Левелы войны

Вторник, 11-47, особняк барона. Сато Кадзума стоял перед воротами дома, который он ещё две недели назад считал своим. Тогда здесь проживало всего четыре человека. Сейчас только на крыше суетились восемь рабочих, чинящих кровлю. Старенький садовник копошился в клумбах, готовя сад к зиме. Слуга встретил гостя, проводил в большую столовую на первом этаже. Сам Кадзума предпочитал ужинать в малой трапезной на втором. Там было так уютно… Во главе огромного, но пустого стола сидел нынешний хозяин дома. Тучный мужчина пятидесяти двух лет, барон Альдарп. На нём был тяжёлый парчовый халат, левый рукав которого безвольно ниспадал, свидетельствуя о потерянной руке. На правой не хватало кисти, вместо неё локоть венчал протез с двумя стальными крючьями, способными сжиматься и разжиматься. Это походило на щипцы, либо клещи краба. Барон весьма искусно пользовался подобием руки. В центре стола стояло блюдо на высокой ножке. Там лежала отрубленная голова Кадзумы по которой, не смотря на осенние дни, ползали мухи. Гады в это время уже впадали в спячку, но не смогли удержаться от искушения напоследок прельститься большим и сочным кусочком. Авантюрист с трудом подавил в себе усмешку; он представил, как в их гильдии старший дрозофил объявляет астрономическое вознаграждение за срочный квест - эвент с отрубленной головой. И все мухи радостно потирают лапками, прикидывая свою долю в эрис, или как там называется валюта у насекомых? Дойдя до барона, Кадзума сел на стул справа от него. – Господин Альдарп, я пришёл принести вам свои извинения… Барон подцепил виноградину, вогнав в неё кончики крюков, поднёс к лицу и съел. – Было вкусно. Я не о твоих словах. – Голос барона был низким, грудным, и каким-то горестным. – Стоимость жилища составляла двести миллионов. Но я купил эту постройку за сто тридцать миллионов. Ты готов из своего кармана компенсировать разницу? Кадзума позволил себе лёгкую улыбку. – Итак, я всё-таки должен покупать этот дом… Барон впервые посмотрел прямо в глаза авантюристу. – Мой мальчик, ты совершаешь грубую ошибку, называя жилище - домом. Дом - это семья. Жилище - строение, где живёт семья. Понимаю, у крестьян давно слились сии понятия, но мне режет ухо неверное употребление. Кадзума покивал. – Сии? Прикольно, я запомню. Значит, я должен вам сии семьдесят миллионов? – парень кашлянул в кулак. – Я могу попросить Акву исцелить ваши руки… Барон дёрнул сохранившимся надплечьем левой руки. – Излишне. Я ветеран битвы при Гарнвольде, все должны видеть раны… прочем, если она способна исцелить мой нос, чтобы я снова чувствовал запахи… – Вот как?! Вы просто не чувствуете всю ту вонь, исходящую от моей башки? Барон подцепил крючьями бокал с вином. Сделал глоток. – Твоя головушка будет высушена, её обработает мой ювелир, и в день зимнего солнцестояния из полученной чаши я изопью вино, одного года с рождением твоей матушки. Кадзума нахмурил брови и усмехнулся. – Но вы ведь не знаете, когда она родилась? Грузный собеседник смежил усталые веки. – Тебе пятнадцать, твоей матушке тридцать, или более. Кадзума всплеснул рукой. – И всё равно довольно большой разброс. Уголок губ барона чуть дрогнул, словно пытался породить улыбку. – Юнец, тебе неведом язык метафор и образов. Я сказал, что планирую упиться в хлам. Зима - тяжёлое время. Нечисть впадает в спячку или откочёвывает, редкие квесты на доставку предмета расходятся, словно пополнение по ротам полка. А в гостиницах взвинчивают арендную плату… Кадзума покивал. – Вы хорошо знаете быт авантюристов. – Я крестоносец, год ходил на рынке сборщиком податей. В дни моей молодости аристократы ещё не могли позволить себе уклониться от этого долга. После провёл год в полях. На службу тогда принимали каждого, достигшего двадцатый ранг. Это сейчас скосили до тридцатого. Скажи, тебе не больно глотать? Кадзума ощупал шею. – Да, есть немного. Словно дырочки не совсем совпали. – И эту целительницу ты предлагаешь мне в услужение? Боюсь, вынужден отклонить твоё предложение. Сато-сан, я предлагаю тебе вернуться в опочивальню, которую ты занимал в сиём жилище. Кадзума поднял левую руку, и дважды прищёлкнул пальцами. – А, знаю! Это такой язык метафор! Вы отказались от моего предложения, и теперь ждёте отказа от вашего? Барон подцепил очередную виноградину: – Я задал вопрос. – Ну, раз так, то мой ответ - отказ. Я найду себе дом. Ну, в смысле жилище, вот. Своё жилище. Размазав кислую ягоду по нёбу, барон спросил иное: – Сато-сан, на что вы надеялись, предлагая крестоносцу дружбу? Кадзума хлопнул себя ладонью по коленке. – Я верю, что друзей нужно как можно больше! И потом, что значит это «вор не станет дружить с воином»? Дар… простите, Лалатина Фор Дастинес прекрасно дружит с ребятами из гильдии! И тут барон впервые усмехнулся. Это походило на каркающий звук кашля. – Сато-сан, вам никогда не казалось, что леди Дастинес… весьма оригинальна? Кадзума даже подскочил на своём стуле: – Казалось?! Да я это понял в первый же день! Да… простите… нет, постойте, вы хотите сказать, что дружба с простыми крестьянскими детьми для неё - очередная причуда? Там, откуда я родом, этот пережиток прошлого давно никого не волнует! Барон покачал головой. – В прекрасной Японии всё так же. Поверьте, я встречался с людьми из страны Восхода. Не вы первый. Но, если я правильно понял, вы последний, и сей ужасный недуг более не довлеет над нашими головами. Кадзума буквально поперхнулся воздухом. – Чего? Какой ещё недуг? Вы про тех, кого ранее присылала Аква? – Про них. Это ужасное… Появился слуга и громко возвестил: – Леди Вольбах! В распахнутые двери вошла молодая статная красавица в алом платье. За ней следовали два рослых парня в тяжёлых доспехах. Впрочем, эти двое обнажили оружие и остались стоять у дверей. Кадзума кивнул барону. – Я приду к вам позже, с деньгами. И поспешил к выходу. Леди Вольбах, кинув краткий взгляд на блюдо, а после на Кадзуму, подошла к барону: – Брат? – Ты не поверишь…