Леди Грейнджер

      Гермиона торопливо шла по коридору, кусая губу. Собрание всех старост, которое проводилось в специальной комнате, закончилось, и ей не терпелось вернуться обратно в гостиную. Она хотела насладиться каждой секундой времени наедине с собой, книгами, Живоглотом, который подозрительно исчезал в ночи, чем угодно, только чтобы отдохнуть от Малфоя. В субботу, когда голова перестала зудеть, а глаза слезиться от света, они все же пришли к совместному решению, что пора разойтись и продолжить на следующий день:       «— Да пошла ты, Грейнджер, у меня есть силы. Я их уже восстановил!       — Конечно, Малфой, заливай кому угодно, но не мне, которая находилась все это время с тобой! — он поднял брови. — О, и не надо так на меня смотреть! Ты во всем ищешь пошлые намеки!       — Клевета! — притворно изумился Малфой. — И это средь бела дня!       — Да иди ты сам, Малфой, — Гермиона махнула на него рукой. — Если на меня повесят твое убийство, я бы не хотела сидеть в Азкабане просто так.       Она подняла сумку и положила в нее кулон, предварительно обернув в платок.       — Грейнджер, я, конечно, предполагал, что тебе по душе Гриффиндор, но, чтобы красть платки… — он зацокал. Гермиона нахмурилась и посмотрела на ткань в своей руке. Ее выражение лица стало раздраженным.       — Малфой, это мой платок, — он сложил губы в немом звуке «а» и кивнул. — На нем герб моей семьи, — она закатила глаза. — А красный означает храбрость, пролитую кровь, благородство, власть и знатность происхождения, — она вздернула нос.       — Тогда почему же вы — такие все храбрые — выпускники Слизерина? — ехидно спросил Малфой.       — Между прочим, красный цвет в психологии означает лидерство, упорство и уверенность, — Гермиона очень аккуратно отошла от темы вопроса, потому что сама до конца не знала на него ответ. — Завтра в то же время.»       Когда они уже почти вышли, ее слух уловил знакомые голоса. Грейнджер непроизвольно задержала дыхание, потому что голоса были слышны так ясно и чисто, что, казалось, их обладатели прямо перед ними, а не за стеной.       « — Профессор Лэндгдон, понимаете, вампиры — очень интересная тема для меня, и я бы хотела подробнее изучить их, — обычно безмятежный, сейчас радостный и нетерпеливый голос.       — Мисс Лавгуд, можете приготовить доклад на тему Нагаша или падения Ламии, — предлагает профессор.       — Нет, это лишь легенды, к тому же очень старые, — отмахивается Луна. — Мне интересна тема того, что бывает при смешении.       Гермиона чувствует, как что-то в профессоре изменилось. Она ее не видит, но ощущает, как в воздухе повисает ее напряжение. Однако Луна ничего не замечает, по крайней мере делает вид.       — Что будет, если вампир полюбит волшебницу? Какой у них родится ребенок? Вампир или волшебник?       — Вампиры мертвые существа, — как-то глухо отвечает Констанция. — Они не могут размножаться.       — Да, но они же ходят и говорят. Значит, в теории ребенок может быть. Особенно, если при…жизни вампир тоже был волшебником. Может, в нем остается хоть какая-то частичка волшебства? — Гермиона никогда не думала, что Луне интересна эта тема. Ей скорее нравились животные, чем рассуждения на тему потомства вампиров. Их проходили на третьем курсе, мельком, особо не заостряя внимания, поэтому Гермиона никогда не задумывалась, что получается при скрещивании.       — Нет, мисс Лавгуд. Это общеизвестный факт.       — Но профессор, пожалуйста, — Гермиона не видит, что именно в голосе, выражении лица или жесте Луны заставило поменять мнение Констанции.       — Послушайте, Лавгуд, среди глупого духовенства Старого Света есть те, кто полагает, что стать вампиром означает сперва умереть и потерять душу.       — Но душу можно вернуть. Это сложно, но возможно, — настаивает она.       — Вампир, — профессор понижает голос, но Гермионе все равно хорошо слышно. Она даже как-то забывает о Драко, который стоит, прислонившись спиной к стене с хмурым видом, и молча слушает. — Как пожизненное заключение на земле, запертая душа в теле стремится к освобождению и выходу из своей темницы. Такое бегство можно совершить, преодолев свое физическое воплощение продолжением рода, воплотиться и свершиться в своем ребенке, надеясь на то, что он избежит участи родителя. Но это возможно только в том случае, если два вампира — или вампир и человек, маг — полюбили друг друга. Любовь преобразует все, и вампир обретает шанс на спасение, — в ее голосе звучит одновременно теплота и непонятная обида. — Преодолев скорбь и отчаяние силой любви, вампир обретает надежду на будущее, и внутри такого вампира зарождается новая жизнь, закономерный результат любви — ребенок. Такое зачатие вполне можно назвать непорочным, технически вампиры не способны на оплодотворение, но сильные чувства творят чудеса. И отказавшись от себя, посвятив свое бессмертие, отдавая душу ребенку, вампир может наконец умереть. Такой ребенок необязательно будет вампиром.       — А может ли он быть полувампиром? — тихо спрашивает Луна.       — Дампир, полукровка, сейчас множество названий, — Констанция усмехается. — Но все возможно, верно?»       Теперь Гермиона активно размышляла над услышанном. Ее никогда особо не волновали вампиры, и вчера она могла бы и не придавать этому значения. Ну подумаешь, Луна решила написать доклад о вампирах. В конце концов, ее увлечения быстро меняются. Но что-то внутри нее напряглось. Интуиция подсказывала, что здесь не все так просто.       — Да иди на хер! — вдруг послышался знакомый голос. Люциан Боул. А он что здесь делает? В голове у Гермионы мелькнула мысль о том, что он неплохо общается с Малфоем, и в эту же секунду послышался другой голос: тягучий, бархатный, отчего у нее побежали мурашки.       — На него не идут, а садятся.       Парни засмеялись, и по их смеху она поняла, что они пьяны. По крайней мере Люциан, потому что по его гоготу можно было сказать, что скоро он свалится куда-нибудь и заснет.       Гермиона закатила глаза — без Малфоя, конечно, никуда.       Сегодня они опять встретились — у входа в слизеринскую гостиную, потому что Малфой стопроцентно не запомнил, как пройти в ту комнату, но, конечно же, никогда бы не признался в этом — и попытались заново наложить руну, которую Гермиона сняла в прошлый раз. В этот получилось лучше, но руна будто высасывала силу, поэтому к тому моменту, как они наконец вдолбили ее в камень, сила (и физическая, и магическая) была на пределе. Ей, опять же, пришлось ему помочь, на что Малфой недовольно фыркал, а Гермиона даже не хотела думать, что случилось бы, если бы она не встала рядом с ним. Если их двоих так иссушило это наложение, то что бы случилось с ним одним?       — О, Грейнджер, здорóво! — Бойл улыбнулся, и его чуть затуманенные глаза мазнули по лицу Гермионы.       — Вечер добрый, — она кивнула и повернулась к другому парню. — Малфой. Ну ладно он, но ты — староста.       — А что не так? — он придал голосу невинную интонацию.       — Ты пьян — вот, что не так. Так еще и ходишь так по школе.       — Грейнджер, — протянул он, — я трезв, как стеклышко, но знаю одну девушку, которая напилась прямо в первый день учебы, — Драко заговорщически подмигнул.       — Я была не пьяная! — категорично отрезала Гермиона.       — А кто сказал, что я о тебе?       — Прямо тошно с тобой находиться, Малфой! — она поморщилась и уже собиралась уходить, как вдруг детский крик остановил ее.       — Гермиона, Драко! — Тесса налетела на них, что-то тараторя. Люциан Боул тактично свалил, сказав, что не хочет «так ходить по школе».       — Тесса, — процедил Малфой, взбешенный этой упрямой девчонкой.       — Там…там… — он изогнул бровь в раздражении, которое сменилось удивлением, когда он увидел стайку первокурсников (слава Мерлину, не всех), которые выбежали оттуда же, откуда и Тесса.       — Драко! Гермиона!       — Мартин, — вздохнула Грейнджер. — Кто-нибудь, — все начали наперебой рассказывать свою точку зрения, — нет. Артур здесь есть? — она заметила кивок русых волос. — Артур, пожалуйста, расскажи.       — Мы нашли такой зал, где стоят все награды, хотели посмотреть, а потом…       — Ага, вот вы где, милые детишки! А куда же вы убежали? Мы еще не доиграли! — из стены выплыл Пивз, подбрасывая в руке навозную бомбу. Первокурсники побледнели и спрятались за старост.       — Пивз, — Гермиона сердито на него посмотрела, — ты что делаешь?       Приведение немного стушевалось и невинно оскалилось, пряча бомбы за спину.       — Ты же понимаешь, что прозрачный? — она подняла бровь.       — Проваливай отсюда, иначе встретишься с Кровавым Бароном, — холодно отчеканил Драко. Призрак вытаращил глаза и тут же растворился в воздухе. — Все свободны.       — Малфой, ты что? Надо довести их до гостиной, — Гермиона покачала головой. — Запомните, Пивз до ужаса боится Кровавого Барона, я рассказывала вам про него в ваш самый первый день.       — Сами дойдут, — Драко пожал плечами. — Давайте, топ-топ.       — Малфой, — она посмотрела на него с укором. — Что ты испытал, когда встретился с Пивзом в первый раз?       — Он боялся меня, потому что я слизеринец, выходящий из поколений слизеринцев.       — Не петушись, Малфой. Ему на это плевать. Он не боится живых, разве что директоров, но и тех скорее просто слушается, — она чуть отошла от него. — Ну, Малфой, я не буду ждать тебя вечность.       — О, ну, можешь не ждать, — великодушно разрешил Драко. — Пока.       — Малфой, я не собираюсь одна доводить их до Подземелий и исполнять обязанности старосты, — процедила Гермиона. — Директор МакГонагалл будет не в восторге, если потом найдет их в…в чем-нибудь!       — Ну так иди и отведи, — беспечно отозвался он.       — А ты не хочешь помочь?       — Нет.       — Малфой, — угрожающе прошипела Гермиона и подошла к нему, смотрящему в окно. — Хватит строить из себя принцессу, ждущую принца на белом коне.       — Где же мой суженый! — протянул он писклявым голосом. Со стороны детей раздались тихие смешки, которые тут же исчезли, стоило Гермионе бросить на них предупреждающий взгляд.       — Придурок.       — Пойду сама сбегу из замка к моему принцу, — продолжал Драко.       Гермиона сжала кулаки:       — Это просто возмутительно!       — Ты что, даже ругаешься как МакГонагалл? Такая вся правильная, даже не знаю, что ты делаешь на Слизерине?       — Это мило, что ты так заботишься обо мне, но право не стоило! — сквозь зубы проговорила она.       — Ну конечно, не стоит благодарности! А то еще заклюют наш цветочек! — он показательно захлопал ресницами.       — И ты будешь в числе первых!       — Как плохо ты обо мне думаешь! — покачал головой.       — Индюк!       — Истеричка!       — Козел!       — Идиотка!       Они стояли совсем близко, почти соприкасаясь носами. Гермиона судорожно дышала, стараясь успокоиться. Ее карие глаза потемнели, а губы превратились в тонкую линию. Драко перестал держать равнодушно-холодный вид, к которому его лицо возвращалось после всякого всплеска эмоций, обнажая настоящие чувства. Недовольство, злость и раздражение. Он тоже сжал кулаки, но Гермиона этого видеть никак не могла, в отличие от первокурсников, которые вытаращили глаза. Вместо этого, она разглядывала его глаза, пытаясь увидеть там что-то еще, что-то по типу…усмешки? Может, ей показалось? Нет, в радужке и правда отразилось ехидство, и он усмехнулся. Он увидел понимание в ее глазах, и его усмешка стала еще шире.       — Не смей! — она толкнула его в плечо. — Не смей нацеплять на свою гребаную морду эту гребаную улыбочку! — каждое слово сопровождалось несильным ударом в руку.       — Извините… — послышалось сбоку. Старосты, как по команде, повернули головы в сторону звука так, что Драко даже не успел высказать свое недовольство по поводу того, что Гермиона его толкнула. Мальчик, видимо, самый смелый, испуганно потупил взгляд.       — Что? — процедила она. — Что…       — Что вы тут делаете? — продолжил за нее Малфой, сверля детей глазами. — Вы уже не настолько маленькие, чтобы не знать путь до подземелий! Марш. В. Гостиную. И чтобы ни звука, — им не нужно было повторять дважды. Через несколько секунд, младшекурсников словно ветром сдуло.       Гермиона растерялась. Конечно, они наконец остались одни, и она сможет высказать ему все, что хочет. Но с другой стороны — это же Малфой. От него можно ожидать всего.       — Никогда больше не трогай меня, уяснила? — проговорил Драко, одергивая одежду.       — Да ты сам несколько дней прикоснулся ко мне, — прошипела Гермиона. — Ты схватил меня, чтобы я не полезла к артефакту. Или это ты будешь отрицать? Нет, Малфой, за свои поступки надо отвечать и не противоречить им. — Гермиона устало выдохнула. Как он ей надоел. Его постоянно что-то не устаивало. — Неужели ты все еще думаешь, что с моей кожей что-то не так из-за того, что…       — Нет, Грейнджер, мне давно насрать на твою кровь, мать, отца, остальную семью. Ты раздражаешь меня просто тем, что ты есть.       — Малфой, ты знаешь, что я тебя ненавижу? — поинтересовалась Гермиона, делая пару шагов назад.       — Не поверишь, но знаю, — он — опять, чтоб его — усмехнулся. — И это абсолютно взаимно.       — Прекрасно. Тогда слушай и вникай, — она воинственно посмотрела ему в глаза. — Я не буду одна выполнять все задания старост. Я не буду проводить с этой малышней все время, пока ты бухаешь или шляешься по бабам, потому что — спешу тебя огорчить — я. Не люблю. Детей. У меня тоже есть друзья, и не поверишь, но я хочу проводить время с ними, а не с этими болванами или, не дай Мерлин, с тобой, — она приподняла подбородок.       — А теперь ты меня послушай, Грейнджер, — он сделал шаг вперед, но Гермиона не отступила, продолжая упрямо смотреть ему в глаза. — Это, конечно, замечательно, что ты нашла себе друзей, половина которых — шайка безмозглых гриффиндорцев, но ты у нас, кажется, любишь знаниями покичиться…       — Я никогда… — вспыхнула Гермиона.       — Да помолчи ты хоть минуту! Признаюсь, удивлен. Тебе бы очень пошло иметь восемь детей, как у Уизли, и с утра до ночи варить супы! У меня есть другие дела, кроме как шляния по бабам и бухания, а всей это нудятиной занимайся сама! — прошипел он, наклоняя голову на один уровень с ней.       — Интересно, почему? Ты второй староста, так что обязан помогать! — возмутилась Гермиона и поддалась чуть вперед, обдав Драко свежим, властным аккордом жасмина.       — Я. Никому. Ничего. Не обязан. Особенно тебе! — процедил он сквозь зубы, стараясь не вдыхать пряный запах. Его мать очень любила этот кустарник с белыми цветами, поэтому старалась ставить эти цветы во всех комнатах, пытаясь воссоздать видимость нормальной и счастливой семьи. В нем чувствовалась и всепоглощающая жажда жизни, и жадность, и удушающий ужас, который охватывает в заточение в замкнутом пространстве наедине с его сорванными ветками.       — Обязан! Школе! — все больше распаляясь, ответила Гермиона, не замечая его странного состояния.       — Если… — он запнулся, взглянув в ее глаза. Никогда ранее Драко не замечал в них ничего необычного. Такие у многих. Но сейчас, ночью, при свете дальних фонарей, которые едва освещали их, они показались ему…красивыми. Словно черный ящик души, они взирали на него ожиданием. — Если бы не ты, я бы стал старостой школы.       — История не знает сослагательного наклонения, — буркнула она. — То же самое, я могу сказать и про тебя. Ты все испортил, так еще и помогать не хочешь! — она всплеснула руками. — Как ты не понимаешь, если мы будем взаимодействовать, то будем меньше пересекаться! Будем меньше пересекаться — будем меньше ссориться! — она словно объясняла какое-то правило ребенку, по типу того, что надо чистить зубы утром и вечером.       — Ах, как все просто! — Малфой придвинулся еще на шаг, оказываясь вплотную к Гермионе. — Знаешь, если бы ты не родилась, мы бы тоже не виделись и не ссорились! Однако такая вот несостыковочка вышла! И портишь всегда все ты, — это прозвучало слишком по-детски, и Драко это понял, — так что лучше отвали от меня, — он сдвинул брови, напоминая Грейнджер грозовую тучу. Его глаза бурлили эмоциями, самыми разными, напоминая ей едкий дым, исходящий от костра. Белые волосы растрепались, а желваки быстро пульсировали, показывая Гермионе степень злости.       Они оба замолчали, искрясь от ярости. Малфой знал, что она все равно будет стоять на своем, да и это было бы странным, если бы Грейнджер так легко сдалась. Если бы сейчас Гермиона попыталась пролезть в его голову, то ничего бы не поняла. От эмоций он не удержал мысленный блок, но в голове все равно царил бардак.       Ничего, лежа в кровати, он обязательно наведет порядок в голове.       Вдруг один-единственный факел на стене замерцал и…погас.       Гермиона даже не успела ничего сообразить, как ее губы были захвачены в жаркий плен малфоевского рта. Легкий вкус вина — все-таки пил — с мятной конфетой. Он подхватил ее за талию, разворачивая и припечатывая к стене. Гермиона в долгу не осталась: чуть прикусив его губу, зарылась рукой в идеально мягкие — кто-бы сомневался — волосы. Как давно она хотела это сделать — не поцеловать его, конечно, а разлохматить эту идеальную прическу, коей у самой никогда не было.       Внизу живота начал появляться жар, и его вторая рука, которая была на шее, ничуть не уменьшала это ощущение. Левой рукой Гермиона схватила его за ворот какой-то слишком маггловской футболки и притянула ближе к себе, словно боясь, что Малфой убежит. Хотя он и не собирался.       Вкус шоколада, который она ела до этого, остался на губах, поэтому Драко сцеловывал весь участок, стараясь вылизать все лакомство. Обхватив рукой ее талию, он чуть не замурчал от удовольствия. Хорошо, Драко, возможно, признавал, что Гермиона была красивой. И Кристофер тогда очень точно подметил: то платье было ей к лицу.       Второй рукой он проскользил по груди, к ключицам и к пульсирующей вене на шее. Ее пульс заметно ускорялся, и Малфой был уверен, что, приложи он руку на свою шею, скорость была бы такой же.       Гермиона рвано выдохнула, когда он царапнул кожу чуть ниже подбородка. Он начал чувствовать теснение в штанах, и когда она оттянула белесые пряди, он сжал ее тело в своих руках, наверное, до синяков.       «Пора это заканчивать», — подумали они, но ни один не сдвинулся ни на миллиметр. Напротив, они вгрызались друг в друга, стараясь передать все отрицательные эмоции, которые накопились за весь их разговор, за все недели от начала учебного года.       Драко переместил руку с шеи на волосы, копируя действие Гермионы. Он опять почувствовал терпкий аромат жасмина. Вдохнул его максимально глубоко, до ломки в висках.       Она отцепила руку от его волос и провела по идеальной, гладковыбритой скуле. Ей стало жарко, хотелось пройти в Ванну Старост и окунуться в прохладу бассейна. Гермиона была уверена, что если она сейчас посмотрит на себя в зеркало, ее лицо мало чем будет отличаться от спортсмена, пробежавшего кросс. Вот только она не была спортсменкой. И не бежала никакой кросс. Она просто…просто целовалась с Драко Малфоем.       Они стояли в кромешной темноте, поэтому им все еще было легко врать самим себе.       Но внезапно магия словно решила, что этого времени достаточно, — хотя сколько прошло: пять минут, десять, а может, час? — фонари опять завибрировали и включились. Словно ушат холодной воды, осознание вылилось на них. Одновременно они отскочили друг от друга, прерывисто дыша. Гермиона сжала форменную юбку, пытаясь высушить вспотевшие отчего-то ладони. Сердце часто стучало, бухая в голове.       Малфой выглядел лучше. Его зрачки были слегка расширены, футболка немного помята, а волосы в полном беспорядке, но эмоции взрывались внутри, оставляя снаружи лишь беспристрастную маску. Ей и не нужно было, чтобы Драко начал выворачивать свою душу перед ней: все, что нужно она видела, а остальное было не важно. Ей бы со своими чувствами разобраться.       Не говоря ни слова, Гермиона прошла мимо него, в темноту, стараясь держать спину ровной, а походку величественной. Как и во многие другие моменты она пожалела, что они на одном факультете. Вот только сейчас этому виной была не стычка, дуэль или вызов к директору.       Отойдя уже порядочно от злосчастного коридора, она прислушалась.       Ничего.       Надеясь, что Малфою хватит ума не возвращаться с ней в одно время, она наколдовала зеркало.       — Люмос, — на палочке появился свет. Гермиона начала осматривать свое лицо. — Вроде нормально, — пробормотала она. Возможно, глаза блестели больше обычного, и губы были покрасневшими и слегка опухшими, но это можно будет объяснить тем, что она их кусала. Спустившись на первый этаж, она вдруг в кого-то врезалась.       — Ой, — услышав безмятежный голос, Гермиона выдохнула.       — Луна, — Лавгуд была в своих странных очках. Она улыбнулась.       — Привет, Гермиона, — пропела она.       — Привет. Почему ты не в башне? — спросила Гермиона.       — Я люблю гулять по ночам, хотя сейчас еще и не совсем ночь, почти все студенты уже в гостиных, — пояснила Луна, мечтательно рассматривая Грейнджер и пространство вокруг нее. Гермиона опустила взгляд вниз и увидела, что Лавгуд босиком. — Нарглы в позднее время куда спокойнее, а потому притягиваются друг к другу.       — Почему ты босиком? У тебя опять отобрали обувь? — Грейнджер не обратила внимание на странность подруги. У всех они есть, просто кто-то предпочитает их не показывать, скрываясь за масками. Гермиона тряхнула головой, потому что ей не понравилась формулировка этой мысли.       — Нет-нет, — успокоила ее Луна. — Мне просто нравится ощущать прохладу камня. Кстати, вокруг тебя очень много мозгошмыгов.       У Гермионы немного похолодело внутри. Она, конечно, не верила в существование этих невидимых существ, но Луна не зря была на Когтевране. Она была скромна, немного наивна, но умна и проницательна.       — Ты из-за чего-то переживаешь, — легко продолжала Луна. — Не стоит. Думаю, все образуется. После того, как сновиденье станет явью, Децима судьбу твою распределит, Талассий благословит. Клятву Фидес будет держать, но Беллоны не миновать.       — Что? — ошарашенно спросила Гермиона.       — О, просто встретила кентавра — просил тебе передать, — Луна пожала плечами. Грейнджер встретилась с ее внимательными, глубокими голубыми глазами. Казалось, Луна могла выпытать у человека все, просто глядя в глаза, но она смотрела мягко, не давя.       — Как ты его встретила? Где? Насколько я помню, кентавры не жалуют людей, — озадаченно сказала Гермиона, уже не уверенная в своих знаниях.       — Я была в Запретном лесу, хотела посмотреть на Лунного Тельца, ведь сегодня полнолуние, а они выходят именно в эту фазу луны.       — И тебя просто так отпустили?       — Нет, но не думаю, что директор была бы против, — Луна опять улыбнулась. — К сожалению, тельца я не увидела: наверное, он перебрался в другое место, начинает холодать. Зато я встретила Флоренца, и он рассказал мне то, что ему сообщили звезды.       — И что это значит?       Луна пожала плечами.       — Ты же знаешь кентавров — всегда все туманно, без конкретики. Они не вмешиваются в судьбу людей, — загадочно сказала она. — Я пойду. Спокойной ночи, — и Луна исчезла в темноте.       Гермиона отменила Люмос, но отнюдь не потому, что захотела остаться наедине со своими мыслями (этого сейчас только не хватало), а чтобы спрятаться ото всех. Она нахмурилась, прокручивая пророчество Флоренца в голове. Гермиона не верила в подобную ерунду, как Прорицания, но только, когда это касалось Хогвартса и Трелони, а кентавры не имели наклонности к вранью. К тому же то, что они говорили Гарри, обычно сбывалось, хоть все предупреждения были завуалированы так, что об их значениях становилась понятно уже после того, как все случалось.       Гермионе с детства была интересна мифология, как греческая, так и римская, поэтому она знала, что Децима — это богиня Судьбы, или Парка. Она является второй из трех сестрой и наматывает кудель на веретено, распределяя судьбу. Талассий — это бог Брака, а Фидес богиня Верности Клятве. Беллона являлась богиней Неистовой Войны, входила в свиту Марса, бога Войны. Но к чему это все? Какой сон должен повториться в реальности да так, чтобы ее судьба сразу распределилась. При чем тут бог Брака? Не думает же Флоренц, а точнее звезды, что она собралась выходить замуж? Или родители подыщут ей супруга? Они бы никогда так не поступили, зная ее нрав и то, что она никогда не выйдет замуж за какого-то старикашку ради денег.       «Ну, он умрет, конечно, быстро, так что это еще не так плохо… — подумала Гермиона. — Хотя все равно мерзость!»       Почему Фидес будет держать клятву? Кто-то другой подразумевается под этой богиней или здесь имеется в виду то, что Гермиона не пострадает? Или наоборот? Но самое странное заключалось в конце: если в пророчестве было сказано, что не миновать Беллоны, значит, не миновать…войны?       Ее передернуло. Нет, ни за что. Она больше не окунется в эту безысходность и скорбь. Волдеморт мертв — она сама видела. Все. Теперь мир.       С тяжелым сердцем Гермиона быстро пробежала в Подземелья и юркнула в свою комнату.       — Гермиона? Где ты была? — спросила Дафна, лежащая на кровати и листающая журнал.       — Неужели у нашей заучки появился парень? — ехидно проговорила Паркинсон, которая сидела за трюмо и наносила крем на лицо. Гермиона закатила глаза.       — Группа особо умных первокурсников бродила по школе и решила посмотреть на Зал трофеев. Вдруг выскочил Пивз, решивший, что напугать детей — гениальная идея. Они конечно же испугались, побежали, но Пивз начал кидаться навозными бомбами, я уверена, что близнецы Уизли — его поставщики, поэтому они побежали в Большой зал, надеясь встретить меня или Малфоя, но нас там уже не было. Тогда они начали просто носиться по школе, пока не нашли нас.       — А почему вы были вместе? — Дафна подняла бровь.       — Мы просто встретились. Случайно, — прошипела Гермиона. Да почему все считают, что у них была прогулка под луной? — В школе такое бывает. В общем, мы спорили, и тут появились они. Мы повели их в гостиную и…       — И они пришли, — заметила Паркинсон, делая массаж пальцами. — Минут тридцать назад.       «Тридцать? Как долго».       — Кстати, да. Они были вполне спокойные — ну это понятно, они же слизеринцы, — но вот вас с ними не наблюдалось.       — Может, просто плохо смотрели, — буркнула Грейнджер. — Я хочу спать, а завтра понедельник. Так что, спокойной ночи.       — Спокойной, — усмехнулась Дафна.       — И тебе свалиться с кровати, — сказала Пэнси.       — Паркинсон, ты мила, как всегда, — сказала Гермиона и зашла в ванную. Быстро сделав все дела, она забралась под одеяло и наложила на кровать заклинание тишины и звуконепроницаемости. Убедившись, что ее никто не сможет услышать, она уставилась на зеленый полог. — О Мерлин, — ошеломленно пробормотала Гермиона. — Я поцеловалась с Драко Малфоем.