***
— Если бы ты согласился уйти, я бы тебе всёк. — Я так и понял. От тебя же добра не дождёшься, — Тэхён отвлекается на сообщение.jungkook: Привет, ну как себя чувствуешь?
На лицо просится глупая улыбка. «Беспокоится» Он бегло набирает ответ, не переставая улыбаться. taetae: Привет) Да более-менее, прости, что уснул. — Чего лыбишься? — Чимин легонько толкает плечом. — Не твоё дело, — закрывает от друга телефон рукой. — Покажи быстро, — а Чимин порывается взглянуть на экран. Тэхён мягко отталкивает его от себя, впечатав в Юнги. Тот возмущённо обнимает Чимина за плечи. — Не толкай его. — Меня от вас тошнит. Вы точно встречаетесь, — глядя на руку Юнги, нежно поглаживающую большим пальцем плечо друга. — Это братская любовь, ты не шаришь, — заявляет Чимин, лицо Юнги на секунду искажает непонятная гримаса. Тэхён поразмыслил бы, что она означает, но взгляд цепляется за Чонгука дальше по коридору, он уже было расплывается в улыбке, чтобы поздороваться, как подойдут поближе, но внезапно замечает кое-что. Чонгук выглядит странно. Не улыбается, а словно кривится отчего-то, лоб напряжён, дышит неравномерно, на небольшом расстоянии видно, как беспорядочно вздымается грудь, кивает головой в ответ кому-то, и Тэхён замечает её. Девчонка, новая партнерша Чонгука по бальным, стоит, вцепившись в его руку обеими своими, и что-то тараторит. Чонгук цепляется свободной рукой за край своего худи. А Тэхёна пронзает каким-то непонятным чувством при взгляде на их соприкасающиеся руки. Природу его определить не успевает, понимание масштаба проблемы и желание помочь появляются быстрее, чем адекватные мысли. — Чимин, толкни меня через минуту. — Зачем? — Просто толкни. — Не хочу. — Ты мелкий карлик с девчачьим лицом, толкни, говорю! — Э-э-эй, — тянет обижено. — Эй, не обзывай его, нифига ты базаришь, — и Юнги с силой толкает Тэхёна в плечо. Он бросает негромкое «спасибо», отвечая на вопросительный взгляд, который, кажется, наполняется пониманием, отскакивает в сторону от друзей, якобы от толчка, впечатывается прямиком в девчонку, та ойкает, пошатывается и ожидаемо руку Чонгука выпускает. Тэхён «испуганно» оборачивается и подхватывает её под локоть, не давая упасть: — Ой, прости, пожалуйста, я тебя чуть с ног не сбил. Юнги, чего толкаешься? — Чег… — договорить возмущённому Чимину Юнги не даёт, аккуратно, но уверенно прижав руку к губам. — О, Чонгук, а я тебя как раз ищу, у нас тренировка, забыл? — цепляет за предплечье, заставив шаг назад сделать. — Тренировка? — тот смотрит потерянно, руку перед собой держит. Тэхён резво перехватывает за запястье и засовывает её ему в карман худи. — Ну точно, забыл, где твоя голова? — оборачивается снова к собеседнице Чонгука. — Ты не сильно обидишься, если я его украду? В конце концов, я один из лучших учеников, и представляешь, на грани краха всей карьеры, а он мой тренер, мне без него никак, с тобой он чуть позже встретится, ладно? Мы ужас как опаздываем, — улыбается просто ослепительно. — Ой! Я знаю тебя, ты Ким Тэхён, ты тоже на соревах выступаешь, а моя подружка… — Тэхён, опаздываете, — неожиданно вклинивается в разговор Юнги. — Давай, давай, пойдём, — Тэхён тянет Чонгука за локоть прочь. — Прости, потом обязательно пообщаемся, — улыбнувшись ещё раз напоследок. — Оу, ладно… Быстро протащив Чонгука по коридору, он заталкивает его в ближайший туалет. — Ты как? Порядок? Я увидел, подумал… — Тэхёна, если честно, уже начали посещать мысли, а не странно ли он себя повёл. Может, показалось, и не нужно было таких сцен устраивать. Договорить Чонгук не даёт, подбегает к раковине, врубает воду на полную и остервенело трёт ладонь. Выглядит при этом страшно — на лице ну просто маниакальное выражение. Тэхён отступает, позволяя совершить привычный ритуал и успокоиться. Но спустя пять минут понимает, что тот не успокаивается, наоборот трёт всё сильнее, и с дыханием явно проблемы. «А нет, не показалось» — Чонгук, хватит, — осторожно начинает. Ноль реакции. — Чонгук, ты меня пугаешь, перестань, — подходит ближе, кладёт руку на плечо, Чонгук в ответ нервно им дёргает, сбрасывая её. — Чонгук, остановись, она уже достаточно чистая, хватит, прекрати, слышишь меня, — Тэхён натурально холодеет от страха — а вдруг ударит, вообще ведь не выглядит нормальным сейчас. Но решает, что раз уж начал, надо довести дело до конца. Упрямо отталкивает Чонгука от раковины, закрывает воду и вклинивается между ним и холодным гранитом, вынуждая отойти и распрямиться. — Хватит… ты… отмыл… всё, — делая большие паузы между словами, голос дрожит. Чонгук смотрит странно, а потом промаргивается и будто бы в себя приходит медленно. Выражение лица с отстранённого меняется на виноватое. Кривится, стряхивая воду с ладоней. — Чёрт, прости. Я напугал… Прости, — голову опускает. — Первый раз так накрыло. — Это точно как-то всё связано. Она тебе не нравится, да? Партнёрша, — Тэхён приводит собственное дыхание в порядок. Кажется, уже всё нормально. — Она болтает и болтает всегда без умолку, и у неё очень-очень потные ладони. Очень… — тихо. Понятное дело, девочка ни в чём не виновата. Она и знать не знала, что своими прикосновениями неприятно может сделать. Да и потные ладони, и привычка поболтать не делают из неё плохого человека. Просто с Чонгуком не совсем по пути, получается. Тэхён ничего не отвечает, выдёргивает из держателя несколько бумажных полотенец, подцепляет руки Чонгука за рукава, заставляя поднять, и прижимает полотенца к мокрой коже. Осторожно вытирает влагу. — Не надо, — дёргается. Тэхён рискует и удерживает руки через успевшую намокнуть бумагу. И чувствует тепло, исходящее от чонгуковой кожи. — Я ничего плохого не делаю, я тебя не касаюсь, не вырывайся, — не поднимая головы, промакивает дальше. — Считаешь меня жалким? — Тэхён замирает. — А ты в зале помог, потому что считал меня жалким? — Нет. — А почему? — Ну, потому что тебе было плохо. — А я почему, по-твоему, должен помогать по другим причинам? Считаешь меня плохим человеком? Я знаю о твоей проблеме, даже если бы ты не помогал мне вчера, я бы всё равно подошёл. Это нормально — помогать, если видишь, что это необходимо, а ты в силах это сделать, разве нет? — комкает полотенца и бросает в мусорку. — А почему твой друг подыграл? — Знал бы я. — Ты ему ничего не говорил? — Я же обещал. — Спасибо… — Где твой крем? — Я потом помажу, — Чонгук моментально рукава раскатывает и красные от воды руки в них порывается спрятать. Тэхён перехватывает их и снова подтягивает рукава повыше к локтю. — Где твой крем? — уже более настойчиво. — В рюкзаке… в боковом кармане. Тэхён вообще-то очень воспитанный и хороший парень. Он не может нового друга одного в беде оставить. Да, именно поэтому он сейчас всё это делает. Вытаскивает тюбик, улыбнувшись мысленно тому, что Чонгук теперь с собой его, Тэхёна, крем носит, послушавшись совета. Открывает и выдавливает капельку Чонгуку на тыльную сторону ладони, краем глаза отметив краснеющие трещинки. — Давай, растирай, — закручивает крышку и убирает тюбик на место, пока Чонгук послушно растирает крем. — Щиплет? — тот едва заметно кивает головой. — Давай договоримся. — О чём? — Я не убиваюсь, как вчера, на тренировках. А ты держишь руки в воде не больше одной минуты в таких… случаях. — Зачем мне это делать? — Могу пойти тренить сейчас? — Но я не могу обещать, ты сам видел, — не договаривая, что именно видел. — Да… теперь я понял, как это происходит. Но ты хотя бы постарайся, ладно? Просто помни, что через минуту с тем усердием, с которым ты их трёшь, они уже чистые. Окей? — Ладно, я… постараюсь, — «не сказал, что отмывать не от чего, не назвал психом, уже чистые…» — Класс, — Тэхён осторожно раскатывает рукава, берёт Чонгука за спрятанные теперь под тканью запястья, приподнимает руки под удивлённым взглядом и легконько дует на красную, воспалённую кожу. — Почему… почему мы это делаем? — Чонгук запрокидывает голову, прикрывает глаза. Боль потихоньку отступает. — Что мы делаем? — поднимает взгляд. Прекрасно ведь на самом деле понимая, что они явно что-то делают. — Ты ведь сам говорил. Мы даже не друзья. — А может, я хочу это исправить, — ещё немного дует. — Ты уезжаешь на выходные? — спустя несколько секунд неожиданно. — Да… кстати, вот примерно сейчас уже, — Тэхён осторожно выпускает чужие запястья из рук и виновато треплет свои волосы на затылке. — В смысле? — пытаясь скрыть разочарование. — Мама приехала. Внизу ждёт, — достаёт из кармана и демонстрирует пестрящий уведомлениями экран айфона. — Прости, что задержался из-за меня. — В воскресенье. Я вернусь в воскресенье вечером. Потренируемся? — Оу… да, напишешь. — Ну, ты аккуратнее, ладно? С тобой всё будет хорошо на репетиции? — Да, конечно, всё отлично будет, — неловко улыбается Чонгук и снова прячет руки в карманы худи. — Ну, тогда… пока, — Тэхён тоже улыбается напоследок, хлопнув Чонгука по плечу, и двигается к двери. Очень хотел бы подольше задержаться, но ещё когда по коридору с Чимином и Юнги шёл, написал маме, что уже выходит. — Подожди, — Чонгук вдруг оказывается очень близко за спиной. И в следующую секунду Тэхён даёт себе обещание разобраться с собой на выходных. Потому что это уже не дело, не должно всё внутри так трепетать только от того, что кто-то со спины тебе лбом в плечо утыкается. Просто лбом. Не рукой прикасается. Не прижимается к спине. Ничего такого. Просто осторожно лбом в плечо тычется, словно котёнок. — Спасибо большое, спасибо, что помог, Тэхён, — шёпотом. — Да я… ты тоже мне помог… и помогаешь с танцами. Можно считать, что мы квиты, — неловко бормочет Тэхён, нервно вцепившись в полы бомбера, вопреки своим же недавним словам, что помог бескорыстно. Чонгук отступает так же быстро, как и подошёл. И Тэхён, не оборачиваясь, нарочито спокойно выходит из туалета, заходит за угол в коридоре и пускается бегом на первый этаж. В машину. К маме. К любимой, к понимающей, к адекватной. От своих дурных мыслей. От себя странного. От Чонгука, с которым всё слишком сложно и непонятно. Что это такое? Из крайности в крайность? Месяц назад препирались друг с другом каждую тренировку. Неделю назад тот его почти побил и наорал. И послал вообще. И вот что сейчас мы имеем. Тэхён спасает Чонгука от фанаток, как рыцарь на белом коне, потому что знает его «страшную» тайну. Сюжет для дорамы, не иначе. Нужно просто отдохнуть. Выпускной год вообще не жалеет. А плечо горит буквально там, где Чонгук лбом коснулся.***
— Нет, ты мне объясни, Юнги, что это было? — А что было? — Ну вот это в коридоре, я ничего не понял, — Чимин всю дорогу до общежития вопросы глупые эти задавал. И сейчас не отстаёт — залез к Юнги на кровать и на коленях голову устраивает. Юнги полусидит на постели, откинувшись на подушки. Моментально привычным жестом пальцы в светлые чиминовы волосы вплетает, не задумываясь даже. — Я тоже не знаю, в чём там прикол. Ну, я так понял, Тэ приревновал его, я хер знает. Ты видел, девчонка в руку Чона вцепилась. Заметил? Тэхён её снёс и руку ему эту в карман затолкал. Чтоб не трогала больше, наверное. Может, они замутили? Или подружились, хэзэ. — Да ну, я не верю. Он Чонгука, как и я, на дух не переносит, — бормочет недовольно. — А ты зачем подыграл? — Ну, это ты так думаешь, а вдруг нет уже. Я помочь просто захотел, вот и подыграл. — Помогает он, тоже мне рыцарь. А обозвал Тэхён меня почему? Охуел, что ли? — Чимин, во-первых, не тупи. Он сказал тебе толкнуть, ты не толкаешь. Вот он и обозвал, знал же, что либо ты его пихнешь, либо я врежу за такие слова. А во-вторых, он твой вроде бы лучший друг, не зарывайся. Охуел, не охуел… ты слишком взъелся, тебе не кажется? — А-а-а… Знаю я, что лучший друг, у нас просто странно всё как-то в последнее время. Да фу, замутит с Чонгуком, задрочу его, — пальцами в свои волосы тоже зарывается, встречается там с пальцами Юнги и совершенно не смущается, когда тот его руку осторожно поглаживать начинает. Только глаза от удовольствия прикрывает. — Да тебе-то какое дело. — Ну, щас бы чтобы чонгукову жопу от баб спасти, меня обозвать. Нормально вообще? А если бы у меня не было тебя рядом? Это ты меня защищаешь по-братски постоянно. Ситуация тупее не придумаешь. — По-братски, точно. Братская любовь. Да. — Ты чего? — глаза открывает и вверх взгляд вскидывает. — Братская любовь, говоришь? — Ну да, а что… — Я тебе дрочил, Чимин. — Ну, это же помощь была… Я тогда кончить не мог, ты помог по-братски опять же, — недоумевающе брови к переносице сводит. Вроде бы всё уже обсудили давно. — Ты мне тоже дрочил. Далеко не один раз. — Ну, это в благодарность, ну… по-дружески, — уже неувереннее. — Ты считал, сколько раз мы с тобой целовались? — Да мы учились просто, нет времени отношения заводить из-за учёбы! Обсуждали же, — краснеет щеками. «Ну и к чему он это всё?» Юнги усмехается, замечая, как друг раскраснелся, подхватывает его под мышками и перетягивает на колени, усаживая прямиком себе на пах. Тело моментально пронзает приятное ощущение от тяжести на чувствительной зоне. Ноги Чимина по бокам от бёдер, ладошки в грудь упёр, когда его сильными руками, натренированными в спортивных танцах, пересадили, чёлка перед глазами шторкой повисла, губы приоткрылись в немом вопросе. Юнги кладёт руки ему на бёдра, широко обхватив ягодицы и большими пальцами придерживая за бедренные косточки. Надавливает, заставляя качнуться вперёд. Смотрит туда, где их тела соприкасаются. Повторяет движение, заставляя Чимина тереться о пах, и моментально мозг туманится желанием, ладони потеют, в штанах становится тесно. Спустя пару секунд ещё теснее. Чимин издаёт удивленное «ох», когда ощущает чужую эрекцию от того, что елозит по причинному месту. Юнги смотрит из-под ресниц, выдыхает через рот, продолжая покачивать Чимина и имитируя толчки. — Юнги, ты чего делаешь? — севшим моментально голосом. — Братская любовь, Чимин-и? — подаётся вперёд, а Чимин сам начинает вторить движениям, уже почти яростно трётся о чужой член через ткань своим, наращивая напряжение, ощущая, как в штанах становится горячо и почти сразу влажно, и возбуждаясь. Юнги, недолго думая, нежно касается его губ своими, утягивает в глубокий поцелуй, продолжая покачивать бёдрами. Целует развязно, влажно, так, как они ни разу не практиковали, обычно заканчивая, когда ощущали, что начинают заводиться. Перехватывает за поясницу, прижимая к себе, заставляя выгнуться навстречу, проникает языком как можно глубже, а потом резко разрывает поцелуй, отстраняет Чимина подальше и опускает руку на его член, нежно сжимает горячее и набухшее через ткань джинсов. Чимин вздрагивает всем телом, не сдержав стон. Чимину становится ещё горячее там от того, как Юнги по-хозяйски к нему прикасается. — Братская любовь? Ты со всеми родственниками так общаешься? — и Чимин задыхается, когда Юнги перемещает другую руку ему на затылок, зарывается пальцами в короткие волосы, тянет его к себе и выдыхает последние слова прямо в губы. — Бля, Юнги… — Ответишь мне? — пошлым шёпотом в самое ухо. Расстёгивает ширинку, проникает под ткань рукой, проводит большим пальцем по натянувшейся влажной материи боксеров. Чимин жмётся щекой к щеке Юнги, тихонько постанывает и сцепляет пальчики на его затылке. — Ты же весь влажный уже… — Ох, Юнги, ну что ты делаешь? — Ничего, Чимин-и, ничего необычного. Хочешь, чтобы я сделал тебе очень хорошо сегодня? — целует в шею коротко. — Мне должно быть сейчас стыдно? — сам потирается о руку в штанах, поёрзав по чужой эрекции намеренно. — А тебе стыдно? — Нет, — смыкает губы на мочке уха Юнги, обводит её языком, посасывает. — Тогда не должно, — слегка задрожав от этих манипуляций. — Ну, мы же соседи по комнате, извращенство в стенах а-а-ах…господибоже… кадемии, — Юнги высвобождает влажную, горячую головку и аккуратно оглаживает. — Ты хочешь меня, Чимин? Хочешь попробовать больше, чем взаимная дрочка? — Напомни, как мы до этого дошли? — запрокидывает назад голову, подставляясь под влажные поцелуи. — Это, очевидно, проявление… братской… крепкой… любви, — отрываясь от шеи иногда. — Бромансом тут и не пахнет, я тебе так скажу, — приподнимает бёдра, помогая стянуть с себя джинсы вместе с бельём. — Скажи, что хочешь меня… — мнёт оголённые упругие половинки, забираясь языком под футболку, ласкает плечо. — Скажи, Чимин. Мне так настаебали твои «бро» и «по-дружески», ты не представляешь, — прикусывает нежную кожу, отрывается, сдёргивает через голову свитер, прижимается бегло к пухлым, мягким губам прерывисто дышащего Чимина, срывает футболку и с него, отправляет на пол к своему свитеру. — Скажи, мелкий, и я отсосу тебе прямо сейчас, — снова целует в губы, — а потом мы продолжим, там недолго разобраться что, как и куда… Давай же, — теперь грубо давит на ягодицы, поторапливая. Чимин стонет в губы, заведённый до предела, руками за спину и плечи цепляется. Он весь монолог Юнги пытался успокоиться, чтобы от одних поцелуев и прикосновений не кончить. — Как я… должен сказать, о боже, да… Юнги, целуй там, — Юнги добирается поцелуями до местечка за ушком, Чимин буквально извивается уже под его касаниями. — Да, там… Ай, чёрт, как я должен сказать, если ты мне разговаривать не даёшь… — Юнги резко переворачивает его, роняя на постель, нависает сверху, вжимает бедро между ног. Да, до такого они ни разу не доходили. Про то, что засосы у Чимина останутся, ещё, конечно, тоже не знают. — Хочу, хочу, Юнги, очень хочу, — хнычет, высвобождая ноги из джинсов окончательно, — пожалуйста, сделай что-нибудь ещё, мне так нравится, когда ты меня целуешь… и там, и везде… целуй везде, Юнги… — прогибается под касаниями, помогает Юнги от штанов избавиться. — А ты забудешь это блядское выражение «братская любовь», сладкий? — хриплый до невозможности голос, губы припухшие, глаза пьяные, ресницы дрожат. — Всё забуду, — закидывает ноги на его талию, наконец раздев друга полностью. Руки на шее сцепляет. И у Юнги отказывают тормоза. Он достаточно дал Чимину наиграться. Достаточно взаимной дрочки в душе или в кроватях, чтобы «по-дружески» помочь разрядиться, достаточно поцелуев просто «чтобы попробовать», достаточно находить Чимина утром, просыпаясь, под боком, потому что «приснился страшный сон, а ты мой друг, вот я и пришел». Теперь Чимин из его постели вообще не вылезет. Он банально теперь не выпустит из неё. Поиграли, и хватит. Через несколько месяцев закончится учёба, закончится совместная жизнь в общаге. И Юнги хочет быть уверен, что он у Чимина будет один. А не куча вот этих всяких «бро», с которыми мало ли что пробуют «по-братски». Плевать, что всего семнадцать, плевать, что оба парни, плевать, что шестьдесят девять — не самая романтичная поза для первого секса, плевать, что оба давятся периодически, плевать, что в стенах общежития, плевать, что стоны смущают, плевать, что все простыни сбились и скомканы потными руками, плевать, что мышцы напряжены до предела, плевать, что все в сперме перемазались по неопытности, плевать на смешение вкусов на губах, плевать, что немного стыдно после того, как кончили, стало. На всё плевать. Спасибо хорошей растяжке за открывающиеся возможности и достаточно толстым стенам, которые в общежитиях элитной школы сделали, чтобы дать ученикам возможность заниматься музыкой и другим не мешать. — Хорошо было? — Юнги всё ещё переводит дыхание. Они перебрались на его кровать, и он прижимает к себе под одеялом голого Чимина, у которого волосы сбились в непонятую кучу от всего этого действа. Чимин мелко подрагивает в руках, тепло дышит на грудь, периодически украдкой целуя или перехватывая губами и языком темнеющие ареолы сосков, заставляя постанывать. Играется. — А почему мы раньше не пробовали? Юнги только усмехается в ответ. Он знал, конечно, что Чимин извращенец, но не думал, что настолько. Ни стыда ни совести. На чистую кровать перебежал голый, лежит, языком с сосками «друга» забавляется, болтает обо всём и ни о чём. Зря Юнги переживал. Надо было раньше на секс уломать. Сто процентов согласился бы. Осталось только сказать нормально, что Чимин теперь всё… застолбили его.***
Тэхён всегда прекрасно проводил время с мамой. С отцом они почти не виделись и не общались. Тот вечно работает, да и нет особо у Тэхёна желания общаться с ним. А мама классная. Мама понимает с полуслова. У них куча общих интересов. Мама вообще, кажется, всё, что угодно, понять готова. Вот и позавчера, когда она запыхавшегося, краснощёкого сына из академии забрала, не стала с расспросами лезть, только улыбнулась загадочно и отвела его попить кофе с пирожными в свою любимую кофейню. Она и не подозревала, конечно, что Тэхён, потягивающий латте с карамелью, только и мог размышлять — понравился бы здесь кофе Чонгуку или нет. Тэхён, как и все его одногруппники, в одиннадцать лет пришёл в академию, и в этот момент его детство закончилось раз и навсегда, потому что родителей он мог теперь видеть лишь на выходных и каникулах. Это для него было поначалу немного болезненно, потому что он был очень привязан к маме. Студенты академии получают профессиональное танцевальное образование. Там воспитываются будущие хорошие хореографы, профессиональные танцоры, победители соревнований разных уровней. Мама отвела туда Тэхёна с чёткой установкой: не понравится — заберём. Она, как и все корейские мамы, очень сильно пеклась о сыне и его учёбе. Все силы на это бросала, умудряясь при этом ещё и работать, прекрасно зарабатывая. На мужа, правда, времени не оставалось, но её это, кажется, не смущало. Как и тот факт, что Тэхён почти полностью был лишён внимания отца и не имел перед глазами той самой крепкой и сильной любви между родителями в качестве примера на будущее. Хотя Тэхён, как ни странно, об этом никогда не задумывался. Тэхёну в академии понравилось, как нравилось всё, что придумывала и предлагала мама. Он влюбился в танцы. А с тем подходом к обучению, который практиковался в этом учебном заведении, у него не было шанса это дело возненавидеть. Студентам не давали перетруждаться, не унижали за промахи и всячески старались всегда помочь найти выход и решение проблем самостоятельно, не навязывая свои условия. Позволяли набивать шишки и пробовать заново, пока не получится. Тэхён маму очень любит. Она вырастила его хорошим, воспитанным парнем. Который отдаётся своему делу, старается, даже когда совсем ничего не выходит. А ещё она вырастила его, подпитывая в нём его самые нежные качества. Тэхён вырос ласковым, тактильным ребёнком, с открытой душой и глазами, полными любви к этому миру. Мама всегда говорила, что не обязательно чему-то соответствовать, главное, оставаться хорошим человеком, совершенствоваться ради себя и высшей цели и вести себя так, как ты сам считаешь нужным. Таким Тэхён и вырос. Хорошим и добрым мальчиком. Старательным и прилежным. Делающим всё, чтобы мама гордилась. Не без дурных качеств и привычек, конечно, но мама всегда говорила: для всех хорошим не будешь. Он прекрасно провёл с мамой вечер пятницы, сходив в кофейню и прогулявшись по магазинам позже. Урвал себе потрясающую нежно-розовую толстовку. На дворе почти февраль — самое то. Суббота тоже прошла прекрасно, Тэхён наконец выспался, провалявшись в своей постели до обеда, поел в кои-то веки маминой домашней еды, они съездили к бабушкам, даже с отцом поужинал. Естественно, с ним же потом и поругался. С отцом отношения у него не складывались никогда. Отец всегда представлялся ему каким-то странным и ограниченным персонажем. Что мама в нём нашла — непонятно. Разумеется, когда любишь человека всей душой, ты начинаешь если не любить, то уважать и принимать его недостатки. Но с отцом у Тэхёна такого не сложилось. — Серьёзно, сначала волосы эти голубые, теперь кофты розовые? А потом он краситься начнёт, это тоже, по-твоему, будет нормально? — Я вообще-то ещё здесь, не надо обо мне говорить в третьем лице, — что ни говори, а с отцом Тэхён забывал о своей воспитанности. «И волосы бирюзовые, господи, так сложно цвета различать?» Он сам не знает, когда у них всё пошло вот так, но сколько себя помнил, всегда были такие отношения. Отец налаживать их не торопился, а Тэхён и подавно, он, в конце концов, его ребёнок, и если отцу понадобится — пусть идёт на контакт сам. — Милый, если он начнёт краситься, это будет его выбор, буду ходить к нему на макияж, какие проблемы, — елейнейшим голосом. Тэхён некстати задумывается о том, что маме сделал бы макияж, если бы умел. Она у него красотка. И молодая очень. Всего-то тридцать пять. Может, поэтому у них такое взаимопонимание. Разница в возрасте не колоссальная. А вот с отцом повнушительнее будет. Ему аж на десять лет больше. «И что она в нём нашла?» — Йе Джин, не забывайся, он и мой сын тоже! Мне не нужен сын гомик, понятно тебе? — А кто сказал, что ты мне нужен? Господи, захочу — стану гомиком, и, естественно, это произойдёт, только потому, что я кофты розовые носил! Мне, может, действительно парни нравятся и по ночам в академии я себе макияжи леплю, напяливаю каблуки и в Итхэвон гоняю в гей-клубы в толчках с потными мужиками зажиматься! И что ты мне сделаешь? — А ну-ка перестали оба. Тэхён, ну немного уважать отца надо, зачем ты ему такие вещи говоришь. А ты не порти сыну выходные, он тяжело работает в академии! — Да где он там работает, танцульки — это работа? Вот в наше время… — Вот и возвращайся в своё время, а меня не трогай! Прости, мам, — бросает Тэхён уже на ходу и убегает в свою комнату. Ничего особенного. Они часто ссорятся. И на такие темы у них разногласия часто. И давно. Что поделать, если у отца мировоззрение ограниченное до ужаса, а Тэхён слишком прогрессивный и юношеский максимализм ещё бурлит в крови? Ничего особенного, мама вечером зайдёт, проведёт профилактическую беседу, что отца нужно уважать как минимум за то, что тот успешный бизнесмен, и всё такое. Тэхён головой покивает, мысленно прикидывая, что семье приносит дохода больше: папины пивные магазины в стрёмных районах Сеула, где обитают одни алкаши, или мамина работа переводчиком-синхронистом в маркетинговой службе в Samsung. Снова придёт к выводу, что уважение — понятие растяжимое, пообещает над этим поработать и забьёт. А потом назло отцу ещё и заказ на ASOS оформит с кучей розовых и голубых вещей. А что? Тэхёну такая расцветка нравится. А ещё Тэхён оба дня репетировал. Благо размер комнаты позволял заниматься этим без необходимости выходить и пересекаться с отцом. Ещё в пятницу, когда он из академии уезжал, у него появилось стойкое ощущение, что ему будет что показать Чонгуку в воскресенье. И за два дня он правда придумал и почти поставил себе танец. Это точно должно понравиться. Даже Тэхёну самому нравится. И ощущается совсем по-другому, не так, как раньше. Может быть, дело в том, что он послушался совета Чонгука и придумал историю, а не двигался каждый раз по наитию, как в прошлые разы. Озвучивать Чонгуку он её, конечно, не станет. Но попытается донести. Его история о человеке, плывущем по течению спокойной реки, который просто делает, что должен и всегда улыбается, но однажды обнаруживает, что плавное течение в конечном итоге ведёт в водоворот, и его закручивает в вихре эмоций и чувств. Поток открывает ему что-то новое, но человек слаб, и финал остаётся открытым — сможет он вобрать это всё в себя и продолжить жить или водоворот поглотит его, неизвестно. Это если простым языком. Если говорить более метафорично и объяснять его идею глобально, то это, скорее, не история, а олицетворение жизни целого общества и каждого отдельного человека в нём. Ведь все мы до поры до времени просто плывём по течению, но чем взрослее становимся, чем с большими вещами знакомимся, тем шире становится наш кругозор, тем масштабнее мысли и открытее ум. И разумеется, так случается не со всеми. Любой человек выбирает свой путь сам. Либо открыться всему новому и наполнить жизнь действительно хорошими моментами, став прогрессивной личностью, и поразиться тому, насколько гибкий у нас мозг и как это прекрасно, либо закрыться от всего и консервативно подождать, пока поток новшеств утихнет, так и оставшись закостенелым любителем всего обычного и приемлемого. И чем больше людей выбирают второй путь, тем, соответственно, консервативнее и закрытее становится общество. Которое оказывает давление на своих новых членов, рождающихся и растущих в нём, и кто его знает, куда такой путь может привести, если чаша весов однажды не накренится в противоположную сторону. Тэхён даже придумал два варианта, как будет танец заканчиваться. Если он под конец танца почувствует, что хочет хэппи-энд, то прыгнет кабриоль или даже гранд жете, раскинув руки в плавном жесте, а если захочет наоборот, то просто обнимет себя руками, якобы соглашаясь с печальной участью, не сумев открыться. Он не будет докручивать прыжки до идеальных шпагатов и всё такое, это же не классический танец, просто постарается вложить соответствующие эмоции и сделать их читабельными. Пока Тэхён танцевал, придумывая движения и доделывая связки от и до, история стала казаться ему такой хорошей и чувственной, что под конец, отрепетировав «плохой» финал, он буквально сам чуть не заплакал. То ли потому, что идею для истории навеяла ссора с отцом, как ни крути. То ли потому, что его и правда это всё перманентно волновало, просто он никогда не задумывался всерьёз. Ещё поражало то, что Тэхён начинал думать в этом ключе и репетировать, пытаясь сообразить, как сделать так, чтобы Чонгуку понравилось, чтобы тот понял, а понравилось самому Тэхёну. Он ни от одного своего танца, ни от одной сольной или коллективной программы, ни от чего таких чистых и сильных эмоций не испытывал. Это похоже на лаву, на огонь, на замерзающую воду в реке или чистую прозрачную каплю росы на листьях в мае в парке. «Должно сработать, я очень много работал эти два дня» Подумать только. Они месяц бились с Чонгуком, чтобы придумать что-то годное, один Тэхён — и того больше. И вот, пожалуйста, за два дня буквально родилось. И под его, Тэхёна, любимую песню Never not — Lauv. Она, конечно, совсем по концепту не подходит. Но ему нравится как вот такое несоединяемое соединяется. Засыпает в субботу Тэхён с мыслью, что будет очень стараться, чтобы Чонгук оценил. Историю озвучивать будет неловко, но если Чону понравится, это значит, что он либо понял посыл так, как его Тэхён попытается донести, либо наделил своим смыслом и тоже по-своему понял, что не хуже. Внутри безумно приятное предвкушение. Он кутается в одеяло и залипает ненадолго в «какао», отвечая Чимину по поводу стычки в коридоре. Кое о чём пришлось умолчать, и другу он наврал, мол, с Чонгуком общаются неплохо, а девчонка эта Чонгуку не нравится сильно, и Тэхён, так уж и быть, соизволил помочь, чтобы тот перед ним в долгу был. Пока Чимин строчил одно за одним сообщения о том, что не верит ни одному его слову, Тэхён заметил, что Чонгук тоже набирает сообщение. Тут же зашёл в диалог с ним, и плевать, что видно будет, что ждал, пока допишет.jungkook: Привет, ты когда обратно? Я не уехал, мне заняться нечем.
Тэхён закусывает губу, улыбнувшись. «Соскучился?» — задумывается, прежде чем отправить, внутри всё немного замирает. Добавляет в конце смеющийся смайлик, чтобы не так странно это всё выглядело, мол, я не серьёзно, можешь подколоть. Но всё оказывается напрасно. Потому что Чонгук пропадает из сети на добрых десять минут. Тэхён уже успевает отругать себя за глупость — смутил человека вопросом тупым. Но спустя время экран айфона внезапно снова загорается одним-единственным словом.jungkook: Да.
И никаких тебе ответно смеющихся смайликов. Тэхён глупо смотрит на открытый диалог. Хлопает пару раз ладонью по груди, чтобы тягучее чувство отступило. Но оно только давит сильнее в ответ. Подумать только, Чонгук говорит, что соскучился… taetae: Я завтра пораньше вернусь тогда, подходи к пяти вечера в зал, потреним. В конце смайлик озорно улыбается.jungkook: Ок.
И снова никаких тебе смайликов.***
Время в воскресенье пролетело незаметно. То ли потому, что Тэхён весь день был на ногах, мотаясь с мамой по делам, то ли потому, что ждал ужасно уже вечера и возможности Чонгуку танец показать. И когда мама, доделав все свои дела, наконец уселась в машину с бодрым «ну всё, поехали в академию», Тэхёна посетила интересная мысль. — Мам, а мы в ту кофейню можем заехать? Очень нужно. — Не поняла… — Я с собой кофе хочу взять. — А-а-а. Сладкий, она на другом конце города, давай в другую? — Мам, ну пожалуйста, мы же никуда не опаздываем, — смотрит котом из «Шрека». — Ну хорошо, хорошо, поехали, — усмехается, и Тэхён ликует, ожидание становится ещё волнительнее. — Тэхён-а, ты угостить кого-то хочешь? — Ага. — Нужно будет взять пирожных ещё тогда. — Не-не, только кофе. — Уверен? — Ага. — Ну, тебе виднее.***
Чонгуку правда абсолютно нечем было заняться на выходных. Он сделал все пары. Несколько раз сходил потренироваться. Созвонился с бабушкой. С отцом выбрался поужинать. В чинном молчании, разумеется, потому что тот притащил на ужин свою кралю, которая сходу влепила Чонгуку «материнский» поцелуй в щёку, после чего Чонгук вернулся за стол из туалета с мокрой чёлкой и красным до предела лицом под странным взглядом отца. Но даже со всеми этими занятиями времени свободного всё равно было вагон. Он уже почти пожалел, что перестал домой ездить. Хотя с другой стороны, а что там делать? С мамой скучно. Она скучная. Поговорить с ней особо не о чем. Нежнятины всей этой в их отношениях не было никогда. С отцом у них очень хорошие отношения раньше были, тот его забирал всегда на выходные гулять на два дня. А сейчас у отца новая пассия, и Чонгук обижается немного. Время с ней проводить не хочет. На плойке у них дома все игры прошёл, новые покупать особо нет желания. В Fortnite можно и в общаге на компе порубиться. Выпускной класс, отец давил весь прошлый год с экзаменами. Сейчас Чонгук с ними почти расквитался. А с отцом отношения всё равно катятся вниз. Чонгук всё ещё отчасти подросток. Взрослый, но в душе немного ребёнок, которого недолюбили, которому недодали внимания. Они сами его воспитали бунтарем, упустили, и он вырос грубияном и матершинником. Но, надо отдать должное, прекрасным учеником и очень талантливым танцором. Хотя этим мать не гордилась, и сколько бы Чонгук на этом поприще себе её уважение заработать ни пытался, не выходило ничего. Ей будто бы всё равно, потому он и пытаться перестал. Отец вот точно гордится. Но перестал понимать. Внимания меньше. А Чонгук не робот, ему поддержка нужна, особенно сейчас. В академии из-за того, что отец ректор, последние три года много кто донимал, а в последнее время не обращать на это внимание стало сложнее. Вот и не растёт у них с отцом ничего. Ко второй половине дня Чонгук отчего-то изнервничался. Он прокручивал в голове их с Тэхёном последнюю встречу, кажется, десятки раз. Искал скрытый смысл в действиях. А вдруг он и правда был? Чонгуку, наверное, хотелось бы, чтобы был. Хотелось бы знать, что Тэхён ему вот так помог не из вежливости. Но думать о том, что у самого странное влечение, как-то очень волнительно и страшно. И Чонгук предпочитал этого не делать. Хотя всё старался придумать, куда бы Тэхёна позвать, как бы затусить вместе, не фильм же второй раз предлагать смотреть. Ему явно хочется общества Тэхёна чаще, тренировок недостаточно. Это он за выходные понял на сто процентов. В состоянии лёгкого мандража Чонгук входит в зал, где негромко играет музыка. Тэхён уже разминается. — Привет! Как выходные? — проходит к своему излюбленному месту на полу у зеркала. На Тэхёне тёмно-синяя футболка с удлинёнными рукавами, облегающие треники, а ещё одни только носки, кроссы поодаль стоят. — Привет, неплохо, как обычно. Твои как? — оборачивается, улыбаясь. — Скучно, — усмехается Чонгук в ответ, но тут же становится не по себе. Он ведь вчера сказал, что скучал, и опять это слово. — Поня-а-атно… а я… — как-то неловко лохматит волосы на голове, которые от этого ложатся криво, и Чонгук пугается собственного желания подойти поправить. Тэхён тем временем отходит к лавочке в конце зала. Берет что-то, оказывается, стаканчик, и очаровательно — Чонгук поклясться может, что это только сейчас произошло, не в разминке дело — краснеет щеками. — Вот, держи. Попробуй. Чонгук берёт тёплый стаканчик в руки, явственно ощущая аромат латте с карамельным сиропом. И удивляется. А Тэхён, наблюдая за реакцией Чонгука и заметив, как тот робеет, смутившись, понимает, что кое о чём забыл. Он ведь пообещал себе на выходных разобраться с собой. Но занимался чем угодно, делал что угодно, а вот разобраться-то забыл. — Это… — Это мне мама кофейню показала, нам по пути было, и я решил тебе захватить. Пей, пока не остыло, там солёная карамель, ты же не против солёной карамели? Чонгук вообще-то очень любит латте именно с солёной карамелью. Нет, он кофе в любом виде любит, даже горьким пьёт. Но с солёной карамелью всегда по-особенному вкусно. Лёгкое солёное послевкусие, пряная карамель и любимая кофейная терпкость. Ммм, сказка. Он робко ковыряет краешек картонного холдера, чувствуя, что сам краснеет. — Спасибо, не стоило, вот же заморочился… а солёную карамель я люблю даже, — бегло улыбается, отворачиваясь, чтобы скрыть алеющие щёки, усаживается на пол у зеркала и отпивает тёплый, не успевший до конца остыть, безумно вкусный напиток. Его вообще-то так и нужно пить. Не чересчур горячим. Чтобы все вкусы распробовать. Чонгук так считает. — Ну как? — как бы невзначай спрашивает Тэхён, отходя и разминая колени. — Ммм, супер, просто супер, очень вкусно, ты теперь обязан мне показать эту кофейню, — усмехается Чонгук. «Почему так неловко, божечки, он снова купил мне кофе. Ну почему так неловко? Почему он продолжает это делать?» А потом Тэхён заявляет, что кое-что придумал, и делает музыку погромче. Всё, что Чонгук успевает сообразить, — песня крутая. Он запомнил бы, где и какие движения выглядели странно или были недочёты в плане техники. Но у него не получается. Во-первых, потому, что он следит за каждым плавным па Тэхёна, краснея, когда тот двигает бёдрами; задыхаясь, когда из-под футболки видно подтянутый живот; распадаясь на осколки, когда смотрит на умиротворённое лицо и поражается тому, сколько эмоций на этом лице сменяется за эти короткие три минуты; млея от того, как дрожат ресницы, настолько густые, что их и с расстояния видно… Тэхён облизывает губы, и Чонгуку буквально второй раз в жизни хочется этого лица, красивого, к слову, невероятно, коснуться. У Чонгука такое впервые. Впервые ему неловко наблюдать, как кто-то танцует. Во-вторых, Чонгук правда танцем проникается. Если Тэхён действительно этими движениями рассказывает сейчас историю, то у Чонгука есть миллион вариантов, о чём она может быть, от банальщины до чего-то очень глобального, а под конец, когда Тэхён себя порывисто руками обхватывает и замирает, Чонгуку почти больно становится. Правда, почти больно. Но зажатость какая-то всё-таки чувствуется. Будто стесняется. С этим надо помочь, и именно этим Чонгук сам себе объясняет свои последующие действия. Он просто поможет избавиться от зажатости. Только поэтому он сейчас сделает то, что сделает. — Вау, это было очень… очень хорошо, — ставит пустой стаканчик на пол, поднимается на ноги и делает пару шагов в сторону Тэхёна. — Правда? — запыхавшийся Тэхён, тряхнув волосами, смотрит, улыбается воодушевлённо, глаза горят. — Да, но мне кое-чего не хватило, — смотрит виновато — не хочется портить момент, не хочется критиковать сейчас. — Чего же? — Тэхён задумчиво голову к плечу склоняет, смотрит в глаза пронзительно. — Ты не совсем расслаблен, мне кажется, — выдаёт Чонгук. — Оу, да, может быть… я немного стеснялся тебе показывать. У меня впервые вышло что-то прид… — Ты пробовал когда-нибудь в паре танцевать контемп? — Что? Эм… нет, один только, — хмурит брови, недоумевая. — Есть предложение, — Чонгук старается выглядеть уверенно и профессионально, хотя внутри всё взрывается, и конечности, на самом-то деле, не особо и слушаются. — Давай вот что сделаем: сейчас станцуем вместе, ты просто зеркаль мои движения, фристайль, когда почувствуешь, что нужно, и в целом следи за тем, что буду делать я. Мы посмотрим, что из этого выйдет. Ты глянешь потом, поищешь свои недочёты в технике, их со стороны виднее, ну и если сможешь почувствовать себя комфортно со мной в танце, то точно перестанешь зажиматься, показывая то, что из души идёт, когда танцуешь своё. Попробуем? — А это… это удобно будет? — приподнимает руки, демонстрируя открытые предплечья. Чонгука ведёт от такой заботы. — Я не буду касаться, а если и буду… ну, тоже эксперимент будет. Я недавно прикасался уже кое к кому, и ничего не произошло. Вот и проверим. — Правда? Когда это было? — Да вот… на днях. Ну, приступим? — Окей, а трек какой? — Давай знаешь какой… О, Love is gone Слэндера, знаешь? — Д-а-а, он крутой, — улыбается Тэхён и быстренько направляется к телефону, чтобы найти нужную музыку, а Чонгук устанавливает недалеко свой и включает видеозапись.***
Чонгук стоит напротив. Щёки красные, губы обкусал, неловко улыбается. Начинает играть музыка. А потом, Тэхён сто процентов уверен, тот совершенно отключается, смотрит то ли в глаза, то ли сквозь. Он поддаётся настрою и отключает голову тоже. Пока Слэндер поёт о том, что любовь всё равно уходит, Чонгук, плавно двигаясь, задаёт тон танцу, не касаясь. Тэхён зеркалит, только будто они не в одном измерении, поэтому движется с секундной задержкой. — Прогиб назад, — командует Чонгук, Тэхён послушно прогибается и, когда видит занесённую над его грудью руку, понимает, что сейчас нужно будет делать heart beat. Едва только Чонгук успевает начать своё «ха…», он подаётся вниз-вверх, изображая сердцебиение, а потом всё кружится, Чонгук касается его плеч, они зеркалят теперь уже друг друга, совершая всевозможные выпады. Чонгук тоже послушно вторит движениям Тэхёна, когда он начинает вести, меняя роли, но Тэхён всё равно чувствует смущение и лёгкую зажатость. Ровно до того момента, пока Чонгук не оказывается за спиной. Тэхён замирает. В песне идёт проигрыш из фортепианной перебивки, а Чонгук подходит почти вплотную и под каждую ноту невесомо касается в нескольких местах его тела, пробегается пальцами лёгко по рёбрам, по грудной клетке… Тэхён сначала забывает, как дышать, а потом и вовсе начинает задыхаться. Бит ускоряется. В момент, когда вот-вот уже должна произойти кульминация в треке, Чонгук неожиданно скользит ладонями по его предплечьям, Тэхён успевает лишь дернуться, чтобы отнять руки, потому что «ну он с ума сошёл, что ли», но Чонгук, бросив «продолжаем, я порядок», добирается до ладоней своими. Кожа тёплая и мягкая, несмотря на то, что сухая. И, господи боже, как сильно Тэхёну нравятся эти касания. Каждое отзывается в теле взрывом, проламывающим грудную клетку. Он дрожит от близости и ощущения чужих рук на своих, и натурально умирает, когда Чонгук переплетает их пальцы, крепко сжимает их и звучно выдыхает куда-то в затылок, а потом, вторя громкому, учащающемуся биту, их сцепленными руками начинает блуждать по тэхёновому телу, заставляя импульсивно и рвано двигаться. Тэхён понимает, что тот хочет, чтобы он попытался показать, что допускает касания, хочет их, льнёт к ним, но стоит его коснуться, почему-то пытается оттолкнуть чужие руки. И решив, что обратно уже точно дороги нет, Тэхён просто отпускает себя, откидывает доверчиво голову Чонгуку на плечо и реагирует на каждое прикосновение, заставляя тело с чувством отзываться. Чонгук дышит жарко где-то около уха, а он чувствует себя мягким пластилином, и когда в песне звучит громкий, теперь уже точно последний, кульминационный момент, после которого бит пойдёт на спад, Чонгук прижимается крепче, заставляет, повторяя, сделать полуплие; одной рукой, по-прежнему сжимая его пальцы, подхватывает бедро Тэхёна спереди, второй требовательно ползёт по животу к шее; прижимается теснее, словно сливаясь в одно целое. Совершенно пошло, развязно направляя его движения своим телом, принуждает его бёдра двигаться в такт, отдаваясь музыке, звучно выдыхать, да и в буквальном смысле возбуждаться от танца, растворяясь в качающей мелодии. Потом звучит очередное «love is gone», переходящее в последнюю, успокаивающую фортепианную партию, и Тэхёну, поплывшему, чувствующему себя заведённым в этом самом смысле до предела, Чонгук в ухо шепчет «в партер», отпускает одну его руку и отталкивается в сторону. Тэхён повторяет то же самое, переходит в партер, буквально падая на пол, Чонгук резко тянет на себя, Тэхён повторяет, понимая, какого эффекта тот хочет добиться, они по инерции скользят по паркету друг на друга и останавливаются лицом к лицу. Чонгук тяжело дышит, смотрит в глаза, не отводит свои, а Тэхён промаргивается, пытаясь переварить произошедшее, силится выровнять дыхание, чувствует, что воздух между ними смешался. А ещё запоздало поражается осознанию того, что последние три минуты понимал кого-то в прямом смысле слова — без слов. — Человеком, которого ты недавно коснулся, был я? — заранее зная ответ. — Да, — выдохом. — Ты часто танцевал контемп в паре? — Это был первый раз. — А… Договорить ему не дают, Чонгук, резко перегруппировавшись, переворачивается и, перекинув ногу через его тело, нависает сверху, опираясь на локти. Чёрт его знает, зачем. — Почувствовал? Ты открылся. — Да, но… — Вот так должно быть всегда, — сбивчивым шёпотом. — Ты касался меня, — выдаёт наконец то, что больше всего беспокоит. — Знаю. — Тебе не неприятно, — не вопрос даже. — Мне… — прикрывает глаза. — Мне тепло. — Тепло? — Вот тут, — Чонгук отрывает руку от пола, прижимает к солнечному сплетению и возвращает её обратно. — Почему ты… — Ты покраснел. — Мне жарко. — Только поэтому? — Не знаю. Чонгук, почему мы это делаем? — Что делаем? — Не знаю. — Тэхён… Ты такой красивый, ты знал об этом? — шепчет ещё тише, зачарованно, словно только что разглядел тёплые, красивые карие — цвета самого вкусного на свете кофе — глаза под пушистыми ресницами и идеальную линию губ, очаровательные родинки и нежный румянец. Склоняется ниже, горячо дышит в щёку. — Что? — он прекрасно расслышал. Просто… просто пусть повторит это. — Ты очень красивый, Тэхён, — уже задевая губами кожу. Тэхён замирает, боясь пошевелиться. Он всё уже понял. И про себя. И про Чонгука. Всё он уже понял. Давно надо было понять, в чём прикол. Вот только момента, который сейчас может произойти, он одновременно и боится, и желает больше всего на свете. У него сейчас после всех этих жарких танцев очень горячо и тесно в штанах, остаётся только надеяться, что Чонгук этого недоразумения не заметит. А потом Тэхён в сотый, кажется, раз умирает внутри. Потому что Чонгук, ласково потыкавшись в лицо носом, словно ища место поудобнее, нежно-нежно мягкими губами в щёку вжимается. Замирает на секунду. И оставляет сладкий поцелуй на коже. А потом ещё один. И ещё. Выдыхает. Прижимается щекой к зацелованной щеке Тэхёна, а его ломает, он уже почти тянется руками — обнять и прижаться потеснее, словно в танце, чтобы тянущее чувство в животе успокоить. Ему сейчас так странно, так волнительно, так до боли сладко внутри. — Чонгук… — Прости, чёрт, прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло, я… Чонгук, резко оттолкнувшись руками, подскакивает и вылетает из зала, забрав то тепло, которым до этого окутал, снова оставив Тэхёна лежать на этом чёртовом полу. Только в тот раз с отбитой задницей и раненным самолюбием. А сейчас с тахикардией, горящей буквально щекой и в таком замешательстве, какого Тэхён не испытывал ещё ни разу в жизни. А Хосок, пришедший посмотреть на тренировку, едва успел отскочить от двери, когда мимо него пролетел красный, как варёный рак, Чонгук. Он вообще-то уже собирался аплодировать и требовать, чтобы оба танца были показаны на выпускных, когда будут доведены до идеала. Потому что красиво, смело и что-то явно новое. Но потом решил промолчать и позволил случиться тому, что случилось. И вмешаться надо. И не хочется. Не в правилах школы это всё, конечно. Но они же дети. Выпускники к тому же. Зачем их трогать? Понять можно, гормоны сейчас ужас как шалят. Главное, чтобы учёбе не мешало. А тот факт, что создание их тандема только на пользу в плане учёбы и творческого развития, что одного, что другого, более чем очевиден. Во-первых, Тэхён никогда не танцевал вот так. Хосок впервые его увидел настолько живым. И если Чонгук в качестве тренера смог в Тэхёне это открыть, то заслуживает огромной похвалы. А во-вторых, Чонгук впервые танцевал с кем-то, ведь если не считать бальные танцы, тот всегда выбирал сольные программы, отказываясь выступать дуэтом, трио или в команде. Тэхён в качестве партнёра смог в нём это проработать, и это также достойно огромной похвалы… Хосок мягко, стараясь никак не выдать своего присутствия Тэхёну, отступает назад, в коридор, и спешит удалиться, пока тот его не увидел.