Тайный путь разблокирован

Больше всего на свете Лю Цингэ ненавидел нерешительность. Он всегда старался действовать быстро и уверенно, не допуская никаких сомнений. Если возникала какая-то проблема, он всегда встречался с ней лицом к лицу. Если что-то не нравилось ему, он это отвергал. Если допускал ошибку, то признавал ее. Поэтому, откровенно говоря, он был сейчас очень на себя зол. Все, что ему нужно было сделать — найти Дуаньму Яо, прояснить возникшее недоразумение и приготовиться к женитьбе. Он ничуть не сомневался в том, какая линия поведения будет правильной. Их семьи, старейшины и его мать дали понять совершенно ясно — этот брак будет на благо всем. Даже если Лю Цингэ не понимает, как и почему, он должен подчиниться. Он знал пределы собственной мудрости. В глазах бессмертных он был лишь зеленым юнцом, и многое в этом мире все еще было скрыто от него, особенно то, что касалось отношений между людьми. Поэтому даже если он не понимал, причина должна была существовать. Не стоило сомневаться в том, что это правильно. И все же... Шэнь Цинцю ни разу не упомянул случившееся на пике Сяньшу, когда Лю Цингэ прокрался — по-другому и не скажешь, настолько это было жалко — в его бамбуковую хижину для проведения ежемесячного ритуала. Он не дразнил, не поддевал, даже не ухмылялся как обычно, лишь выставил руку и молча и терпеливо ожидал, пока Лю Цингэ очистит его меридианы. Он ничего не сказал и во второй раз, но к тому моменту Лю Цингэ знал, что дальше так продолжаться не может. Времени оставалось меньше месяца. — Почему, — с большим трудом начал он, — ты солгал тогда? О том, что у меня есть... есть... Спутник на стезе самосовершенствования. Любовник. Нелепо — у него никогда никого не было. Дуаньму Яо могла впасть в заблуждение, но все началось со лжи Шэнь Цинцю. Лю Цингэ ощущал на себе чужой взгляд и видел, как чужая рука крепче сжала веер, лежащий на колене. Но он отказывался отрывать взгляд от своих пальцев, сжимающих запястье Шэнь Цинцю, продолжая осторожно вливать свою ци в его меридианы. Шэнь Цинцю хмыкнул, но так и не дал прямой ответ, вместо этого спросив: — Лю-шиди, что случилось бы, если бы у тебя и впрямь кто-то был? Лю Цингэ не понимал, какое это имело значение, но ответил честно: — Помолвку бы отменили. Члены клана Лю могли быть воинственными и строгими, но никогда — жестокими и неуступчивыми. В брачном соглашении с самого начала присутствовало условие о возможности расторжения помолвки, если Лю Цингэ или Дуаньму Яо встретят человека, которому отдадут свое сердце. — Потому что твоя семья с уважением отнеслась бы к твоему выбору, — подтвердил Шэнь Цинцю. Он кивнул, черные пряди волос скользнули по его плечу. — Ты хотел бы кого-нибудь найти? Пальцы Лю Цингэ на запястье Шэнь Цинцю дрогнули, и он быстро заставил себя снова сосредоточиться на своем занятии, проигнорировав вопрос. Тот не стал давить, и они так и просидели в тишине, пока Лю Цингэ не закончил и не отозвал свою ци. — Лю-шиди, — снова позвал Шэнь Цинцю, когда его руку, наконец, отпустили. Поджав губы, Лю Цингэ с горечью уставился на колени и отполированную деревянную поверхность чайного столика рядом с кушеткой. — ...Нет, — наконец, с трудом произнес он. — Мне и так хорошо. Шэнь Цинцю поднял свой веер и раскрыл, несомненно, пряча за ним довольную улыбку — как будто глаза, принявшие форму лукавых полумесяцев, никак не могли его выдать. — Я так и думал, — сказал он. — Ты ведь просто решил никого не искать, верно? Что ж, тогда это тоже твой выбор, и его следует уважать. ...Так ли все просто? Посвятить свою жизнь самосовершенствованию и сражениям — это все, чего желал Лю Цингэ. У него не было чувства, что ему чего-то не хватает. Напротив, попытки заставить себя увлечься чем-то — кем-то — другим покуда не приносили ему ничего, кроме боли и тревоги. Должна существовать причина, по которой все считают, что этот брак необходим. Что-то, что он пока еще просто не способен понять. Но хотя это было бы правильно, он не смог возразить и заставить Шэнь Цинцю прекратить нести чушь. — Я просто не могу безучастно наблюдать за тем, как моего шиди к чему-то принуждают, — беспечно продолжил тот. — Но обычное нежелание иметь пару будет недостаточно убедительным, поэтому шисюн поможет тебе! Маленькая невинная ложь должна сработать. Ложь о том, что они... спутники. Шэнь Цинцю действительно был хорошо подкован в коварных трюках, но на этот раз Лю Цингэ не стал насмехаться над ним. В конце концов, тот искренне пытался помочь. На самом деле, Лю Цингэ совершенно не знал, что сказать. Наконец, посмотрев в полускрытое за веером лицо Шэнь Цинцю, Лю Цингэ почувствовал, как смягчилось его собственное. Стоило поблагодарить этого человека, пытающегося помочь, пусть его и не просили об этом — и не требующего ничего взамен. ... Лю Цингэ не мог этого сделать. Его лицо покраснело от безуспешных попыток произнести хоть слово. — Лю-шиди? — позвал Шэнь Цинцю, брови его беспокойно приподнялись. Он даже начал слегка обмахивать Лю Цингэ веером. Конечно же, он понял, в чем дело, и сейчас потешался про себя над своим шиди, хоть внешне и сохранял невозмутимость. Низко зарычав, Лю Цингэ оттолкнул от себя раздражающий веер. — Она отправит послание моей матери, — предупредил он. При одной мысли об этом он начинал мрачнеть. — Мать собиралась вернуться к... дате свадьбы. Когда она обо всем узнает, то прибудет сюда. — Чтобы убедиться, что выбранный тобой спутник достоин тебя, — понимающе покивал Шэнь Цинцю, словно каждое слово не подчеркивало абсурдность ситуации еще больше. Да, Лю Цишуан, несомненно, явится, чтобы проверить, достоин ли Шэнь Цинцю ее сына. Щеки Лю Цингэ краснели при одной мысли об этом. Что он будет делать? Посмотрит ей в глаза с высоко поднятой головой и скажет: «Это — тот, кого я выбрал, тот, кого я л... лю...» Невозможно. Шэнь Цинцю сейчас, несомненно, смеялся про себя над Лю Цингэ, наблюдая за сменой красок на его лице. Казалось, он уже был готов снова начать утешающе обмахивать его веером, но легкое веселье постепенно сходило на нет при виде мучений Лю Цингэ. — Лю-шиди? Это настолько ужасно для тебя? — поинтересовался он. Его губы скривились в мрачной усмешке. — Полагаю, у меня не самая лучшая репутация... — Дело не в этом, — резко, даже почти грубо сказал Лю Цингэ. — Мою мать это не заботит. Она всегда составляет свое собственное мнение. Но... Но на некоторых людей она производит... подавляющее впечатление. Она способна довести до слез и обратить в бегство кого угодно, начиная с подающих надежды учеников и заканчивая старейшинами клана и даже демонами. Даже если она ничего не заподозрит, даже если одобрит, — и Лю Цингэ на самом деле вовсе не волновался на этот счет; в конце концов, Шэнь Цинцю сумел изменить мнение о себе к лучшему, — все не будет так уж легко и просто. Лю Цишуан никогда не делала поблажек своим детям. Лю Цингэ это было известно лучше всех. Мог ли он ожидать, что Шэнь Цинцю выдержит давление любви его матери? Человек, который даже поездку верхом считает слишком утомительной. Но лицо Шэнь Цинцю выражало спокойствие и даже предвкушение — судя по легкому блеску его глаз. — Я с нетерпением жду встречи с этой прославленной старейшиной, — сказал он. Лю Цингэ подумалось, что он действительно говорит искренне. ... Как следует обдумав мысль о том, чтобы представить Шэнь Цинцю матери, Лю Цингэ понял, что сама по себе она ничуть не беспокоила его. Представить шисюна, спасшего его от его собственной ошибки, без колебаний рискнувшего своей духовной силой и жизнью ради ученика, того, кому он доверяет свою спину во время охоты... Того, кто любит вести себя с холодной элегантностью, скрывая свою нелепую и капризную натуру — Лю Цишуан легко разглядит все его притворство и прижмет двумя фразами. Уголки губ Лю Цингэ приподнялись. Пожалуй, он тоже с большим нетерпением будет ждать этой встречи. Впервые за два месяца он смог немного расслабиться. Да, может, так будет лучше. Пусть способ нечестный, но намерения были благие. Таким образом, Лю Цингэ не придется связывать себя с Дуаньму Яо браком, в котором ни один из них не смог бы стать счастливым. Он сможет и дальше всего себя отдавать ордену Цанцюншань, своим шиди, шисюнам и ученикам. Раз он не мог постичь мудрость решения старейшин, то как он сможет правильно воплотить его в жизнь? И даже если однажды он наконец-то сможет понять, чем руководствовались старейшины и его мать, устраивая помолвку, даже если однажды он сможет согласиться с этим и начнет испытывать необходимость в спутнике жизни... Тогда он встретится с ними и склонит на свою сторону, используя свою собственную силу и способности. Да, так будет правильно. Лю Цингэ снова посмотрел на Шэнь Цинцю, только чтобы увидеть, что тот снова прячется за своим веером. Он поднял его даже еще выше, когда Лю Цингэ приподнял бровь. Шэнь Цинцю вопреки ожиданиям выглядел не самодовольным или удовлетворенным, а скорее взволнованным. Взгляд его то и дело метался от Лю Цингэ в сторону и обратно, в нем читалось что-то вроде раздражения или осуждения. Лю Цингэ, как всегда, не имел ни малейшего понятия, что творится в этой голове. Однако сейчас это лишь заставило Лю Цингэ ухмыльнуться сильнее. Он действительно с большим нетерпением будет ждать встречи Шэнь Цинцю с матерью. ~.~.~ Незадолго до истечения третьего месяца из отведенного срока Дуаньму Яо вернулась на пик Байчжань. В ожидании скорого прибытия матери Лю Цингэ сейчас находился там. Его ученики поспешили известить его о прибытии девушки, а также взяли на себя задачу проводить ее в наименее поврежденный зал на пике Байчжань. Ей даже предложили чаю. Лю Цингэ прекрасно знал о безобразиях, творимых ими на пике Цинцзин, и о том, что в последние три месяца все только ухудшилось. Его ученикам не нравился Шэнь Цинцю, их презрение было взращено годами копившегося напряжения и столкновений. Таким поведением они лишь выказывали свое предпочтение — вопреки тому, что это противоречило предполагаемому выбору их собственного наставника. Похоже, Шэнь Цинцю был прав, и его ученикам нужно больше тренироваться. Порхающие вокруг Дуаньму Яо, совершенно беспомощные перед лицом красоты и женственности ученики побледнели, когда вошел Лю Цингэ. Сузив глаза, он бросил единственное слово: — Убирайтесь. — И они убрались. — Лю-гэгэ! — засияла Дуаньму Яо. Подвинувшись, она похлопала по свободному месту рядом с собой. Лю Цингэ, словно бы не заметив, уселся на стул напротив. Чайный столик, лишенный одной ножки, разделял их. — Зачем ты здесь? — бесцеремонно и прямо спросил он. Она уже не была маленькой девочкой и знала его достаточно давно, чтобы обижаться на подобное, но Лю Цингэ все равно неосознанно напрягался после каждого сказанного им Дуаньму Яо слова. Некая его часть все еще помнила ее слезы и страшилась их со времен детства. Он столько раз доводил ее до слез своими словами (равно как и большинство других девочек, с которыми общался), но до сих пор не знал, как определить, что может стать переломным моментом. Сильнее, чем слезы Дуаньму Яо, ему запомнились укоризненные вздохи матери и то чувство стыда, которое они будили в нем. Улыбка Дуаньму Яо слегка увяла. — Лю-гэгэ... — вздохнула она. — Ты действительно собираешься разорвать нашу помолвку? Я... Я знаю, что ты не питаешь ко мне ответных чувств, но, может, когда мы поженимся и проведем вместе какое-то время... — Мы уже проводили время вместе, — совершенно справедливо заметил он. — Целые годы. Что может измениться? Ее плечи напряглись, но Дуаньму Яо продолжала улыбаться, пусть и принужденно. — Даже если так! Знаешь, если ты потом пожалеешь, я не приму тебя назад так легко, — певуче произнесла она. — В море полно рыбы. У меня будут сотни поклонников! — Хорошо, — честно сказал Лю Цингэ, кивая. Это и вправду было бы хорошо. Не то чтобы она ему не нравилась, и если она обратит свои чувства к кому-то другому, так будет лучше для всех. — Лю-гэгэ! — возразила она, улыбка наконец слетела с ее лица. Глаза девушки наполнились недовольством. Между бровями залегла морщинка, а губы сжались в тонкую линию. У Лю Цингэ мурашки пробежали по спине в предчувствии неизбежных слез и упреков. Наряду со страхом Лю Цингэ ощутил бессилие. Все, что он сказал, было верным и правдивым. Нужно было солгать? Или отступиться? Но он этого не хотел. Ни лгать, ни отступаться. Так было всегда. Ни один из них не хотел меняться или уступать, и на протяжении многих лет каждый их разговор превращался в проверку Дуаньму Яо на стойкость, неизменно заканчиваясь ее слезами. Не могла бы она хотя бы разозлиться? Лю Цингэ знал, что она не стеснялась использовать свое влияние с другими, как, например, когда заявилась на пик Сяньшу, чтобы подождать его. Почему она не могла просто накричать на него? Если бы они сразились, даже если бы он победил, он мог бы хоть немного ее понять. Однако все их беседы каждый раз заканчивались одинаково. — Лю-гэгэ, ты правда хочешь зайти так далеко ради этого... мерзавца? — умоляла Дуаньму Яо. По-другому и не назовешь. Как бы она ни пыталась заставить себя звучать требовательно, в ее голосе с каждым произнесенным словом все отчетливее слышалась заунывная нота. — Я все про него узнала! Он невероятный подлец! Он не тот, кого ты мог бы уважать, не говоря уже о том, чтобы... чтобы... Он наверняка тебя обманывает! «Это не твоего ума дело», — вот что он собирался сказать. — Что ты знаешь о Шэнь Цинцю? — вот что он сказал. Лю Цингэ сказал это резко, поразившись собственным словам. Он знал о репутации Шэнь Цинцю, как и о том, каким человеком тот был. Прошлое нельзя отрицать, и неудивительно, что Дуаньму Яо была обеспокоена. Любой, кто не сталкивался с Шэнь Цинцю лично за прошедший год, подумал бы, что Лю Цингэ должен был сойти с ума, чтобы сблизиться с ним. ...Так почему он ощутил укол раздражения, услышав ее слова? — Я знаю, каким он был. Он никогда не мог меня одурачить, — продолжил он, понимая, что говорит так, словно защищается — в чем никогда не испытывал необходимости ранее. — Прошлое и настоящее — это разные вещи. Губы Дуаньму Яо задрожали, и она яростно прикусила их. — ...Я всегда знала, что ты можешь выбрать не меня. Я знаю это, — сказала она. — Но из-за кого-то вроде него? Я этого не понимаю! Я не приму этого! Почему?! Почему ты выбрал его? Поскольку он никогда не «выбирал» Шэнь Цинцю, ответа на этот вопрос не было. Но даже если так, это вызывало раздражение. Какое право она имеет говорить так, словно никто и никогда не стал бы выбирать Шэнь Цинцю? — Ты ничего не знаешь о том, какой он сейчас, — сорвалось у Лю Цингэ. Дуаньму Яо побледнела, глаза ее влажно заблестели. Она открыла рот, но так и не смогла выдавить ни единого слова. Ее молчание в преддверии слез также лишило Лю Цингэ дара речи. Опустив глаза, она наконец пробормотала: — Вот как? Ты доверяешь ему больше, чем мне? Он тебе дороже меня? Столько лет и все же... Следующее, что он скажет, заставит ее убежать: он выучил это на собственном горьком опыте. Даже зная друг друга на протяжении двух десятков лет, они всегда заканчивают вот так. Больше всего Лю Цингэ ненавидел нерешительность. Сделав короткий резкий вдох, он решил встретиться с неизбежным. — Уходи, — сказал он. Плечи Дуаньму Яо дрогнули. Она развернулась на каблуках и убежала.