***
Одиннадцатое число Четвёртого месяца. Двести девяносто девятый год от З.Э. Спасение Террио едва не стоило мне жизни. Сложно описать ту часть Долронора, где мне пришлось побывать. Теперь я понял, почему все силы, которые Раро туда посылал, не вернулись. Местные быстро выслеживали их большие отряды и устраивали засады… но я был один и, наверное, это мне и помогло. От моих рук погиб ребенок. Он сам напал на меня, да и я убил его случайно, почему же тогда я чувствую вину? Я ведь защищал себя, оборонял свою жизнь. Но что-то внутри меня не принимает это. Этот мальчик, он ведь мог выжить, если бы я просто оттолкнул его. Это была ненужная смерть, недостойная, неправильная. Я говорю себе, что такова цена за возвращение, что если бы я этого не сделал, то никогда бы больше не увидел Север. Коли так, то сколько ещё детей должно пасть от моего меча? Стоит ли вообще туда возвращаться, если мост домой будет вымощен из детских трупов? Похоже, сомнения будут преследовать меня всё время. В городе я встретил известного охотника за головами. Каспорио «Несущий погибель», в каких бы красках не расписывал его Хармонд и людская молва, оказался жестоким и мстительным человеком. Уж не знаю, что он забыл в таком захолустье, но подружиться у нас не вышло. Его подстрелили на городской площади и мне пришлось его вытаскивать. Посмотрим, что он скажет теперь. Рикон подхватил оспу. Тот амулет в виде козлиной головы, который он снял с больного дикаря, всё-таки заразил его. Раро не приказал избавится от Болтона, но я чувствую, что он отнюдь не в восторге. Да и от Дружины он очень уж зависит. Все наши уважают лорда Эддериона и его сына просто так не отдадут. И, признаться, я этому рад. До сих пор помню наш с ним разговор перед встречей с Эуроном Грейджоем. Если Рикон умрёт, то умрёт из-за меня – ведь именно я решил взять его с собой. Эддерион «Зубр», быть может, и поймёт, но по голове меня точно не погладит. Раро назначил меня командовать дружинниками в городе. Проблем с ними не возникло, меня они знают, многих знаю и я. С Бравыми ребятами вышло сложнее. Они выполняют мои приказы, но я вижу, что не нравлюсь им. Впрочем, мне не очень-то и хочется им нравиться. Мне вполне достаточно того, что они меня боятся, после того, как я убил их главаря. Распоротое брюхо квохорца ещё долго будет напоминать им о том, что со мной лучше не шутить. Я обзавёлся луком из Златосерда. Отнял его у летнийца на площади. Великолепное оружие, в Вестеросе таких не делают, да и в Эссосе тоже. Я уже успел испытать его на другом летнийце. Лучник, конечно, из меня не самый лучший, но такой редкий и дорогой трофей греет душу. Норвосийцы в осадном лагере зашевелились. Чую, что-то замышляют. Быть может, нашли лагерь Мирекко? Или готовят штурм? Еда в городе почти закончилась. Люди уже поглядывают на лошадей, но никто пока так и не решился. К тому же, теперь, когда Террио спасён, у Раро развязаны руки и мы сможем что-то сделать с местными. Уж у них-то в скале точно есть, чем поживится. Стопка с личными записями заметно увеличивалась с каждой записью. Боль от смерти родных уже не так терзала душу Джона, но записывать свои мысли и произошедшие с ним события он не перестал. Непонятное спокойствие растекалось внутри, когда юноша расписывал своим корявым почерком свои лишения и достижения, переживания и немногочисленные радости. Тяготы осады забывались на это время, пусть и совсем недолгое. На кровати спал Рикон. У его койки стояла бадья с водой и тряпками и полный кувшин. Болтон пил, как загнанная лошадь, когда просыпался, а затем снова проваливался в болезненный сон. Иногда он пытался поговорить с Джоном, извинялся за плохое отношение, выражал свое восхищение им, а после часового сна повторял всё то же самое, будто бы забыл, о чём говорил недавно. Бастард отослал Изеллу и также изолировал её в отдельном доме на несколько дней, на случай, если она заразилась. Кроме того, он вывел дружинников и Бравых ребят к городской стене и приказал проверить друг друга на наличие оспенных язв. Каждый из них боялся заболеть, так что он не переживал, что кто-то может скрыть болезнь. В животе заурчало. Дождь сегодня вновь лил, как из ведра. С прогнившего деревянного потолка раздражающе капало. Джон расстелил на этом месте тряпки и, посмотрев на спящего Рикона и накинув на голову плащ, вышел на улицу. Дождь волнами накатывал на осаждённый город. На узких улочках образовывались ручьи и большие лужи. Часовые ежились на стенах, втянув головы в плечи и стуча зубами. Из переулка выбежала большая чёрная крыса. – Ох ты ж сука, лови её! – следом за ней пробежало двое дружинников, не заметивших командира. Сноу не стал их останавливать. Холодный ветер завывал и свистел, стуча ставнями в окнах. Под соломенным навесом у тренировочного поля трое бравых ребят увидели Сноу и быстро встали. Волосы, некогда уложенные в причудливые причёски, сейчас бессильно болтались бесформенными клоками, а то и вовсе были сбриты из-за вшей, бороды их больше не пестрили яркими цветами. Из дома двое хмурых наёмников выносили третьего, бледного и худого. «Еды мало, командир. Не выдержал Харри» – объяснили Джону угрюмые товарищи покойного, вытирая носы. – … ну как же ты так? Почему ты оставил меня? Мы бы выбрались, мы бы обязательно выбрались… Зачем ты ушёл? Зачем?! – у стены на коленях в слякоти сидела молодая дружинница, которую удерживали трои наёмника. Перед ней лежало мёртвое тело мужчины. Очевидно, он сбросился со стены. Или же ему помогли. – Оспа, командир, – доложили бастарду. На руке погибшего были видны набухающие нарывы. – Кто его осматривал на проверке? – Джон угрожающе нахмурился. – У него… не было их… Это… только сегодня появились… – безуспешно пытаясь совладать с горечью, – объяснила дружинница, – я ему говорила… чтобы он пошёл и всё рассказал… а он убил себя! – девушка снова залилась слезами. – Что делать с телом? – спросили наёмники. – Сожгите, если есть чем. Руками не трогайте, привяжите к нему верёвки, за них и тащите. Если нет, то закопайте или сбросьте со стены. – Нет! – взмолилась девушка, – прошу, только не это! Бьорн не заслужил такой участи! Прошу, командир, умоляю, – она подползла к нему на коленях прямо по грязи. Джон отвёл от неё взгляд и направился дальше. Снова ему пришлось пересилить себя, снова он делал то, чего не хотел. За спиной юноши плач превратился в душераздирающие рыдание. «По-другому никак. Либо так, либо погибнет больше людей. У меня нет другого выхода» – убеждал себя Джон. Ещё одна сделка с совестью. На конюшне, сладко посапывая, дремал, сидя на бочке, конюший Эдвил, которого Джон не стал будить. Даже для лошадей корм кончался. Дойдя до двухэтажного дома со стрельчатой крышей, выкрашенной в красный, где наёмники хранили запасы провизии, бастард получил дневную порцию зерна на человека и направился к Изелле. Когда он зашёл, девушка выполняла «алмазные» отжимания – когда руки сводились вместе на полу у груди. Наёмница в изоляции времени зря не теряла и поддерживала форму. – Похоже, оспа тебя всё-таки не тронула, – заключил Джон, видя, что Изеллу переполняет энергия. – Вроде того, – девушка поднялась и отряхнулась, – поесть принёс? Джон кивнул и положил мешочек на стол. Изелла налила воду в котелок и поставила над очагом. – Всё меньше и меньше, – наёмница заглянула в мешочек и объем содержимого её не впечатлил. – Угу… – печально вздохнул Джон, – нашим тяжело приходится. Нашли ещё одного заболевшего. Со стены сбросился от горя. – Вот срань! – Изелла стукнула по столу, – даже не знаю, что убьет нас быстрее – норвосийцы, голод или оспа. Джону не оставалось ничего, кроме как согласиться с этой мыслью. – Я ещё не рассказал. В торговом представительстве я нашёл груз на имя Квиберна. Вроде бы это его инструменты. – Ну хоть одна хорошая новость. Осталось только придумать, как всё это вывезти. И валлирийский слиток тоже, – добавила она чуть тише. – Китобой, значит, больше не появлялся? – спросил Сноу. – Со вчерашнего дня его не было. Ушёл через два дня, как и обещал. Дело сильно осложнялось. Мало того, что они так и не подобрались к слитку, так ещё и выкрасть его у Копий Титана не представлялось возможным. Про незаметную доставку в дружину и речи не шло. Джон задумался. В таком маленьком и невзрачном городке переплеталось столь многое. Письмо Изеллы, которое оказалось адресованным не трактирщику, а «Несущему погибель», валлирийский слиток, сам «Несущий погибель», неведомо что забывший в этом захолустье… вокруг Квента «Монеты» крутилось слишком много загадок, потому как именно с ним были связанны вопросы, на которые не было ответа: откуда он узнал, что тут есть такая дорогая вещь, как слиток из валлирийской стали? Откуда он знает Каспорио? И почему решил обмануть Изеллу и не сказать сразу, что было в том письме? Похоже, у него к Квенту будет много вопросов. – Этот… Каспорио… Джах и Виллам на него чуть ли не как на бога смотрят. Ещё бы – мы ещё детьми от старых ветеранов про него слышали. В спорных землях он, говорят, какого-то миррийского полководца прирезал в его же шатре. Если бы не это убийство, нас бы так и разгромили десять лет назад. Ты же знаешь эту историю? – Знаю. Вы служили Тирошу и воевали в Спорных землях. И вас осталось около четырёх сотен. – Да… эту историю все дружинники знают. У меня мать с отцом воевали там. А у Малладора и Хармонда родители так и остались там лежать. Квент тогда ещё не был главой отряда, но перед последним сражением предложил Гаррисону «Хмурому» услуги драного волантийца. Гаррисон «Хмурый» был нашим Генерал-Капитаном до Квента, если что. – Да, помню, – Хармонд уже рассказывал эту историю Джону. – Но я нутром чувствую, что здесь что-то нечисто. Этот мудак грозился прирезать меня и прирезал бы, если бы я не отдала ему письмо! Вот что я думаю – слиток нельзя отдавать Квенту. – Но почему? Это же даст дружине много денег. – Я бы и слова не сказала, будь главой отряда кто-то иной. Но здесь творится какая-то херь. Уж не знаю, какие планы составлены в голове у Квента, но я уверена, что этот слиток играет в них не последнюю роль. И этот Каспорио тоже. И письмо, которое мы нашли у него в шатре. Блять, да даже те норвосийские монеты! – Я уже и забыл о них… – Нам нельзя доверять Квенту, – Изелла придвинулась ближе, – его интриги никогда не приведут нас на Север, как бы он тебе этого не обещал. Единственное, что его волнует, это власть и деньги. А дружину он использует лишь в своих личных целях. – Изелла… – Разве я не права? – Не думаю, – покачал головой Сноу, – только благодаря крови василиска, которого он купил у Вороньего глаза, наши в лагере всё еще не передохли от оспы. Жалованье нам выплачивают всегда в срок и в полной мере. Может, всё не так плохо, как мы думаем? – пожал он плечами. – Да что с тобой? Ты же сам хотел выяснить, что замышляет Квент! – Изелла поднялась со стула. – Да. Знаю. Но я намерен поступить так – если письмо, которое должен будет расшифровать Квиберн, будет содержать нечто значимое, я продолжу делать то, что мы с тобой затеяли. Если же там будет какой-то пустяк, то я отказываюсь от этого и продолжаю ему служить, как служил до этого, – Сноу тоже встал и скрестил руки на груди, давая понять, что продолжать разговор он не намерен. – Хорошо, – ответила наёмница после недолгого молчания. Очевидно, её не устраивал ответ Джона, но и поделать она ничего не могла. – Приятного аппетита. И да, теперь можешь выходить, твоя изоляция окончена, – сказал Сноу, перед тем, как выйти. Дождь стих, а потом и вовсе закончился, уступив место холодному солнцу северного Эссоса. В городе не происходило ничего примечательного, до тех пор, пока вечером в осадном лагере норвосийцев не началась какая-то подозрительная активность. Чуть погодя они вывели две катапульты и начали их пристреливать. Одна из них смогла достать до стены, но та выдержала. Ближе к ночи стрельба прекратилась, но у защитников осталось неприятный осадок. Да и сам Джон отметил, что норвосийцев стало будто бы больше, чем было. – На штурм скоро пойдут, – без радости говорили ветераны из Дружины и Копий Титана. Солнце зашло за горизонт, и город накрыла тишина. Осаждающие не пели песен, не пили и не смеялись. Да, за норвосийцами и нет славы веселых и праздных людей, но Джон перестраховался и разместил на стенах больше часовых и настрого приказал не смыкать глаз. Такая тишина в осадном лагере говорит только о трех вещах: либо у самих осаждающих не всё в порядке, либо поддерживается строжайшая дисциплина, либо солдаты отсыпаются перед чем-то важным. Стража на стене была расставлена и Джон отправился в выделенный ему дом. Каждый день его ждало много дел и все эти дела Джону приходилось выполнять одному. Впрочем, он вполне мог распределить обязанности между другими дружинниками, особенно теперь, когда Изелле разрешено ходить по городу. Бастард решил подумать об этом завтра. На просторной поляне между домами и стеной у костра сидело пятеро человек, среди которых Сноу узнал Саймона, Виллама и Джаха. Выглядели они довольными и с большим аппетитом что-то ели. – Ох, это ж командир Боремунд, какая встреча! – хохотнул Саймон, увидев друга. – А ну всем встать! – негромко, но строго и внушительно промолвил один из сидящих с ними наёмников. Он был старый, седой, слепой на один глаз, но его тело до сих пор выглядело крепким и здоровым. Рядом с ним была женщина, такая же крепкая, но чуть менее седая. Этих двух людей Джон видел, но лично не знал. – Можете сесть, – махнул рукой Джон. – Командир, угощайтесь, – проговорил мужчина, – моя жена настреляла чаек. Не очень вкусно, да и живот после них крутит, но в осаде грех жаловаться. – Благодарю, – Джон сел рядом и принял из рук женщины пищу. – Это один из ветеранов Дружины, – пояснил Виллам, – Дорсет «Три царапины». – Рад познакомиться, – ветеран протянул грубую мозолистую руку, которую Джон пожал, – давно уж в дружине таких бойцов не было, да, Ильва? – Пожалуй, что так, – ответила женщина, оценивая Джона взглядом. – И я рад знакомству, – ответил Сноу. Было приятно получать похвалу от старых вояк, знающих своё дело. – Он у нас герой, – поднял палец Саймон, – всегда бросается в самое пекло и целым из него выходит. Ну, не совсем целым, – исправился сын торговца, заметив оборванное ухо Джона. Ильва подняла указательный палец и покачала им, показывая на Джона. – Мой тебе совет, мальчик, – нравоучительно начала она, – не лезь на рожон, когда без этого можно обойтись. Такие, как ты, в нашем деле долго не задерживаются. Да и в жизни в целом тоже. Вам, молодым, кажется, что вас ничто не убьет и вы упорно бежите к смерти, словно глухие ишаки, а на деле жизнь хрупче восточного фарфора и ценнее, чем валирийский меч. – Как мне сказал однажды один наёмник, уж не вспомню его имени: «Есть храбрые наёмники, есть старые наёмники, но храбрых старых наёмников не бывает» - проговорил Дорсет. – Хорошие слова, – изрёк Джах. – Я просто делаю всё, чтобы дружина быстрее вернулась на Север, – объяснился Джон. – Если ты умрёшь, дружина проживёт и без тебя, – ответил Дорсет, – нашему отряду уже три сотни лет. Когда Брандон Сноу, брат Торхена Старка повёл нас на восток, в отряде было великое множество разных благородных. Карстарки, Мандерли, Амберы, Мормонты, Рисвеллы, Болтоны… за триста лет непрерывных странствий и боёв наша кровь смешалась с иноземной, а знатные дружинники умирали быстрее, чем оставляли потомство. Берра «Неубиваемая» была последней, кто носил фамилию Старков в нашем отряде. Последний из Карстарков умер от дизентерии сто с лишним лет назад, Рисвелла сожгли красные жрецы, Амбера еще лет двести назад затоптали кони, Мормонт вообще пьяный в реке утонул. Остался только Болтон да старик Маркус Дастин. Все они умирают, а Дружина без них живёт. И без тебя проживёт, так что не сложи голову почём зря. – К слову, правильно ты с этим Варго поступил, – произнесла Ильва, – защитил честь дружины. Если боги решили, что Рикон должен умереть, то они сами его заберут. А пока он жив, мы его в обиду не дадим. – Точно так, – Виллам излучал решимость и уверенность в своих словах. – Почему вас зовут «Три царапины»? – спросил бастард. Дорсет повернулся и достал свой шлем, над глазной прорезью которого виднелись три глубоких рассечения. – Этот шлем служит мне еще с тех времён, когда дружина была в Заливе Работорговцев. Гаррисон «Молчаливый» повёл нас в Миэрин, которому тогда досаждали дотракийцы. Как сейчас помню – сидим мы в форте на степной границе, прячемся от их стрел, да сами пытаемся отстреливаться. А стен у нас нихера нету, только частокол деревянный, да насыпи земляные. Наши по ним дают залп, а эти конелюбы в ответ десять успевают дать, да ещё и кругами скачут перед нами, чтоб попасть, значит, по ним тяжело было. Потом у них стрелы кончились и главный у них… этот… как же зовут их… – Кхал, – напомнила ему жена. – Да! Их кхал с длинной косой что-то прокричал и они побежали прямо на нас. В руках аракхи, мечи кривые такие, сами они визжат, кричат, что наши новобранцы прям посреди боя и обделались. Мы копья похватали, помолились, кто как успел, и смотрим, как они к нам на своих степных лошадёнках приближаются… дети сукины. Наши дали из арбалетов, у них кони дыбом, все падают, задние линии спотыкаются о переднюю, но дикарей это только озлобило. Зарычали они, крови понюхали, и дальше поскакали. Я не робкий, да и товарищи мои, упокой боги их души, не в первый раз в бою были, но когда на тебя бежит живая стена, желающая тебя раздавить, смять, расчленить… поджилки трясутся, как листья осенью. Да только мы не побежали! Встали, упёрлись в землю и стоим, ждём смертушку меднокожую. Ох, как они ударили! Мы выше их стояли, а у них кони сильные, степные, только так нас опрокинули. Меня аракхом огрели по голове, да я и упал. Как меня тогда не затоптали, ума не приложу. Встаю я, значит, потом, смотрю – наших оттеснили, но мы не бежим. Сражаемся, колем, рубим, умираем – но не бежим! Напал на меня тогда один – здоровый, мышцы налитые, как у статуи браавосийской, конь слюной брызжет и из ноздрей точно дым от огня стоит. Замахнулся он на меня, я копьё вскидываю – а он на две части его перерубает и вновь по шлему мне – р-раз! Звон в ушах стоял, будто в Норвосе все три колокола разом забили. Тут я топор свой хватаю и стопу прямо на сгибе ему перерубил, да и сбросил с коня. Только замахиваюсь добить, как сзади еще прилетает по шлему. Там я и упал окончательно. Лорд Эддерион тогда ещё моложе был, собрал всех вокруг себя, прокричал «Топору – кровь!», и отбросил их. Когда оклемался я после битвы, шлем снимаю и глянь – три царапины глубоких. А все думали, что я помер в той мешанине. Ан нет – не умер, до сих пор живу! – Как ты только разума не лишился? От стольких-то ударов по голове… – усмехнулся Виллам. – А ты кончай тут лыбиться, пока морда не треснула! – заворчал Дорсет, – я кровь за дружину лил, когда ты ещё мутной каплей с конца папаши своего свисал! Знаешь, что дотракийцы с такими, как ты, сделали бы? Если ты не подходишь для продажи в рабство, тебе завязывают рот, ломают позвоночник и оставляли лежать в степи, чтобы травяное море смогло тебя поглотить. И это ещё почётная казнь! Потому как по их обычаям все важные события в жизни мужчины должны происходить под открытым небом, в том числе и смерть. – С дотракийцами мы не встретимся, – буркнул светловолосый наёмник в ответ. – Ещё как встретимся! – горячо возразила Ильва, – их кхаласары могут заходить аж до самого Пентоса. Некоторые могут даже наниматься к вольным городам. Так что молитесь, чтобы бородатые жрецы не додумались бросить против нас этих варваров. – Достойные противники, – тихо выговорил Джах. – Да в жопу таких противников. Хуже только храмовые стражи… но да в пекло всех этих иноземных говнюков. Если боги будут милостивы, после этой войны мы вернёмся на Север. Впервые за столь долгое время… Ильва, принеси-ка мою лютню. Женщина с оханьем поднялась и зашла в рядом стоящее строение, выйдя уже с пятиструнной лютней из тёмного дерева и с волнистыми красными узорами. – В Тироше купил, когда в Спорных землях воевали… та-акс, как там было… – старый наёмник обхватил гриф и настроился. – Ты опять собрался это играть? – закатила глаза Ильва. – Молчать, женщина! Эту песню ещё наши прадеды у костров пели. Ей столько же, сколько и самой дружине. Дорсет прочистил горло, прокашлялся и заиграл. Мелодия звучала просто и легко, но что-то в этом было… что-то мечтательное и тоскливое. Видел сон я, и в том сне я был снова юн, Слышал шелест листвы на чардревах и пенье птиц Я был дома – думал, крови я впредь не пролью Там, где боги мои смотрят прямо с древесных лиц. Только вижу теперь, как мой друг умирает зря, От стрелы кровожадной, от мечей, топоров и ножей Звон монет слышу я, наполняющих мой кошель И мой дом наяву, оказалось – лишь только мечта. Сколько нас полегло, сколько крови пролили мы, За чужие грехи, иноземную жадность и блуд Там, где нашим богам нас не видно в тумане тьмы Мы проходим, где другие никак не пройдут. И коль выживу я, доберусь до преклонных лет, Буду сильным, желанным, с полным золота сундуком, Если спросят желанье – будет очень простым ответ Чтобы боги послали мне снова тот самый сон. Видел сон я, и в том сне я был снова юн Слышал шелест листвы на чардревах и пенье птиц Где я дома – больше крови я впредь не пролью Там, где боги мои смотрят прямо с древесных лиц. На Долронор медленно опустилась ночь.***
– Рад видеть тебя здоровым, Террио, – поприветствовал Джон молодого браавосийца. – Взаимно, – кивнул ему Террио, – только рука все ещё болит. – Главное, чтобы меч держать мог, – высказался Раро, – ну что ж, теперь, когда все проблемы решены, нам осталось разобраться с местными. День вылазки близится, и если мы не хотим, чтобы эти сволочи не ударили нас с тыла, нам нужно с ними разобраться. – Там полно мест для засад, да ещё и оспенных трупов, – начал говорить Джон, – на подходах к скале укрепленные баррикады. Мы, конечно, можем бросить все свои силы на них, но тогда потери и заражения будут обеспечены. – В этом наша главная проблема – заражение, – заключил Раро, – клятые топороёбы знают, что нам есть, что терять, и будут активно прикрываться этими трупами. Сука, неужели придётся вести людей прямо на порог к заразе? Должны же быть иные выходы! – Мы можем поджечь их часть города, – внезапно предложила Изелла. Взгляды Раро и Джона обратились к ней. – Лучший способ избавится от заражённого трупа – сжечь его. Если трупов много, – значит, и жечь надо много. Подожжём дома и разместим людей с водой вдоль забора, чтобы огонь не перекинулся на нас. И большую часть трупов сожжём, и места для засад исчезнут. – Изелла говорит дело – согласился с ней Террио, – мы вполне можем это организовать. – Мне приходила такая мысль, – промолвил Раро, – но только вот норвосийцы заметят дым из своего лагеря и пойдут на штурм. – Пусть приходят, – уверенно сказала наёмница, ударив в ладонь кулаком. – Мы будем готовы к этому, – кивнул Джон, – подожжём дома в разных местах и ночью. – Жечь придётся очень много, – почесал лысину Раро, – начнём со зданий со стороны моря, чтобы ветер разносил огонь по городу. – Главное – чтобы фактория осталась цела, – вспомнил Джон, – там ещё остались ценные вещи. – Я предупрежу людей, – ответил браавосиец. На следующую ночь восточную часть города охватило пламя. Очаги появились сразу во многих местах и патрули местных не успевали реагировать на все сразу. Через час наёмники с ликованием глядели с забора на большой пожар и отстреливали местных, в панике бегающих внизу. К утру, когда огонь чуть утих, Раро приказал Джону собрать дружинников для зачистки сгоревших руин и штурма скалы. Семь десятков наёмников направилось на юг, убивая всех, кто попадался на пути. Бойцы были воодушевлены первым за долгое время серьёзным успехом, но больше всего их радовало скорое появление пищи и добычи, которую они вот-вот захватят в скале…***
– Миледи, вам пришло письмо, – в шатре показался стражник и один из её слуг. – Письмо? Мне? – удивилась Кейтилин. Слуга подошёл ближе и вручил письмо. Отпустив пришедших, женщина осмотрела свиток и увидела то, от чего внутри всё сжалось – печать Ланнистеров и Баратеонов. Судорожно раскрыв письмо, Кейтилин уже с первых строк залилась слезами. Дорогая матушка В эти тягостные дни я пишу тебе с болью в душе. Хоть со мною и хорошо обращаются, моё сердце стремится домой, к семье. С грустью я восприняла новость, узнав о союзе Севера и Железных островов. Милость короля Джоффри безгранична, но как только он прознал о случившимся, так сразу же разразился праведным гневом. Вероломное нападение железнорождённых на Ланниспорт побудило Его Светлость к решительным действиям. Молю тебя – расторгни союз с Железными островами и освободи сира Джейме Ланнистера из плена. Взамен Его Светлость обещает отпустить Арью. Если же твоим ответом окажется отказ или вовсе его отсутствие, то Арья вернётся уже в другом виде. Твоя верная дочь Санса. К концу чтения Талли громко рыдала. Пятна от слёз были и на самом письме, но принадлежали они не ей, а автору. Её дочери. Милой маленькой дочке, её храброй волчице в логове львов. Успокоившись, женщина взяла себя в руки. Она понимала, что мысли, изложенные на письме, принадлежали не Сансе. Несомненно, королева-регент диктовала ей слова, да ещё и до слёз довела, чтобы её, Кейтилин, задеть и вынудить совершить глупость. Эта стерва-Ланнистер смеет угрожать ей! У Серсеи наверняка хватит злобы на такой поступок. Если она прикажет убить Арью… Кейтилин не знала, сможет ли она совладать с собой, если ещё одно её дитя погибнет. Ланнистеры слишком мало потеряли в этой войне. Пока ни один из их рода не погиб, когда Старков погибло уже двое. Грейджои всё-таки стали их союзниками. Прискорбно, что обстоятельства вынуждают их сражаться бок о бок с этими людьми, но их флот уже нанёс несколько ощутимых ударов по Ланнистерам. Ланниспорт был разграблен, а Светлый остров и Каис были захвачены точными и неожиданными ударами. Флот Ланниспорта остался целым и теперь принадлежал железнорождённым. Запад был в отчаянном положении. Оттого Серсея и стала действовать более резко. Кейтилин неожиданно для себя поверила в весомость угроз вдовствующей королевы. Но боги, она не знала, что ей делать! Прямо сейчас двадцатитысячное войско Севера готовилось к штурму замка Вестерлингов и грабила окрестные земли. Предать островитян почти сразу после заключения союза? Чем же они тогда будут отличаться от них самих? С другой стороны, никто не признаёт Бейлона Грейджоя за короля, поэтому такой союз можно будет посчитать политической уловкой – мол, северяне просто воспользовались их флотом для достижения своих целей. Но с Джейме Ланнистером было труднее. Он был слишком ценен. Кейтилин не могла в одиночку принять решение, поэтому послала за дядей и лордом Русе, в распоряжении которого и находился наследник Утёса. Болтон прибыл почти сразу, Чёрная рыба же заставил подождать. – Прости, Кэт, эти свиньи не могут даже как следует осадную лестницу поднять. Штурм нас ждёт весёлый. – Мне пришло письмо от дочери, – начала Кейтилин, – она просит расторгнуть союз с островами и освободить Ланнистера. – Вздор! – воскликнул Бринден, – это Ланнистеры писали её руками! Они правда думают, что мы на это согласимся? Видно, нас за слабоумных держат. – Они предлагают отдать Арью взамен, – продолжила Талли. – Это слишком неравноценный обмен, – произнёс Чёрная рыба. – Дядя, речь идёт о моей дочери! – закричала Кейтилин. К горлу вновь подступили слёзы, – они угрожают навредить ей, если мы откажемся… – Я согласен с сиром Бринденом, – тихо проговорил Русе, – мы ничего не выиграем от такого обмена. – Я слишком много потеряла… – И потеряете ещё больше. Чтобы Джейме Ланнистер оказался у нас в плену, вашему сыну Роббу пришлось сложить голову. Вы хотите обесценить его смерть? На это Кейтилин нечего было ответить. – Единственное, что меня беспокоит, так это угроза что-то сделать с Арьей, – Бринден сел за стол и налил себе вина, – загнанный в угол лев становится опасней вдвойне. У Ланнистеров вполне может хватить духу исполнить свои обещания. – Кроме того, – без эмоций продолжил Болтон, – мои люди в столице не сообщали мне о том, чтобы Арья Старк выезжала в Утёс вместе со своей сестрой. Возможно, её просто не заметили, а возможно, Ланнистеры просто блефуют. – И что же мне делать? – с надеждой спросила Кейтилин. – Мы можем потянуть время. Быть может, нам всё-таки придётся расторгнуть союз с Грейджоями. Тогда Ланнистеры поймут, что мы согласны честно исполнить их требования. А затем произведём обмен пленными. Но вместо настоящего Ланнистера отдадим им другого человека – покрасим ему волосы, заставим отрастить бороду. Ланнистеры же приведут настоящую Арью, думая, что мы действительно решили играть по правилам. – Хитро! – ухмыльнулся сир Бринден, – то есть, если мы пошлём в гузно Грейджоев, Ланнистеры поверят, что мы испугались и хитрить не собираемся. А настоящий Джейме Ланнистер останется у нас! Кэт и сама поверила, что план может сработать. Всё-таки обратится к лорду Болтону было верным решением. – А если они тоже решат отдать нам ненастоящую Арью? – вдруг опомнилась Талли. – В настоящий момент это наш единственный выход, – тихо ответил лорд Русе, – Серсея не Тайвин Ланнистер, и она вполне может недооценить нас. – В таком случае, я от имени всего Винтерфелла и Риверрана выражаю вам благодарность, лорд Русе, – она даже позволила себе едва заметную улыбку, – буду признательна, если вы сами займётесь поиском подходящего человека и обменом. – Для меня честь – служить вам, – ответил Болтон, чуть склонив голову.