***
— Ты кто? — споросил Чуя по-английски, думая, что этот язык мальчику должен быть знаком. — Я говорю по-японски, — огрызнулся Дима и на всякий случай сделал шаг назад. — Немного. Чуя Накахара его ни чуть не пугал. Настораживали только рассказы Футабы. Помнится, девушка просила не выбешивать людей. На вопрос «а что значит выбешивать?» Футаба надолго задумалась, а потом, неожиданно засмеявшись, весело ответила: — Помнишь, мы с тобой конфеты взяли, хотя нам запрещено, и в комнате закрылись. А пока мама ругалась, папа пошутил про что-то? Мальчик кивнул и с недоумением поднял на неё глаза. — Вот это значит выбесил. Дима не очень понимал, где ему чисто теоретически можно было взять конфеты и пошутить, чтобы «выбесить» дяденьку перед ним. Поэтому решил вообще двигаться и говорить по минимуму. В комнате было достаточно светло и очень даже комфортно: диван мягкий, а ковёр пушистый. Но Диме, маленькому ребёнку, пусть и не совсем обычному, всё же было страшно от самой ситуации. — Так даже лучше. Знаешь, кто такая Эйми Ямада? Он нахмурился. Папа говорил ему никогда не произносить это имя. Потому что Эйми, как он говорил, хотят обидеть очень плохие люди. И эти плохие люди, должно быть, обитали именно здесь. — Понятия не имею. — Значит, по-хорошему ты не хочешь. Накахара, сидя напротив мальчишки лет пяти-шести, хмурился и непроизвольно искал сходства с Эйми. Гин сказала, что ребёнок жил с ней, и потому было логично предположить, что это её сын. Хотя, честно признаваясь, походил он больше на Дазая. Мальчик знал о существовании Эйми Ямады. Именно её, а не того, за кого она выдавала себя сейчас. Знал, где находится и кто он, Чуя, такой. А значит, он был не просто близок Эйми. «Хотя глупо. Дети не могут молчать, он быстрее выложит всю известную ему информацию». — Как родителей зовут? Дима отрицательно покачал головой в ответ на резкий вопрос. — Не скажу. Сводя брови к переносице и поджимая губы, мальчик пытался изобразить выражение лица Эйми. И это лицо, эти глаза, голубые и ясные, Чуе показались очень уж знакомыми. — Она твоя мать, да? Но Дима не ответил. Прижимаясь к спинке дивана, он никак не мог придумать, что делать. Хотелось заплакать и закричать, прыгнуть на папу. Потому что папа самый сильный и самый смелый. Схватить за руку маму. Потому что маму слушается даже папа. И обнять за шею Эйми. Потому что Эйми всегда на его стороне. Было страшно… Какое-то новое, незнакомое чувство появилось в груди, и неожиданно для самого Димы вспыхнуло у него в голове такое далекое и не совсем понятное слово «смерть». — Кто вы? — Я? Накахара Чуя. Ты же слышал обо мне? Дима закивал головой, но тут же спохватился. — Расскажешь? И я обещаю, что отведу тебя домой. Ему очень хотелось верить, но не выходило. Он замотал головой и внезапно, сам не зная зачем, закричал, повторяя три слова: «нет», «помоги» и «мама». Чуя выругался — для общения с детьми он точно создан не был. Потёр переносицу и прикрыл рукой глаза. А стена кабинета в этот же момент разлетелась на осколки кирпичиков — так звонко и неожиданно, так оглушающе. И так знакомо. — Скотина, довёл ребёнка до слёз. Чуя, тут же отменяя действие способности, попытался рассмотреть силуэт хорошо знакомого (судя по голосу) человека. И почему-то ему показалось, что Эйми сильно, слишком сильно, изменилась — какой-то совершенно другой она ему представилась сейчас. Особенно с ребёнком на руках. — Дима, Димочка, закрой глаза и не открывай, пока не разрешу. Договорились? Он плакал и хватался руками за её одежду, всё сильнее прижимался и обнимал за шею. Чуя видел… В глазах Эйми Ямады, теперь уже знакомой Эйми Ямады, промелькнула жажда убивать. Прижимая к своему плечу голову мальчика, она шла к нему, а рядом из пола поднимались языки пламени. — Ты влез туда, куда тебе лезть не следовало, — голос тихий и очень злой. Эйми Ямада всегда была такой: она забывала о людях, обидевших её, могла отомстить им позже и не так болезненно. Но с обидчиками Гин разбиралась моментально — иногда даже босс не успевал понять, что именно произошло. У Чуи было впечатление, что та же участь ждёт и его. Потому что за этого ребёнка Эйми, кажется, прощать не собиралась. Чуя, не реагируя ни на явный гнев, ни на слова Эйми, засунул руки в карманы и протянул: — А ты действительно жива. — Мир выглядит слишком несправедливо, если некому доставать Дазая. Согласен? — Боюсь, что с ним, — Накахара кивнул на мальчика, — я тебя не отпущу. Он сам не понял, почему сказал именно так. Мальчик, по сути, нужен больше не был. Можно было убить его, можно и отпустить — лишних жертв Чуе не хотелось. Но почему-то ему вдруг стало обидно. Потому что из-за какого-то ребёнка она оставила Портовую мафию когда-то давно, а сейчас творила очевидные глупости. — Не помню, чтобы спрашивала твоего разрешения. Он ухмыльнулся. Да, она действительно не спрашивала его разрешения и не должна была этого делать; никогда не прислушивалась к его мнению, следуя какому-то личному, не зависящему от других плану. — Чьего же разрешения ты спрашивала? Дазая, или кто уж там отец этого ребёнка? Эйми, как ему показалось, удивилась. Но сразу же вновь нахмурилась и ответила: — Тебя это касаться никак не должно. — Кажется, ты, Эйми, забыла. Забыла, что в нашем мире существует естественный отбор… И выживает сильнейший. — Естественный отбор? Выживает сильнейший? — она сначала повторила его жест, а потом вдруг снова ухмыльнулась и даже засмеялась. — Ты не слишком юн, милый Чуя, чтобы так глупо заблуждаться. Сильные пребывают в постоянной конкуренции и умирают гораздо чаще тех, кто стоит за их спиной. Я не смогу победить тебя — мы оба это знаем. Но меня хватит на то, чтобы этот ребёнок успел убежать достаточно далеко. Мальчишка пропал почти сразу, растворился в воздухе. Девушка посмотрела в пустоту, словно следуя за звуком шагов и всхлипов. Накахара присмотрелся к ней и облегчённо выдохнул — Эйми всё же была так похожа на себя: немного расслабленно потряхивала руками, но внимательно осматривалась по сторонам. Так привычно, словно и не было этих долгих лет неведения. Когда-то, вспомнил Чуя, она озиралась так на незнакомцев-врагов, стоя на одной стороне с ним. — Прозрачные вещи — поразительная способность. — Однако я слышал шаги, — равнодушно отозвался Чуя. — Ага, — она довольно кивнула, — потому что её обладатель даже не пытался скрываться. Чуя грустно посмотрел на неё. Да, Эйми Ямада, та Эйми Ямада, которую оплакивала добрая треть Мафии, была жива. Каким образом это вышло, Чуя не понял. Но сейчас он почему-то не был удивлён. Сильная, не такая зашуганная, как в последние несколько месяцев их совместной жизни три года назад, Эйми сейчас казалась куда сильнее, чем когда-либо. — Ты молчишь слишком долго для человека, который должен покрутить меня, Чуя. — Не знаю уж, — он фыркнул. — Босс, кажется, может этого не одобрить. — Тебя заклинило что ли? Чуя не ответил и, помолчав, вдруг снова заговорил: — Мальчика зовут Дима? — Да, Дима. Дмитрий, если быть точнее, — она кивнула и мягко улыбнулась. — Странное имя. Дазай придумал? Он посмотрел на Эйми и впервые за их разговор испугался: Ямада смотрела на него так, что было не понятно удивлена она или ей стало плохо. — Подожди, — она провела рукой перед собой и взялась за голову. — Ты решил, что Дима сын мой, — она показала на себя и задумалась, закатив глаза, — и Дазая? Чуя, скажи, ты совсем идиот или просто хорошо притворяешься? — А есть иные варианты? — ответил он на первый вопрос, гордо проигнорировав второй. О, у Чуи их была масса: жгучая ревность наконец дала о себе знать. Глупо! Эйми, стоящая сейчас напротив, была совсем другим человеком — уже чужим. Пусть и улыбалась, кажется, так же, как и раньше. — У тебя голова хоть чуть-чуть варит? В каком возрасте я по-твоему его родила? Чуя ненадолго задумался и пожал плечами. Кто, что и как — всё это его сейчас не особо волновало. — Он сын достойных людей. Людей, что намного лучше нас. Будто тихо гордясь такой похвалой, Дима, прижавшись к Вере, стоявшей у стены и наблюдавшей за ситуацией, сильнее зажмурился и кивнул головой. Эйми вновь лелеяла его, как младенца, как родного ребёнка. Но было в этой ласке, в этих словах что-то странное, что-то столь непривычное. — Давно я тебя не видел. Даже представить не мог, что ты будешь такой, — холодно пробормотал Чуя. — Эйми Ямада, гроза всей Йокогамы… И что же с тобой стало? — А что со мной стало? Пугаешься нового образа старой знакомой? Страшно, Накахара-кун? Мягкой стала, думает Чуя. Ранимой. А может и нет. Всё так же дерзит и никого не боится. Это она. Определённо она. Всё такая же принципиальная девушка. — Зря грубишь. Не припоминаешь, чем подобные выходки могут для тебя обернуться? — предпринимает Чуя последнюю попытку разговора на равных, впрочем, тут же останавливаясь. Что же он делает? Мечется между долгом и тем, что так обидно, заносчиво и глупо прорастает волнением. — Я на твоей территории, точно, — притворно вздохнула Эйми. — Но не забывай, что когда-то и я была мафиози. Окружённая столпами пламени, Эйми исчезает, исчезает и тот, кто прятался у стены. И всё, что остаётся лицезреть Чуе — разбитому, обрётшему надежду и разбитому вновь — поломанную на куски стену. — Эйми, Эйми, — смеётся он собственной неудаче. — Выходит, ты нас погубила, не наоборот.***
Заломав руку за спину одному человеку и схватив за шкирку второго, Футаба впервые за долгое время так неискренне засмеялась. Откинув уже пятого подряд мафиози, Футаба не удосужилась удостовериться в безопасности окружающих и проигнорировала мысль о том, что о ней сейчас подумают не самое приятное. Ещё сильнее зажимая закрученную руку последнего рядового, она вдруг обернулась и тихо сказала: — Танизаки, солнышко, закрой глазки. — Всё-таки это действительно были вы, Ямада-сан, — парень медленно встал из-за стола и скрестил руки на груди. — Теперь-то я вас узнаю. Она цыкнула и стянула с головы светлый парик. — Ну, раз уж так получилось, прятаться дальше не имеет смысла. Спасибо, дружок, из-за тебя я снова в дерьме. — А вы хоть когда-нибудь из него вылазите? — он фыркнул. — Эу, слишком смелым стал, — она засунула руки в карманы, роняя мафиози на пол, и пихнула его ногой. — Ты. Передай твоему боссу то, что увидел сейчас. И предупреди, что он зашёл слишком далеко. Она не обернулась на него, когда мафиози, спотыкаясь, придерживая одной рукой вторую, выбегал из двери. Только подойдя к окну, распахнула его и пронзительно свистнула. — Руйко ещё жива? — дабы прервать гробовое молчание, спросил Джуничиро. — Жива, — утвердительно кивнула Эйми. — Но, кажется, занята. Она ещё помолчала, а потом отвернулась от окна, оперлась руками на подоконник и улыбнулась. — Ну, а позвольте представиться. Ямада Эйми. Или Футаба Цусима — тут уж разницы никакой. Со многими из вас мы знакомы. С некоторыми даже лично. Безмерно рада нашему официальному приветствию. — Так вы из Портовой мафии? — Куникида потянулся за блокнотом и покрепче перехватил его. — Хвала Богам! — она усмехнулась. — До вас, Куникида-сан, как до утки — на пятые сутки. Уже все, кажется, поняли. Куникида поправил очки и осмотрелся по сторонам, задерживая взгляд на виновато опустившем взгляд Танизаки и стоящей рядом Наоми. — Я права, Фукудзава-сан?***
Однажды увидев рядом с Мори маленькую, где-то двенадцатилетнюю девочку, Фукудзава почему-то удивился. Глаза она прятала, но улыбалась искренне. Она не была похожа ни на маньяка или сумасшедшего убийцу, ни на завербованного раба. — Как её зовут? Мори ему не ответил и, отводя руку в сторону, подтолкнул девочку вперёд. — Эйми Ямада, — она поклонилась и подняла голову, позволяя Юкичи рассмотреть её лицо. — Рада встрече. Она была необычной, хотя что в ней такого особенного Юкичи так и не понял. Девочка часто хмурилась и почти всегда молчала — общалась кивками. Не слишком полагалась на свою способность, хотя использовала её весьма уверенно. Во всяком случае для ребёнка. И холодным оружием пользовалась довольно интересно. — Она боится того мальчишку, ты знаешь? Мори улыбнулся и кивнул. — Более всего ей стоит бояться себя. Она могла бы убить его, если бы захотела. Фукудзава нахмурился и кашлянул. — Эйми понравилась тебе? Но он промолчал и не стал говорить об этом вновь. — Спасибо вам, Фукудзава-сан, — провожая его к выходу, Эйми слабо улыбнулась. — Я многому научилась у вас за это время. Он не стал спрашивать о том, чему же такому она успела у него научиться и решил не задумываться он этом. — Ты довольна своей участью? Она слабо, печально улыбнулась и посмотрела куда-то вдаль, за бесконечный горизонт. — Хорошо там, где нас нет.