиданно вскочил с места. — Что произошло?! — взорвался он. — Отвечайте! Отвечайте, черт возьми! — потребовал он, ударив кулаком по столу. — Это ваш долг! Ваш долг перед дочерью! — Я, — запинаясь, начал Чирику, бросив на Дейдару испуганный взгляд, — я услышал, что Тоби зовет Рин в коридоре. Она не была на занятиях, и я хотел узнать, все ли с ней хорошо. Это было вечером, я как раз собирался уйти домой. Когда я закрыл кабинет, я прошел до конца коридора, и заметил, что Тоби находится на женской половине душевой. Я хотел узнать, что он там делает, мальчикам не разрешалось заходить туда. Подошел… и увидел там Рин… Она лежала на полу, вся в крови, — Чирику закусил костяшки на пальцах и зажмурился. — Я растерялся, потом позвал кого-то из воспитателей, — он зашмыгал носом. — Мы увели Тоби в медпункт. Я позвонил в полицию из учительской, попросил приехать. Как только я закончил разговор с диспетчером, ко мне подошли директриса Бивако и одна из воспитательниц, Куренай. Они стали меня убеждать, что надо отменить вызов, что произошел несчастный случай. Что в приюте много людей, работающих неофициально, мигрантов, и проверка полиции, заставит их уйти. Что тогда станет с их семьями? Директриса отвела меня в свой кабинет, и сказала, что знает, о болезни моей дочери. Она готова прямо сейчас выплатить мне две годовые зарплаты, если я позвоню в полицию, и скажу, что ошибся. Бивако открыла свой сейф, и я увидел, что она не лжет, деньги у нее действительно были… — И вы согласились, — подытожил Кисаме, склонив голову на бок. — Я — тот полицейский, которого направили в «Святую Люсию» по вашему вызову. Дежурный сказал, что через десять минут поступил звонок с отменой, но, так как речь шла о жизни ребенка, я должен был убедиться. По прибытию, меня встретил местный священник, и сказал, что девочка умерла в результате болезни. — Я знаю, что совершил преступление, — Чирику утирал слезящиеся глаза. — Но я пошел на это ради своей дочери! Денег, полученных от директрисы, как раз хватило, чтобы добавить к накоплениям, и оплатить лечение. Клянусь, я не потратил на себя ни одного ре! — Жизнь за жизнь, — бесцветным голосом произнес Дейдара, сев обратно в кресло. — А вас не удивило, что у директрисы оказалось столько денег, ага? — Признаться, я об этом тогда не задумывался, — Чирику, трясущейся рукой, поднес к губам чашку. — Но позже я увидел одну ужасную вещь, — его покрытые красной сеткой сосудов глаза лихорадочно забегали. — После урока, ко мне подошел Обито, и сказал, что не знает, как отдать полиции конверт, который передала ему сестра. Я попросил показать его мне. В конверте оказались фотографии, — было видно, что Чирику неловко об этом говорить, — фотографии девочек, без блузок! — выпалил он. — Я спросил у Обито, где он его взял, и он показал мне место под крышей, куда Рин отправила его в своей записке. Тогда я взял этот конверт, отправился к Бивако, чтобы потребовать объяснений. Дети не могли взять фотоаппарат, и снимать друг друга в таком… таком виде. Директриса забрала у меня фотографии, и сказала, что сама найдет виновного, и во всем разберется. Всякий раз, когда я пытался что-то узнать об этом инциденте, она увиливала от ответа. И я решил уйти из приюта, чтобы не иметь больше к этой истории никакого отношения. Я посоветовал Обито в дальнейшем отправиться на обучение в Кумогакуре. Там расположен самый лучший институт, где подготавливают программистов, а с его огромным потенциалом он без труда сдаст вступительные экзамены. Тоби, после смерти сестры, заинтересовался медициной, думаю, он хотел стать врачом, — учитель вздохнул. — Я ушел, продолжил растить дочь, преподавать в школах. Несколько лет назад вышел на пенсию, но меня до сих пор приглашают читать лекции в местном университете. Я больше никогда не слышал братьях Нохара, и, до недавнего времени, наши пути не пересекались. — До недавнего времени? — Кисаме нахмурился. — Примерно две недели назад, Обито отыскал меня, сказал, что хочет привлечь к ответу всех, кто скрывал гибель его сестры. Открыть людям правду о том, что творилось в приюте, — Чирику взглянул на угли в камине. — Я согласился ему помочь, и попросил у него немного времени, чтобы перебраться сюда. Не хочу, чтобы Шизуне была в этом как-то замешана, и узнала о том, чего мне стоило заработать те проклятые деньги, — он поморщился. — А вчера вечером, Обито привез мне диск, и попросил передать его тем, кто будет интересоваться его историей и смертью Рин. — Диск? — одновременно спросили Кисаме с Дейдарой. Чирику кивнул, вытащил из кармана халата белый конверт, и протянул его Кисаме. — Я понятия не имею, что там, — прошелестели едва различимые слова. Дрова догорали в камине, тишина в комнате медленно оседала, подобно вулканическому пеплу. Дейдара в своем кресле поежился, Кисаме, забирая диск, тоже стало не по себе. Они все услышали шепот притаившегося здесь ужаса.***
Какузу задумчиво просматривал файлы, найденные в квартире Сакумо. По возвращению домой, у них было «что-то типа обеда», и Хидан, в приподнятом настроении, прикалывал на стену фотографии с места преступления. Он подтвердил, что слепок челюсти, полученный в морге, и тот, что они нашли в квартире Хатаке — принадлежал разным людям. После разговора с Тентен, Какузу пытался определить, в какой момент произошло это слияние, и из двух разных личностей братья Нохара превратились в одну. Наверняка это случилось в прошлом, до того, как Тоби оказался в армии… — Скорей бы поймать этого ублюдка, — Хидан вешал на стену фотографию Тоби, вдавливая кнопку сильнее, чем следует. — Когда все это закончится, куда мы с тобою поедем? — он повернулся к Какузу. Какузу хотел ответить, что еще рано так далеко загадывать, и не стоит списывать со счетов бывшего военного, и возможно, действующего сотрудника АНБУ, но его прервал телефонный звонок. — Брата Тоби зовут Обито, — сразу начал Кисаме. — Это он гениальный хакер, а у его сестры была фантастическая память. Происшествие в приюте Куренай и Бивако замяли, подкупив учителя математики, — Какузу кивнул, записывая, он ожидал чего-то подобного от этой истории. — Вчера вечером Тоби привез учителю диск, сейчас мы попробуем посмотреть, что там. — Перешлите мне копию, — Какузу нахмурился. Тоби сам идет на контакт, ничего хорошего это им не сулит. Он отлично помнил, чем закончился для него просмотр той видеокассеты. Пустой стул, склад, подставка для камеры. На диске должна быть запись с девчонкой. Какузу попытался пробить родных Тоби, но информации об отце с матерью он не нашел. Зато выяснилось, что его дед, по отцовской линии, Нохара Таджима жил в Вакаяме, и долгое время работал на часовом заводе. Он нашел его в реестре социальной службы, среди людей, получающих пособие. Интересно, какие у него были отношения с Тоби? Они общались? Если судить по датам, то после смерти Таджимы, Рин и ее братья были определены в приют «Святой Люсии». Возможно, после пожара в трейлерном парке, они проживали у него?.. Какузу проверил адрес: многоквартирный дом по-прежнему стоял на своей улице в окружении школы и нескольких магазинов. Стоит туда наведаться, или лучше не тратить на это время?.. — Этот псих оставил им диск? — переспросил Хидан, недовольно скривившись. — Капец, а вдруг там убийство, как тогда, когда он забил до смерти нашу дворовую собаку? Какузу ухватился за эту мысль, быстро застучал по клавишам и не ответил. Он понял, что именно ему нужно искать.***
В местном полицейском участке ее добродушно встретил Ооноки — старый, ворчливый детектив, которого уже давно никто не боится. — Пожар в восемьдесят седьмом? Как же такое забыть, конечно, помню, — они медленно шли по коридору к архиву. — Я все время говорил, что рано или поздно там полыхнет: эти хиппи с их самодельными горелками и электроприборами, но кто же меня тогда слушал? — проворчал он, отпирая дверь. — Все эти приезжие — дешевая рабочая сила, поэтому градоначальникам и невыгодно было разгонять этот сброд. А как загорелось, так начались проверки, застройщиков оштрафовали, — он включил свет. — А что на счет пропавших детей? — спросила Тентен, разглядывая длинные высокие стеллажи, забитые папками. — В газете писали, что после пожара трое детей исчезло из трейлерного парка. — В газетах много чего понапишут, — отмахнулся Оноки. — Очевидцы говорили, что в одном из сгоревших трейлеров жила семья с детьми, но к нам не поступило ни одного заявления об исчезновении. Нет заявления — нет дела, сами понимаете, — он подвел Тентен к нужным полкам. — То, что дети погибли, подтвердить не смогли, как и не смогли опровергнуть. Трейлер за считанные секунды превратился в раскаленную печь, внутри была лишь зола. Образцы золы были слишком испорчены водой и порошками из огнетушителя, криминалисты не смогли выявить, есть ли среди нее человеческие останки. Этим пожаром заинтересовались люди из департамента, сказали, что взяли дело на контроль. Но никаких дальнейших распоряжений от них не последовало, и после стандартных проверок разбирательство было прекращено, — Оноки сунул в руки Тентен пожелтевшую папку. — Вот, все здесь. Если захотите кофе — скажите, я приготовлю вам из своих личных запасов, — он заговорщески улыбнулся, — а то наша кофе-машина варит такие помои! Тентен поблагодарила его, и села за пустующий стол сотрудника архива. В папке было несколько листов и старых, черно-белых фотографий. Трейлеры, служившие когда-то домами, стояли с выбитыми окнами в черных подпалинах. Вокруг них были лужи, оставшиеся после пожаротушения, разбросанные предметы быта… Основная версия случившегося — возгорание в результате использования неисправных электроприборов. По оценке экспертов пожар начался в трейлере, который ближе всего стоял к железнодорожным путям, а затем огонь перекинулся на остальные дома на колесах. В том трейлере жила вдова Кагами, которая к моменту пожара уже скончалась в больнице, куда попала с инсультом, не выдержав известия о гибели мужа. Тентен вытащила на свет поблекшую копию свидетельства о смерти. Мать Тоби звали Изуми, на момент смерти ей было всего тридцать шесть лет. Она хотела позвонить Какузу, чтобы рассказать об открывшихся только что фактах, когда ее взгляд запнулся на графе «фамилия». Фамилия, у Изуми была другой, она не стала ее менять после замужества на «Нохара». Тентен в оцепенении смотрела на эту строчку, в голове проносились мысли, точно грохотавшие когда-то рядом с трейлерным парком поезда. К ней часто приезжали из полиции, видимо, убеждали отдать детей под опеку государства… Люди из департамента взяли дело на контроль, но никаких распоряжений от них не последовало… Тентен поднесла бумагу к лицу, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают. Чем дольше она на нее смотрела, тем отчетливее вырисовывалось понимание, почему Тоби затеял столь сложную игру. Если бы они сразу увидели этот документ, то все стало бы понятно гораздо раньше! Она схватила папку и побежала по коридорам, так быстро, как только могла. Хлопая дверьми и перепрыгивая через несколько ступенек сразу, она неслась к остановке, чтобы успеть на рейсовый автобус. Ей нужно попасть в департамент. Там у нее будут ответы на все вопросы.***
Какузу пробил в полицейских базах «Обито Нохара», и вскоре нашел информацию, что того обвиняли в жестоком обращении с животными. В районе Конохи, где он жил, пропадали домашние коты и собаки, а через некоторое время их уже находили зверски покалеченными. В этот же период была сделана съемка улиц гетто, когда Тоби следил за Хиданом с Дейдарой, но не преуспел в их убийстве. Так как Обито страдал заболеваниями, связанными с отсутствием эмпатии, все подозрения легли на него. Его направили на принудительное лечение в больницу, в префектуре Канто, и вот тут происходит странное. Вместо Обито, в больницу Канто поступает Тоби Нохара, который работал при ней же санитаром, а ранее числился сотрудником социальной службы. Какузу сверлил задумчивым взглядом документы. Это Тоби был живодером, в этом он даже не сомневался. Он устроил путаницу в документах, наверняка заявив, что сумасшедший брат выдавал себя за него. Упрятал родного брата в психушку. Пока лже-Тоби находится на лечении, Тоби, называя себя Обито, приезжает в Кумогакуре, где с треском проваливает вступительные экзамены в физико-математический институт. И после этого следы Обито теряются. Но через пять месяцев, в учебной части республиканской армии оказывается уже Тоби Нохара, который блестяще проходит офицерские курсы. И никто не догадывается, что на другом конце страны, его брат заперт в психушке, доказывая всем, что он не Тоби. Когда обучение в армии Тоби подходит к концу, Обито должны перевести в другую клинику. Но тот просто исчезает, видимо, брат посчитал, что преподал достаточный урок, и освобождает его из заточения. Вскоре начинается военная компания в Сунийском заливе, и Тоби состоит в элитном корпусе подрывников. Об Обито по-прежнему ни слуху ни духу. Во время операции «Шоссе смерти» Тоби берут в плен воевавшие с советом кумогакурцы. Он числится предателем или погибшим, и братья Нохара исчезают со всех радаров почти на десять лет. Спустя 10 лет, Обито Нохара возвращается из Кумогакуре и устраивается на работу в айти-компанию «Диджитал». Тогда же происходит первое убийство: смерть дочери директрисы «Камелии», Куренай. И приблизительно в это время основывается сайт в даркнете «Гедо Мазо». По документам Обито в Коноху вернулся и Тоби. Он уверен, что полностью подчинил и подавил волю своего брата, и преступает к осуществлению своего плана мести. Какузу устало потер переносицу. Тоби заставил его поломать голову, но теперь все встало на свои места, и можно сосредоточиться на главной задаче. Он подошел к пришпиленному Хиданом к стене куску карты. Некоторые объекты были обведены красным маркером: гетто, дом Цунаде, интернат… Он отметил гостевой дом возле леса, в который раз не понимая, почему никто не напал на них там? Хидан инстинктивно дотронулся до порезанного уха, гостевой дом не вызывал у него приятных воспоминаний. — Думаешь, она еще жива? — вдруг спросил он, обводя взглядом карту. — Нашу мартышку жизнь не баловала, она закаленная. А эта, — он мотнул головой, — Учиха, с детства в жопу целованная, сколько она продержится? Хидан произнес это без тени злорадства, он, неожиданно признал Кушину своей, они стали кем-то вроде из одной из стаи. — Не знаю, — Какузу вздохнул. — Он не расправился с ней в первые сутки после похищения, значит, у него другая цель. Но пока мне не ясно, какая. На столе загудел мобильный, похоже, Кисаме просмотрел запись. Какузу устало прикрыл глаза, приготовившись к очередному мозговому штурму.***
Вокруг нее разбросаны белые конверты. Он сказал, что если она напишет на конверте то, что он просит, то отпустит ее. Рука дрожит, буквы выходят неровными. Сосредоточиться не получается, мысли не хотят задерживаться в голове, и постоянно ускользают. Перед глазами все плывет, без очков, вблизи, она видит очень плохо. Мир вокруг расползается на лоскуты. Она допускает одну ошибку за другой, буквы не хотят выстраиваться в ряд и рассыпаются по листу. Это уже пятый конверт, который она испортила. Остался последний. После каждой написанной буквы она делает перерыв. Наконец, ей удается написать это проклятое предложение. Ее свобода уместилась в одной короткой, но такой знакомой фразе. «Самой лучшей бабушке». Шорох отодвигаемой двери. Она видит неясные очертания фигуры, которая проходит в комнату. Подписанный конверт лежит у ее ног. Ей хочется вскочить, добежать до дверного проема, чтобы вырваться наружу, но она знает, что так делать нельзя. В прошлый раз, когда она попыталась, он разбил ей нос, и сломал очки. Она до сих пор натыкалась на осколки, разбросанные по полу. — Долго, — недовольно бросил он, поднимая конверт. Чувство страха, до этого надежно сдерживающее ее в своих цепях притупилось. Она хочет ответить, что в очках бы написала гораздо быстрее, но передумывает дерзить. Нос до сих пор болел, она не хотела проверять, насколько сильно ее еще могут ударить. Он забирает конверт, и выходит, не закрывая дверь. Она напряженно всматривается в свет, идущий из дверного проема, но дверь так и не захлопнулась. Значит, он сдержал слово, и она может уйти. Внутри все сжимается от радостного предвкушения. Этот кошмар закончился, она будет свободна! Она медленно подходит к двери, под ногой хрустнули осколки. Чувствует, что от ее одежды дурно пахнет, грязные волосы падают на лицо. Сарада отодвигает челку, невольно вспоминая ту сунийку с ее огненной шевелюрой. Сколько конвертов ей пришлось подписать, прежде чем он ее отпустил? Она пыталась сбежать? Ее тоже ударили по лицу? Она думает, что Кушина непременно дала бы сдачи. Та сунийка никого не боится. Сарада осторожно выходит на свет. От свежего воздуха ее замутило, глаза начали слезиться, но постепенно, она привыкает. Она видит коридор, ведущий в разные комнаты, это какая-то незнакомая квартира. Медленно, держась за стены, подходит к входной двери. В замок вставлен ключ. Прислушивается. Вокруг тишина, она не чувствует присутствия Тоби. Щелкнул замок, и дверь открылась. Сарада сжала металлический ключ в руке, он давал ей чувство реальности. Она с облегчением перешагивает порог. Все кончено. Скоро она будет дома. Едва она подходит к лестнице, как на плечо ей опускается тяжелая рука. Сердце в груди обрывается. Он обманул ее, и не собирался отпускать! Она дернулась, но бестолку, ее рывком уже затащили обратно, в эту проклятую квартиру. Тоби молчит, но она чувствует, что он улыбается. Сарада кричит, извивается, как может, но никто не приходит к ней на помощь. Она снова в этой тесной комнате, Тоби швыряет ее на расстеленный на полу матрас. — Я думал, ты окажешься умнее, — насмехается Тоби, уперев колено ей в грудь. Сарада чувствует, как он задирает рукав ее платья, скоро последует очередной укол. Сарада прерывисто дышит, от переполняющей ее злости и беспомощности. И она еще ему поверила, вот идиотка! Если Тоби надавит сильнее, то сломает ей ребра, но ей все равно. Она крутит головой, пытаясь отодвинуться, игла прокалывает кожу, скоро она снова заснет. Она стискивает кулаки, когда замечает, что все еще что-то сжимает в ладони. Ключ. В голове неожиданно проносится воспоминание, яркое и скоротечное, как вспышка. " Если ты еще раз это сделаешь, я приду к тебе ночью, и вырежу этот глаз, ясно?!» Та драка в столовой. Разъяренная Кушина угрожает Кин разбитым стаканом. Вокруг глаза Кин кровоподтеки, того и гляди, она действительно вырежет его, как сердцевину у яблока. Сарада сжимает ключ между пальцев, выставляя вперед длинные острые зазубрины. Раньше она ненавидела эту сунийку. Теперь ей хотелось быть такой как она. Сознание уже ускользает, но на последний рывок ей хватит сил. Она выбрасывает руку вперед, чувствуя, как ключ вонзается чужую плоть. Будто издалека слышит, как Тоби разразился проклятьями. Капли чужой, горячей крови, стекающие по щеке, кажутся ей самым приятным чувством на свете.