Тайный путь разблокирован

Раз Бог из сюжета явил свою полную силу, не было способа этого избежать, пытался убедить себя Шэнь Цинцю. Заключение в тюрьму было неминуемо. Он сможет, по крайней мере, воспользоваться шансом получить немного баллов за то, что пойдет по собственной воле. [Многогранность роли «Шэнь Цинцю» + 30 баллов], согласилась Система. Ее механический голос звучал немного насмешливо, по его мнению. Ни Лю Цингэ, ни Юэ Цинъюань не были рады или согласны, конечно же, но оба в конце концов вложили мечи в ножны. Они могли лишь наблюдать, как старый хозяин дворца подбирает Сюя и с самодовольным видом резко кивает своим ученикам. Напряжение наконец спало. Тихий шепот поднимался маленькими волнами, но никто не осмеливался говорить громко, все лишь жались в маленькие группки, потрясенные и неуверенные. Губы Лю Цингэ были крепко и недовольно сжаты, когда он обернулся, чтобы посмотреть на Шэнь Цинцю. — Не ходи, — приказал он, голос его был резок и полон эмоций. Шэнь Цинцю покачал головой. — Ничего не поделаешь. Я не позволю всем передраться вот так, — сказал он. — Просто... Я не сговаривался с демонами. — Он выпалил это, сам того не желая. — И я не стал бы убивать целую семью. Я... Он не стал бы, но настоящий Шэнь Цинцю сделал это. Цю Хайтан поместили в защитный круг из нескольких учеников дворца Хуаньхуа, и Цинь Ваньюэ утешала тихо плачущую женщину. Вот тому доказательство. Шэнь Цинцю сделал это, и он погубил множество учеников, как и сказал старый хозяин дворца. Да хозяева пиков сами все видели. Так почему они?.. — Я знаю, — сказал Лю Цингэ. И, не обращая внимание на сотни, если не тысячи смотрящих на них людей, подошел ближе. Его рука покоилась на руке Шэнь Цинцю. На мгновение Шэнь Цинцю уверился, что тот его поцелует. Он... мог бы начать наклоняться. Может, Лю Цингэ и стал бы, но члены ордена Цанцюншань вокруг них, вежливо отводившие взгляды, делая вид, словно они не впитывали сейчас всю эту сочную сплетню, сдвинулись и неохотно начали уступать дорогу Гунъи Сяо и нескольким его соученикам. В его руках был очень знакомый красный шнур. Старший ученик дворца Хуаньхуа вздрогнул, когда Лю Цингэ обратил на него свой убийственный взгляд. Собравшись с силами и притворившись, что не испытывает досаду, Шэнь Цинцю похлопал его по руке и шагнул вперед. И вытянул руки. — Старейшина Шэнь... — Гунъи Сяо прочистил горло, инстинктивно съеживаясь под взглядом Лю Цингэ. — Пожалуйста, извините меня. Я уверен, скоро правда выйдет наружу, и Старейшина Шэнь будет оправдан. До тех пор мы будем обращаться со Старейшиной Шэнем со всем уважением. Ну, он, вероятно, будет, но только он один. Ученики, стоявшие позади него, смотрели на Шэнь Цинцю так, словно наблюдали второе пришествие Повелителя Ада, самого кровавого правителя демонов в записях истории. Нечестно. В худшем случае, он был просто жалким мерзавцем. Он не заслужил такую ненависть! Пока Гунъи Сяо аккуратно обвязывал Шэнь Цинцю Нитью, связующей бессмертных, — достаточно крепко, чтобы держать, но не туже, чтобы не навлечь на себя гнев наблюдавшего Лю Цингэ, — главы орденов торговались, когда будет проходить его суд — или скорее, как долго продлится его заключение. Украдкой поглядывая на это несколько недостойное зрелище, Шэнь Цинцю думал, что он, вероятно, должен героически предложить целый месяц и, может, заработать на этом еще немного «баллов». Но по правде говоря, он очень, очень не хотел находиться в Водной тюрьме дольше необходимого. Учитывая отношение дворца Хуаньхуа к нему, все не ограничится тем, что его задвинут в какой-нибудь угол и забудут в одиночестве. С момента прибытия в этот мир Шэнь Цинцю, конечно, получал ранения, иногда даже довольно серьезные. Он был отравлен и ранен многими способами. Но если вспомнить, что творилось в Водной тюрьме в оригинале... Когда решение, наконец, было принято, ему понадобилось немного времени, чтобы собраться с духом. Он был в этом не одинок. Ци Цинци крепко скрестила руки на груди, будто пытаясь удержать себя от опрометчивых действий, и явственно скрежетала зубами. Му Цинфан и Шан Цинхуа оба выглядели взволнованными, каждый по-своему. Выражение лица Юэ Цинъюаня было почти пугающе пустым. А Лю Цингэ... — Я пойду с тобой, — внезапно сказал он. Он все это время находился поблизости, отказываясь отойти хоть на полшага, и теперь, когда Шэнь Цинцю должны были увести во дворец Хуаньхуа, Лю Цингэ по-прежнему попытался пойти следом. Его лицо, хотя и сердито-хмурое, выражало почти болезненную беспомощность. — Все хорошо, Лю-шиди, — быстро заверил его Шэнь Цинцю. — Увидимся через неделю. Губы Лю Цингэ сжались в тонкую линию. — Одна неделя, — сказал он. После этого, говорил его тон, он раскатает Водную тюрьму по камешку. Он и правда сделал бы это — подумал Шэнь Цинцю, подавляя неожиданную улыбку. Когда его повели прочь, он сумел в последний раз бросить взгляд на Лю Цингэ, прежде чем ученики дворца Хуаньхуа сомкнули ряды. Шэнь Цинцю подумал, что возможно, он пожалеет о том, что не наклонился немного сильнее, немного быстрее. Он и так уже был преступником, конвоируемым в тюрьму — какой смысл испытывать смущение? Он сожалел, что не поговорил с Ло Бинхэ предыдущей ночью, пусть уже и было поздно. Странно, но когда Шэнь Цинцю оглянулся вокруг, то не смог увидеть ни следа одетой в черное фигуры своего ученика. Ло Бинхэ испарился в общей суматохе. ~.~.~ Шэнь Цинцю не ожидал, что спустя всего несколько часов пребывания в тюрьме у него появится посетитель. Он сидел с закрытыми глазами и медитировал, испытывая больше скуку, чем беспокойство, а когда открыл их, на противоположной от него стороне платформы стояла темная фигура. — Ло Бинхэ? — выпалил Шэнь Цинцю. Никто не мог бы войти без бирки-пропуска... Нет, стойте. Что куда важнее, окружающий платформу водопад едкой жидкости ни на мгновение не останавливался — так как Ло Бинхэ смог проникнуть внутрь? ...Царство снов. Верно. А еще это был неоправданно реалистичный сон. Не было никакой необходимости оставлять Шэнь Цинцю в путах, как в реальности. Он сидел уже довольно давно и теперь, связанный, смотрел снизу вверх на высокую фигуру Ло Бинхэ. Это должна была быть тревожная, неприятная ситуация. Но... почему-то Шэнь Цинцю был менее обеспокоен, чем мог ожидать. — Шицзунь, — поприветствовал его Ло Бинхэ. — Поскольку вы не в состоянии прийти в долину Хохун, как мы договорились ранее, я пришел к вам сам. Шэнь Цинцю криво улыбнулся. — Я дал обещание, — согласился он. И затем остановился. Он понятия не имел, что дальше. Шэнь Цинцю ведь ранее придумал, что говорить. Даже в нескольких вариантах. Так почему сейчас он не мог вспомнить ни один из них? Почему ему ничего не приходило в голову? Пока он ерзал, глядя куда угодно, но только не на своего ученика, открывая рот и тут же беззвучно его закрывая, Ло Бинхэ наблюдал за учителем с непроницаемым выражением лица. Он не выглядел злым. Но и никаким другим тоже. Наконец, Ло Бинхэ закрыл глаза и глубоко вздохнул, словно приняв какое-то решение. — Шицзунь спрашивал меня, чего я хочу, — сказал он. — Вы помните? — ...Да, — сказал Шэнь Цинцю. — Я хочу, — медленно произнес Ло Бинхэ, глядя ему прямо в глаза, — чтобы вы были честны со мной. Хотя бы раз. Это было настоящее обвинение. Я не лгал тебе! Шэнь Цинцю хотелось возразить. Серьезно, я не лгал! За исключением того, что само его существование как «Шэнь Цинцю» было ложью. Пришлось приложить волевое усилие, чтобы не отвести взгляд. Что-то, вероятно, должно было отразиться на его лице. При виде этого лицо самого Ло Бинхэ слегка изменилось. — Я задам лишь один вопрос, — произнес он. — Шицзунь, пожалуйста, ответьте в этот раз. Вы сожалеете? Ну вот, опять. Именно об этом спрашивал Ло Бинхэ, когда они впервые воссоединились в Священной пагоде девяти небес. И тогда Шэнь Цинцю сказал... — Разве имеет какое-то значение, сожалею я или нет? — повторил он. Шэнь Цинцю по-прежнему не знал, как отвечать. Что он должен был сказать? О чем он должен был сожалеть? Сожалеет ли Шэнь Цинцю, что не пошел против Системы? Но иначе его бы просто убили. С другой стороны, даже если Ло Бинхэ был обречен на страдания в течение трех лет, по крайней мере, он гарантированно должен был выжить и вернуться, став сильнее. Сожалеет ли Шэнь Цинцю, что не нашел какую-то альтернативу? Но какова могла быть альтернатива? Это была история «Пути гордого бессмертного демона», и восхождение Ло Бинхэ в качестве повелителя демонов, равно как и обретение Синьмо, были ее ключевой частью. Система зашла так далеко, что удвоила и без того огромную сумму штрафных баллов, когда он на мгновение заколебался. Послание было ясным — никакие изменения недопустимы. О чем Шэнь Цинцю должен был сожалеть? Что он должен был сказать? — Почему всегда этот вопрос? — выпалил Шэнь Цинцю. Тон его голоса был на редкость резким. Интересно, это прозвучало так же горько, как он себя ощущал? — Это в любом случае ничего не изменит. Ничего нельзя исправить, так какая разница? — Для меня есть разница! — закричал Ло Бинхэ так громко, что Шэнь Цинцю слегка подпрыгнул. Они мгновение пялились друг на друга, после чего Ло Бинхэ резко вздохнул, сдерживая себя. — Для меня есть разница, — повторил он все еще резко и отрывисто. — Шицзунь, всегда вы так, всегда скрываете правду и отказываетесь отвечать... Так хотя бы один раз — будьте честны со мной! Связанные руки Шэнь Цинцю сжались в кулаки. Что он мог на это сказать? Когда он снова поднял взгляд, выражение лица Ло Бинхэ стало мучительным. Пусть он пытался сохранить упрямый, сердитый вид, но отчаянную мольбу в его глазах, болезненную морщинку между его бровей и мерцание слез было невозможно не заметить. Это то, чего он хотел. То, что по какой-то причине ему было крайне необходимо знать. Разве Шэнь Цинцю не должен ему хотя бы это? — Конечно... Конечно, я сожалею, — выдавил он медленно. Его зубы ныли, скрежеща друг о друга. — Я до смерти сожалею об этом! Как я могу не сожалеть?! Не имело значения, что Шэнь Цинцю не имел выбора или не знал, о чем должен был сожалеть. Потому что на самом-то деле он сожалел... обо всем. Шэнь Цинцю ненавидел сам факт, что это случилось, что он не сделал выбор получше, не попытался сделать вообще ничего. Он до смерти сожалел об этом. Теперь, когда он заговорил, оставалось сказать лишь одну вещь. Он не мог поверить, что это как-то поможет или будет иметь какое-то значение, но это был единственный совет, который ему дал Лю Цингэ. «Если ты поступил неправильно, извинись». Ах, великий мастер Лю, не все из нас такие же сильные, как ты... — Бинхэ... — беспомощно сказал Шэнь Цинцю. — Прости. Ло Бинхэ уставился на него; лицо его окончательно потеряло какое-либо выражение. Тишина тянулась от одного долгого мгновения к другому, казалось, целую вечность. Даже шум разъедающего водопада исчез, и детали сна давно расплылись в неясные тени. Но страх, который Шэнь Цинцю испытывал, был совсем не таким, как он ожидал. Не холодный, вызывающий дрожь ужас за свою жизнь, но маленький, неизбежный страх, скручивающий его внутренности — страх, что, как он всегда и думал, для него не было надежды на прощение. ...Шэнь Цинцю хотел прощения. Прежде он даже не осознавал этого. Затем плечи Ло Бинхэ внезапно дрогнули. Пустая маска на его лице осыпалась. И, к возрастающему ужасу Шэнь Цинцю, по его щекам побежали слезы. — Шицзунь... — плакал он. Ло Бинхэ не выглядел так, будто испытывал облегчение или радость; он выглядел расстроенным, словно ему очень, очень больно — словно они лишь вскрыли рану, которая еще не зажила. Он сделал шаг назад, затем другой и опустил голову, будто ему было невыносимо, что Шэнь Цинцю видел его лицо сейчас. Царство сна вокруг них начало содрогаться. И, когда Ло Бинхэ развернулся и побежал, оно рухнуло окончательно. Идиот! Идиот, идиот, идиот! Эта мысль повторно прозвучала в голове Шэнь Цинцю, когда он открыл глаза по возвращении в настоящую Водную тюрьму. Шум едкого водопада, разбивающегося о каменную платформу, заглушил резкое проклятье, которое выплюнул Шэнь Цинцю — адресуя его себе самому. Он ведь всегда знал: подобные слова совершенно бессмысленны. Так и вышло. Но злость быстро испарилась, оставив лишь огромную усталость. Больше он уже ничего не мог сделать. ~.~.~ В маленькой гостиничной комнатке в городе Хуаюэ Ло Бинхэ открыл глаза и уставился в темный потолок. Выражение его лица не изменилось, но слезы тихо покатились из уголков его глаз. Судорожно вздохнув, он прикрыл рукой лицо и проигнорировал яростно пульсирующий шум в голове. — Шицзунь... — повторил он сдавленным от волнения голосом. Он не знал, чего ожидать. Он по-прежнему не знал, чего на самом деле хочет. Но всего лишь несколько слов, сказанных Шэнь Цинцю, почему-то смогли полностью разрушить его самообладание. Даже после всего случившегося, когда Ло Бинхэ думал, что ему придется отказаться от связи между наставником и учеником, она по-прежнему оставалась так сильна. Он не хотел терять ее — больше всего на свете. Именно поэтому Ло Бинхэ так старался заполучить туманное нечто от Шэнь Цинцю, понял он наконец. Но... что ему делать теперь? Мог ли Ло Бинхэ просто взять и забыть все, что случилось? Сокрушительную боль предательства, три года страданий в аду, темную злость и вечно терзавшие его сомнения, недоверие и холодный расчет, которые стали теперь его второй натурой... Мог ли Ло Бинхэ просто все это отпустить? Просто смириться с тем, что это случилось, и... простить? Нет. Отторжение было подобно раскаленному клинку, вонзившемуся в его разум между глаз. Скривившись, Ло Бинхэ слегка повернул голову, чтобы посмотреть на Синьмо, оставленный прислоненным к стене. Кисточка Лю Минъянь, свисавшая с конца рукоятки, слегка качнулась. Он мысленно оттолкнул меч и, закрыв глаза, отвернулся. Его рука мягко накрыла скрытую под одеждами нефритовую Гуаньинь. Одно лишь ощущение ее знакомой формы под его пальцами успокаивало сердце и ослабляло напряжение в теле. ...Ло Бинхэ сможет. Он сможет простить. У него все еще было человеческое сердце, умеющее любить. Ради всех, кто его любил, ради его матери и Лю Минъянь, и даже ради Шэнь Цинцю он не откажется от этого. Ему просто... нужно было немного времени, чтобы боль чуть-чуть утихла.