Леди Грейнджер

«Неужели старый кошмар возрождается?

      Магическая Британия пока еще может спокойно выходить на улицы, гулять ночью и не бояться каждой тени, но может ли этим похвастаться маггловская Англия?       Вчера были найдены три семьи магглов, у которых, как мы проверили, в роду не было волшебников. Магглы были найдены в своих домах с 'безжизненными глазами и без каких-либо повреждений, как внешних, так и внутренних', как говорят наши немагические коллеги-медики. В каждой семье были дети, которые также были найдены мертвыми. По нашим исследованиям, никакие пытки к жертвам не применялись, и они были убиты непростительным заклинанием 'Авада Кедавра'.       Еще один интересный факт: рядом с жертвами был начерчен знак Даров Смерти, что очень озадачивает наших блюстителей закона.       В квартирах все находится на своих местах, ничего не пропало; соседи, которых опрашивала наша доблестная команда авроров и стирателей памяти, не ответили ничего нужного, и как выяснилось позже, с их памятью отлично поработали, удалив всю нужную информацию.       Мы можем проводить параллели с началом предыдущих магический войн. Неужели команда великого Мальчика-который-выжил не до конца уничтожила Того-Кого-Нельзя-Было-Называть?       Читайте ‘Пророк’ и всегда будете в курсе всех событий!       Ваша Рита Скитер.»       — Ни хрена себе, — присвистнул Блейз, откладывая газету в сторону. — Похоже все становится дерьмовее.       — Все становится очень плохо, — нахмурилась Дафна. — Мне совершенно не нравится то, на что так усиленно намекает Скитер. Я не хочу еще одну войну, Блейз, — она посмотрела ему в глаза.       — Все будет в порядке, Дафна. — Он сжал ее руку. — Никакой войны не будет.       — Привет, — Гринграсс кивнула Гермионе, которая подошла в Большой зал. На нее это было совершенно не похоже — приходить на завтрак не раньше всех в утро понедельника.       — Ага, — рассеяно махнула рукой она и села на свое обычное место рядом с парочкой. Только в этот раз она не обратила на них внимания. Наливая себе апельсиновый сок, она запоздало подумала, что, возможно, стоило сесть на другое место. На другой конец стола, например. Или вообще за другой стол — Гарри же не будет против?       Гермиона не могла заснуть еще полночи, думая о…сложившейся ситуации. Итак, что она имеет: угрозу над миром (снова) — это раз, болезнь матери — это два, и белобрысого засранца, которого ненавидела все семь лет своей учебы, с которым постоянно ссорилась, а потом поцеловалась. Это три. Очень большое три.       Она честно пыталась запихнуть это воспоминание в зеленую книжку в своем разуме, но оно упорно вылезало из нее. Видимо, ей нужно лучше упражняться в окклюменции. И сказать, наконец, об этом Дафне с Блейзом.       Но не Малфою. Совершенно точно нет, потому что это не его дело.       Гермиона подозревала, что он легиллемент, но не мог же он во время ссоры забраться ей в голову. То есть теоретически он мог, но тогда она бы точно почувствовала это. Хотя бы что-нибудь. Правда, отец говорил о том, что Блэки всегда были искусны в разуме. Этим объясняется могущество Беллатрисы во всех ментальных заклинаниях. Малфой наполовину Блэк, поэтому он вполне мог сделать это…нежно. Малфой и нежно не укладывались в ее голове в одном предложении, но другого объяснения у нее не было. Она могла ощущать присутствие постороннего в своей голове: например, профессор Снейп всегда действовал аккуратно, не залезая туда, куда не следует, Дамблдор тоже — почти незаметно. Но Гермиона встречалась и с такими легиллементами, которые буквально разрывали мозг, выискивая нужную информацию. Их магия было резкой, как удар ножом.       Малфой не производил впечатление человека с аккуратной магией, которая тихо ласкала, а не грубо трясла, но, видимо, так и было. Он проник в ее разум, даже особо не стараясь. Может, он даже этого не хотел, но из-за ярости и злости мысли Гермионы были слишком громкими.       «Слава богу, это не случилось тогда», — подумала она.       Все, о чем она размышляла ночью, опять всплыло.       Она не хотела его целовать. Даже не собиралась. Поэтому он сделал это сам. И она бы солгала сама себе, если бы сказала, что ей это не понравилось. Это было безумно, неистово, ошеломительно и… невероятно. Ну, потому что это был Малфой.       Гермиона смогла прийти к выводу, что раз он пил, а она сама это почувствовала, то, возможно, это произошло под действием алкоголя. Поэтому, они забудут это, и все станет, как раньше, верно?       — Ты читала газету? — прервал ее мысли Блейз.       — Нет, — Гермиона напряглась. В прошлый раз это не принесло ничего хорошего.       — Держи, — он передал ей прессу. Быстро пробежав глазами по тексту, она вперила взгляд на гриффиндорский стол. Гарри там не было, как и остальных участников Золотого Трио.       — Вы верите в это? — спросила она. — Я имею в виду, это же Скитер. Она обожает раздувать все и переворачивать.       — Да, но обычно у нее есть правдивые факты, — сказала Дафна. — Она, конечно, может добавить драматизма, но смысла писать ложь нет.       — Да ладно, — фыркнула Гермиона. — Она всегда пишет ложь.       — Да, но она не берет ее из воздуха. Обычно она слушает сплетни, нанимает кого-то, платит.       — В любом случае, Гермиона, ты считаешь, что это вранье? — вставил Блейз. — Не думаю, что сейчас до каких-то грязных сплетен. Назревает что-то большое.       — И это самое страшное, — ответила Гермиона, опять посмотрев в газету. Она взяла с тарелки булку и откусила кусочек, медленно пережевывая, будто от тщательности действий все вновь расставится по местам.       — «Озадачены», — Блейз фыркнул, перечитывая статью в какой раз. — Да они просто в шоке. Нихера не знают и не понимают.       — Может быть, нужно попросить помощи у дурсмстранговцев, — предложила Дафна. — В их школе учился Грин-де-Вальд, которого очень интересовал этот знак, да и при входе, если верить болгарам, изображены Дары Смерти.       — Так они тебе и расскажут, — Блейз скривился. — Они очень ревностно относятся к своей школе, и знаниям, что в ней хранятся.       Гермиона опустила глаза в газету, еще раз перечитывая статью, пытаясь найти что-нибудь еще, какую-нибудь зацепку. Это, конечно, было глупо — Рита хоть не подчиняется аврорам, но писать засекреченную информацию все равно бы не стала. А в том, что журналистка знает больше, чем пишет, Грейнджер не сомневалась. Скитер всегда находила пути.       Гермиона скорее почувствовала, чем увидела его. Ее обдало волной того, что захлестнуло ее вчера.       — Привет, Блейз, — голос Малфоя был ровен. — Пэнси, я думал, ты не пойдешь на первую пару, а понежишься в кровати.       — Я бы хотела, но у нас первое Зельеварение, с проклятыми гриффиндорцами! — проныла Паркинсон. Она посмотрела на преподавательский стол, а потом наклонилась чуть ближе к Малфою, хотя слышно ее было все равно большей части стола. — Слизнорт назначил мне отработку с этим…с этим идиотом!       Гермиона попыталась вспомнить, что же такого сделала Паркинсон с Роном, чтобы профессор решил их наказать, но у нее ничего не вышло. Видимо, в тот день она была сильно сосредоточена на зелье.       — Знаешь, Паркинсон, Рон гораздо умнее тебя будет, — заметила она, не поднимая головы от газеты. Сейчас она была бы не против встретиться с Пэнси взглядами и поиграть в войну, но была причина…по которой Гермионе не очень хотелось это делать.       — Да этот нищеброд асфодель от златоцветника* не различит, — фыркнула Пэнси.       Рядом усмехнулась Дафна. Гермиона изумленно вытаращилась на бумагу и почувствовала, как на лице появляется улыбка. Она услышала, как Малфой засмеялся, но замаскировал это под кашель.       — Да ты просто гений, Паркинсон, — проговорила Гермиона и прикрыла глаза, посмеиваясь.       — Что? — недовольно произнесла Пэнси. — Грейнджер, твое перекошенное лицо даже из-за газеты видно. Неужели наконец прочла, что твоя одежда была в моде в позапрошлом столетии?       Гермиона покачала головой, все еще улыбаясь.       — Думаю, надо приобрести и асфодель, и злотоцветник, а то вдруг понадобятся.       — Средств не хватит, — сказала Паркинсон и отвернулась, видимо, к Драко или Милисенте, чтобы продолжить разговор. Гермиона, наконец решившая поесть и убрать эту чертову газету — ей-богу, как подросток, — вдруг замерла. Она четко поняла, что в ее голову пытаются пробраться, причем самым незаметным способом. Почувствовав сопротивление — и раздражение, — неизвестный отступил, «ошиваясь» около ее головы. Сначала Гермиона подумала на профессора Лэндгдон — в конце концов, та уже проделывала с ней подобный трюк. Правда в тот раз профессор вышвыривала Гермиону из своей головы, но может теперь Констанция сама захотела взглянуть на мысли студентки.       Гермиона поняла, что чувствует на себе взгляд. Он буравил ее глазами, видимо, подпитываясь вулканом, иначе она не могла объяснить почему лбу и волосам на голове стало жарко. Если бы Малфой и в правду умел поджигать взглядом, то Гермиона сидела бы, как Аид с пылающей прической из недавно вышедшего мультфильма «Геркулеса». Она совершенно случайно увидела его в телевизоре, когда гостила у дедушки со стороны матери.       Спокойно, даже равнодушно подняв голову, Гермиона столкнулась с серыми глазами. Малфой просто смотрел на нее — она не увидела в его взгляде ярости или злобы, или страха, на худой конец (вдруг кто-то узнает, что он поцеловал ту, которую задирал всю учебу?). Он просто смотрел. Гермиона поняла, что давление пропало. Просто растворилось в воздухе. Она нахмурилась, пытаясь выяснить источник, но никакого отголоска магии не было видно. Внезапно, она опять посмотрела на Малфоя. Ну, конечно, она сейчас сидит и думает о том, что Драко может пробраться ей в голову, и тут — пожалуйста.       Гермиона на всякий случай бросила взгляд на преподавательский стол, но профессор Лэндгдон с абсолютно невозмутимым видом ела салат, пока Хагрид пытался ей что-то рассказать. Надо было отдать профессору должное — ее выражение лица не изменилось ни на секунду, даже когда Хагрид опрокинул стакан с соком и случайно отбросил ее вилку на другой конец стола.       Гермиона почувствовала, что сердце начало биться быстрее, а на спине собираться пот, но не потому, что она сейчас поняла, что это любовь всей ее жизни (упаси Мерлин) или что теперь она находит его безумно красивым и сейчас падет к его ногам — хотя она не отрицала, что он был симпатичным. Просто в данный момент, Малфой чего-то ждал. Кого-то действия, взгляда, может, слова с ее стороны. И задача Гермионы состояла в том, чтобы показать себя максимально невозмутимо и бесстрастно. Они вчера просто поцеловались. Ну и что. Он был пьян — совсем чуть-чуть, в отличие от приятеля, — а она просто поддалась напору.       (Ну, естественно. Именно так.)       Немного приподняв подбородок, Гермиона слегка приподняла бровь, дерзко глядя Малфою в глаза. Он думал, что она начнет робеть, краснеть и смущаться? Не на ту напал. Подбодрив себя еще ночью, что ничего страшного в том, что случилось нет, она решила просто игнорировать ситуацию. Возможно, это было немного трусливо — так сбегать от такой проблемки, но в конце концов, что еще оставалось с этим делать? Разговаривать с ним она не собиралась (хоть и хотелось узнать его мысли) и сомневалась, что он сам начнет разговор.       Возможно, она бы и подошла к нему, но только когда поняла бы, что говорить. Ей просто нужно все проанализировать.       Драко слегка наклонил голову, а Гермиона начала злиться. В конце концов, не то чтобы ей было так уж важно, что случилось вчера, но просто смотреть? И все? Да если бы он начал на нее орать и обвинять, она бы поняла, как себя вести.       Над столом закружило несколько сов. Гермиона скептически на них посмотрела — днем почты была пятница, так что, возможно, это было что-то срочное.       Покружив над столами, совы уронили конверт за стол Когтеврана, Гриффиндора, преподавательский и самой Гермионе в руки. Она удивленно подняла бровь и бросила взгляд на Констанцию — почему-то ей показалось, что письмо пришло именно ей. Она не ошиблась. Профессор Лэндгдон бегала по строчкам глазами и с каждой секундой мрачнела все больше и больше. Закончив чтение, она сначала посмотрела перед собой — да так, будто собиралась кого-то распять, — а затем на Гарри. Ее взгляд стал более изучающим. Гермиона осторожно попыталась воспользоваться легиллеменцией, но попала лишь в зыбучий песок, который не давал проникнуть далее, лишь утягивая в чужой разум.       «Надоедливая девчонка!» — услышала она мысли профессора прежде, чем вылететь из ее головы. Гермиона мельком взглянула на нее, ожидая увидеть ярость на красивом лице, но женщина даже не смотрела на нее. Вместо этого ее глаза были устремлены на Драко, разглядывая так же, как и Поттера до этого. Она вскинула брови и облокотилась на спинку стула.       Гермиона слегка усмехнулась, и уже хотела было разорвать печать, свидетельствующую, что послание было от семьи, как вдруг в Большом зале раздался короткий, но громкий полувздох-полукрик, так что все с любопытством повернули головы на источник звука. Грейнджер нахмурилась и посмотрела на когтевранский стол. Какой-то парень, приблизительно пятикурсник, смотрел в письмо широко раскрытыми глазами, в которых плескался шок. Он повертел головой, кажется, не осознавая своих действий, — лишь, чтобы другие увидели ужас на его лице, и вскочил на ноги, быстро удаляясь из помещения. Сидевший рядом с ним другой молодой человек, быстро прочитал письмо, которое его друг оставил на скамейке, и по тихому залу раздалось обреченное:       — Черт.       Также встав, он положил письмо в сумку и так же резво вышел, смотря под ноги.       Гермиона подняла одну бровь, размышляя о том, чтобы это могло быть. Судя по тому, как мальчик побледнел и как выругался его друг — известие было не самое приятное. Возможно, очень плохое. Ей вспомнилась та статья, в которой рассказывалось про убийство магглов, но там не упоминалось, что эти магглы имели детей-волшебников. Поэтому, возможно, с его родителями все в порядке. Гермиона вернулась к своему письму, как в Большом зале опять раздались возгласы, на этот раз разъяренные:       — ДЖИНЕРВА МОЛЛИ УИЗЛИ, Я ПОНИМАЮ, ЧТО ТЫ УЖЕ СОВЕРШЕННОЛЕТНЯЯ, НО ЭТО НЕ ПОВОД РАСКИДЫВАТЬ ПО ДОМУ ТО, ЧТО РАСКИДЫВАТЬ НЕ НАДО! БЛИЗНЕЦЫ ПРИЕХАЛИ ПОГОСТИТЬ, ПОЭТОМУ НЕ УДИВЛЯЙСЯ, КОГДА ПО ПРИЕЗДЕ ДОМОЙ ИЗ ТВОЕГО БЕЛЬЯ — ХОТЯ ЭТО СЛОЖНО ИМ НАЗВАТЬ — БУДЕТ СОЗДАНА ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ МЕБЕЛЬ! О Рон, Гарри, я надеюсь, вы хорошо добрались? — и вопиллер разорвался.       Несколько мгновений стояла гробовая тишина, а потом зал взорвался хохотом.       — У меня дежавю, — пробормотала Дафна.       Джинни сидела с широко раскрытыми глазами, но Гермиона догадывалась, что это не из-за содержания письма, а скорее из-за того, что близнецы испортили ее одежду. Казалось, ее вообще не смущал факт того, что ее личная жизнь стала всем известна.       Гарри покраснел, хотя старательно скрывал это за увлечением едой, а у Рона была такая физиономия, будто он съел что-то кислое. Гермиона была уверена, что эти подробности отношений сестры с другом он знать не хотел.       Напротив раздались смешки. Гермиона повернула голову и увидела, как Малфой что-то говорит Пэнси, из-за чего та хихикает. Грейнджер закатила глаза — какая глупость. Он поднес ко рту два пальца, буквой V, и провел языком между ними. Рядом хохотнул Блейз.       — Мерлин, Драко, теперь я представил Поттера и Уизлетту. Зачем ты показал? — сказал он.       Гермиона подняла одну бровь, а потом до нее дошел смысл жеста, из-за чего она нахмурилась. То, что показывал Малфой было…было просто отвратительно. Гарри был ее другом, а Малфой такие пошлые фигуры показывал. Если бы она не считала, что он должен первый заговорить, то наверняка бы сделала замечание. Вместо этого, она лишь сердито выдохнула и продолжила есть, раздраженно смотря в тарелку. Опять почувствовав прикосновение к разуму, она подняла голову и сразу столкнулась взглядом с Малфоем. На этот раз его глаза выражали самодовольство, может, дерзость, но не то желание и восхищение, которое она видела несколько часов назад. Она вложила максимальную ярость в свой взгляд, беря свои слова про разговор назад. Нужно максимально спокойно — возможно, она его проклянет — объяснить ему, чтобы он не лез в ее голову. Все равно ничего не выйдет. И еще сказать, что привлечь ее внимание можно и другим способом.       Гермиона выпрямилась, так как эта мысль подала ей уверенности. Малфой хищно усмехнулся и слегка сощурил глаза. Затем медленно поднял руку к лицу, немного почесал кончик носа и повторил прошлое действие. Только на этот раз он делал это гораздо медленнее, даже грациознее, смотря Гермионе в глаза и завораживая своими движениями. Она понимала, что это некрасиво и вообще…но он делал это так…сексуально, что она невольно почувствовала его язык у себя во рту.       А может, и где-нибудь еще.       Закончив представление, Драко дернул бровями, и Гермиона, представив свое выражение лица, сердито поджала губы.       «Мерзавец».       Зло стрельнув в ухмыляющегося Малфоя взглядом, она поднялась с места и вышла из зала, направляясь в кабинет.       — Придурок, — пробормотала Гермиона и села на свое место, раскрывая учебник по Зельеварению. Потом, немного подумав, она достала из сумки чистый листок пергамента и начала писать письмо матери.       «Мама, этот невыносимый идиот меня достал. Если я убью его, вы же все равно будете любить меня?»       В принципе неплохое начало, но тогда придется рассказывать о том, почему Гермиона считает его идиотом и почему хочет убить, а ей этого делать не хотелось.       Быстро набросав несколько строк о своих делах (куда Малфой не входил ни разу) и не забыв спросить про самочувствие, она решила отправить письмо прямо сейчас, чтобы потом не забыть. По пути в совятню, она вспомнила, что они с Малфоем еще не доделали этот чертов проект, которой нужно было сдавать через несколько дней, с учетом того, что артефакту еще нужно было немного зарядиться — просто полежать, чтобы его никто не трогал.       Иногда очень хотелось стать артефактом.       «Может, попросить Блейза сказать Малфою, что нам нужно заниматься?», — подумала Гермиона. Это было глупо, к тому же вечно они — она, потому что у Малфоя, кажется, все было прекрасно — не могли прятаться друг от друга. В конце концов, они в паре на уроках ЗОТИ, и им все равно надо будет взаимодействовать.       Вдруг Гермиона услышала тихие всхлипы и приглушенные разговоры. Она тихо приблизилась к стене и, накладывая на себя заглушающие чары, заглянула за угол. Там, рядом с каким-то выступом, стоял тот парень. Он облокотился на стену локтями и прислонился лбом. Пальцами зарылся в русые волосы, его глаза были зажмурены. Весь его вид показывал глубокую печаль и боль, и Гермионе пришлось взять свои слова о том, что ничего страшного не случилось, обратно.       Рядом с ним находился его друг. Брюнет, со слегка раскосыми глазами — не зря он входил в топ самых красивых парней Хогвартса (конечно, Гермиона не составляла его, просто случайно увидела на уроке у Лаванды Браун) — сидел на подоконнике и просто смотрел перед собой.       — Она ведь…она ведь, как я… — просипел русоволосый. Он выпустил руки из прядей и сжал кулаки на стене.       — Ты не виноват, — ответил второй, абсолютно ровным тоном, однако, не равнодушным. Гермионе показалось, что она видела брюнета на званом вечере у Слизнорта и теперь пыталась припомнить его имя. Сэмюэль?       — Ну да! Можешь себе это говорить! — взбрыкнулся первый, поворачиваясь к стене лицом. Его брови нахмурились, а рот скривился. — Ей тоже было пятнадцать, Сай!       Сай? Какое странное имя. Или это сокращение?       — Я знаю.       — Просто так никого не убили, Саймон! И да, я буду говорить это тысячу, две, три тысячи раз! Все магглы были как-то связны с волшебниками. Пусть не кровно, но были! — русый начал часто дышать. — Я магглорожденный маг. А Елена была магглом. И они убили ее, черт возьми! — он опять отвернулся, и его плечи дернулись. Звуков слышно не было, но Гермиона подозревала, что он плакал.       Наконец Саймон решил прекращать изображать камень и встал с подоконника, подходя к другу, но не касаясь его.       — Это не твоя вина. И будь она здесь — сказала бы тебе то же самое.       — Но ее здесь нет, — он повернулся обратно к Саймону. Его глаза слегка покраснели.       — Если ты расскажешь кому-нибудь, то твоих родителей защитят.       — Она ведь приняла меня таким, какой я есть! Я думал, что она испугается, но нет!.. — Гермиона невольно ощутила укол зависти. — Если кто-нибудь узнает, то сразу такой шум поднимется.       — Ты не можешь бездействовать, — лицо Саймона исказила злость. Он встряхнул друга за плечи. — Вдруг еще кого-нибудь убьют!       — Тебе не надо волноваться, — отбрил русоволосый. — Ты чистокровный.       — Святая Моргана, Тирелл! Ты словно гребаный пуффендуец — я же за тебя волнуюсь, — Саймон оттолкнул друга от себя, и его лицо опять стало спокойным. Тирелл же будто не услышал вспышки.       — Я живучий, Саймон. Но о родителях и правда надо позаботиться, — внезапно по коридору раздались гулкие шаги, и молодые люди мгновенно замолчали, а Гермиона начала молиться, чтобы они не решили проверить кто это, заглянув за угол. Однако они, видимо, были более разумные — все-таки когтевранцы, — а потому быстрым тихим шагом скрылись за другим поворотом.