После Трансфигурации Гермиона смогла улизнуть от Поттера, который явно хотел с ней поговорить. Она не знала о чем, так как ей казалось, что он уже все сказал.
«Возможно, будет еще одна война. Просто замечательно, Гермиона!» — раздраженно подумала она.
Ее в принципе начало все раздражать. Та книга, которую она забрала у профессора Лэндгдон, была довольно странной, но вместе с тем весьма интересной. И Гермиона начинала злиться из-за того, что остальные книги нельзя достать.
«Разве что, можно отвлечь профессора, и потом… Нет», — она решительно прервала себя. Она не опустится до того, чтобы стащить чужую вещь; вещь учителя, между прочим. Хотя она может просто одолжить…на время.
Гермиона почувствовала металлический привкус у себя во рту и поняла, что прокусила губу. Эта была ужасная привычка — кусать губы, когда задумываешься. А думала Гермиона Грейнджер много.
Она закрыла воду и вышла из ванной, оборачиваясь в полотенце. Быстро прошмыгнула в комнату, стараясь одеться до прихода соседок. Гермиона натянула на себя обычные джинсы и футболку зеленого цвета. В конце концов, она была
слизеринкой.
Она еще раз окинула взглядом комнату и опять ощутила раздражение: вместо того, чтобы пойти и начать читать странную книгу, она должна пойти дежурить с Малфоем.
С Малфоем, который ненавидит ее еще больше, чем раньше.
Гермиона поймала себя на мысли, что оттягивает свой выход.
«Может, он не придет? Забыл или просто решил проигнорировать?» — она тряхнула головой. Хватит искать глупые отмазки. Тем не менее, она ощутила разочарование, когда, выйдя в гостиную, увидела Малфоя, который сидел на диване, задумчивым взглядом глядя в камин. Гермиона мысленно фыркнула, потому что Малфой даже на диване, в слизеринской гостиной — в месте, где он и так чувствовал себя превосходно, — сидел как король. Гермиона тихо остановилась за его спиной, думая, как бы ей его прервать. Не то чтобы он был занят каким-то очень важным делом — наверняка, придумывал очередные оскорбления для всех, кто, по его мнению, недостоин находиться на этой планете. По крайней мере, она бы не была счастлива, прерви ее кто-то в такой момент.
— Ты опоздала, Грейнджер, — проинформировал Драко, выходя из своего транса. Гермиона с любопытством на него взглянула — она была уверена, что подошла совершенно бесшумно. — Если не можешь следить за временем, попроси свою семью — пусть купят тебе часы.
Она что, серьезно думала о комфорте Драко Малфоя?
— Я пришла вовремя, Малфой, — она закатила глаза. Они еще даже не успели выйти, а уже спорят. — Это у тебя был час для медитации. В следующий раз предупреждай, я вокруг тебя свечи поставлю. Ну знаешь, говорят, для медитирования помогает.
— Очень мило, что ты обо мне заботишься, Грейнджер, — сквозь зубы процедил Драко и встал с места. — Я считаю…
— Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим, — легко перебила его Гермиона. Возможно, Малфой хотел сказать то же самое, если судить по тому, как дернулся его кадык, но он же должен почувствовать себя в ее шкуре. Очень
раздражает, когда перебивают. Кто-кто, а Малфой точно должен был это знать со своими аристократическими замашками.
— Как проницательно, — ядовито пробормотал Малфой, подходя к портрету, служившему слизеринцам дверью и, распахивая его, пропустил Гермиону вперед. Она лишь фыркнула.
«Джентльмен хренов».
— Я думаю, стоит разделиться, — сказала Гермиона.
— Что еще раз доказывает, что тебе думать не стоит…
— Не тебе решать, что мне стоить делать, а что нет, — прорычала она.
— …так как МакГонагалл уже упоминала об этом и, — он двинулся вперед, и Гермионе ничего не оставалось, кроме как поплестись за ним, — сказала, что
настаивает. Старосты должны ходить вместе.
— Даже странно, что
ты об этом напоминаешь, — досадливо сказала Гермиона. Она ведь хотела пройтись по темным коридорам Хогвартса, подумать о книгах, например, поразмышлять о мыслях, что профессор Лэндгдон что-то замышляет. Одна. — С твоей стороны, напротив, было бы логичнее сделать вид, что не ты услышал или забыл. Ты бы избавил от злости и бешенства нас обоих.
— Возможно, — согласился Драко, и Гермиона с подозрением на него посмотрела. — Но я так и быть потерплю, чтобы увидеть, как ты мучаешься, — злорадно добавил он.
— Неужели ты можешь принести себя в жертву? — она насмешливо усмехнулась. — Как благородно. Тебе только коня белого не хватает и доспехов.
— А ты принцесса, которую надо спасать из башни? — поинтересовался Драко. — Я, конечно, ничего не имею против, но ты тянешь лишь на дракона. Хотя нет. Драконы красивые.
— Сказал человек с именем Драко. — Гермиона закатила глаза и не заметила, как Малфой на нее взглянул. — Сначала в сторону Гриффиндора? — вдруг резко переменила она тему, на что он кивнул. Его похоже совершенно не смутил этот скачок в их разговоре — или как это еще можно было назвать, — как обычно бывало с другими людьми, которые знали Гермиону не очень хорошо.
Гермиона вырвалась вперед, потому что лицезреть эту идеально ровную спину и вальяжную походку у нее не было никакого желания. Она начала рыться в своем воображаемом шкафу, где хранились мысли. Ей нужно было начать думать о чем-нибудь, иначе бы она умерла от скуки. Не то чтобы Гермиона была любителем поболтать, особенно о себе, но социофобом ее назвать тоже нельзя было. Сначала она хотела выбрать мысль о книгах и о стихиях, но потом решила, что об этом она всегда успеет подумать, лежа на кровати или сидя на скучной лекции. Нет, конечно, все уроки были важны, но ее руки уже на автомате записывали всю нужную ей информацию, давая мозгу время на размышления. О перепалке первокурсников Гермиона тоже думать не хотела.
«В конце концов, это Хогвартс, — решила она, — здесь постоянно происходят странные вещи».
Тут ее мозг ухватился за мысль, которая была спрятана в зеленой книге с белым срезом. Зная, что возможно пожалеет об этом, Гермиона открыла ее.
— Может, мне надоело! Может, я больше не хочу ее ненавидеть! — одиннадцатилетняя Гермиона остановилась и аккуратно выглянула из-за угла. Ну, конечно. Тот самый мальчик — Драко Малфой, — который обозвал ее маму, и вот уже шесть месяцев они друг с другом не разговаривали. И они вообще считали друг друга врагами. Все было очень серьезно.
— Драко, я понимаю, но ты ведь знаешь, что твой отец…будет против этого, — молодая красивая женщина погладила мальчика по голове. Это бесспорно была его мама, поняла Гермиона. Такая же беловолосая и светлоглазая. У нее была такая же бледная кожа и красивые руки. Гермиона с самого детства обращала внимание сначала на руки людей, а потом уже на все остальное. Руки отображали саму суть человека, скрывали в себе самое главное. Миссис Малфой определенно была одной из самых элегантных и великолепно красивых женщин, которых когда-либо видела Гермиона (разумеется, после ее мамы).
— Но она ведь не грязнокровка, — еле слышно произнес Драко, отчего его мама тут же обернулась, а потом приложила палец к его рту.
— Т-ш-ш, Драко, ты же знаешь, общество не любит это слово.
— Но папа говорит, что…
— Меня совершенно не волнует, что там говорил твой отец, — отмахнулась миссис Малфой. — Сейчас с тобой говорю я, — и это не прозвучало, как упрек.
— Мам, а может, я…ну…попробую с ней подружиться? — спросил мальчик, заглядывая в глаза матери.
— Ох, Драко, — Гермионе была видна ее грустная улыбка. Женщина взяла руку сына в свою. — Твой отец будет против этого.
— Но я же сейчас нахожусь с тобой! — возразил Драко, возвращая матери ее же слова. Она рассмеялась.
— Верно, но все же твой отец принимает чуть большее участие в твоем воспитании, — она нахмурилась и добавила, — ну, или должен принимать, — Гермиона напрягла свои уши изо всех сил. Ей очень хотелось узнать, о ком говорит эта беловолосая семья.
— Но ее отец чистокровный, — пылко сказал Драко, не желая сдаваться.
— Но мама — маггл, — миссис Малфой покачала головой. — Несмотря на то что ее род со стороны отца очень знаменит, в ее матери нет магии. А многие, в том числе и твой отец, считают, что это самое большое унижение, которое только может причинить себе волшебник — соединиться брачными узами с магглом, — Гермиона широко раскрыла глаза, переваривая услышанное. Это значило, что Драко хотел с ней дружить. Он думал об этом и поделился с матерью, прося совета. По правде говоря, Гермионе тоже надоела эта вражда, потому что Драко Малфой был умным, а значит, интересным, и ей хотелось с ним поболтать. Обо всем.
— А ты так не считаешь? — спросил Драко, хмуря брови в точности, как мать.
— Это не столь важно…
— Нарцисса! — послышался чей-то голос, и миссис Малфой резко повернула голову на звук. Вернув себе на лицо маску безразличия, она пригладила сыну прическу и подтолкнула его вперед.
— Идем, Драко. Твой отец нас уже заждался, скоро начнутся похороны твоей четвероюродной тетушки Дианы.
— Кто она вообще такая, — пробурчал Драко, отчего его мама усмехнулась.
Подождав, пока шаги стихнут Гермиона выглянула из своего укрытия.
— Нарцисса, — тихо повторила она. — Красивое имя.
Когда Драко вернулся с похорон, Гермиона долго думала, как к нему подойти. Он ведь говорил маме, что хочет с ней дружить. Может, он просто боится? На одном из уроков, она подсела к нему.
— Привет, — сказала она, смотря на Малфоя с опаской. Он удивленно на нее взглянул, не понимая, почему она с ним здоровается.
— Привет, — повторил он, так же настороженно глядя на Гермиону.
— Как дела? — она не знала, что ей еще сказать. Все же они не общались (перепалки не в счет) полгода.
— Нормально, Грейнджер, — Драко наконец отмер и нахмурил брови. Похоже, он тоже не знал, что ему делать. — Тебе что-то нужно?
— С чего ты это взял?
— Ну, — он замялся.
— Драко! Что она тут делает? — громкий возглас раздался за спиной. Закатив глаза, Гермиона узнала голос Пэнси.
— Паркинсон, отстань, а? — раздраженно сказала Грейнджер, на что Пэнси не обратила никакого внимания.
— Драко, ты разве забыл, что тебе говорили? — прошипела она, наклоняясь к нему. В глазах Малфоя мелькнуло понимание, а потом он тяжело вздохнул, будто принимая какое-то решение. Довольно неприятное.
— Нет. Не забыл, — отрезал он, поворачиваясь к Гермионе. — Грейнджер, здесь не твое место. Сгинь.
— Но… — пролепетала Гермиона. Она видела в глазах мальчика нежелание. Он ведь не хотел этого делать! Почему нельзя было просто ослушаться родителей? Легкая шалость.
— Сгинь, Грейнджер! — повторила за ним довольная Пэнси. — Теперь придется стул отмывать от твоей кро…
— Пэнси, — шикнул на нее Драко и очень вовремя, поскольку Гермиона уже сжала кулаки. Гордо поднявшись, она пересела за другую парту.
Гермиона закрыла воображаемую книгу и задумалась. Маленький Малфой хотел с ней дружить, но ему пришлось подавить это желание, чтобы не вызвать гнев родителей. Или, вернее будет сказать, отца, ведь миссис Малфой не была против. Драко, конечно, нельзя было назвать любителем нарушать правила, но он никогда не был…покорным. Из годов учебы Грейнджер вынесла для себя какую-то информацию про Драко Малфоя. Например, ему не нравилось, когда ему указывали или давили — тогда он пытался все делать наоборот. Ему так же, как и всем мальчишкам, нравилось нарушать всякие школьные законы, делать мелкие пакости и подшучивать над однокурсниками. Он определенно был обыкновенным ребенком, которому нравилось делать то же, что и другим. Однако в отличие от других, у него был ужаснейший характер — наверное, потому, что его семья возложила на его белую голову корону. Наверняка из чистого золота и украшенную изумрудами. Он ведь слизеринец.
Конечно, факультет не определял цвет, но Гермионе казалось, что Малфою, как истинному слизеринцу, должен нравиться зеленый. Хотя ее это очень раздражало, потому что зеленый являлся и ее любимым цветом тоже. Тот загадочный изумрудный, в который был выкрашен герб Слизерина.
Гермиона подумала, что вообще не видела Малфоя в каких-то цветах, кроме черного. Он всегда ходил в черных брюках и такого же цвета рубашке или водолазке. Сегодня не было исключением, и он нарядился в черные штаны и свитер. Вообще Гермионе казалось, что свитера — это такие вещи, в которых обычно уютно. И тепло. И она бы ни за что не поверила, если бы ей сказали, что Малфой хочет почувствовать себя
уютно. Она подавила смешок. Подобные слова, связанные с чем-то светлым, мягким и приятным, почему-то никогда не вязались у нее с Драко. Хотя причина была все же понятна — весь его вид говорил, что он лед. Айсберг в Ледовитом океане.
Гермиона плавно перетекла мыслями от айсберга к его волосам. Ну, а что — цвет одинаковый. Она не могла что-то с уверенностью заявлять о своем вкусе на парней, как, например, Дафна, которая говорила, что ее типаж — это брюнеты. Хоть Гермиона и немного повстречалась с Виктором, а потом с Бобом, она все равно не могла сказать, кого же предпочитает больше. Драко Малфой был блондином, причем платиновым и до того, как Гермиона попала в Хогвартс, она никогда не видела такой натуральный цвет волос. Если бы он оделся во все белое, то походил бы на ангела.
Вообще Гермиона не могла не признавать его привлекательным. Судя с объективной точки зрения, она понимала, что он был красив. В четырнадцать лет, когда гормоны играли не на шутку, он казался ей просто богом.
Но, слава Мерлину, это потом прошло.
Вдруг Гермиона остановилась.
Она сдвинула брови. Что-то было не так. Она достала палочку и поняла, что слышала только шум своих шагов.
Остановившись, она услышала лишь тишину.
«Чертов Малфой».
***
Драко усмехнулся, смотря на то, как Грейнджер ускакала вперед.
Она раздражала его одним своим видом, поэтому смотреть на ее спину было лучшее, что он мог вынести из дежурства. Мало того, что МакГонагалл окончательно выжила из ума, раз назначила их старостами Слизерина, так еще и «тонко» намекнула, что им не стоит разъединяться. Да что могло случиться? Никаких сбежавших преступников и ложно-мертвых анимагов вроде не предвиделось. Почему у директрисы было такое лицо, будто она знала то, чего не знали остальные? И дело здесь совсем не в знаниях Трансфигурации.
Малфой устало потер левую руку. Метка уже не болела, так как пепел ее создателя разлетелся по земле, но сам рисунок почему-то упорно предпочитал оставаться на теле. Драко много раз пытался свести его, но даже после ожогов, царапин и всего прочего татуировка проступала на предплечье.
Не то чтобы его это как-то заботило — у него все еще были ненормальные поклонницы, которые умилялись тому, что он сидел в Азкабане, ожидая приговора. Он бы посмотрел на этих размалеванных куриц в этой мрачной тюрьме. Да они бы и дня не выдержали, разбегаясь кто куда от вида пауков. А он выдержал. Сидел, сжимая зубы, стараясь не обращать внимания на холод, что пробирал до костей, крики заключенных и дементоров, которые иногда сновали туда-сюда.
«Хотя бы не прислонялись к решеткам», — думал Малфой.
Война потрепала многих, и он не стал исключением. Его феноменальное умение сдерживать эмоции не подвело, поэтому он прослыл еще более хладнокровным и равнодушным ублюдком. Хотя некоторые считали его таким и до войны. Но что ему еще было делать? Если бы не контроль разума, он бы сломался. Не так, как ломаются остальные, — по-своему. Остальные не видели, как змея заглатывает твоего бывшего учителя. Драко не мог назвать себя человеком, который начинал впадать в истерику и чувствовать страх от всяких
неприятных вещей, которые ему приходилось лицезреть. Но иногда нервы сдают у всех.
Он взглянул на слишком тихую Грейнджер, что означало, что она задумалась. За прошедшие годы он смог неплохо ее изучить. Выбора в принципе не было, так как, когда перед тобой на протяжении семи лет вздергивается рука, волей-неволей начинаешь узнавать человека лучше.
«Бедный ты!» — шутил Блейз, когда Драко жаловался на это.
Если бы Грейнджер была чистокровна или хотя бы имела магглорожденную мать, то они, возможно бы, и подружились. Его отец имел очень странную логику, не позволяя сыну общаться с полукровкой, хотя сам имел друга и Лорда в их числе. Видимо, Люциус счел поднятие брови за ответ, когда Драко спросил его об этом. Он даже разговаривал с матерью в более маленьком возрасте, и, хотя Нарцисса вполне могла сохранить тайну, она посоветовала сыну не связываться с этой девочкой. Малфой подозревал, что Гермиона слышала какую-то часть их разговора, потому что иначе ни за что не подсела бы к нему на Зельях.
Она была ужасно гордой.
Это был еще один факт, который он узнал про нее во время учебы.
Драко никогда не думал о Грейнджер, как о девушке. Она ему казалась вообще какой-то невзрачной. Ему нравились шатенки со светлыми глазами, со спокойным, удобным характером. Кто-то, наподобие Пэнси. Да, разумеется, отношения, где один подстраивается под другого в ущерб себе, нельзя было назвать здоровыми. Но с другой стороны, на здоровые у него не было времени. Драко знал, как они выглядят: его родители были отличным примером (ну почти, за исключением того, что Люциус втянул их семью в ужасную ситуацию), но он был слишком закрыт и травмирован, чтобы строить что-то настоящее.
Грейнджер была полной противоположностью того типажа, что ему был нужен. У нее были темные волосы, которые иногда выгорали на солнце, становясь светлей. Они были кудрявыми, совершенно невозможными. Драко нравилось, чтобы девушка могла нормально расчесываться, без страха, что может сломать расческу. У нее были обычные карие глаза. Ничем не примечательные. Такие у большинства людей. Вздернутый нос и веснушки (а меньше надо на солнце сидеть). Рот, который постоянно открывался для того, чтобы вставить едкий комментарий.
Малфой, разумеется, в долгу не оставался.
Что было под рубашками и бесформенными юбками, Драко с уверенностью сказать не мог, зато точно заявлял, что Грейнджер совершенно не похожа на тех моделей, которых печатают в модных журналах (он, конечно, случайно увидел разворот). И под одеждой вряд ли выглядит сексуально.
Он посмотрел вперед, обводя взглядом спину Гермионы. Она шла спокойно, плавно покачивая бедрами в такт ходьбе. В ее движениях была грация и легкость, как у пантеры.
Вдруг в голове всплыло воспоминание.
Он в Малфой-Мэноре, спешит в свою комнату после очередного собрания. Лорд очень доволен тем, что Драко удалось починить шкаф. Он проходит мимо приоткрытой двери и слышит сдавленные стоны. Он кривится — ему не нравится, что из его дома делают притон. Нацепляет на лицо лучшую маску хладнокровности и открывает дверь. На кровати, несомненно дорогой, лежит Сивый. Драко морщится от запаха собаки, который витает в воздухе. Оглядывая комнату, он видит в дальнем углу, связанную рыжую девушку. Она делает большие глаза и мотает головой. Драко переводит взгляд на Сивого, которого, кажется, ничего не смущает, и замечает, что под ним лежит другая девушка. Ее черные волосы лежат на простынях, а одна рука изо всех сил вонзает ногти в спину оборотня. Он не обращает на это внимания. На лице девушке гримаса боли и отвращения.
— Что за бордель ты тут устроил? — грубо окликает его Драко. Оборотень прерывается лишь через пару секунд, и, судя по его довольной роже, — он достиг пика.
— А, Малфой-младший. Здравствуй-здравствуй, — говорит Сивый, слезая с девушки, и даже не пытается прикрыться. Драко замечает, что на бедрах черноволосой кровь. Она тут же сползает на пол и пытается добраться до второй девушки. — Да, я решил немного развлечься, знаешь ли. А ты куда пошла? Я с тобой еще не закончил, — он хватает шатенку за волосы.
— Развлекайся в другом месте. Это — дом, в котором тебя любезно приняли, — цедит Драко сквозь зубы, с удовлетворением замечая смену эмоций на лице оборотня.
— Ты на что намекаешь? — рычит Сивый и поднимается с места.
— Ни на что, просто напоминаю, что ты тут гость, — холодно отмечает Малфой. — Я и не знал, что ты насильником заделался.
— Скучно стало, — он пожимает плечами и садится обратно. — Меня, кстати, твоя тетя заклинанию научила, — Драко поднимает бровь на это хвастовство. Беллатриса ненавидит Сивого, так что либо у него галлюцинации, либо он врет. — Смотри, — он призывает палочку и направляет ее на сжавшуюся девушку в углу. Что-то бормочет, и в следующую секунду рыжая выгибается от боли. Она кричит, но голос звучит приглушенно из какой-то тряпки, что Сивый пихает ей в рот. — А то сейчас всех перебудит. Смотри-смотри, сейчас самое интересное будет, — Драко в ужасе смотрит на оборотня, а потом на девушку, которая выгибается все больше и больше, пока наконец не слышится ужасный хруст, и она падает на пол.
— Нет! — кричит черноволосая. — Мирабелла! — она бросается к подруге.
— Упс, — Сивый смеется, а Малфой в отвращении смотрит на него.
— Ты! — кричит девушка, отскакивая от рыжей. Ее ноги трясутся, и она обнажена, но вряд ли ее это волнует. — Ты мерзкий ублюдок! Ты убил мою подругу, кусок дерьма!
— Тише пупсик, а то отправишься следом, — это забавляет оборотня.
— Сивый, хватит, — твердо говорит Драко. — Если она грязнокровка, просто убей ее, если нет — отдай ее мне, я сам решу, что делать.
— Яйца еще не отросли, чтобы командовать, Драко. Она грязнокровка. Я поймал ее и буду делать, что захочу, — оборотень скалится.
— Мудак, — выплевывает черноволосая и, бросаясь вперед, вонзает ему в живот что-то острое, потом бьет в пах. — Тебе тоже надо? — она воинственно направляет оружие на Малфоя, пока Сивый корчится.
— Пожалуй, откажусь. Наверное, тебя стоит провести на выход? — он не уверен, что это правильное решение, но отступать поздно. Девушка делает шаг к нему, и Драко не успевает среагировать.
— Шлюха! — оборотень встает и резко сворачивает ведьме шею.
— Обливиэйт, — говорит Драко, прежде чем Сивый смог бы повторить трюк.
Малфой почувствовал, как подкатывает тошнота. Ему было всего шестнадцать, а он уже видел смерть. Кучу смертей. И он был бы счастлив, если бы это было от простой остановки сердца, а не от потери крови, конечностей и боли. Хотя многие, наверное, видели смерть и раньше. Как Поттер. Он старался дышать тише, чтобы Грейнджер ничего не заподозрила. Прислонившись к стене, он отполз за угол. Съехал вниз и начал хватать воздух ртом.
«Дыши, — приказал себе Драко. — Досчитай до десяти. Держи лицо, ты же Малфой.»
Получалось плохо. Он зажмурил глаза, пытаясь не обращать внимания на головокружение. Воспоминание опять проигралось, только теперь на моменте пытки рыжей. Кто-то словно проматывал фильм, только вот Малфой должен был все это чувствовать. У него возникло подозрение, что кто-то пролез в его мозг, и он попытался поднять стены.
— Ну же…давай, — прошептал Драко себе. Он был слишком расфокусирован и истощен, чтобы сработала окклюменция.
Малфой почувствовал себя слабым. Он сидел тут, на школьном полу, а в голове у него проносились картинки пыток. Тетя Белла хорошо обучала, поэтому ей очень часто требовался…
расходный материал. У него не было такого раньше. Он прятал все под безразличием, не давал выход эмоциям, и поэтому они решили выйти сами. Не спросив разрешения. Наверное, это и был приступ паники или нервный срыв — что-то подобное. Единственным плюсом было то, что хотя бы Грейнджер не видела этого. Того, каким он был слабым.
Он понял, что находится в темноте и не знает, где выход. Возможно, это и будет его последний час. Какая тупая смерть.
Вдруг чьи-то руки прикоснулись к нему. Они были прохладными и вкусно пахли. Малфою показалось, что весь жар, в который он попал, что весь Ад, который он ощутил, выключился. Он позволил рукам отнять его голову от колен, провести по лбу и пропустить пряди сквозь пальцы. По волосам его гладила только мама. То, чем он гордился, для его любимой женщины.
— Малфой, — кто-то его позвал. — Малфой, очнись, — голос показался ему знакомым. Драко опять попытался возвести стены и понял, что у него получилось. Весь туман, в котором он пребывал, исчез. Он определенно знал, чей это голос.
— Грейнджер. Как неожиданно.
*
— Малфой, с тобой точно все нормально? — спросила Гермиона в третий раз (Драко считал), когда они наконец встали и решили продолжить патрулирование в молчании. Точнее, так решил Драко, а Гермиона почему-то не могла успокоиться.
— Грейнджер, если ты сейчас же не отвалишь… — зарычал он.
— Что? Наколдуешь Фумос? — она фыркнула, а потом рассмеялась в кулак.
— Сама пошутила — сама посмеялась. Прекрасно, Грейнджер, — прокомментировал Драко.
— Малфой, — она вдруг сделалась серьезной. Ему не понравилось такая перемена эмоций. — Это был срыв, да?
— Я тебе не Блейз, Грейнджер, чтобы меня расспрашивать, — напомнил Драко.
— Да вот как ты это делаешь! — взорвалась Гермиона. — У тебя три минуты назад была паническая атака (Так, значит, это была паническая атака, подумал Драко) из-за этой чертовой войны! Я сама видела много чего противного, но что-то мне подсказывает, что ты видел больше, так как Лорд Волдеморт, — она закатила глаза, — был большим любителем пыток. И сейчас ты просто спокойно идешь, будто все нормально?
— Тогда, может, просветишь меня, Грейнджер? — Малфой развернулся к ней и осклабился. — Ты считаешь, я тебе душу излить должен? С какого хера?
— Нет, я так не считаю, — она внезапно сдулась. — Просто, Малфой, ты же многое видел, знаешь, что такое на самом деле боль, зачем ты из себя строишь ублюдка?
— В этом-то и прикол, Грейнджер. Тебе будет больно долгое время, а потом тебе станет все равно, — прошептал он, притягательно усмехаясь и обнажая ровные зубы, — и это лучшее чувство в мире, — он сделал шаг вперед, и она, отзеркалив его движение, попалась в ловушку. Он, видимо, этого и добивался. Поставив руки по бокам от нее, он заметил, как Гермиона сжимает губы, показывая свою решимость. Драко тихо рассмеялся, поддавшись чуть вперед и обдав ее волной горячего свежего дыхания.
Гермиона непроизвольно вдохнула аромат, исходящий от него, глубже, стараясь не прикрывать глаза. Верхние свежие нотки гардении, далее приятный знакомый запах, который Гермиона никак не могла вспомнить и, наконец, амбра в нотах шлейфа*.
— Убери руки и дай мне пройти, — строго сказала она, чуть нахмурив брови, и посмотрела Малфою в глаза. Несколько секунд он внимательно всматривался в ее радужки, пытаясь найти хоть частички страха, но тщетно. В него вперился сердитый взгляд карих глаз, которые стали темнее, чем обычно. Драко оторвал руку от стены, и Гермиона уже обрадовалась, что может уйти, как ее ликование быстро исчезло. Он заправил выбившийся локон ей за ухо и перенес руку ниже. Сжал ее шею, но так, чтобы она могла дышать. — Отпусти, сейчас же! — процедила она, на что Драко лишь ухмыльнулся. Он слегка надавил своей кистью на ее подбородок, вынуждая приподнять голову. Она еще сильнее вжалась лопатками в прохладную стену, как назло, пустынного коридора. Он возвышался над ней, как коршун, и Гермиону очень раздражало, что он такой высокий.
— А если нет? — все с той же мерзкой ухмылочкой спросил он. Наклонившись к ней, он клацнул зубами, со странным наслаждением наблюдая, как она дернулась.
