***
Ничего не возвращается в норму. Люди до сих пор шепчутся за спиной, когда он идет по улице, но сейчас все взгляды и бубнеж приобретают зловещий оттенок, вместо признания его героизма. Гинтоки подозрительно на них косится, сутулясь, чтоб не казаться подозрительным, гадая, кто из прохожих позарится на его воображаемые деньги. Если бы у него были деньги, разве он бы шел в магазин, чтобы прочитать новый выпуск Джампа и снова поставить на место? Нет, как взрослый человек, он бы купил его, если бы это только значило, что будет на одну копию меньше для грязных загребущих лап Зензо. Неважно. Все, кроме него, ведут себя странно сегодня, и поэтому Гинтоки практически не удивляется, когда на плечи ложится рука в белой форме, а в лицо тычется телефон. — Скажи сы-ыр, — он сразу узнает голос — а не хотел бы — и едва ли у него есть время среагировать, прежде чем щелкает камера. Восхитительно, просто чертовски превосходно — мужик называет себя элитой, но не может сфоткать Гин-сана с рабочей стороны. Не то чтобы у него есть нерабочая — только прекрасная и фан-блять-тастическая — но фото почему-то сделано под таким ужасным ракурсом, что он выглядит на нем как потный невменяемый распутник. — Тебе тоже доброго утра, — бормочет он, пока Сабу-чан продолжает его игнорировать, печатая едва разборчивое сообщение вдогонку к неудачному селфи. Гинтоки читает через его плечо, потому что, в самом деле, Сасаки потерял право на всякую конфиденциальность в ту же секунду, когда сфотографировал Гин-сана. Кому: Нобутасу боже посмотри, кого я встретил OwO... думаешь, он и вживую милый? ну не знаааааю лол Гинтоки ошеломленно наблюдает, как Сабу-чан продолжает печатать полнейший бред. Кого встретил?! Мы виделись тыщу раз, хотел я того или нет! Ты не оставлял меня в покое! Я пнул чувака с крыши из-за тебя! И конечно же я милый! Чертовски горяч! То, что его внешность оценивал элитный идиот, заставляет почувствовать какую-то пустоту внутри, поэтому Гинтоки шагает дальше по улице, оставляя позади обозначенного идиота и его процветающий синдром запястного канала*. Дорога в магазин проходит относительно безболезненно. Он встречает только Са-тян, которая кричит ему из-за угла, что он наконец сможет купить ей замок, который она всегда хотела — конечно же, с настоящим подземельем. Ткнуть ее в глаза и оставить корчиться на земле в полуоргазменном состоянии — маршрут не сильно меняется. Кроме того, это было самое нормальное из произошедшего с ним за весь день, так что он был ей почти благодарен. Наконец-то — наконец-то — магазин появляется перед ним, как оазис посреди пустыни. Даже если это мираж, плевать, пока ему не задают те смехотворные вопросы про предполагаемый статус миллионера. Двери открылись подобно вратам рая, и ангельский хор приветствует его металлическим исполнением мелодии компании. Магазин заманивает его в комфортные прохладные объятья, и он расслабляется. Он наконец-то в безопасности, здесь, в недрах Оэдо Марта. Никого в магазине не волнует, кто ты. Продавца волнует только, собираюсь ли я что-нибудь красть, но я не собираюсь красть ничего, кроме содержимого Джампа. Пока мои руки и карманы при выходе пусты, он не тронет меня. Таков путь продавца в магазине. Слава всему, на полке даже стоит Джамп. Ты теперь в безопасности, дитя мое, шепчет Джамп, когда он благоговейно берет журнал с полки. Гинтоки аккуратно открывает его, позволяя аромату чернил и свежей бумаги окутать себя. Он пробегается по страницам, не столько обращая внимание на содержание, сколько обретая утешение в предоставленном убежище. Сдерживая вздох облегчения, он проводит следующие полчаса, укрытый и защищенный от сурового мира за раздвижными дверями Оэдо Марта. Но ничто не вечно, и скоро он долистывает до последних страниц. Гинтоки разочарованно рассматривает одну извилистую колонку, другую, пока не остается ничего, что можно прочитать; не остается ничего, кроме как признать, что ему нужно возвращаться в мир. Продавец исподтишка следит за ним — как будто тупому панку нечем заняться! Неужели нигде не безопасно? Он не может даже насладиться Джампом без осуждения окружающих? Определенно нет. Поэтому он снова в холодном неуютном мире Гин-сана. Протяжно зевая, Гинтоки разворачивается и с болью плетется к автоматическим дверям. В своем сокрушительном разочаровании он не замечает картонный рекламный стенд, пока не врезается в него — и даже после, понимает, что произошло, только после слов "Ох, простите, мисс", сорвавшихся с языка. Он ловит стенд до того, как тот упал, предусмотрительно убирая руки от любых подозрительных мест — что к лучшему, так как это картонная копия Отсуу-чан, и Гинтоки охотно верит, что Шинпачи вызовет его на дуэль на рассвете за случайные прикосновения к ее 2D прелестям. Гинтоки смотрит на нее — картонная Отсуу слегка склонила голову, подмигивает и угрожает пальцем, а изо рта выплывает пушистый розовый пузырь реплики: "Если ты это не купишь, я ****** твоего дядюшку в ****!" Если подумать, это ведь неплохой подарок для Шинпачи, пока он в хорошем настроении — как еще лучше можно загладить вину за воображаемое зло, которое причинил пацану Гинтоки, если не подарив ему картонную демонстрацию причины, по которой у него никогда не будет девушки? — Эй, — он поворачивается к прилавку. Может, он может пообещать продавцу что-то из тех миллионов йен, которые ему приписывают. — Эй, могу я-... Гинтоки приподнимает стенд, чтобы подтащить к прилавку, когда, наконец, смотрит, что, в конце концов, рекламирует Отсуу. Он замирает, и кровь стынет в жилах. Э-это он, не так ли? На обложке DVD, которое она держит? Он и.., и… — Ну нахер, — выдавливает из себя Гинтоки. Он почти не слышит стук картона по линолеуму и последующие крики продавца, когда выпускает Отсуу-чан из дрожащих пальцев. Время замедлилось, а голова совершенно пуста. Неужели из-за этого — все вели себя так странно из-за-.. Джамп заверял, будто он здесь в безопасности — грязный предатель! — но сейчас все в пятьсот раз хуже, чем было десять минут назад. Гинтоки отдал бы все — свою коллекцию записей Кецуно Аны, триста йен, Шинпачин любимый набор мисок для супа — чтобы вернуться назад, во время, когда он думал, что все считают его красивым и богатым холостяком, вместо-.. этого… этого… Он бросается за ужасающие пределы магазина, под суровое, непреклонное солнце реального мира. Нет. Стоп. К черту реальность. Он будет бежать, не останавливаясь, пока не влетит в океан. И все будет прекрасно. Абсолютно прекрасно. * Синдро́м запя́стного кана́ла (карпальный туннельный синдром, англ. carpal tunnel syndrome, CTS) — неврологическое заболевание, проявляющееся длительной болью и онемением пальцев кисти. Относится к туннельной невропатии. Причиной заболевания является сдавление срединного нерва между костями, поперечной кистевой связкой и сухожилиями мышц запястья. Синдром запястного канала наиболее часто встречается у женщин старшего возраста. Это заболевание считается профессиональным у работников, выполняющих монотонные сгибательно-разгибательные движения кисти (например, при сборке машин). Также этим заболеванием страдают сурдопереводчики, мотогонщики, велосипедисты, пианисты, боулеры, киберспортсмены, барабанщики и, нередко, художники со стажем. Симптомы синдрома встречаются у пользователей компьютеров, например игроков в компьютерные игры (активное и долговременное использование клавиатуры и мыши в неправильной позе).Chapter 1
28 августа 2021 г. в 01:47
Хах.
Нет ничего нового или удивительного в том, что люди смотрят на него, когда он идет по улице. Гинтоки более-менее привык к этому. Он главный герой, в конце концов, в высшей степени привлекательный и мужественный; это внимание закономерно. Возможно, все эти удивленные взгляды просто из-за того, что славные жители Эдо пошли в ногу со временем и наконец-то признали в нем сосредоточие галантности, скромности и дикого сексуального притяжения (кем он, в самом деле, является), наконец оказывая ему должное признание.
Какой герой не может справиться с восторженными взглядами, трепетным шепотом и застенчивыми ужимками?
Отстойный герой, вот какой.
Нет, у него нет проблем с вниманием. Просто сейчас его так чертовски много, что это начинает раздражать. Конечно, он ничего не может с этим поделать, но долгие взгляды, шепот за аккуратным веером, и практически неслышные смешки могли бы, будь он слабее духом, заставить его взвыть от нервов.
Гинтоки поднимает руку, чтоб одарить поклонников ленивым взмахом, аккуратно, чтоб не выставлять на обозрение следы от пота. Не то чтобы их стоило стыдиться — утро было жарким и душным, а он всю ночь провел в пачинко, зарабатывая непомерным трудом честный оклад, на который он мог бы прокормить детей. Естественно, он вспотел! И нет его вины в том, что поки надо есть, пока не растаял шоколад — чтобы не запачкалась юката, потому что Гинтоки невыносима сама мысль о том, чтобы сказать детям, что сегодня они остались без обеда, потому что Гин-сану нужно было заплатить за химчистку.
И если за ним тянется легчайший шлейф eau de shouchuu vom — что ж, от кутежа в пачинко горло пересыхает.
Нет, ему абсолютно не стыдно за свой внешний вид. Это лишь крепкий мускусный запах кормильца, обеспечивающего зависящую от него семью.
Гинтоки определенно популярен среди женщин — еще бы — потому что к нему приближается шумная группа девушек в коротких юбках, с высокими прическами, не прекращая взбудоражено переговариваться и нервно хихикать.
На его лице появляется его самая соблазнительная и кокетливая улыбка.
О, да. Плоды многолетнего труда. Наконец-то.
— Где же ваш друг? — спрашивает одна из девушек, хлопая ресницами. — Или вы сегодня один?
Гинтоки нужно время, чтобы понять, что она сказала. Его друг? Какой? Она что, не знает, что он одиноко одинокий одиночка, сиротливо горящий в темноте огонек? У него нет друзей. Второстепенные персонажи — да. Возможно, приятели. Но друзья?
Если только...
Нет, невозможно. Даже если Шинпачи дожил до переходного возраста, он не может написать письмо девушке, не привлекая к этому буквально всех, кого он когда-либо встречал. Невозможно, чтобы он заполучил внимание одной из этих красоток. Для Гинтоки это в высшей степени нежелательно, но чудеса случаются. Не вовремя он думает, что где-то определенно произошло что-то еще менее вероятное, чем Шинпачи, в самом деле нашедший девушку и переставший хранить верность своей руке.
Гинтоки смахивает слезы гордости в уголках глаз. Дети растут так быстро — особенно сейчас, с наличием порно-индустрии и всего в этом роде. Боже, всего неделю назад Шинпачи злобно швырнул ему в лицо излюбленный выпуск “Etsuko Does Edo”, крича, чтобы он не оставлял всякую мерзость на кофейном столике, где на нее может наткнутся невинный человек.
Или что-то вроде — Гинтоки перестает слышать Шинпачи, когда тот в таком состоянии (в котором он, в принципе, находится все время). По крайней мере восемьдесят процентов от того, что он говорит, всегда неизменны: какая-то чушь про ответственность, или худшие идеи в его жизни, ну или же элементарную личную гигиену.
В любом случае, Шинпачи прошел путь от визжащего девственника до признанного альфа-самца за какие-то семь дней, и Гинтоки ничего не может поделать с чувством, что не он сыграл важной роли в этом. Вместо того, чтобы печалиться, Гинтоки думает, как лучше всего продемонстрировать Шинпачи, что он, как друг, признает его новообретенную мужественность?
Несколько угодливых слов про преимущества отношений со сверх-тревожным, самодовольным, одержимым Отсуу отаку — какими бы не были эти преимущества, он что-нибудь придумает — и эти прекрасные юные леди не смогут устоять.
Одна из названных прекрасных юных леди приподнимает бровь, жест возвращает Гинтоки из раздумий, и он отвечает с ухмылкой, совсем не пошлой. Должно быть.
Ага. Понятно. Превосходно понятно.
Тебе бы лучше поблагодарить Гин-сана за это, Шинпачи. Предпочтительно законными платежными средствами. Ну или фальшивыми, если они не бесполезны настолько, чтобы надуть даже скучающего сопляка за прилавком.
— Мой друг? Не, он сегодня качается в зале. Не то чтобы ему это было нужно — после всего проведенного в додзё времени. Видели бы вы его торс — парень сложен как бог. И просто великолепен в обращении с мечом. Никогда не видел его счастливее, чем при полировке клинка.
Черт, он заговаривается. Когда он потерял хватку? Наверное, когда начал зависать с Хасегавой — не мужик, а черная дыра, в которой суждено умереть всякой харизме.
Нужно вернуться к сути.
— Не то чтобы я столько времени заглядывался на него! Даже если бы хотел, я бы не смог — он все время сбегает, чтобы кого-нибудь спасти или сделать доброе дело. Если бы я попал в неприятности, он единственный, кому бы я позволил подхватить меня на свои мужественные руки и доставить в безопасное место.
По его затылку бежит пот, глаз готов вот-вот задергаться. Пора завершить это финальным:
— Прекрасный парень! Действительно... невероятный.
Естественно, девушки смотрят на него с изумлением. Если они хихикают даже сильнее прежнего, то только потому, что он разжег огни их необъяснимой увлеченности Шинпачи.
Гинтоки мысленно хлопает себя по плечу за хорошо проделанную работу, а предводительница девочек снова обращается к нему. Ему отчего-то совсем не нравится ее оценивающий взгляд.
— Так вы считаете его привлекательным?
Блин. Чего только не сделаешь ради человека. Иначе какой он товарищ?
Возможно, Гинтоки смеется слишком громко.
— О, да, он чертовски горяч! Определенно рекомендую, десять из десяти. Но вам лучше поторопиться, если хотите поймать его, потому что кто-то может его увести в любое время. На самом деле, я думаю, вам нужно выдвигаться прямо сейчас.
Девочки снова хохочут и перешептываются, прикрываясь ладошками, перед тем как раствориться в утренней дымке, и Гинтоки, провожая их взглядом, может только поздравить себя за выполнение хорошего дела на сегодня. Если Шинпачи в ближайшую неделю не будет прыгать от счастья, то это только его вина.
Вот о чем думает Гинтоки, широко зевает и чешет спину, снова неторопливо шагая домой. Еще достаточно рано для того, чтобы Отосе закрывала закусочную, и это хорошо, потому что он уверен, что потерял ключи где-то в тот момент, когда менеджер зала номер три вышвырнул его за нападки — мягкие, аккуратные и с любовью — на автомат.
О, вот и она, как Гинтоки и ожидал. Отосе выглядит сильно уставшей в беспощадном утреннем свете, пока провожает последнего клиента — сломленного старого служащего, который выглядит так, будто он плакал — но после его ночи/раннего утра, Гинтоки не был бы рад больше кому-либо еще.
Это так до того момента, когда она начинает сверлить Гинтоки взглядом, выдыхает длинную тонкую струю сигаретного дыма и говорит:
— Пришел выложить все, что ты мне должен за аренду?
Кажется, все его иллюзии этим утром обречены на гибель еще перед тем, как окрепнут. Мысль о том, что Отосе может быть рада его видеть, потому что любит его за то, что он есть, точно была невозможным сном. Нет, всегда же должно быть: где деньги за аренду? или не заставляй посылать за тобой Таму. Будто он не трудящийся отец-одиночка (практически) двух растущих детей! Где человечность? Где понимание? Где логика в том, чтобы спрашивать человека с перегаром, заявившегося домой в чертову рань, о чем-то хотя бы немного полезном?
Тем не менее, эта комбинация ему хорошо знакома. Он справился бы с ней даже во сне... что очень удачно, потому что связь Гин-сана с сознанием в этот момент можно назвать слабой, в лучшем случае.
Гинтоки распахивает глаза; его лицо являет собой безупречнейшую маску удивления перед тем, как он прикрывает рот.
— Оу, Отосе-сан! Прошу прощения, не признал — думал, богиня снизошла на землю, чтобы почтить нас своим присутствием. Боже, как вы сияете сегодня! Сделали что-то с волосами? Наверное, новый кондиционер? Выглядите лет на десять моложе! Не то чтобы большой срок для ископаемых, но десять лет — это десять лет, не пустяк.
...Никакого эффекта. Его фирменное очарование не сработало. Отосе явно не тронута — она выглядит так, словно готова приложить его лицом о стену и обчистить карманы, пока он без сознания, что, конечно, не что-то из ряда вон... но обычно она бы сделала это с любовью. Гинтоки твердо уверен, что сегодня ему неоткуда ждать и капли любви.
— Посмотрите, кто явился, — звучит насмешка в голосе, который бы он не хотел слышать и в лучшей ситуации. Просто отлично, Катерина считает должным присоединиться к этому сборищу.
Его день из такого себе превратился в отвратный, а затем и в откровенно дерьмовый. Это незаконно — чтобы день был настолько ужасным еще до своего начала. Гинтоки еще не спал, так что, чисто технически, это еще вчера. Может быть, он спит сейчас где-нибудь в аллее, и это просто кошмар. Может, он проснется, если достаточно сильно ударит себя между ног.
— Что? Хочешь, чтоб я пнула тебя по яйцам?
Катерина испытующе смотрит на его пах и хрустит костяшками, и Гинтоки быстро шагает назад, прикрываясь на рефлексе.
— Нет, нет, все хорошо.
— Вы слышали? — Катерина поворачивается к Отосе, которая прикрывает глаза и уныло кивает. — Наш буржуй даже не дает мне его хорошенько пнуть, чтобы уменьшить свои долги, но он также и не платит, даже если купается в деньгах. Вот как? Слишком хорош для нас, а, Толстопуз?
— Ну, ну, Катерина, — вмешивается Отосе, затягиваясь сигаретой, — нет необходимости вести себя так. Я не собираюсь гоняться за мелкими должками, если я уверена, что нам всем скоро воздастся по заслугам, спустя столько лет-то. — Она прищуривается, глядя на Гинтоки. — Не так ли, Гин-сан?
Гинтоки не имеет и малейшего понятия, что сегодня вселилось в жителей Кабукичо — он знает только то, что не хочет иметь с этим дело. Единственное, чего он хочет — единственное, что он пытался сделать — это проскользнуть вверх по лестнице к своему футону и проспать около сотни лет.
Но по крайней мере замысловатая фраза Отосе смогла отвлечь Катерину от истязаний над ним, и прямо сейчас он готов принять любые блага, которые только ему попадутся.
— Да? Ему тоже? — взгляд Катерины загорается совсем не обнадеживающе. — Так мы скоро выберемся из этой канавы, чтобы стильно жить в буржуйском поместье? Так?
Гинтоки до сих пор не знает, о чем это она, но он бы не прожил столько лет без умения узнать путь побега, если такой подвернулся.
— Ахх-ха-ха-ха, — Гинтоки надеется, что смех не звучит так же вымученно, каким он его слышит. — Видите ли, вы взяли и испортили сюрприз! Я как раз поднимался, чтобы посмотреть на очаровательные брошюры о недвижимости от моего брокера, — он указывает на карманы, напичканные пустыми коробками из-под поки, но Катерина и Отосе не могут об этом знать, даже если всезнающий взгляд Отосе вынимает душу. — На самом деле, сегодня ему уже нужен ответ, так что я лучше пойду и, э-э-э, внимательно ознакомлюсь со всеми позициями.
Отлично, это позволит от них сейчас отделаться. Это все утихнет через пару дней, и они забудут обо всем, что здесь происходит — а если нет, что же, можно было бы привыкнуть, что он нечасто держит слово. Если нет — это только их проблема. Это недопустимо для женщин их возраста — до сих пор находиться во власти иллюзии того, что жизнь справедлива, а людям можно верить. Если так посмотреть, то он им даже оказывает услугу.
Гинтоки отодвигает дверь, вваливается внутрь и падает на диван, наконец закрывая глаза. Это утро пока только огорчает, и ему не остается ничего, кроме как перезапустить этот чертов день, отдохнув и вздремнув. Хорошо бы еще иметь клубничное молоко — сахар в крови отвратительно упал, он чувствует — но холодильник находится аж там. Шинпачи здесь? Может, он бы уговорил пацана принести молоко в обмен на часть его воображаемых богатств, в которые все почему-то верят, словно он выиграл джек-пот.
Поведение остальных все еще трудно постигаемо — если он такой богатый, то почему он живет так — маринуясь в собственном поту, и вынужденный приставать к подростку, чтобы тот принес молоко? Если бы у него были деньги, он бы просто завел себе девушку, выполняющую его капризы. Черт, он бы даже платил ей настоящими деньгами, в качестве исключения, хотя большинство женщин и за так бы согласились. Единственная причина, по которой они все еще этого не делают — это то, что они попросту не знают, что он в данный момент не занят.
Если бы женское население Кабукичо знало, что столь завидный холостяк ожидал только их, он был бы окружен таким количеством поклонниц, что не знал бы, куда их деть. Шинпачи бы постоянно ворчал по поводу беспорядка, Кагура сломила бы их физически и/или морально, а Отаэ была бы в бешенстве от такого примера для Шинпачи. Катерина, скорее всего, стучала бы метлой по потолку и орала, чтоб они заткнулись хоть на секунду, и это все уже явно того не стоит.
Нет, сейчас ему лучше сохранить свою доступность в секрете. Такова цена роли единственного родителя — он должен делать выбор ответственно, даже если это значит то, что он никогда больше не познает сладкой любовной ласки. Какие жертвы ради этих детей!
Кстати, о них...
— Шинпачи!
Тишина. Он зовет еще раз, громче.
— Эй! Шинпачи!
По-прежнему ничего — но он ощущает присутствие, склонившееся над ним, темнота его век немного насыщеннее там, где оно загораживает свет.
Он приоткрывает глаза, и присутствие превращается в зловещий силуэт: очки с подставкой из раздраженного отаку, в фартуке и с повязкой на голове, в руке палка мацуи.
Ну, по крайней мере Гинтоки знает, что за раковиной чисто. Хоть что-то наконец идет как надо.
Даже так, выражению лица Шинпачи можно дать восьмерку из десяти по шкале раздраженности — не совсем убийственное, но определенно все себя, в настроении для громкого и долгого чтения морали. Гинтоки в самом деле слишком устал, чтобы игнорировать его сейчас, и он созерцает данный ему дьявольский выбор:
1) Попросить у Шинпачи молоко и выслушать проповедь о лени, диабете и неоплачиваемом детском труде, или
2) Подняться и самому взять молоко, но тогда, скорее всего, ему придется реанимировать пацана после того, как он потеряет сознание от шока.
Каждый путь ведет к клубничному молоку, на каждом ему нужно заплатить жестокую непомерную цену. Гинтоки открывает рот, еще раз смотрит на Шинпачи, закрывает его и встает за молоком. Он делает большой глоток, вытирает губы и поворачивается к Шинпачи.
— Че с лицом?
После этих слов Шинпачи будто сдувается, опуская голову, пока глаза не закрывает челка. Что-то подозрительно напоминающее вину гложет Гинтоки на грани сознания — хотя почему он должен чувствовать себя виноватым, если он все утро нахваливал всесторонние преимущества Шинпачи перед группой девчонок, с которыми пацану явно не светит. Он почти спрашивает Шимуру, почему тот убирается дома, если он может проводить лучшие моменты своей жизни (или, скорее всего, терять сознание в луже крови из носа), когда Шинпачи что-то неслышно бормочет себе под нос.
— Что? Повтори-ка.
Плечи Шинпачи слегка трясутся. Он сильнее сжимает палку для мацуи, костяшки белеют.
— Я сказал, ты мог бы мне хотя бы сделать прибавку к зарплате в этом месяце, — он вздыхает. — Но поскольку мне изначально не платили, я лучше попрошу просто зарплату за месяц.
Гинтоки еле сдерживается, чтобы не закрыть лицо ладонями и закричать. Что со всеми сегодня?!
— Сколько это будет повторяться, Шинпачи? У меня нет времени учить тебя основам экономики. Но раз уж у меня такая щедрая душа, первый урок бесплатно: “У Гин-сана нет денег” равняется “У пацана нет денег”. Дальше обучение платное.
Взгляд Шинпачи сложно понять. Он как обычно играет обиженную королеву драмы, но тяжело хмурится, совсем как Отосе с утра. Гинтоки понимает, что так выглядит человек, действительно поверивший в возможность получить деньги, о которых постоянно ноет, — кто-то, больше не удовлетворенный работой для видимости, теперь в самом деле преследующий свою цель.
Будто желая подтвердить догадку, Шинпачи — вместо вздохов, закатывания глаз и ухода в разглагольствования — как-то мятежно щурится.
— Это самая малость из того, что ты мог бы сделать.
Что это, блин, значит? Малость из того, что я могу сделать — это отправить твою бессовестную задницу домой и заставить твою сестру кормить тебя ее угольными яйцами месяц, неблагодарный!
Шинпачи продолжал вопить — “не ел ничего, кроме риса, последние два дня” и “должен быть уже богаче Билла Гейтса” — но Гинтоки не задумывается, пока не слышит “потратил мои последние деньги на свое непотребство”, и на этой ноте стает интересно.
— Непотребство, говоришь? — бормочет он, и этого достаточно, чтоб Шинпачи запнулся посреди речи, или хотя бы замедлился, вспомнив, что в комнате не один.
Минуточку — мое непотребство? Он совершил рейд на мой тайник? Или просто купил Гин-сану неприличных журналов, как подарок ко дню рождения заранее?
Хмм. Что бы это ни было, кто-то здесь должен быть ответственным взрослым, и это явно не Шинпачи. Ради всего святого, мальчишка зависим от порнухи!
— Шинпачи, — он говорит самым спокойным, самым взрослым голосом. — Я очень надеюсь, что ты не покупал ничего.
Если знаешь, что можешь посмотреть все бесплатно онлайн. Шинпачи должен знать, как скачивать такие штуки. Должен же быть какой-то бонус от занудства, иначе в чем прикол?
— Гин-сан!! — Шинпачи швырнул палку практически в отчаянии. — Ты знаешь, что, если бы у меня был выбор, я бы никогда!..
С этими словами он выбежал на улицу, только завязки фартука трепетали за спиной. С ветром донеслось что-то подозрительно похожее на всхлип.
Гинтоки озадаченно смотрел ему вслед, и палка мацуи — единственное доказательство пребывания здесь Шинпачи — прикатилась по полу к его ногам. Гинтоки посмотрел на нее так, словно она знает, что вселилось в Шинпачи.
Это гормоны? Подростковый ангст?
Если это так, то Гинтоки не может сделать ничего, кроме как оставить это на выяснение самому Шинпачи, желательно, когда тот будет один, в своей комнате с выключенным светом, пока Отаэ на работе, с гигантской упаковкой салфеток под рукой. Черт, Гинтоки сам занимался этим в его возрасте, а Шинпачи даже не должен делить комнату с Зурой, всхрапывающим и тупо пялящимся своими всевидящими глазами, и с Такасуги... занимающимся... чем бы это ни было.
Гинтоки трясет головой.
— Современные дети, — он совершенно не ждет, когда Кагура достигнет этого уровня.
Он допивает клубничное молоко, ложится на диван с последним выпуском Джампа на лице и собирается спать. Может, когда он проснется, все вернется в норму.