Левелы войны

Вторник, 05-12. Город новичков, восточный район. С чёрного неба валили крупные хлопья снега. Единственный в городе алтарь богини Эрис, отданный на растерзание дождям и солнцу, стоял в самом центре рыночной площади. В столь ранний час у святыни, преклонив колени, стоял лишь один человек. Тот самый, чей лик был подобен холодному зимнему солнцу крестоносец Говард Шарц. В круг святилища вошла новая посетительница святого места, Лалатина фор Дастинес. Снегопад утих, теперь только крохотные снежинки медленно оседали на землю. Встав на колени рядом с первым посетителем, Даркнес молитвенно сложила руки и шепнула в темноту: – Где же юный барон? Говард разлепил плотно сомкнутые губы. – Господин с женщиной. Оторвав взгляд от алтаря, Даркнес посмотрела на соседа по молитве. – С будущей баронессой? Её собеседник грязно ухмыльнулся. – С будущей поломойкой в трактире. Некоторое время крестоносцы молчали, потом Даркнес вновь заговорила: – В академии утренняя молитва начиналась строго в пять. А здесь… почти и нет никого… Нет, не то, что в городе нет рыцарей… Он резко перебил её. – Просто им плевать на нашу веру. Даркнес энергично кивнула. – Да! совершенно верно! Я и сама… опаздываю… Она притихла, но тут инициативу проявил Говард. – Многим кажется, что достаточно помолиться после сражения за души павших братьев. Я настаиваю, что нельзя пропускать ежедневный ритуал. Паршивый город. Единственный алтарь, и где, в самом… Мужчина говорил всё громче, но вдруг прервался, вновь возвращаясь к благоговейному шёпоту. – В самом центре рыночных рядов. Кривых, как впрочем и всё у торговцев. Даркнес покачала головой. – Тут ты не прав. Эрис в первую очередь покровительница торговли и ремёсел и лишь после - защищающих их воинов. Это мы для них, а не горожане для нас. Последняя снежинка коснулся земли. Говард подхватил лежащую рядом с ним щётку, и поспешил к алтарю. Даркнес кинулась следом и стала голыми руками чистить снег. – Как холодно, как бодрит! – Хотя бы следить за нашей святыней они могли? Говард уже кричал, не сдерживаясь. Даркнес ответила спокойно: – По традиции блюсти святые места в чистоте - долг крестоносцев и жрецов… – Да покажи мне тут хоть одного жреца! Здесь всем решительно на всё наплевать! – Говард сломал об колено принесённую им же из дома щётку. – Проклятые авантюристы, от них нет никакого проку! Вздёрнуть бы парочку на воротах их любимой гильдии, тогда остальные станут резвее! Даркнес, прекратив смахивать снег, слушала брата по ордену. – Ты… ошибаешься! – Она сглотнула, и продолжила уже тише. – Мы, авантюристы… – Ты крестоносец! Даркнес обошла алтарь, взяла из рук Говарда функциональный обломок щётки, и шепнула. – Нет. Я авантюрист. Крестоносец - мой класс, возможность приносить пользу гильдии, ну и в целом королевству. Мой меч защищает торговцев, а не карает их. – Леди Дастинес, скажите… – Даркнес. – Она ударила его кулаком в грудь. – И, давай на ты. Говард кивнул. – Хорошо, Даркнес. Скажи мне, что проку в эти букашках, половина их которых не поступит на службу никогда? Леди Дастинес вернулась к очищению алтаря. – Никогда не слышала про фамилию Шарц. Вероятно, ты из крестьян. Что ж, хвалю. Лишь лучший в наборе сможет поступить в академию, не взирая на происхождение. И лишь лучших в выпуске бароны примут на службу. Ты снёс голову одним ударом, однако был взвинчен, то есть убивал человека впервые. Сколько тебе лет? Двадцать пять, ну, максимум тридцать… – Двадцать шесть. Ты всё сказала правильно, но не ответила. Даркнес повернулась к собеседнику. – Если крестьяне помрут - нам придётся пахать вместо них. Впрочем, ты сам из крестьян, и страхи аристократии тебе неведомы. Словом, не думай, что они слабы. Просто они тянут свою часть телеги… опять я говорю с тобой, словно ты аристократ. Есть в твоём облике… что-то от короля. Стать, широкй волевой подбородок… Говард посмотрел на недоочищенный от снега алтарь. – Моя мать была крестьянкой. Отец родом из далёкой страны, которой нет на наших картах. Он учил меня языку своего народа… leider habe ich schlecht Deutsch gelernt. Когда мне было десять, он ушёл на войну, с которой не вернулся. Даркнес положила руку на плечо Говарда. – Это несправедливость, мой отец жив… как и матушка. Вероятно, я буду громко плакать, когда узнаю о… Он приобнял её. – Рядом с тобой будут те, кого ты считаешь своими друзьями. – А ты? Где твои друзья? И почему отказался от дружбы с Кадзумой? Он, знаешь ли, из той же страны, что и твой батюшка… Объятие стало чуть крепче. – Он не боится смерти единственно оттого, что был там, и вернулся. Он утратил смертельную девственность… Даркнес позволила себе лёгкую полуусмешку. – Вот как? Да, это верно. Ты назвал Алёшу господином… – У меня был друг. Когда-то очень давно… он погиб в полях на первом же квесте… Улыбка Даркнес стала чуть шире. – Ну, с Кадзумой можешь дружить, он не сломается… – Пасть может леди Аква… Даркнес вырвалась из ажурного плена объятий. – Жрец первый, кого защищает крестоносец. Говард склонился к алтарю, пару раз махнул щёткой, сбрасывая снег, и вернулся к Даркнес. – Скажи… у тебя есть только друзья? Его собеседница округлила глаза, одновременно наклоняя голову чуть вперёд и вбок. – А ты? У тебя… есть девушка? Восточный край неба распорол первый луч восходящего солнца, разрубая ночь пополам. – Я… – он кашлянул, впрочем, явно не от холода. – Я… Тем временем ограду перешагнула девушка четырнадцати лет. Пониже Даркнес, темноволосая и полноватая. Красные глаза, светящиеся в темноте, выдавали в ней родственницу Мегумин. – Вы не обращайте на меня внимания! – В руках у девушки была метла. – Я тут только подмету, да пойду… и я ещё хотела помолиться… Только опоздала, вот. Говард посмотрел на прихожанку церкви Эрис. – Ты… жрец? – Нет, но я послушник… вообще, по классу я архимаг… вы представьте, что меня здесь нету! Даркнес подошла к ней. – Как твоё имя, сестра? Новенькая прекратила подметать. – Юнъюн, но вы сделайте вид, что меня здесь нет, я вовсе не думала нарушать ваше свидание… Даркнес замахала руками. – Что ты! Нету здесь никаких свиданий, я просто пришла помолиться… хотя тоже опоздала… Говард, закончив очищать алтарь от снега, перешагнул ограду. Даркнес кинулась следом. – Постой! Мы не договорили!.. Говард повернулся резко, рывком. Он говорил холодно и чётко: – Не знаю, что ты там нашла в моём облике, но я в твоём вижу крестьянку, взявшую в руки меч. Даркнес впервые за утро сорвалась на крик: – Да! Верно! Я крестьянка! Да, я не могу попасть мечом по неподвижной цели, и если бы не квоты для девочек, я бы даже на порог Академии встать не смогла! Ну так и что ж с того! Я могу сражаться! Могу принимать урон, агрить на себя врагов! Ты скажешь, что этого решительно недостаточно, а мне плевать! Ты слышишь, мне наплевать! Пока я жива, я буду делать то, на что способна! Буду тащить свою часть телеги! Говард смиренно выслушал воющую словно вьюга девушку, а после сказал: – Ты красива, но бесполезна. Печально будущее дома Дастинес. Край солнечного диска показался из-за гор. – Да и плевать! Я буду сражаться! А потом меня возьмут в плен, и будут пытать! – Даркнес принялась перечислять всё, что по её мнению с нею должны были сделать в плену. Солнце тем временем поднималось всё выше. Холодное зимнее солнце. Говард терпеливо выслушал, а потом спросил: – Твои родители разве не объясняли тебе, что плен ужасен? – Да всё детство твердили про ужасы плена, как страшно быть крестоносцем, как истязают и бьют, как… Говард поднял руку, и Даркнес осеклась на полуслове. – Ясно. Ты захотела в плен именно потому что тебя им пугали. Чтобы доказать самой себе, что ты твёрже этого. Господин рассказывал, как его с малых лет называли неряхой, неспособной не то что меч взять - кусок хлеба ровно отрезать. И, чтобы показать почтенным опекунам всю глубину их ошибки, он стал одним из лучших фехтовальщиков королевства. Ещё был у меня знакомый, которому маменька внушала, что он самый умный. Вырос на редкость тупой кретин. Даркнес ответила в своей всегдашней манере: – Да я люблю кретинов! Обожаю тех, кто палец о палец не может ударить! Кто отрастил толстый пивной живот и… – Разве обладатель толстого живота сможет ударить тебя так, чтобы зубы разлетались по углам? Даркнес раскинула руки в стороны. – Бей! И Говард ударил. Прямо в милое личико блондинки. Даркнес отлетела на три шага и грохнулась спиной на свежеподметённую часть площади перед алтарём. Ещё полшага вперёд, и её голова бы врезалась в алтарь. Нет, с головой крестоносца от такого удара ничего не случится, но алтарь придётся менять. Даркнес открыла глаза. Отсюда девушка видела западный край неба над Акселем, городом новичков. Городом, куда прибыла она дабы вступить в гильдию авантюристов и поступками своими доказать значимость дома Дастинес и личную смелость. На небе последние, самые яркие звёзды погасали одна за другой, затмеваемые светом дневного светила. Сквозь пелену боли её сознания достиг гневный крик Говарда: – Ну, используй скил Исцеление, поднимайся и продолжим! Кашлянув, Даркнес села. Коснулась лица. Вся правая половина горела огнём, глаз не видел, но беглый пересчёт зубов языком показал, что все белые на месте. Пошатываясь, крестоносец встала на ноги. – Это… это было прекрасно… прямо по лицу, да в тебе вообще нет жалости! Говард повернулся к Юнъюн. – Жрица, исцели её рану! Маленькая девочка поёжилась. – Я архимаг… я могу прижечь… но лицо… Даркнес воскликнула: – Да! Прижги мне лицо! Немного помолчав, Юнъюн возразила: – Там же даже гнойника нет, просто месиво… Даркнес издала вопль. Говард набрал пригошню снега, и приложил к лицу красавицы, чем вызвал новую вспышку радости. – Боль! Какая резкая боль! А, уже проходит… – М-да. Реакция замещения тут явно не единственная. Здесь что-то ещё. Что-то поглубже, понажёристей. Никогда не был в подземелье, но такое ощущение, что в следующем саркофаге тварь позубастее. Закончив говорить, Говард размахнулся и швырнул снежок в алтарь. На белоснежной поверхности известняка осталось кроваво-красное пятно, блистающее в лучах восходящего солнца. – Пойдём, я отведу тебя в гильдию, там точно должен быть жрец. Даркнес оттолкнула мужчину. – Не надо мне твоей жалости! Сама дойду! Говард сделал шаг вперёд и, обняв красавицу, обрушил фонтан жаркого шёпота в ещё рабочее левое ухо: – Если будешь хорошей девочкой, вечером мы снимем номер в гостинице, и я буду всю ночь загонять тебе иголки под ногти. Даркнес улыбнулась сравнительно двигающимся левым уголком губ. – Щенок.