Очередной наёмник

Болезненно-сладковатый запах витал в тесной душной комнатке. По крыше стрекотали дождевые капли. На кровати под несколькими одеялами лежал Рикон Болтон, кожа которого и до болезни была бледной, теперь же она походила на снег. Лоб, щеки, грудь, спина – все части тела были усыпаны гнойными волдырями, хоть и пока ещё не до конца созревшими. Наёмник словно бы горел изнутри. – Принесите ещё воды, – сказала Изелла Вилламу и Саймону. Утром предыдущего дня ничего не подозревающий Болтон шёл в караул на городскую стену, но так и не дошёл. Браавосийские наёмники разглядели нарастающие оспенные гнойники на лице у северянина и убили бы его, если бы не вступились дружинники. Раро «Лысый» наверняка тоже хотел избавиться от заражённого, но побоялся бунта среди северных наёмников, которые встали на защиту сына лорда Эддериона. Людей у Раро и без того было мало, а осада города все ещё продолжалась. Он принял решение изолировать северянина в одном из домов, но своего лекаря к нему не пустил. Проще говоря, он оставил его на божье попечение. – Ох… – облегчённо вздохнул Рикон, когда Изелла вытерла пот с его лба холодной тряпкой… Изелла знала, что ей грозило. Заболеть оспой было единственным страхом наёмницы, когда её послали в Долронор. Перед глазами предстал горящий шатёр, в котором сожгли её с Мореллой родителей, погибших от этой чумы. По злой иронии, ей снова пришлось с ней столкнуться. Она сидела на стуле перед болезным Риконом, обмотавшись тряпьём полностью, оставив открытыми только глаза. Виллам, Джах и она сама знали Рикона с детства и бросать его не собирались, пусть зараза может забрать и их. – Не надо было брать тот амулет с трупа… – донеслось от Болтона, – говорил мне Боремунд, нам всем говорил… а я не послушал, из огня его вытащил…а теперь сам в нём горю, блять. – Всё будет хорошо… – ополаскивая тряпку, проговорила наёмница. – Изелла… – вдохи Рикона стали тяжелыми и хриплыми, – тебе… нельзя здесь… со мной… – Не неси чушь. Ты мой соратник. – Соратник, – улыбнулся Болтон, – а ты помнишь, как мы первый раз были в Браавосе? Мой… отец ездил вербовать новобранцев… и я попросил взять тебя с собой… – Помню, Рикон. – Хе-хе… ты помнишь… нам было… по пятнадцать где-то… я скопил на лодку с паланкином… как у богатых браавосских леди… ты помнишь? – Да, Рикон. Я помню тот вечер, – Изелла смотрела на Рикона. Он улыбался во весь рот, на котором тоже проявлялись нарывы. – Каналы, прозрачная вода… мы плывём навстречу закату… я наливаю нам вишневый ликёр из Пентоса… сколько же я тогда денег потратил… В тот вечер она впервые увидела Браавос. Невероятной красоты город, где днём на улицах певцы воспевают тонкий, будто молодая осина, девичий стан и очи будто омуты, в которых и весь браавосийский флот мог потонуть, а ночами несносные бретёры-брави скрещивали в поединках тонкие клинки, зачастую до смерти… Тогда, в лодке, Рикон пытался её поцеловать, и у него даже получилось, но дальше она ему зайти не дала. – Я ведь… я ведь обещал… что женюсь на тебе… пусть отец говорит, что хочет… мой старик верит, что мы действительно вернёмся в Дредфорт и нас там признают…что я женюсь на знатной леди… но я знаю, Изелла – никуда мы… не вернёмся. Никому мы там… не нужны. – Не говори так, Рикон. Ты бредишь… – Я говорю… правду… тамошние лорды… не примут нас… О-ох… как же жарко… – пот уже не ручьями, а водопадами стекал с лица наёмника. Изелла помнила, что если он переживёт лихорадку, ему станет легче. Ненадолго, но станет. Прозвучал стук в дверь. И почему-то Изелле показалось, что постучавшие не настроены дружелюбно. – Открывай! Быстро! – донёсся из-за двери грозный голос. Изелла взяла кинжал и засунула за пояс, а потом отворила дверь. – Я сказал, отошёл, пока я тебе твою бородёнку розовую не обкарнал! – раздался другой голос, принадлежащий Вилламу, оттолкнувшему стучавшего. На улице под дождём стояло множество наёмников. В основном это были Бравые ребята во главе с Варго Хоутом и Урсвиком, но Изелла заметила и людей из Копий Титана. Собралось их здесь около двух дюжин. У самой двери стояли с оружием наготове Виллам, Джах и Саймон. – Да эта шлюха тоже заражена! Они там шуть ли не челуютша ш жаражённым! – не успела Изелла закрыть дверь, как Квохорец обрушил на неё весь свой арсенал оскорблений. – Уж лучше с оспенным, чем с тобой, Козёл, – презрительно бросила Изёлла. – Отдайте нам больного и сидите себе дальше, дружинники, – донеслось из толпы. – Мы тут все подохнем из-за вас! – прокричали с другого её края. – Командующий Раро разрешил изолировать заражённого! – вышел вперёд Саймон, – это значит, что никто его не тронет, пока не скажут обратного… – Ты ещё что за хер? – прервали его. – Сядь на жопу и заткни рот, мы тебя не знаем, а её знаем! – Эта девка пусть не ходит и не лечит его тогда! Она ж чуму на себе разносит! – Тебя забыли спросить! Ты выйди сюда, членосос, и я тебе твою чуму так разнесу, что за жизнь не соберешь! – Виллам расстегнул ворот рубашки, готовый к драке. Толпа возмущенных загудела пуще прежнего. Варго только подогревал её. Кое-где послышался звук вытаскивания клинка из ножен. Джах выстрелил самому смелому под ноги. Наконец, кто-то плюнул Вилламу на сапог. Дружинник толкнул обидчика, да так, что тот упал в грязь, а три его товарища навалились на северянина и быстро сбили с ног. В толпу влетел Саймон и Джах, стычка переросла в обыкновенную солдатскую драку, где дружинники были в явном меньшинстве. – Какого пекла тут происходит?! – командирский голос Раро был громче льющегося дождя. За ним пришёл Джон и три копейщика. Бравые ребята сразу прекратили пинать лежащего Виллама и все вернулись на своё место. – Командир, – взял слово Хоут, – мои люди ощень вожмущены, што от жарашённого друшинника до ших пор не ижбавилищь. – Я отдал прямой приказ. – Но ведь мы вше в опашношти! – квохорец затряс своей тонкой бородой. – Вы собрались оспаривать мой приказ? – Раро «Лысый» сурово посмотрел Хоуту в глаза. Но, видимо, страх заразиться у Варго был сильнее, чем боязнь командующего. – Вы, видимо, шабыли, благодаря кому шмогли полущить этот город… – А вы, видимо, забыли, кому обещали повиноваться, – из-за спины Раро вышел Джон, явив себя всем присутствующим. – Боремунд! – радостно воскликнул Саймон, – ха-ха! Я знал, что с тобой всё будет в порядке! – Нам тут как раз тебя не хватает. Нужно пару лиц разбить, – вставая из грязи, произнёс Виллам. Изелла легко улыбнулась. Даже Джах прибавил в бодрости духа. – А это ещё кто? А, это ше тот молокошош, которого вы отправили за швоим племянником. Ну и как ушпехи? – Варго сложил руки за спиной и чуть улыбнулся. – Это неважно. Отзовите своих людей, – скрежетнул Раро. – Боющь, это невожможно, гошподин командующий, – Варго погладил обвисшую от влаги козлиную бородку. Сейчас он был в большинстве и пользовался этим, – нам нужен жаражённый. Пушть этот шопляк, который не болеет ошпой, выкинет его жа штену. Оборванное ухо продолжало пульсировать болью. Каждая капля, падающая на его тело, пробирала до самых пяток. Чудовищная усталость, голод, холод и непомерная наглость квохорца побуждали как можно быстрее закончить этот разговор. Своими силами. – Закрой свой рот, – злобно пробурчал Джон. – Што… да как он шмеет! Кто ты воопще такой, штобы так ражговаривать шо жнатным щеловеком?! – Я командую силами Дружины Розы в этом городе. И если ты сейчас же не заткнёшься, я сам тебя заткну, – Джон уже не чурался открытых угроз. Он понял, кем является этот Варго. От него за лигу веяло трусостью, пусть даже с ним сейчас две дюжины его людей. Все взгляды были направлены только на него. И Копья Титана, и Бравые Ребята, и Дружинники – все с замиранием сердца смотрели на грязного, израненного бастарда. Варго нервно сглотнул. За его спиной Бравые ребята повытаскивали оружие. Копейщики Раро выставили щиты и копья вперёд. Вновь сверкнула молния, будто бы предвещая возможный нехороший исход. – Гошподин Раро, это вшё какое-то недоражумение. Этот… шеловек пришёл шюда нешколько дней нажад, а теперь он говорит, што командует дружинниками, да ещё и ражговаривает шо мной грубым тоном, шловно бы я какой-то швинопаш. Жделайте што-нибудь, в конше коншов! – Этого человека я назначаю командовать силами Дружины Розы в Долроноре, – вдруг выдал Раро, – дружинники подчиняются ему и он имеет право высказывать свое мнение, как один из командующих. – Это… это вожмутительно! – насупился квохорец. Его люди подошли к нему ближе и были готовы пускать кровь, если потребуется, – вы покрываете этих бежумцев, которые вждумали защищать больного, а теперь ещё вштупаетещь жа этого жашранца… – Ещё одно слово в мой адрес и я убью тебя, – Джон посмотрел ему прямо в глаза, не находя в них ничего, кроме трусости и надменности. – Это угрожа! Золло, прикончи его! Толстый дотракиец улыбнулся и сделал шаг к Сноу. Не успел он взмахнуть аракхом, как юноша, молниеносно вытащив фальшион, пронырнул у него под рукой и отсёк ногу чуть ниже колена, а затем вонзил клинок глубоко в живот Квохорца. Два резких движения – и разорванные кишки вывалились обескураженному Варго в руки. Кровь алым потоком хлынула на мягкую от дождя землю. Хоут, раскрыв рот, сидел в кровавой луже на коленях перед вопящим от боли Золло, держащимся за ногу. Остальные Бравые ребята, в том числе и Урсвик, попятились назад от такого зрелища. Они были напуганы. Только что на их глазах какой-то неизвестный наёмник без особого труда и сомнений убил их главаря, да ещё и самого сильного бойца покалечил в придачу. Он стоял перед ними, держа окровавленный фальшион и смотрел на них так, будто видел перед собой кучу дерьма. Джон развернулся и добил орущего Золло в шею, а потом, обтерев клинок об одежду всё ещё сидящего и живого Варго, опять оглядел толпу Бравых ребят. – Слушайте меня, песье вымя! – начал громко вещать бастард, – вы – обычная смазка для мечей! Мне насрать с колокольни, что вы думаете о приказах командующего, но если вы взяли деньги за службу, то, сучьи отродья, вы должны служить! А ваш ублюдочный командир, – Сноу, наконец, толкнул Варго в голову и тот повалился на бок, – нарушил то, что обещал делать! Если вы ещё раз ослушаетесь командующего, то мы либо выгоним вас за забор, чтобы вы все передохли от оспы, либо отправим за стену, чтобы топороёбы погнали вас работать в шахты! Вы этого хотите? Из охваченной страхом толпы донеслось робкое «н-нет». Дождь и не думал останавливаться, заливая свежие трупы Золло и Варго, с которых наёмники не сводили глаз. – Тогда заткнитесь и делайте то, что положено! Ещё раз здесь увижу чью-то недовольную харю – выкину с надвратной башни! А теперь пошли прочь отсюда. Наёмники, искоса поглядывая на Джона и труп Варго, повернулись и толпа вяло потекла с улицы, шлёпая сапогами по грязи. – Бегом! – грозным криком поторопил их Сноу. Бравые ребята заметно ускорили шаг и вскоре вовсе исчезли. – Ты… убил его. Их… – еле вымолвил Саймон, постепенно отходя от шока, – учитесь, как надо бунты подавлять! – Он заслужил, – проговорил бастард, убирая клинок, – рано или поздно он бы нас предал. Предавший однажды предаст и снова. – Он был прав, – пробурчал вдруг Раро, – ваш пацан, чьим бы сыном он ни был, ставит под угрозу всех нас. Не думайте, что я рад вашему больному. При прошлой вспышке я приказал убить сотню человек… – Мы не дадим в обиду Рикона, – твёрдо заявил Виллам. – Дружина находится под моим командованием… – Дружиной теперь командую я, – Джон повернулся к браавосийцу, – и решение о судьбе больного будет принято мной. – Ты много на себя берёшь, парень, – Раро не боялся его, как Хоут, – разве будут дружинники подчинятся тебе? – Будут! – Изелла встала рядом с юношей, а следом за плечами Сноу появились и Виллам с Джахом и Саймоном. Раро пронзительно посмотрел на бастарда. Ему не нравилось, что он так сильно зависел от сил дружины, не нравилось и присутствие заражённого в городе, особенно после того, что пережили он и его люди. Больше всего не нравилось то, что с этим приходилось мириться и что этим пользовался наглый молодой наёмник, который, к тому же, ещё и что-то из себя представлял. – Значит, Дружина тоже собирается ослушаться приказа? – Я спас вашего племянника, командующий, – Джон посмотрел в его глаза, – спасите и вы моего человека. – Если этот ваш человек заразит остальных, обмен получится неравноценным, – прохрипел браавосиец. – Это я беру на себя. Если зараза распространится, я лично выкину его за стену, – пообещал Джон. – Я запомню это, – сказал Раро так, что ни у кого не оставалось сомнений в том, что он действительно запомнит, – в таком случае, наёмник Боремунд, я перекладываю командование городскими силами Дружины на вас. А ещё передаю вам в командование Бравых ребят. Теперь это ваша забота. – Понял, командующий. Я не подведу, – заверил его Сноу. Раро в этот же миг удалился со своими копейщиками.

***

Одиннадцатое число Четвёртого месяца. Двести девяносто девятый год от З.Э. Спасение Террио едва не стоило мне жизни. Сложно описать ту часть Долронора, где мне пришлось побывать. Теперь я понял, почему все силы, которые Раро туда посылал, не вернулись. Местные быстро выслеживали их большие отряды и устраивали засады… но я был один и, наверное, это мне и помогло. От моих рук погиб ребенок. Он сам напал на меня, да и я убил его случайно, почему же тогда я чувствую вину? Я ведь защищал себя, оборонял свою жизнь. Но что-то внутри меня не принимает это. Этот мальчик, он ведь мог выжить, если бы я просто оттолкнул его. Это была ненужная смерть, недостойная, неправильная. Я говорю себе, что такова цена за возвращение, что если бы я этого не сделал, то никогда бы больше не увидел Север. Коли так, то сколько ещё детей должно пасть от моего меча? Стоит ли вообще туда возвращаться, если мост домой будет вымощен из детских трупов? Похоже, сомнения будут преследовать меня всё время. В городе я встретил известного охотника за головами. Каспорио «Несущий погибель», в каких бы красках не расписывал его Хармонд и людская молва, оказался жестоким и мстительным человеком. Уж не знаю, что он забыл в таком захолустье, но подружиться у нас не вышло. Его подстрелили на городской площади и мне пришлось его вытаскивать. Посмотрим, что он скажет теперь. Рикон подхватил оспу. Тот амулет в виде козлиной головы, который он снял с больного дикаря, всё-таки заразил его. Раро не приказал избавится от Болтона, но я чувствую, что он отнюдь не в восторге. Да и от Дружины он очень уж зависит. Все наши уважают лорда Эддериона и его сына просто так не отдадут. И, признаться, я этому рад. До сих пор помню наш с ним разговор перед встречей с Эуроном Грейджоем. Если Рикон умрёт, то умрёт из-за меня – ведь именно я решил взять его с собой. Эддерион «Зубр», быть может, и поймёт, но по голове меня точно не погладит. Раро назначил меня командовать дружинниками в городе. Проблем с ними не возникло, меня они знают, многих знаю и я. С Бравыми ребятами вышло сложнее. Они выполняют мои приказы, но я вижу, что не нравлюсь им. Впрочем, мне не очень-то и хочется им нравиться. Мне вполне достаточно того, что они меня боятся, после того, как я убил их главаря. Распоротое брюхо квохорца ещё долго будет напоминать им о том, что со мной лучше не шутить. Я обзавёлся луком из Златосерда. Отнял его у летнийца на площади. Великолепное оружие, в Вестеросе таких не делают, да и в Эссосе тоже. Я уже успел испытать его на другом летнийце. Лучник, конечно, из меня не самый лучший, но такой редкий и дорогой трофей греет душу. Норвосийцы в осадном лагере зашевелились. Чую, что-то замышляют. Быть может, нашли лагерь Мирекко? Или готовят штурм? Еда в городе почти закончилась. Люди уже поглядывают на лошадей, но никто пока так и не решился. К тому же, теперь, когда Террио спасён, у Раро развязаны руки и мы сможем что-то сделать с местными. Уж у них-то в скале точно есть, чем поживится. Стопка с личными записями заметно увеличивалась с каждой записью. Боль от смерти родных уже не так терзала душу Джона, но записывать свои мысли и произошедшие с ним события он не перестал. Непонятное спокойствие растекалось внутри, когда юноша расписывал своим корявым почерком свои лишения и достижения, переживания и немногочисленные радости. Тяготы осады забывались на это время, пусть и совсем недолгое. На кровати спал Рикон. У его койки стояла бадья с водой и тряпками и полный кувшин. Болтон пил, как загнанная лошадь, когда просыпался, а затем снова проваливался в болезненный сон. Иногда он пытался поговорить с Джоном, извинялся за плохое отношение, выражал свое восхищение им, а после часового сна повторял всё то же самое, будто бы забыл, о чём говорил недавно. Бастард отослал Изеллу и также изолировал её в отдельном доме на несколько дней, на случай, если она заразилась. Кроме того, он вывел дружинников и Бравых ребят к городской стене и приказал проверить друг друга на наличие оспенных язв. Каждый из них боялся заболеть, так что он не переживал, что кто-то может скрыть болезнь. В животе заурчало. Дождь сегодня вновь лил, как из ведра. С прогнившего деревянного потолка раздражающе капало. Джон расстелил на этом месте тряпки и, посмотрев на спящего Рикона и накинув на голову плащ, вышел на улицу. Дождь волнами накатывал на осаждённый город. На узких улочках образовывались ручьи и большие лужи. Часовые ежились на стенах, втянув головы в плечи и стуча зубами. Из переулка выбежала большая чёрная крыса. – Ох ты ж сука, лови её! – следом за ней пробежало двое дружинников, не заметивших командира. Сноу не стал их останавливать. Холодный ветер завывал и свистел, стуча ставнями в окнах. Под соломенным навесом у тренировочного поля трое бравых ребят увидели Сноу и быстро встали. Волосы, некогда уложенные в причудливые причёски, сейчас бессильно болтались бесформенными клоками, а то и вовсе были сбриты из-за вшей, бороды их больше не пестрили яркими цветами. Из дома двое хмурых наёмников выносили третьего, бледного и худого. «Еды мало, командир. Не выдержал Харри» – объяснили Джону угрюмые товарищи покойного, вытирая носы. – … ну как же ты так? Почему ты оставил меня? Мы бы выбрались, мы бы обязательно выбрались… Зачем ты ушёл? Зачем?! – у стены на коленях в слякоти сидела молодая дружинница, которую удерживали трои наёмника. Перед ней лежало мёртвое тело мужчины. Очевидно, он сбросился со стены. Или же ему помогли. – Оспа, командир, – доложили бастарду. На руке погибшего были видны набухающие нарывы. – Кто его осматривал на проверке? – Джон угрожающе нахмурился. – У него… не было их… Это… только сегодня появились… – безуспешно пытаясь совладать с горечью, – объяснила дружинница, – я ему говорила… чтобы он пошёл и всё рассказал… а он убил себя! – девушка снова залилась слезами. – Что делать с телом? – спросили наёмники. – Сожгите, если есть чем. Руками не трогайте, привяжите к нему верёвки, за них и тащите. Если нет, то закопайте или сбросьте со стены. – Нет! – взмолилась девушка, – прошу, только не это! Бьорн не заслужил такой участи! Прошу, командир, умоляю, – она подползла к нему на коленях прямо по грязи. Джон отвёл от неё взгляд и направился дальше. Снова ему пришлось пересилить себя, снова он делал то, чего не хотел. За спиной юноши плач превратился в душераздирающие рыдание. «По-другому никак. Либо так, либо погибнет больше людей. У меня нет другого выхода» – убеждал себя Джон. Ещё одна сделка с совестью. На конюшне, сладко посапывая, дремал, сидя на бочке, конюший Эдвил, которого Джон не стал будить. Даже для лошадей корм кончался. Дойдя до двухэтажного дома со стрельчатой крышей, выкрашенной в красный, где наёмники хранили запасы провизии, бастард получил дневную порцию зерна на человека и направился к Изелле. Когда он зашёл, девушка выполняла «алмазные» отжимания – когда руки сводились вместе на полу у груди. Наёмница в изоляции времени зря не теряла и поддерживала форму. – Похоже, оспа тебя всё-таки не тронула, – заключил Джон, видя, что Изеллу переполняет энергия. – Вроде того, – девушка поднялась и отряхнулась, – поесть принёс? Джон кивнул и положил мешочек на стол. Изелла налила воду в котелок и поставила над очагом. – Всё меньше и меньше, – наёмница заглянула в мешочек и объем содержимого её не впечатлил. – Угу… – печально вздохнул Джон, – нашим тяжело приходится. Нашли ещё одного заболевшего. Со стены сбросился от горя. – Вот срань! – Изелла стукнула по столу, – даже не знаю, что убьет нас быстрее – норвосийцы, голод или оспа. Джону не оставалось ничего, кроме как согласиться с этой мыслью. – Я ещё не рассказал. В торговом представительстве я нашёл груз на имя Квиберна. Вроде бы это его инструменты. – Ну хоть одна хорошая новость. Осталось только придумать, как всё это вывезти. И валлирийский слиток тоже, – добавила она чуть тише. – Китобой, значит, больше не появлялся? – спросил Сноу. – Со вчерашнего дня его не было. Ушёл через два дня, как и обещал. Дело сильно осложнялось. Мало того, что они так и не подобрались к слитку, так ещё и выкрасть его у Копий Титана не представлялось возможным. Про незаметную доставку в дружину и речи не шло. Джон задумался. В таком маленьком и невзрачном городке переплеталось столь многое. Письмо Изеллы, которое оказалось адресованным не трактирщику, а «Несущему погибель», валлирийский слиток, сам «Несущий погибель», неведомо что забывший в этом захолустье… вокруг Квента «Монеты» крутилось слишком много загадок, потому как именно с ним были связанны вопросы, на которые не было ответа: откуда он узнал, что тут есть такая дорогая вещь, как слиток из валлирийской стали? Откуда он знает Каспорио? И почему решил обмануть Изеллу и не сказать сразу, что было в том письме? Похоже, у него к Квенту будет много вопросов. – Этот… Каспорио… Джах и Виллам на него чуть ли не как на бога смотрят. Ещё бы – мы ещё детьми от старых ветеранов про него слышали. В спорных землях он, говорят, какого-то миррийского полководца прирезал в его же шатре. Если бы не это убийство, нас бы так и разгромили десять лет назад. Ты же знаешь эту историю? – Знаю. Вы служили Тирошу и воевали в Спорных землях. И вас осталось около четырёх сотен. – Да… эту историю все дружинники знают. У меня мать с отцом воевали там. А у Малладора и Хармонда родители так и остались там лежать. Квент тогда ещё не был главой отряда, но перед последним сражением предложил Гаррисону «Хмурому» услуги драного волантийца. Гаррисон «Хмурый» был нашим Генерал-Капитаном до Квента, если что. – Да, помню, – Хармонд уже рассказывал эту историю Джону. – Но я нутром чувствую, что здесь что-то нечисто. Этот мудак грозился прирезать меня и прирезал бы, если бы я не отдала ему письмо! Вот что я думаю – слиток нельзя отдавать Квенту. – Но почему? Это же даст дружине много денег. – Я бы и слова не сказала, будь главой отряда кто-то иной. Но здесь творится какая-то херь. Уж не знаю, какие планы составлены в голове у Квента, но я уверена, что этот слиток играет в них не последнюю роль. И этот Каспорио тоже. И письмо, которое мы нашли у него в шатре. Блять, да даже те норвосийские монеты! – Я уже и забыл о них… – Нам нельзя доверять Квенту, – Изелла придвинулась ближе, – его интриги никогда не приведут нас на Север, как бы он тебе этого не обещал. Единственное, что его волнует, это власть и деньги. А дружину он использует лишь в своих личных целях. – Изелла… – Разве я не права? – Не думаю, – покачал головой Сноу, – только благодаря крови василиска, которого он купил у Вороньего глаза, наши в лагере всё еще не передохли от оспы. Жалованье нам выплачивают всегда в срок и в полной мере. Может, всё не так плохо, как мы думаем? – пожал он плечами. – Да что с тобой? Ты же сам хотел выяснить, что замышляет Квент! – Изелла поднялась со стула. – Да. Знаю. Но я намерен поступить так – если письмо, которое должен будет расшифровать Квиберн, будет содержать нечто значимое, я продолжу делать то, что мы с тобой затеяли. Если же там будет какой-то пустяк, то я отказываюсь от этого и продолжаю ему служить, как служил до этого, – Сноу тоже встал и скрестил руки на груди, давая понять, что продолжать разговор он не намерен. – Хорошо, – ответила наёмница после недолгого молчания. Очевидно, её не устраивал ответ Джона, но и поделать она ничего не могла. – Приятного аппетита. И да, теперь можешь выходить, твоя изоляция окончена, – сказал Сноу, перед тем, как выйти. Дождь стих, а потом и вовсе закончился, уступив место холодному солнцу северного Эссоса. В городе не происходило ничего примечательного, до тех пор, пока вечером в осадном лагере норвосийцев не началась какая-то подозрительная активность. Чуть погодя они вывели две катапульты и начали их пристреливать. Одна из них смогла достать до стены, но та выдержала. Ближе к ночи стрельба прекратилась, но у защитников осталось неприятный осадок. Да и сам Джон отметил, что норвосийцев стало будто бы больше, чем было. – На штурм скоро пойдут, – без радости говорили ветераны из Дружины и Копий Титана. Солнце зашло за горизонт, и город накрыла тишина. Осаждающие не пели песен, не пили и не смеялись. Да, за норвосийцами и нет славы веселых и праздных людей, но Джон перестраховался и разместил на стенах больше часовых и настрого приказал не смыкать глаз. Такая тишина в осадном лагере говорит только о трех вещах: либо у самих осаждающих не всё в порядке, либо поддерживается строжайшая дисциплина, либо солдаты отсыпаются перед чем-то важным. Стража на стене была расставлена и Джон отправился в выделенный ему дом. Каждый день его ждало много дел и все эти дела Джону приходилось выполнять одному. Впрочем, он вполне мог распределить обязанности между другими дружинниками, особенно теперь, когда Изелле разрешено ходить по городу. Бастард решил подумать об этом завтра. На просторной поляне между домами и стеной у костра сидело пятеро человек, среди которых Сноу узнал Саймона, Виллама и Джаха. Выглядели они довольными и с большим аппетитом что-то ели. – Ох, это ж командир Боремунд, какая встреча! – хохотнул Саймон, увидев друга. – А ну всем встать! – негромко, но строго и внушительно промолвил один из сидящих с ними наёмников. Он был старый, седой, слепой на один глаз, но его тело до сих пор выглядело крепким и здоровым. Рядом с ним была женщина, такая же крепкая, но чуть менее седая. Этих двух людей Джон видел, но лично не знал. – Можете сесть, – махнул рукой Джон. – Командир, угощайтесь, – проговорил мужчина, – моя жена настреляла чаек. Не очень вкусно, да и живот после них крутит, но в осаде грех жаловаться. – Благодарю, – Джон сел рядом и принял из рук женщины пищу. – Это один из ветеранов Дружины, – пояснил Виллам, – Дорсет «Три царапины». – Рад познакомиться, – ветеран протянул грубую мозолистую руку, которую Джон пожал, – давно уж в дружине таких бойцов не было, да, Ильва? – Пожалуй, что так, – ответила женщина, оценивая Джона взглядом. – И я рад знакомству, – ответил Сноу. Было приятно получать похвалу от старых вояк, знающих своё дело. – Он у нас герой, – поднял палец Саймон, – всегда бросается в самое пекло и целым из него выходит. Ну, не совсем целым, – исправился сын торговца, заметив оборванное ухо Джона. Ильва подняла указательный палец и покачала им, показывая на Джона. – Мой тебе совет, мальчик, – нравоучительно начала она, – не лезь на рожон, когда без этого можно обойтись. Такие, как ты, в нашем деле долго не задерживаются. Да и в жизни в целом тоже. Вам, молодым, кажется, что вас ничто не убьет и вы упорно бежите к смерти, словно глухие ишаки, а на деле жизнь хрупче восточного фарфора и ценнее, чем валирийский меч. – Как мне сказал однажды один наёмник, уж не вспомню его имени: «Есть храбрые наёмники, есть старые наёмники, но храбрых старых наёмников не бывает» - проговорил Дорсет. – Хорошие слова, – изрёк Джах. – Я просто делаю всё, чтобы дружина быстрее вернулась на Север, – объяснился Джон. – Если ты умрёшь, дружина проживёт и без тебя, – ответил Дорсет, – нашему отряду уже три сотни лет. Когда Брандон Сноу, брат Торхена Старка повёл нас на восток, в отряде было великое множество разных благородных. Карстарки, Мандерли, Амберы, Мормонты, Рисвеллы, Болтоны… за триста лет непрерывных странствий и боёв наша кровь смешалась с иноземной, а знатные дружинники умирали быстрее, чем оставляли потомство. Берра «Неубиваемая» была последней, кто носил фамилию Старков в нашем отряде. Последний из Карстарков умер от дизентерии сто с лишним лет назад, Рисвелла сожгли красные жрецы, Амбера еще лет двести назад затоптали кони, Мормонт вообще пьяный в реке утонул. Остался только Болтон да старик Маркус Дастин. Все они умирают, а Дружина без них живёт. И без тебя проживёт, так что не сложи голову почём зря. – К слову, правильно ты с этим Варго поступил, – произнесла Ильва, – защитил честь дружины. Если боги решили, что Рикон должен умереть, то они сами его заберут. А пока он жив, мы его в обиду не дадим. – Точно так, – Виллам излучал решимость и уверенность в своих словах. – Почему вас зовут «Три царапины»? – спросил бастард. Дорсет повернулся и достал свой шлем, над глазной прорезью которого виднелись три глубоких рассечения. – Этот шлем служит мне еще с тех времён, когда дружина была в Заливе Работорговцев. Гаррисон «Молчаливый» повёл нас в Миэрин, которому тогда досаждали дотракийцы. Как сейчас помню – сидим мы в форте на степной границе, прячемся от их стрел, да сами пытаемся отстреливаться. А стен у нас нихера нету, только частокол деревянный, да насыпи земляные. Наши по ним дают залп, а эти конелюбы в ответ десять успевают дать, да ещё и кругами скачут перед нами, чтоб попасть, значит, по ним тяжело было. Потом у них стрелы кончились и главный у них… этот… как же зовут их… – Кхал, – напомнила ему жена. – Да! Их кхал с длинной косой что-то прокричал и они побежали прямо на нас. В руках аракхи, мечи кривые такие, сами они визжат, кричат, что наши новобранцы прям посреди боя и обделались. Мы копья похватали, помолились, кто как успел, и смотрим, как они к нам на своих степных лошадёнках приближаются… дети сукины. Наши дали из арбалетов, у них кони дыбом, все падают, задние линии спотыкаются о переднюю, но дикарей это только озлобило. Зарычали они, крови понюхали, и дальше поскакали. Я не робкий, да и товарищи мои, упокой боги их души, не в первый раз в бою были, но когда на тебя бежит живая стена, желающая тебя раздавить, смять, расчленить… поджилки трясутся, как листья осенью. Да только мы не побежали! Встали, упёрлись в землю и стоим, ждём смертушку меднокожую. Ох, как они ударили! Мы выше их стояли, а у них кони сильные, степные, только так нас опрокинули. Меня аракхом огрели по голове, да я и упал. Как меня тогда не затоптали, ума не приложу. Встаю я, значит, потом, смотрю – наших оттеснили, но мы не бежим. Сражаемся, колем, рубим, умираем – но не бежим! Напал на меня тогда один – здоровый, мышцы налитые, как у статуи браавосийской, конь слюной брызжет и из ноздрей точно дым от огня стоит. Замахнулся он на меня, я копьё вскидываю – а он на две части его перерубает и вновь по шлему мне – р-раз! Звон в ушах стоял, будто в Норвосе все три колокола разом забили. Тут я топор свой хватаю и стопу прямо на сгибе ему перерубил, да и сбросил с коня. Только замахиваюсь добить, как сзади еще прилетает по шлему. Там я и упал окончательно. Лорд Эддерион тогда ещё моложе был, собрал всех вокруг себя, прокричал «Топору – кровь!», и отбросил их. Когда оклемался я после битвы, шлем снимаю и глянь – три царапины глубоких. А все думали, что я помер в той мешанине. Ан нет – не умер, до сих пор живу! – Как ты только разума не лишился? От стольких-то ударов по голове… – усмехнулся Виллам. – А ты кончай тут лыбиться, пока морда не треснула! – заворчал Дорсет, – я кровь за дружину лил, когда ты ещё мутной каплей с конца папаши своего свисал! Знаешь, что дотракийцы с такими, как ты, сделали бы? Если ты не подходишь для продажи в рабство, тебе завязывают рот, ломают позвоночник и оставляли лежать в степи, чтобы травяное море смогло тебя поглотить. И это ещё почётная казнь! Потому как по их обычаям все важные события в жизни мужчины должны происходить под открытым небом, в том числе и смерть. – С дотракийцами мы не встретимся, – буркнул светловолосый наёмник в ответ. – Ещё как встретимся! – горячо возразила Ильва, – их кхаласары могут заходить аж до самого Пентоса. Некоторые могут даже наниматься к вольным городам. Так что молитесь, чтобы бородатые жрецы не додумались бросить против нас этих варваров. – Достойные противники, – тихо выговорил Джах. – Да в жопу таких противников. Хуже только храмовые стражи… но да в пекло всех этих иноземных говнюков. Если боги будут милостивы, после этой войны мы вернёмся на Север. Впервые за столь долгое время… Ильва, принеси-ка мою лютню. Женщина с оханьем поднялась и зашла в рядом стоящее строение, выйдя уже с пятиструнной лютней из тёмного дерева и с волнистыми красными узорами. – В Тироше купил, когда в Спорных землях воевали… та-акс, как там было… – старый наёмник обхватил гриф и настроился. – Ты опять собрался это играть? – закатила глаза Ильва. – Молчать, женщина! Эту песню ещё наши прадеды у костров пели. Ей столько же, сколько и самой дружине. Дорсет прочистил горло, прокашлялся и заиграл. Мелодия звучала просто и легко, но что-то в этом было… что-то мечтательное и тоскливое. Видел сон я, и в том сне я был снова юн, Слышал шелест листвы на чардревах и пенье птиц Я был дома – думал, крови я впредь не пролью Там, где боги мои смотрят прямо с древесных лиц. Только вижу теперь, как мой друг умирает зря, От стрелы кровожадной, от мечей, топоров и ножей Звон монет слышу я, наполняющих мой кошель И мой дом наяву, оказалось – лишь только мечта. Сколько нас полегло, сколько крови пролили мы, За чужие грехи, иноземную жадность и блуд Там, где нашим богам нас не видно в тумане тьмы Мы проходим, где другие никак не пройдут. И коль выживу я, доберусь до преклонных лет, Буду сильным, желанным, с полным золота сундуком, Если спросят желанье – будет очень простым ответ Чтобы боги послали мне снова тот самый сон. Видел сон я, и в том сне я был снова юн Слышал шелест листвы на чардревах и пенье птиц Где я дома – больше крови я впредь не пролью Там, где боги мои смотрят прямо с древесных лиц. На Долронор медленно опустилась ночь.

***

– Рад видеть тебя здоровым, Террио, – поприветствовал Джон молодого браавосийца. – Взаимно, – кивнул ему Террио, – только рука все ещё болит. – Главное, чтобы меч держать мог, – высказался Раро, – ну что ж, теперь, когда все проблемы решены, нам осталось разобраться с местными. День вылазки близится, и если мы не хотим, чтобы эти сволочи не ударили нас с тыла, нам нужно с ними разобраться. – Там полно мест для засад, да ещё и оспенных трупов, – начал говорить Джон, – на подходах к скале укрепленные баррикады. Мы, конечно, можем бросить все свои силы на них, но тогда потери и заражения будут обеспечены. – В этом наша главная проблема – заражение, – заключил Раро, – клятые топороёбы знают, что нам есть, что терять, и будут активно прикрываться этими трупами. Сука, неужели придётся вести людей прямо на порог к заразе? Должны же быть иные выходы! – Мы можем поджечь их часть города, – внезапно предложила Изелла. Взгляды Раро и Джона обратились к ней. – Лучший способ избавится от заражённого трупа – сжечь его. Если трупов много, – значит, и жечь надо много. Подожжём дома и разместим людей с водой вдоль забора, чтобы огонь не перекинулся на нас. И большую часть трупов сожжём, и места для засад исчезнут. – Изелла говорит дело – согласился с ней Террио, – мы вполне можем это организовать. – Мне приходила такая мысль, – промолвил Раро, – но только вот норвосийцы заметят дым из своего лагеря и пойдут на штурм. – Пусть приходят, – уверенно сказала наёмница, ударив в ладонь кулаком. – Мы будем готовы к этому, – кивнул Джон, – подожжём дома в разных местах и ночью. – Жечь придётся очень много, – почесал лысину Раро, – начнём со зданий со стороны моря, чтобы ветер разносил огонь по городу. – Главное – чтобы фактория осталась цела, – вспомнил Джон, – там ещё остались ценные вещи. – Я предупрежу людей, – ответил браавосиец. На следующую ночь восточную часть города охватило пламя. Очаги появились сразу во многих местах и патрули местных не успевали реагировать на все сразу. Через час наёмники с ликованием глядели с забора на большой пожар и отстреливали местных, в панике бегающих внизу. К утру, когда огонь чуть утих, Раро приказал Джону собрать дружинников для зачистки сгоревших руин и штурма скалы. Семь десятков наёмников направилось на юг, убивая всех, кто попадался на пути. Бойцы были воодушевлены первым за долгое время серьёзным успехом, но больше всего их радовало скорое появление пищи и добычи, которую они вот-вот захватят в скале…

***

– Миледи, вам пришло письмо, – в шатре показался стражник и один из её слуг. – Письмо? Мне? – удивилась Кейтилин. Слуга подошёл ближе и вручил письмо. Отпустив пришедших, женщина осмотрела свиток и увидела то, от чего внутри всё сжалось – печать Ланнистеров и Баратеонов. Судорожно раскрыв письмо, Кейтилин уже с первых строк залилась слезами. Дорогая матушка В эти тягостные дни я пишу тебе с болью в душе. Хоть со мною и хорошо обращаются, моё сердце стремится домой, к семье. С грустью я восприняла новость, узнав о союзе Севера и Железных островов. Милость короля Джоффри безгранична, но как только он прознал о случившимся, так сразу же разразился праведным гневом. Вероломное нападение железнорождённых на Ланниспорт побудило Его Светлость к решительным действиям. Молю тебя – расторгни союз с Железными островами и освободи сира Джейме Ланнистера из плена. Взамен Его Светлость обещает отпустить Арью. Если же твоим ответом окажется отказ или вовсе его отсутствие, то Арья вернётся уже в другом виде. Твоя верная дочь Санса. К концу чтения Талли громко рыдала. Пятна от слёз были и на самом письме, но принадлежали они не ей, а автору. Её дочери. Милой маленькой дочке, её храброй волчице в логове львов. Успокоившись, женщина взяла себя в руки. Она понимала, что мысли, изложенные на письме, принадлежали не Сансе. Несомненно, королева-регент диктовала ей слова, да ещё и до слёз довела, чтобы её, Кейтилин, задеть и вынудить совершить глупость. Эта стерва-Ланнистер смеет угрожать ей! У Серсеи наверняка хватит злобы на такой поступок. Если она прикажет убить Арью… Кейтилин не знала, сможет ли она совладать с собой, если ещё одно её дитя погибнет. Ланнистеры слишком мало потеряли в этой войне. Пока ни один из их рода не погиб, когда Старков погибло уже двое. Грейджои всё-таки стали их союзниками. Прискорбно, что обстоятельства вынуждают их сражаться бок о бок с этими людьми, но их флот уже нанёс несколько ощутимых ударов по Ланнистерам. Ланниспорт был разграблен, а Светлый остров и Каис были захвачены точными и неожиданными ударами. Флот Ланниспорта остался целым и теперь принадлежал железнорождённым. Запад был в отчаянном положении. Оттого Серсея и стала действовать более резко. Кейтилин неожиданно для себя поверила в весомость угроз вдовствующей королевы. Но боги, она не знала, что ей делать! Прямо сейчас двадцатитысячное войско Севера готовилось к штурму замка Вестерлингов и грабила окрестные земли. Предать островитян почти сразу после заключения союза? Чем же они тогда будут отличаться от них самих? С другой стороны, никто не признаёт Бейлона Грейджоя за короля, поэтому такой союз можно будет посчитать политической уловкой – мол, северяне просто воспользовались их флотом для достижения своих целей. Но с Джейме Ланнистером было труднее. Он был слишком ценен. Кейтилин не могла в одиночку принять решение, поэтому послала за дядей и лордом Русе, в распоряжении которого и находился наследник Утёса. Болтон прибыл почти сразу, Чёрная рыба же заставил подождать. – Прости, Кэт, эти свиньи не могут даже как следует осадную лестницу поднять. Штурм нас ждёт весёлый. – Мне пришло письмо от дочери, – начала Кейтилин, – она просит расторгнуть союз с островами и освободить Ланнистера. – Вздор! – воскликнул Бринден, – это Ланнистеры писали её руками! Они правда думают, что мы на это согласимся? Видно, нас за слабоумных держат. – Они предлагают отдать Арью взамен, – продолжила Талли. – Это слишком неравноценный обмен, – произнёс Чёрная рыба. – Дядя, речь идёт о моей дочери! – закричала Кейтилин. К горлу вновь подступили слёзы, – они угрожают навредить ей, если мы откажемся… – Я согласен с сиром Бринденом, – тихо проговорил Русе, – мы ничего не выиграем от такого обмена. – Я слишком много потеряла… – И потеряете ещё больше. Чтобы Джейме Ланнистер оказался у нас в плену, вашему сыну Роббу пришлось сложить голову. Вы хотите обесценить его смерть? На это Кейтилин нечего было ответить. – Единственное, что меня беспокоит, так это угроза что-то сделать с Арьей, – Бринден сел за стол и налил себе вина, – загнанный в угол лев становится опасней вдвойне. У Ланнистеров вполне может хватить духу исполнить свои обещания. – Кроме того, – без эмоций продолжил Болтон, – мои люди в столице не сообщали мне о том, чтобы Арья Старк выезжала в Утёс вместе со своей сестрой. Возможно, её просто не заметили, а возможно, Ланнистеры просто блефуют. – И что же мне делать? – с надеждой спросила Кейтилин. – Мы можем потянуть время. Быть может, нам всё-таки придётся расторгнуть союз с Грейджоями. Тогда Ланнистеры поймут, что мы согласны честно исполнить их требования. А затем произведём обмен пленными. Но вместо настоящего Ланнистера отдадим им другого человека – покрасим ему волосы, заставим отрастить бороду. Ланнистеры же приведут настоящую Арью, думая, что мы действительно решили играть по правилам. – Хитро! – ухмыльнулся сир Бринден, – то есть, если мы пошлём в гузно Грейджоев, Ланнистеры поверят, что мы испугались и хитрить не собираемся. А настоящий Джейме Ланнистер останется у нас! Кэт и сама поверила, что план может сработать. Всё-таки обратится к лорду Болтону было верным решением. – А если они тоже решат отдать нам ненастоящую Арью? – вдруг опомнилась Талли. – В настоящий момент это наш единственный выход, – тихо ответил лорд Русе, – Серсея не Тайвин Ланнистер, и она вполне может недооценить нас. – В таком случае, я от имени всего Винтерфелла и Риверрана выражаю вам благодарность, лорд Русе, – она даже позволила себе едва заметную улыбку, – буду признательна, если вы сами займётесь поиском подходящего человека и обменом. – Для меня честь – служить вам, – ответил Болтон, чуть склонив голову.