Тайный путь разблокирован

В конечном счете им почти не удалось отдохнуть. Вскоре после рассвета громовое веселье эхом прокатилось по всему городу, вытащив их вместе со всеми остальными на главную городскую площадь. Теперь, когда сеятели были пойманы, а зараженным раздали лекарство, чума могла считаться уничтоженной, и городские ворота, которые были плотно заперты от остального мира целых два месяца, наконец открыли. Выжившие горожане плакали от облегчения и горькой радости, цепляясь друг за друга. Однако даже в разгар празднования толпа, переполненная благодарностью, расступилась в благоговении, когда заклинатели, находившиеся снаружи, вошли в город. Среди них были даже старейшины великих орденов, включая Цанцюншань. Отделившись от хозяина дворца Хуаньхуа и глав-заклинателей Тяньи и Чжаохуа, Юэ Цинъюань улыбнулся, подойдя к Шэнь Цинцю, Лю Цингэ и Му Цинфану, вернувшемуся после раздачи пилюль. — Отличная работа, — похвалил он их. — Разобраться с этим делом так быстро и так чисто действительно достойно Цанцюншань. Вы хорошо потрудились. — Что ж, полагаю, вы двое и правда усердно потрудились, — добавила Ци Цинци, усмехаясь Шэнь Цинцю. Она была права, поэтому он лишь криво улыбнулся и пожал плечами. Пока Лю Цингэ помогал ловить сеятелей, а Му Цинфан трудился всю ночь, сам Шэнь Цинцю... Когда он вспомнил про эту унизительную катастрофу с бездарно потраченной ночью, его лицо дернулось, а взгляд невольно скользнул туда, где Ло Бинхэ стоял с группой из дворца Хуаньхуа. Или, скорее, он стоял рядом с ними (его черная одежда разительно контрастировала с их бело-золотыми), но весь его вид выражал отстраненность и безразличие. Даже Цинь Ваньюэ, вьющаяся вокруг него, возможно, расспрашивая о том, где он провел всю ночь, не удостоилась внимания. Шэнь Цинцю сразу же отвернулся, прежде чем Ци Цинци могла бы заметить и проследить направление его взгляда. Он все еще не рассказал другим хозяевам пиков о возвращении Ло Бинхэ, и, в отличие от Му Цинфана, Ци Цинци легко его узнает. Окинув глазами толпу в качестве прикрытия, Шэнь Цинцю заметил, что он не единственный, кто наблюдает за Ло Бинхэ. Старый хозяин дворца глядел на сына своей ученицы со странным и почти... предвкушающим выражением. Когда их с Шэнь Цинцю глаза случайно встретились, выражение лица старика стало очень холодным. Весь дворец Хуаньхуа и правда имел на него зуб, и Шэнь Цинцю не имел ни малейшего понятия почему. Повернувшись к представителям своего собственного ордена, Шэнь Цинцю сказал: — Мне нужно вам кое-что сказать. — Он замолчал, недовольно скривив губы. — Это насчет... ...Ло Бинхэ, собирался сказать он, но громкий шум и волнение посреди толпы заглушило его голос. Это явился правитель города Цзиньлань, одетый в траурные одежды и окруженный поредевшей свитой. Он прошел к собравшимся заклинателям и упал на колени, исполненный благоговения. Его свита последовала его примеру, как и многие из собравшихся жителей. — Мы никогда не сможем расплатиться с вами за спасение нашего ничтожного города от этих чудовищ! — провозгласил правитель. — Наши жизни — ваши, великие бессмертные! Признательные и благодарственные возгласы толпы прогремели по всей городской площади. Главы орденов и старшие заклинатели приняли восхваление с вежливостью, но младшие ученики были явно тронуты силой и глубиной этого излияния чувств. Когда вас благодарят несколько семей или даже маленькая деревенька, это одно, но когда вас превозносят как спасителей всем городом, это... грандиозно. Даже Шэнь Цинцю не мог отрицать, что его сердце забилось сильнее — пусть и его вклад в общее дело был не так уж велик. Просто быть частью чего-то подобного для обычного человека, как он, который никогда не планировал многого добиться в жизни, было ошеломляющим опытом. Не особо задумываясь, он слегка наклонился в сторону и задел плечом плечо Лю Цингэ. Лю Цингэ сделал то же, и их руки соприкоснулись, тепло и крепко. Шэнь Цинцю понял, что улыбается, и быстро спрятал лицо за приподнятым веером. Но по мере того как шум и крики стали стихать, начало всплывать кое-что другое, заглушенное ранее, — злобные проклятья и насмешки шести пойманных сеятелей. Или скорее пяти из них, поскольку один лишь ежился в углу прочного защитного барьера. — Заткнитесь! — рявкнул один из монахов Чжаохуа, окружавших защитное формирование; в его голосе звучала острая вспышка жажды убийства. Сеятели зашипели, но притихли. Однако при напоминании об их существовании по толпе распространилось некое беспокойство. — Что будет с этими чудовищами? — поинтересовался один из свиты правителя города. Шэнь Цинцю все еще хотел допросить их. Шансы, что они не откроют ничего нового, были высоки, и возможно даже, что никакого конкретного плана не существует, но если они не попытаются, это будет глодать его. Поэтому сейчас Шэнь Цинцю решил немного припугнуть демонов. — Огонь будет надежнее всего, — заговорил он, повышая голос достаточно, чтобы его услышали на площади все. — Лучше полностью сжечь яд в их телах. Это было несколько пугающее предложение, поскольку тон его голоса и формулировка намекали скорее на сожжение заживо, чем просто на очистку их тел. По толпе и даже среди заклинателей пробежала рябь, некоторые из них обернулись посмотреть на Шэнь Цинцю если и не с неодобрением, то как минимум с беспокойством. Но горожане были наполнены иными чувствами. Они слишком много страдали в последние два месяца и лишь на мгновение испытали вспышку удивления, прежде чем темное удовлетворение охватило их. — Сжечь их! — согласно закричал кто-то. — Сжечь их! — Сжечь! Сжечь! Монахи, охранявшие защитный барьер, беспокойно зашевелились, испугавшись, что толпа может попытаться снести барьер и немедленно осуществить свои намерения. Сеятели за их спинами обнажили свои маленькие клыки, не выказывая ни страха, ни слабости даже перед лицом подобной опасности. Только самый маленький сеятель сжимался и плакал, прячась позади других. Его маленькое тельце тряслось все сильнее по мере того, как обстановка накалялась, пока он внезапно не замер, достигнув своего предела. Он подпрыгнул и врезался в стену барьера. — Бессмертный мастер Шэнь, не позволяйте им сжечь меня! — отчаянно взмолился он, его красная кожа вспыхнула еще ярче. — Умоляю вас, бессмертный мастер Шэнь, пожалуйста, спасите меня! ...Он знает его имя? Среди заклинателей Меч Сюя был известен достаточно, чтобы Шэнь Цинцю обычно узнавали при встрече — в значительной степени из-за того, что он был вторым по рангу в сильном ордене Цанцюншань. Но это среди человеческих заклинателей. Среди нижних эшелонов демонов информационная сеть отсутствовала, а благородные были слишком высокомерны, чтобы волноваться о каких-то человеческих мастерах. Как мог этот незначительный демоненок выделить Шэнь Цинцю из толпы? И даже если Шэнь Цинцю сам только что заговорил, почему обратились именно к нему? Почему не к кому-то, кто по крайней мере выглядит сострадательным? Маленький сеятель продолжил кидаться на барьер, вопя: — Мы просто следовали вашим указаниям! Вы никогда не говорили, что нас сожгут заживо! ... Что? Выражение лица Шэнь Цинцю стало пустым от полного недоумения. В звенящей тишине, последовавшей за криками маленького сеятеля, атмосфера быстро начала леденеть. Ощущение радости исчезло, и вся злость и недовольство, кипевшие внутри, внезапно обернулись против Шэнь Цинцю. Это явно... было подстроено. Именно Шэнь Цинцю попросил поймать сеятелей живыми, чтобы допросить об их предполагаемых злобных планах; разве не было бы это слишком глупо с его стороны? Кто поверит в подобное случайное обвинение? ...В этом сеттинге со средним уровнем IQ 40? Все. — Мастер Шэнь! Объяснитесь! — прогремел хозяин дворца Хуаньхуа, обернув к Шэнь Цинцю поистине устрашающий взгляд. Множество голосов нестройным хором поддержало старика. — Нелепость! — отрезал Лю Цингэ, сделав полшага вперед, словно вставая между Шэнь Цинцю и толпой. Лица остальных из делегации Цанцюншань тоже приобрели холодное выражение. — Заходить так далеко только из-за нескольких слов демона — это и правда нелепо, — согласилась Ци Цинци, от ее игривости не осталось и следа. — Этим тварям нельзя доверять! Хоть Шэнь Цинцю и оценил поддержку, но он хотел бы, чтобы хозяйка пика Сяньшу выразилась иначе. Недавно он обнаружил, что довольно чувствителен к предубеждениям против демонов. Причина этого наблюдала за всем представлением с непроницаемым выражением лица, когда Шэнь Цинцю, не удержавшись, украдкой взглянул на него. — Дело не только в словах этой твари! — ответил один из учеников дворца Хуаньхуа. Он запнулся, когда Ци Цинци и Лю Цингэ обернули свои взгляды на него, но, чувствуя поддержку остальных из своего отряда, продолжил: — Вчера мы видели на руке Старейшины Шэня отметины заразы, разносимой сеятелями. Но сегодня эти следы пропали! Лекарство не могло так быстро подействовать, так как же это возможно? — Что? — спросил Лю Цингэ, обратив к Шэнь Цинцю острый взгляд. — Вы ошиблись, — спокойно ответил ученикам Шэнь Цинцю, помахав веером своей проклятой правой рукой, на которой, действительно, не было никаких отметин. Конечно же они не ошиблись. Он был заражен, но Ло Бинхэ удалил яд. Так тот поступок был приготовлениями к этому?.. ...Нет. Огромным усилием воли Шэнь Цинцю удержался от того, чтобы посмотреть на своего блудного ученика. Это правда, что за разрушением репутации Шэнь Цинцю в романе стоял Ло Бинхэ. Это даже не было сложно при том, как много ненависти к себе вызвал оригинал своими различными подлыми делишками, но с учетом методов Бин-гэ и ложные обвинения также были возможны. ...Для оригинального Ло Бинхэ. Но какое это имело отношение к тому, что происходило здесь? Глядя на все это, Шэнь Цинцю не мог представить, в какую запутанную игру мог бы играть этот Ло Бинхэ здесь и сейчас. Открыто выступить против Шэнь Цинцю и даже не скрывать свою злость, не присоединиться к дворцу Хуаньхуа и обращаться с ними холодно, терпеливо ждать всю ночь, потому что Шэнь Цинцю пообещал поговорить с ним... Все это было слишком непродуманно и хаотично для всегда спокойного и расчетливого Бин-гэ. Этот ребенок совершенно точно был зол и чувствовал себя преданным, и Шэнь Цинцю все еще не был уверен, что Ло Бинхэ не сорвется и не оторвет ему пару конечностей. Однако все перечисленное было на виду с самого начала. Возврат же к разрушению репутации Шэнь Цинцю через какую-то сложную схему — это, вероятно... Это просто Великий бог переработки сюжетных линий снова в действии, не так ли? Приподняв веер немного выше, Шэнь Цинцю быстро скрыл внезапную улыбку облегчения, которую был не в силах подавить. Просто сюжет двигался сам собой. И разве Шэнь Цинцю не был к этому готов? Он избегал всех злобных деяний оригинальной версии, поэтому все, на что мог положиться сюжет, — это ложные обвинения. Нечто подобное он, естественно, сможет преодолеть при помощи небольшой драматической борьбы. Со щелчком закрыв веер, Шэнь Цинцю принял нейтральное выражение лица и гордо приподнял подбородок. — Эти обвинения беспочвенны. Мне нечего стыдиться и нечего скрывать, — спокойно сказал он. ...Он не должен был этого говорить. Перебор! Чувство облегчения сделало его слишком дерзким! Сейчас же забери эти флагоразмахивательные слова назад! — Правда? — сказал старый хозяин дворца Хуаньхуа. — Это отличается от того, что я слышал. К сожалению, было слишком поздно. Шэнь Цинцю не мог поверить, что самолично ступил в подобную ловушку. Как опытный читатель романов, он испытывал смутный стыд. — В сущности, если присмотреться внимательно, то окажется, что мастер Шэнь все эти годы скрывал очень многое, — продолжил старый хозяин. Шэнь Цинцю раньше и представить себе не мог, что лицо старика будет наполнено такой враждебностью по отношению к нему — и причин ее он по-прежнему не понимал. — Ранее старшая дочь семьи Дуаньму раскрыла немало тревожных случаев во время расследования, что она проводила ради мастера Лю. Этот самый мастер Лю явно не испытывал ни капли благодарности. Все его существо излучало почти что жажду убийства. Успокойся, попытался передать Шэнь Цинцю, тайком подергав его за рукав. К его удивлению, это сработало — отчасти. Взглянув на него, Лю Цингэ нахмурился, но заметно умерил свой гнев. Его пальцы, к счастью, спрятанные складками одежды, коснулись пальцев Шэнь Цинцю. ...Это совершенно не помогает, великий мастер Лю! Не флиртуй на людях. ...Из-за этого становилось сложнее удержать лицо! — Она не стала выносить это на публику, так зачем бы это вам? — холодно сказал Лю Цингэ, снова повернувшись к старому хозяину дворца Хуаньхуа и тем, кто собрался позади него. — Я не буду строить предположения в отношении личных дел, связанных с бывшей помолвкой мастера Лю, — сказал старый хозяин дворца с жирным намеком, — но есть вещи, на которые нельзя закрывать глаза. Случаи нечестной игры и использования подлых методов, множество талантливых учеников, покинувших орден с уничтоженными духовными силами — или даже умершие... Если так и не будет предпринято никаких мер, это может отразиться на всем ордене Цанцюншань. В отличие от дела с сеятелями, эти обвинения были полностью законны и справедливы. Однако эти новости давно устарели и все, на что их хватило бы, — дать другим причину для насмешек над Шэнь Цинцю. Ци Цинци явно пришла к тем же выводам и фыркнула подчеркнуто громко. — О? Тогда покажите нам хоть одного пострадавшего от этих подлых методов или неправильного обучения, — сказала она. — Все это лишь сплетни и слухи! Сражайся с внешними угрозами, и до тех пор пока ты побеждаешь, никто не посмеет жаловаться на твои средства — никто в Цанцюншань не принял бы жалобы касательно общепризнанно грязной борьбы оригинального Шэнь Цинцю в их рядах. Что же касается его учеников, самосовершенствование всегда было опасным путем, и оригинал по крайней мере придерживался незаметных способов вредительства. ...Кроме побоев, но в условиях этого мира даже это было допустимо для наставника. И конечно же, все его нынешние ученики с радостью охотно солгут ради наставника, заявив, что он никогда даже резкого взгляда на них не бросал, не то что руку поднимал. — Тогда как Старейшина Ци назовет приказ подростку сразиться против старейшины демонов с многовековым опытом и броней, покрытой ядовитыми шипами? — выпалила Цинь Ваньюэ. — Это считается надлежащим обучением в Цанцюншань? ...За исключением одного! Одного-единственного ученика, который не испытывает к нынешнему Шэнь Цинцю никаких добрых чувств! Поскольку Цинь Ваньюэ стояла рядом с Ло Бинхэ, всеобщие взгляды обратились к ним обоим. Шэнь Цинцю внутренне содрогнулся. Он мог ощутить вспышку удивления, пронзившую Ци Цинци и даже Юэ Цинъюаня, когда они узнали ученика, которого все считали погибшим. — Ло Бинхэ? — удивленно воскликнула Ци Цинци, не обращая внимание на волну удивления, прокатившуюся по рядам заклинателей. — Это правда ты? Разве тебя не убили? Если ты был жив, почему не вернулся на пик Цинцзин? Твой наставник так... Вообще-то, его наставник недавно пришел в норму, ну, с небольшой поправкой на изменения в статусе отношений. Осознав это, Ци Цинци уловила взаимосвязь и, прищурившись, посмотрела на Шэнь Цинцю. — Да, это довольно загадочный момент, — упорствовал старый хозяин дворца Хуаньхуа. — Он точно не умер, так зачем утверждать обратное? И почему этот честный, одаренный ученик решил не возвращаться к своему дорогому наставнику? Нет, наиболее загадочной тут была причина, почему этот старик имеет на Шэнь Цинцю зуб. Именно это Шэнь Цинцю никак не мог понять. Поведение учеников дворца Хуаньхуа теперь казалось объяснимым — они лишь повторяли за своим наставником, а возможно даже, что их враждебность разжигали намеренно. Но почему старый хозяин дворца был так агрессивно настроен против Шэнь Цинцю? Ради Ло Бинхэ? Что за недоразумение должно было случиться, чтобы вызвать такое, если Ло Бинхэ, похоже, совершенно не был заинтересован в дворце Хуаньхуа? Особенно, если сам Ло Бинхэ ни капельки не оценил эти усилия. В выражении его лица промелькнуло нечто раздраженное и нетерпеливое, и он наконец заговорил... заняв совершенно не ту сторону, какую мог бы ожидать Шэнь Цинцю. — Я упал в Бесконечную Бездну, — резко сказал Ло Бинхэ, пресекая намерение старого хозяина дворца и любые возражения, какие могли высказать заклинатели из Цанцюншань. Он медленно огляделся вокруг, изучая реакцию собравшихся, ловивших каждое его слово. — Так что вполне естественно, что шицзунь посчитал меня погибшим. Это было простое и ясное объяснение, освобождавшее Шэнь Цинцю от любой причастности к судьбе ученика. Любой, кто задумался бы более глубоко, мог бы даже сделать бесчисленное количество предположений, почему тот не вернулся в свой орден. К несчастью, все они были не очень благоприятны для Ло Бинхэ. Шэнь Цинцю тихо вздохнул. Ладно. Услуга за услугу. — Он уже дал мне знать о том, что выжил. Лю-шиди и Лю Минъянь тоже в курсе, — сказал Шэнь Цинцю. — Разумеется, он свободен вернуться на пик Цинцзин, когда пожелает. Однако... при его нынешнем уровне мне больше нечему его учить. Будет справедливо сказать, что уровень саморазвития Ло Бинхэ уже превзошел мой. Конечно! Он же, в конце концов, главный герой! Главный герой смотрел на Шэнь Цинцю взглядом, который Шэнь Цинцю не мог полностью прочитать, но который вызвал у него желание потрепать Ло Бинхэ по голове, как раньше, приговаривая «ну, ну, полно». Шэнь Цинцю без задних мыслей улыбнулся. Ло Бинхэ быстро отвел взгляд. Даже если оставались еще какие-то спорные вопросы — например, почему Шэнь Цинцю не упоминал о своем выжившем ученике, — похоже, больше не было смысла их поднимать. Общая атмосфера изменилась, импульс для обвинений погашен. Ощутив то же самое, Юэ Цинъюань выступил вперед. — Если еще кто-то хочет бросить обвинения в сторону Шэнь-шиди, мы внимательно готовы выслушать, — сказал он. — Но мы не позволим, чтобы его имя... — Это имя... — внезапно раздался женский голос, быстро и резко. — Прошу прощения у главы ордена Юэ, но это имя... Шэнь Цзю, не так ли? Этого человека изначально звали Шэнь Цзю, верно? Юэ Цинъюань явно замялся, и говорившая женщина, воспользовавшись моментом, выступила вперед. Это была Цю Хайтан. Конечно же, она. Если задуматься, Шэнь Цинцю стоило ожидать ее появления. Когда все возможные обвинения посыпались на него, как Бог сюжетных линий мог забыть про ключевого свидетеля? Когда-то давно Шэнь Цинцю вяло подумывал о том, как ему быть, когда та неизбежно появится, и просто решил отказаться признавать, что знает ее. В конце концов, у нее было лишь ее слово... И это слово было «невеста». И «резня». И «пресловутый наставник-убийца У Яньцзы». Шэнь Юань, читая «Гордый путь бессмертного демона», с некоторым интересом отметил глубину подробностей в истории Цю Хайтан. Казалось, раз было упомянуто столько уникальных моментов, в будущем они неизбежно должны быть подвергнуты сомнению и пересмотру. Хотя, вероятно, подобный плоский злодей не заслуживал большого внимания... Теперь же... Шэнь Цинцю не хотел, чтобы Цю Хайтан все рассказала. Он не хотел стоять тут с безразличным лицом, пока все эти вещи будут предаваться огласке. Потому что, как только слова будут произнесены, как только будут услышаны — никто об этом не забудет. Он... не хотел... Он не хотел, чтобы Лю Цингэ вспомнил о том, что ненавидел Шэнь Цинцю. Не хотел, чтобы тот вспомнил почему. Чувство отторжения и несогласия сдавило ему грудь. — А вы?.. Боюсь, я не узнаю эту госпожу, — сказал Шэнь Цинцю, нанося удар на упреждение. Цю Хайтан побледнела от ярости из-за его грубой лжи, ее губы сжались так плотно, что стали почти белыми. Конечно же, это было нечестно по отношению к ней. Но разве происходящее было честно по отношению к нему? За все, что натворил сам, за свои собственные поступки Шэнь Цинцю возьмет на себя полную ответственность. Он это сделает, раз уж живет этой жизнью. Но почему он должен взваливать на себя то, о чем даже не знает всей правды? — Не узнаешь меня? Не лги, ты, чудовище в человеческом обличье! — выплюнула Цю Хайтан. — Это лицо... как бы ты ни изменился, я никогда не спутаю это лицо с другим! Ты высоко забрался и теперь просто пытаешься скрыть то, каким был! — Уже третий раз за сегодня мне выдвигают безрассудные обвинения — вот уж повезло так повезло, — отчеканил Шэнь Цинцю, явно постепенно выходя из себя. Толпа глухо и беспокойно зароптала, не зная, чью сторону следует принять. Те, кто возражает, всегда кажутся виновными. Но совершенно неудивительно даже для невинного человека достигнуть предела терпения, когда о нем говорят так грубо и с такой ненавистью. — Да, это очень интересное совпадение, — согласилась Ци Цинци, нетерпеливо глядя на Цю Хайтан. Это и вправду было нечестно по отношению к той, что выдвигала правдивые обвинения, и естественно, она не желала отступать. Щеки ее вспыхнули от злости и возмущения, а рука опустилась на рукоять меча. — Я знаю, на что вы намекаете, но я не лгу! Клянусь руинами дома моей семьи! — горячо возразила Цю Хайтан. — Как много лет я искала его? Как я могла забыть? В конце концов, этот лицемерный человек и я в детстве были возлюбленными... Я его невеста! Лю Цингэ рядом с ним удивленно вздрогнул. Шэнь Цинцю скрипнул зубами. — Что за чушь! Я никогда не был помолвлен! — Скажи еще, что никогда не был рабом! И что не был куплен и освобожден семьей Цю! — сказала Цю Хайтан. Она приподняла подбородок, зло глядя на него снизу вверх. — И что не вырезал их всех с помощью этого отвратительного преступника У Яньцзы! Это имя было словно удар дубинкой. Даже обычные жители мгновенно узнали его, а их прежде неоднозначное отношение вновь обернулось против Шэнь Цинцю. Хотя У Яньцзы пропал два десятка лет назад, его дурная слава все еще продолжала жить. Вот насколько широко и печально известны были его преступления. Даже члены ордена Цанцюншань заколебались. Неуверенность сквозила в их лицах. В конце концов, это было тяжело переварить. Один Юэ Цинъюань остался невозмутимым. Во всяком случае его лицо приняло совершенно спокойное и даже незаинтересованное выражение, словно данное дело стало настолько смехотворным, что это уже даже не забавно. Ох, глава ордена, такая сильная пристрастность — это действительно... — Есть ли у госпожи Цю доказательства, подтверждающие эти заявления? — спросил он. — А... — Его полнейшее безразличие заставило Цю Хайтан заколебаться, но она быстро взяла себя в руки. — Есть ли у главы ордена Юэ какие-нибудь доказательства, опровергающие их? У кого-нибудь другого? Никто из вас не знает, кем он был или что он делал до того, как ему исполнилось пятнадцать! Конечно же, нет. Все, касающееся прошлого Шэнь Цинцю до вступления в орден, было неизвестно. — Верно, есть множество вещей, которых мы не знаем, — согласился старый хозяин дворца Хуаньхуа, выступая в поддержку Цю Хайтан. — Глава ордена Юэ, преданность между хозяевами пиков Цанцюншань всем известна. Но преданность не должна превращаться в слепую защиту. Добро и зло должно четко разделяться и рассматриваться соответствующим образом. Выражение лица Юэ Цинъюаня не изменилось, когда он посмотрел на старого хозяина дворца. — И вы клоните к тому, что?.. — Мы должны провести полное расследование, — сказал старый хозяин. — Четыре ордена установят правду. И на это время будет лучше поместить Шэнь Цинцю под опеку дворца Хуаньхуа. Со всем уважением к главе ордена Юэ, это единственный способ увериться, что не будет... никаких неожиданных неприятностей из-за личных дел. Итак, он отправляется в тюрьму. От длинной руки Бога сюжета было и впрямь не сбежать. После недолгой внутренней борьбы Шэнь Цинцю заставил себя принять это. Его плечи слегка поникли, напряжение спало. По крайней мере, он смог удержать Цю Хайтан от драматичного пересказа всей печальной истории, как ей того хотелось, и четко дал понять, что все отрицает. Таким образом, по крайней мере, полной ясности ситуации не было, и мнения более или менее разделились, верно?.. Он взглянул на Лю Цингэ. Лю Цингэ смотрел на него, его брови сильно хмурились. При виде этой гримасы у Шэнь Цинцю свело живот и на мгновение перехватило дыхание. Вероятно, что-то отразилось у него на лице, поскольку морщинка между бровями Лю Цингэ стала еще глубже. Он сжал руку Шэнь Цинцю, дернул его назад... ...и закрыл широкой спиной от всех остальных орденов, встав между ними и Шэнь Цинцю. — Он никуда не пойдет, — бескомпромиссно сказал Лю Цингэ. До этого момента, какие бы обвинения или оскорбления ни произносились, только Цю Хайтан, казалось, едва удерживалась от того, чтобы применить силу, и даже тогда Шэнь Цинцю не отреагировал. Но внезапно атмосфера изменилась, и воздух переполнился угрозой кровопролития. Старый хозяин дворца грозно посмотрел на Лю Цингэ. — Хозяин пика Лю! Вспомните о своем положении! — припечатал он со всем весом своего неодобрения как старейшины и главы ордена. — Вот как ведут себя члены ордена Цанцюншань? Лю Цингэ остался невозмутим. Единственным его ответом было то, что он обнажил Чэнлуань. Меч сиял, четко давая знать о намерениях хозяина. В ответ ученики дворца Хуаньхуа обнажили свои мечи и быстро выстроились против него. — Лю-шиди! — зашипел Шэнь Цинцю, дергая того за рукав. Он только теперь понял, что Лю Цингэ до сих пор не отпустил его руку. Шэнь Цинцю тоже не отпускал. Прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, Ци Цинци встала рядом с ними. — Вот как ведут себя члены дворца Хуаньхуа? — огрызнулась она — ее собственный меч уже был у нее в руке. Остальные из Цанцюншань последовали ее примеру — даже Му Цинфан, даже Шан Цинхуа, пославший Шэнь Цинцю взгляд, полный страдания и кричавший «как?». Как он умудрился заполучить такую преданность? Шэнь Цинцю не знал. Даже если для Цанцюншань было естественно сплачиваться против посторонних, это действительно было... Слишком! Даже чересчур! Пока дворец Хуаньхуа собирал свои силы, заклинатели из Тяньи, храма Чжаохуа и других маленьких орденов, собравшихся, чтобы помочь городу Цзиньлань, оказались в ловушке, вынужденные выбрать сторону или хотя бы защитить горожан, которые быстро покидали городскую площадь, казалось, грозившую вот-вот стать полем битвы. Неужели война между орденами разразится вот так? Из-за известного мерзавца Шэнь Цинцю? Он в отчаянии посмотрел на свою последнюю надежду на глас разума. ...Ему не стоило надеяться. Юэ Цинъюань никогда не был сколько-нибудь «разумен», когда дело касалось Шэнь Цинцю, и это по-прежнему было так. Выражение лица главы ордена было непреклонным, когда он выступил вперед и сказал: — Лю-шиди прав. Шэнь Цинцю с вами не пойдет. Хотя тон его голоса по-прежнему был ровным, он не подразумевал возможности каких-либо переговоров. Не колеблясь ни мгновения, Юэ Цинъюань опустил руку на рукоять своего меча и обнажил полоску сияющего белого лезвия. Эффект был мгновенный — и гнетущий. В романе сила Сюаньсу описывалась как способная противостоять даже потомкам крови священных демонов. Другими словами, Юэ Цинъюань был, вероятно, единственным персонажем, который мог на равных потягаться со взрослым Ло Бинхэ. Вот почему Бин-гэ в конечном счете прибег к грязному трюку, закончившемуся каноничной смертью главы ордена. Выражаясь проще, сражения Юэ Цинъюаня были похожи на сражения Ло Бинхэ — в равной степени потрясающие и разрушительные. Не только беспомощные жители, но и слабые заклинатели не смогут это пережить. Вот оно, понял Шэнь Цинцю. Поддерживать злодея — все равно что мостить собственный путь разрушения. И за все, что ему дал орден Цанцюншань, он, по крайней мере, не может отплатить им этим. Шэнь Цинцю крепко сжал руку Лю Цингэ и отпустил. Быстро обогнув его, чтобы не дать возможности себя остановить — и самому не успеть одуматься, — Шэнь Цинцю бросил Сюя на землю перед старым хозяином дворца Хуаньхуа. — Достаточно. В этом нет нужды, — заявил он — и подумал, что звучало это довольно круто. — Я пойду по своей воле. ...Увидев жестокое, удовлетворенное выражение лица старого хозяина дворца, Шэнь Цинцю сразу же пожалел об этом.