***
Начавшаяся головная боль — противная, тягучая, и не прогоняемая абсолютно ничем — сорвала абсолютно все мои планы на день. После этого морока, я кое-как добрался в свою спальню и рухнул на кровать, почти мгновенно провалившись в подозрительно похожий на обморок сон. Проснулся же я от бьющих прямо в глаза лучиков света, выжигающего глаза даже сквозь слипнувшиеся веки. Во рту пересохло, и все это — под аккомпанемент противного писка в ушах, от которого не помогала даже прижатая к голове подушка. «Странно, что не разбудили — уж что-что, а выстрел они не услышать не могли», — пришедшая, хотя скорее даже «приползшая» в голову мысль целую минуту отдавалась в черепе эхом, так и не желая укореняться в сознании и раскрывать свою суть. Впрочем, смысл таки пришел ко мне, заставив таки снять подушку с лица и кое-как приподняться на кровати. Перед глазами то и дело возникали разноцветные «мошки», заставив проморгаться. Зато когда зрение стало более-менее ясным, с удивлением обнаружил висящий на спинке стула форменный китель и пояс с кобурой. Встав и подойдя к стулу, достаю пистолет. Секунда — и на стул из пистолета вываливается магазин. Положив оружие обратно в кобуру, беру в лапу уже магазин, следуя какому-то непонятному чутью. Осмотрев его, принялся вытаскивать патроны, пересчитывая их. «Что?» — я моргнул, на секунду засомневавшись в себе. Магазин оказался полон. Но я вчера точно не мог ни доснарядить, ни заменить магазины. «Да и китель я же не снимал», — пришла в голову запоздалая мысль. Попытка вспомнить, что же вчера, черт возьми, произошло, только усилила головную боль. Как ни крути — а я попробовал застрелить грифину… которой на месте выстрела не было. Как и самого выстрела. Помассировав виски, возвращаюсь на кровать. В таком состоянии идти куда-то не хотелось совершенно. На улице уже слышался неприятный гомон прохожих и фырчание автомобильных двигателей, вызывая новую вспышку головной боли и желание лечь на кровать и закрыться подушкой, чтобы не слышать этого раздражающего шума. Но утро было неумолимым, и я, не взирая на общее помятое состояние, пошел на кухню — может, крепкий чай мог бы мне помочь. «Ну да, ну да», — ворчал я про себя, смотря на содержимое шкафчика — воздух и паутина со своим создателем. Быстро убрав восьмилапого гостя первой подвернувшейся газетой, я сел за стол, посмотрев на ту самую стену, в которую и всадил пулю. Вернее, всадил в своем воображении — никакой выбоины в стене не наблюдалось. Помассировав виски, стараюсь хоть как-то составить примерную последовательность событий. На каком моменте моя память начала подводить? Разговор был реальным или все, начиная с прихода домой — плод моего воображения? Ответа на эти вопросы у меня не было, зато головная боль не преминула напомнить, что думать сейчас не очень приятно. «Пойти подышать воздухом, что ли?» — я посмотрел в окно. Город постепенно просыпался — на улице уже слышались переговоры немногочисленных прохожих и фырчание двигателей. Шальная мысль о том, чтобы зайти куда-то перекусить была почти мгновенно отброшена болящей головой и засевшей в глотке тошнотой. «Не может такого быть просто так», — это было понятно и ежу, но что конкретно вызывает головную боль, идей не было совсем. Тяги к употреблению наркотиков за Фердинандом не было замечено. «Алкоголь?» — подумал я и передернулся — кажется, после того утра я в рот ничего крепче кефира брать не буду. Делать нечего — быстро надев форму, выхожу из своей квартирки, напоследок снова ее осмотрев и, ожидаемо, не обнаружив никаких следов вчерашнего. Утро в Грифенхейме уже вступило в свои права, а улицы уже проснулись, наполнившись увлеченно болтающими между собой грифонами. Выйдя из своего дома и вдохнув полной грудью, тут же закашлялся — проезжающий мимо грузовичок с тканевым кузовом так удачно пыхнул прямо в лицо черным, как смоль, дымом. «Чертова бочка с дымом», — откашливаясь и вытирая слезящиеся глаза, смотрю вслед удаляющемуся транспорту. Показалось, или водитель ухмыльнулся в зеркало? Мысленно пригрозив удаляющемуся дымогенератору на колесах, разворачиваюсь в противоположную сторону и направляюсь в сторону… в общем, куда-то. «Вроде как неподалеку был неплохой парк», — кивнул я сам себе. Посидеть на свежем воздухе было бы очень даже неплохо. Подняв взгляд на небо, на секунду замираю, едва не споткнувшись на ровном месте. В небе парило просто огромное количество грифонов самых разных расцветок. Казалось, будто я на секунду оказался в каком-то тропическом лесу, полном разных экзотических птиц. Впрочем, среди всей это пестрой картины резко выделялись пятна почтальонов в их серой униформе. От этого калейдоскопа отошедшая головная боль парой легких уколов в висках напомнила о своем существовании и я, оторвав взгляд от этой картины, потопал дальше. «Думаю, кто-то когда-то точно нарисовал бы картину про это», — ухмыльнувшись, иду дальше, в попытках отвлечься от своей головы рассматривая окружение. Улица, по которой я шел, вызывала стойкое чувство дежа-вю, очень сильно походя на Вену, в которой я успел побывать пару раз с родителями. Вдоль довольно узкой прямой улочки ровными рядами стояли дома — в основном, в три-четыре этажа высотой и небольшим чердаком. Район, в котором я находился, нельзя было назвать прямо богатым или аристократическим, но жили в нем все-таки достаточно состоятельные грифоны, так что фасады домов были украшены разнообразной лепниной, чаще всего изображающей символ грифоньего пантеона — три точки в окружении крыльев — и идол Борея. Чуть реже лепнина изображала деревья и грифонов. Чуть реже встречались статуи, изображающие рыцарей или грифонов, чем-то напоминающих наших атлантов — все так же поддерживающих крышу. Пристально вглядевшись в суровые морды каменных рыцарей — вернее то немногое, что видно за шлемами, тут же отворачиваюсь. Почему-то от одного взгляда на высеченные из камня клювы становилось не по себе. От размышлений меня отвлекли хлопки крыльев над головой, из-за чего я чуть более резко, чем стоило бы, посмотрел вверх. К счастью, ничего такого не случилось — просто очередной грифон приземлился на широкий балкон — как раз такого размера, чтобы грифон смог приземлиться на такой балкончик и без проблем зайти в квартиру. «Так вот зачем так делают», — хмыкнул я про себя. И, наверное, именно поэтому балконы грифоны запирают на вполне себе серьезные замки. И, наверное, поэтому я не замечал полностью остекленных балконов. Засмотревшись на зрелище приземляющегося гифона, я не заметил, что навстречу мне несется кто-то. От столкновения из глаз брызнули искры, а голвная боль снова решила напомнить о себе. — Ух, — не удержавшись, я зашипел, от силы удара оседая на задницу. — Эй, смотри, куда прешь! — услышал я чей-то злобный возглас. — Маар… Вспышка злости заставила открыть слегка слезящиеся глаза. Передо мной, в точно такой же позе — крупом на земле сидел, что ожидаемо, грифон. Подслеповато щурясь, тот пытался найти на земле что-то. Сумка, которую он, видимо, нес на себе, упала и раскрылась, из-за чего бумаги, до этого хранившиеся в ней, благополучно вывалились на землю. Я, слегка покачнувшись, встал, смотря на протаранившего меня грифона, который, как раз с удовлетворенным вздохом нащупал что-то на земле и напялил себе на клюв небольшие очки. Я же стоял и молча смотрел на него, чувствуя подступающее к горлу раздражение, только усиливающееся от мерзкой головной боли. Грифон же, по виду — типичнейший интеллигент, сейчас напоминал разозленного ворона, схожести с которым придавали и черные перья, и острый длинный клюв. — Какого… — грифон, зло посмотрев на меня, тут же подавился воздухом, обратив внимание на мою форму. В груди разлилось мрачное удовлетворение. — а-эээ… прошу прощения, г-господин офицер. «Что, страшно стало?» — внутренний грифон мрачно хохотнул, смотря на потерявшего весь боевой настрой интеллигента. Захотелось сказать что-то эдакое этому интеллигентишке. «Стоп», — я будто бы с размаху влетел встену, что отозвалось противным писком в ушах, и захлопнул еще не открывшийся клюв. — «что я делаю?» Выдохнув, говорю, наплевав на мнение «грифона»: — Ничего, это я виноват, отвлекся, — раздражение все еще пульсировало в черепушке, из-за чего слова показались излишне сухими. Кажется, и грифон тоже это заметил. — прошу прощения. Стараясь хоть как-то сгладить неловкость момента, подхожу и начинаю собирать документы. Через минуту ко мне присоединился и очкарик. Вскоре все бумажки, с обоих сторон исписанные убористым почерком, были сложены в сумочку. — Спасибо, — грифон вздохнул и повесил сумку на спину. — еще раз прошу прощения. С опаской взглянув на меня, птиц уже собирался идти, опасливо поглядывая в мою сторону. Я не стал его останавливать и просто пошел дальше, не особо обращая внимание на происходящее вокруг. «Чертовщина какая-то», — кое-как огибая прохожих, раздумывал я. То, что происходит со мной сейчас абсолютно меня не радовало. Вспышки злости, непонятные не то галлюцинации, не то сны… — Не хочу я здесь попасть в комнату с мягкими стенами, — пробормотал я про себя и невесело усмехнулся, представляя Фердинанда — теперь уже мою — альбиносью морду в смирительной рубашке. Память грифона услужливо подкидывала еще и резиновую насадку на клюв. «Или я уже», — хмыкнул я, выныривая из размышлений и осматриваясь. Я оказался на довольно широком перекрестке, по которому то и дело проезжали машины. Посередине стоял регулировщик, размахивающий знакомой еще по Земле черно-белой палкой. «Сдается мне, оно и за дубинку неплохо сойдет», — насколько позволяли глаза, я всмотрелся в довольно длинную и массивную палку. Яркий дневно свет бил в глаза, вызывая неприятную резь. «Чертов грифон… и почему раньше проблем таких не было?» — с досадой спросил себя и, дождавшись сигнала, начал переходить дорогу вместе с группкой грифонов, все так же ожидающих на перекрестке. Еще кое-что интересное заметно — на улицах почти не видел легковых автомобилей. Фердинанд, видимо, занявший у меня в голове роль архивариуса, согласился с этим — легковые автомобили используются довольно редко. Все больше предпочитаются в Империи и прочих грифоньих странах грузовики, оставляя личным авто скорее роль дорогой игрушки — чисто для имиджа. «И действительно — зачем тебе авто, когда есть крылья?» — усмехнулся я, отстукивая когтями по брусчатке. Пестрая круговерть грифоньих перьев всех вообразимых и не очень расцветок вызывала рябь в глазах, создавая ощущение какого-то странного восточного праздника. И головную боль. Вздохнув, сворачиваю с улицы, по которой шел, направо. Если правильно помню — то скоро я должен оказаться в небольшом парке. В разгар рабочего дня вряд ли там будет сильно много народу, так что я смогу спокойно подумать. И таки память Фердинанда не подвела — через пару перекрестков я уже стал замечать зеленеющие деревья. Грифенхейм — довольно теплый город, и от холодных ветров с севера его защищают горы Бронзхилла где, насколько я помнил, все еще должен кое-где в долинах лежать снег. «Хорошо», — выдохнул я, заходя в почти пустой парк — только пара грифонов так же, как и я, прогуливалась по парку, крепко задумавшись о чем-то своем. Здесь довольно редко бывает знать, предпочитающая более большие и элитарные парки. А простым грифонам обычно просто не до посещения парков от слова совсем. Восьмичасовой рабочий день здесь еще ввели далеко не везде. «Так, ладно», — тряхнув головой, я сел на первую подвернувшуюся скамейку и, слегка размяв крылья, устроился поудобнее. — «к делу.» Но никаких дельных мыслей про «дело» не приходило. Очень странный сон все никак шел из головы — уж слишком реальным он казался — при желании я бы мог вспомнить каждое перышко у грифины. «Так что же это было?» — почесав когтем лоб, хмурюсь. Эйла сейчас все еще должна быть на северных рубежах и полагать, что ее ради какого-то полковничка сдернули оттуда — глупо. «Или все-таки не «какого-то»?» — вспомнились мои краткие разговоры с Эрионом. Намеки Архонта не понять было сложно, отчего клюв невольно скрипел, угрожая вот-вот треснуть. — «Да уж. Вляпался по самые уши.» Нет, наверное, стоило ожидать, что на амбициозного и не старадющего особо человеко… грифонолюбивой моралью обратят внимание. Но от этого лезть в чужие дворцовые игры хочется ни капли не больше! — Что ж за Маар, — я вздохнул, на секунду выныривая из своих мыслей. — Что-то случилось? — раздался сбоку голос, и я с большим трудом подавил желание вскочить. Ошалело посмотрев на говорившего, я нашел в себе силы мотнуть головой и сказать: — Ничего, что стоило бы внимания, — осматривая нежданного собеседника, слегка сдвигаюсь на лавке. Передо мной стоял худощавый грифон с черными перьями и внимательным, даже пронзительным, взглядом бирюзовых глаз. Заметив мой жест, тот сел на скамейку рядом и вздохнул, доставая из висящей на груди сумочки небольшую закрытую пачку сигарет. На вопросительный взгляд качаю головой: дома я не курил и тут не особо хочу. — Обычно грифоны не поминают Четвертого просто так, — хмыкнул грифон. — Не все и не всегда, — я пожал плечами. «Уйди, пожалуйста, а?» — мысленно воззвал я к собеседнику — сейчас особо с кем-либо вести светские разговоры не хотелось. Грифон усмехнулся и затянулся. Густой ароматный дым покинул клюв птицекошки, а сам он, казалось, о чем-то глубоко задумался. Я не спешил разрывать тишину — молчание собеседника меня вполне себе устраивало. Солнце приятно грело, и я чувствовал, что в тишине головная боль и плохое настроение медленно уходили, и даже компания казалась не такой и плохой идеей. «Надо бы почаще сюда наведываться. Определенно — тишина лишней не будет… если у меня будет на нее время», — уже не так радужно закончил свою мысль. Грифон заговорил: — Отличный денек, — собеседник усмухнулся, докуривая первую сигарету и доставая из пачки еще одну. «Балтимэйр?» — с некоторым удивлением заметил я герб на пачке — стилизованный под подкову голубой якорь. Импортные сигареты из далекой Эквестрии… вряд ли они доступны любому грифону здесь — тем более, что грифоньи производители табака весьма жестко относятся к конкуренции. — Импортные? — спросил я, указывая на пачку. Собеседник глянул на нее и, заметив герб, сказал со смешком. — Да, импортные… — вторая сигарета быстро оказалась в клюве и через пару секунду уже тлела. — Что-то случилось? — спросил я. — С чего вы взяли? — грифон приподнял бровь в удивлении. Вообще на мимику мой собеседник оказался неожиданно скуп. — Обычно л… грифоны не курят много просто так, — пожал я крыльями. — Не все и не всегда, — собеседник улыбнулся такой, скупой и, как мне показалось, несколько покровительственной улыбкой. Краткий миг раздражения, вызванный этим, все же не смог разрушить мой настрой. — но вы правы, действительно случилось. Приподнимаю бровь. — Дела служебные… нового грифона принимаем, вот и гадаю, чего ждать можно — я ведь даже не знаю, кого к нам направят на этот раз, — грифон раздраженно хлопнул крыльями. — Понимаю, — протянул я. — знакомо… — Да? — собеседник выдохнул красивое колечко сизого дыма, все еще зажимая пачку в когтях. — у вас нечто похожее? — Почти, — я вздохнул. — я знаю, куда я направляюсь, но понятия не имею, чего мне там ждать. — Понятно, — протянул грифон. После, посмотрев на стоящие в центре парка небольшие уличные часы, встрепенулся. — охо-хо, время, однако. Уже дотлевшая сигарета отправилась в мусорный бак, а сам грифон поспешно встал со скамейки и обратился ко мне: — Вы уж извините, что так быстро, но дела не ждут, — он виновато улыбнулся все той же скупой улыбкой. — необходимо подготовить все ко встрече нового сотрудника. — Удачи вам, — я кивнул, и грифон бодро потрусил по своим делам, оставив меня в гордом одиночестве. «Странный разговор», — подумал я, провожая взглядом грифона, быстро скрывшегося из виду. Я посмотрел на небо. Ни облачка. Солнце освещало грифонью столицу и снующих тут и там грифонов. Час-пик уже кончился, и спешащих жителей столицы стало значительно меньше. Автомобили, впрочем, продолжали фырчать по улице, обдавая некоторых прохожих подчас абсолютно черным дымом. В парке, к счастью, народу не прибавилось, так что я продолжил любоваться местными пейзажами. Довольно контрастными, если честно: ухоженные кустики и деревца тут и там соседствовали с потрескавшимися каменными урнами, каменными обрамлениями клумб, в которых подчас не хватало парочки булыжников, и брусчаткой, в которой тут и там виднелись дыры. Было видно, в общем, что за растительностью ухаживали, а вот на полноценный ремонт денег то ли не выделили, то ли они не дошли до пункта назначения. Вообще, нечто подобное, если приглядываться, можно разглядеть во всей столице. Кварталы знати сверкали позолотой, а дома попроще уже могли отметиться большими и малыми трещинами в кладке и выцветшей подчас краской. Вздохнув, встаю с лавочки и направляюсь в сторону центра парка — туда, где находилась полюбившаяся Фердинанду скульптура. Гровер Второй, облаченный в знаменитые грифонские доспехи, опирался на длинный, кажется, с длинну его тела или чуть меньше, меч. Прямо на шлем была надета корона. Я фыркнул — всегда забавлял этот элемент. Смысл от красивого куска драгметалла на шлеме? Слетит же в первые моменты. Но скульптор, видимо, хотел напомнить, кто изображен здесь. Впрочем, не узнать Гровера Второго — по крайней мере, мне — было довольно сложно, и не потому, что на пьедестале было выгравировано имя. — Ну и как тебе вид? — ухмыльнувшись, спросил я у мертвого императора. Стоит он, сколько я себя помню, и видел даже Революцию. Интересно, чтобы сказал завоеватель, увидев, в каком состоянии сейчас находится его государство? Вряд ли он был бы доволен. Статуя, ожидаемо, не ответила, продолжая хмуро смотреть в пространство перед собой. Я фыркнул и отвернулся. Фердинанд уважал Второго. Пожалуй, даже больше, чем кого бы то ни было из живых. Наверное, даже есть, за что. — И что дальше? — я осмотрел дорожку перед собой, морщась из-за начавшего точить сознание чувства неправильности. Будто бы не сделано чего-то очень важного. Но не понятно — чего же. «Что для меня может быть важного здесь?» — я нахмурился. — «Утюг? Та и нет его у меня так-то.» В поиске ответа оборачиваюсь к статуе, и, стоило хмурому лицу Второго показаться перед глазами, в голову стукнуло осознанием: Фердинанд до всего этого, каждый раз, собираясь уходить отсюда, отдавал мертвому императору честь. Правая лапа привычно вскинулась к несуществующему козырьку в приветствии, а лицо мгновенно приняло привычный непрошибаемый вид. Так я простоял пару секунд, после чего, поставив конечность обратно на землю, развернулся и пошел, выпав из реальности. «И что это было?» — спросил себя я. — «Опять остатки старого ме… Фердинанда?» Когда я вообще стал подменять слово «Фердинанд» на «Я»? Ответить не получилось — сейчас это казалось на удивление естественным и правильным. «Но я ведь не Фердинанд!» — мысленно воскликнул, остановившись, и через секунду, выдохнув сквозь стиснутый клюв, продолжил идти. Такими темпами мне точно придется обращаться к психиатру.***
Я, постукивая когтями по мостовой, снова не обращал внимания ни на что вокруг, погрузившись в свои размышления. Игры сознания уже конкретно так утомили, и мысль о том, чтобы обратиться к специалисту, казалась не столь самоубийственной. На первый взгляд. Далее здравомыслие таки брало верх, говоря, что идти к доктору с фразой «я тут подселился в тело к вашему, помогите что-то сделать с остатками старой личности» — все-таки неразумно. — Аккуратнее! — чей-то ворчливый голос выдернул меня из раздумий, заставив невнятно рыкнуть. Никогда не любил, когда вот просто так, бесцеремонно, мешают размышлять. Потеряв нить размышлений, осматриваюсь. «Ох, ничего себе», — мысленно присвистнул я. Сам не заметил, как отошел от парка на весьма приличное, надо сказать, расстояние. Радовало только одно — неподалеку должна была быть неплохая, а главное — небольшая и тихая — кофейня. Делать, вроде как, больше и нечего — направляюсь туда. Кофейня встретила меня тихим перезвоном колокольчиков над дверью. Посетителей было немного, да и те были слишком заняты, чтобы обратить внимание на мое прибытие. Я прошел в дальний угол помещения, где всегда, когда посещал это заведение, и находился. Усевшись на жесткий стул, я позволил себе привалиться к стенке и оглядеть помещение. В целом — небольшая обычная такая кофейня. Ничем непримечательная. Само помещение делилось на две неравные части… барной стойкой, наверное, возле которой я и сидел подальше от входа и любопытных глаз. — Как обычно, — не выходя из задумчивого состояния, бросил я подошедшему грифону. Тот кивнул и удалился. Вскоре мой кофе — любимый Фердинандом какой-то там особо крепкий вид, уж не знаю, как он называется — был подан. «Надо бы прекратить уже раздумывать об этом», — думал я про себя, машинально отхлебывая из чашки. — «Все равно ведь ни до чего не додумаюсь.» Фыркнув, легонько трясу головой, стараясь избавиться от занимающих меня мыслей. Не помогает. Раздраженно хлестнув хвостом, мрачно смотрю в черный напиток в лапах перед тем, как сделать следующий глоток. А тем временем раздался тихий скрип входной двери. Повернувшись на звук, с немалым для себя удивлением обнаруживаю того самого грифона, с которым я утром столкнулся. Вид у того был… мрачнее тучи, и не только из-за цвета. Не особо обращая внимание на происходящее вокруг, он подошел к столику и тяжело сел на стул. — По-редвиттерски, пожалуйста, — буркнул он подошедшему хозяину заведения, не выходя из раздумий. Через пару минут перед ним уже стояла чашка кофе, на тарелочке рядом с которым лежала большая клубника. Но к кофе гость не притронулся ни через минуту, ни даже через пять. «Мдэм», — хмыкнул про себя. — «Уж у кого-кого, а у него проблемы, видать, слегка поматериальнее моих галлюцинаций.» Раздраженно выдохнув, черноперый начал осматривать кофейню. Разумеется, меня он довольно быстро обнаружил. Кажется, в этот момент побледнеть ему помешал только цвет перьев. — И снова добрый день, — сам не зная, зачем, бросил я грифону. — О-офицер, — несколько нервно усмехнулся грифон, кажется, на секунду забыв о своих недавних мыслях. — д-добрый день. Я поморщился, не понимая, чем же была вызвана такая реакция — не мог же я быть настолько устрашающим, правда? Тем временем клерк поднялся на стул и, кажется, постарался сделать вид, будто меня тут нет. Я же… идей, чем теперь заняться, у меня не было, так что продолжил «диалог»: — Выглядите подавленным, — грифон, которому его самовнушение даже, кажется, начало удаваться, вздрогнул. Грифон глянул на меня, как бы спрашивая, какое дело мне до этого, но все-таки ответил: — На работе трудности, — опаска черноперого прошла довольно быстро, стоило ему вспомнить о недавних проблемах, какими бы они там ни были. На некоторое время грифон замолчал, прикладываясь к чашке кофе. Опустив обратно на блюдце, тяжело вздохнул, но ничего более не сказал. На улице меж тем, фырча двигателем, проехал достаточно респектабельный автомобиль. Пассажир тоже был… респектабельным: высокая шляпа-цилиндр и деловой костюм, который все равно на птицекошке смотрелся странно об этом ясно говорили. Мой собеседник же проводил автомобиль взглядом и тяжело вздохнул. — Что-то напомнило? — я сделал небольшой глоток кофе. — Да, — грифон фыркнул, провожая автомобиль. — Начальство? — Да. Разговор на пару секунд затих. Я попробовал сделать еще глоток кофе… и с досадой отставил уже пустую чашку на блюдце, отодвигая его от себя. Оно тут же оказалось на подносе с грязной посудой, на котором тут же оказалась и чашка собеседника. — Еще один, пожалуйста, — хмуро сказал грифон. — С таким настроем лучше в бар, — я хмыкнул. — Начальство не одобрит, а больших проблем не надо, — грифон постучал когтями по столешнице. — Что хоть за проблема? — поинтересовался я, наблюдая за тем, как хозяин заведения подает еще чашку черноперому, и отрицательно качаю головой на немой вопрос — больше кофе как-то не хотелось. — Жадность, — грифон невесело хмыкнул, принявшись опустошать вторую чашку, и тут же пояснил на вопросительный взгляд. — зарплаты требует снизить. — Не совсем понял, — моргнул я, хмурясь. — как это, «требует снизить»? Грифон вздохнул и, глубоко вздохнув, начал: — Я работаю управляющим на ткацкой фабрике чуть на юг от Грифенхейма, — грифон махнул лапой куда-то, где это «на юге», наверное, и находилось. — вот уже… лет пять. Сначала дела шли очень даже неплохо — товар продавался, а мне удалось заключить пару удачных контрактов в Аквелии. Грифон усмехнулся, кажется, с некой гордостью. — А сейчас… сначала цены на хлопок возросли, — грифон хмыкнул. — понятное дело, что нечего делать, пришлось повышать цены на товар, хотя по новой цене покупателей почти не было. Сейчас же… Черноперый раздосадованно махнул лапой. — Последние пару месяцев фабрика вообще едва-едва выходит в прибыль — товар не получается продать весь. И такое — почти везде. У меня есть… знакомые, которые тоже этим делом занимаются, и некоторые сейчас даже убытки терпят. — Все равно не понимаю, — я покачал головой. — при чем тут зарплаты? — Да все просто, — грифон фыркнул. — этот жирный боров потребовал, чтоб я еще уменьшил зарплаты, а то прибылей «недостаточно». «Под «боровом», надо полагать, имеется владелец», — я хмыкнул, представляя себе жирного грифона, но перед внутренним взором всплыла только картинка раскормленного голубя, что когда-то обитал у меня во дворе. — И? — я склонил голову на бок. — Что «и»? — грифон хмуро зыркнул на меня. Кажется, страх полностью прошел. Наверное, оно и к лучшему. — не могу я так! — Почему? — не понял я. Черноперый тяжело вздохнул и сделал глоток своего кофе. — У нас есть такой грифон, — снова начал он, смотря в окошко на проезжающий мимо грузовичок. — руководит цехом. Старику уже прилично так лет, но дело свое знает крепко. Благодаря ему я сейчас на этой фабрике и работаю, можно сказать. Я слушаю, не желая перебивать, хотя внутри поднимается раздражение — грифону слушать эту «сопливую» историю совершенно не хотелось. — Семья у него большая, и живет почти полностью с его зарплаты, — грифон запнулся, и, через секунду раздумий, покачал головой. — в общем, старику я обязан очень многим. А работа — это ж для него жизнь, не умеет он более ничего. Грифон вздохнул и что-то пробормотал себе под нос. — Вот и, когда новый месяц мы едва в ноль вывели, — грифон усмехнулся. — владелец потребовал снова снизить зарплаты, даже часть сотрудников предложил уволить. У него, небось, на фловенских счетах суммы лежат большие, чем все рабочие этой фабрики могут за несколько лет собрать вместе, а он… Ну, я и говорю, что нельзя грифонов так просто без гроша оставить. Так он меня чуть на месте и не уволил. Даже угрожал, что связи в армии подтянет. А когда новость дошла до работников, они чуть было стачку не устроили — насилу отговорил. Грифон сделал еще глоток кофе и неприязненно посмотрел на уже пустую чашку. — Говорил, мол, сейчас все улажу, что-нибудь решим… — сжав чашку в лапах, он медленно опустил ее на блюдце. — вон, утром бежал к этому вот… снова просит повременить с решением. Но этот боров уперся. Что я теперь старику скажу? Грифон тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Я же продолжал смотреть, стараясь переварить услышанное. — И что будешь делать? — спросил у грифона. — Понятия не имею, — сказал грифон, не открывая глаз. — рабочие обо всем узнали и сейчас точно будут бастовать. Честно, не могу их винить. Замолчали, каждый думая о своем. Я же не мог отделаться от мысли, что где-то я все это уже видел и слышал. Действительно — ничего не меняется и не изменится, кажется. «Кроме биологического вида. Слава богу, что не пола», — фыркнул я про себя. — Непростая ситуация, — я почесал затылок. — Угу, — кивнул грифон и, открыв глаза, посмотрел на настенные часики. — мне пора. Он вяло встал со стула и кивнул мне. Былая опаска, кажется, прошла совершенно. — Забыл представиться, — он усмехнулся и протянул мне лапу. — Клаус Штофф. — Фердинанд Доункло, — я пожал ему лапу, и грифон удалился. Через пару минут и я неохотно поднялся со стула и направился к выходу.***
В свою квартиру я явился уже гораздо ближе к вечеру, когда красное закатное солнце окрасило крыши города. Диалог с новым знакомым позволил отвлечься от достающих меня с самого утра мыслей, но взамен нагрузил новыми раздумьями. Хотя бы более приземленными, и то ладно. Я приземлился на кровать и уже подумывал о том, чтобы уже, наконец, поспать. Раздавшийся стук в дверь выдернул из сладких мыслей, заставив поморщиться и мысленно послать незваного гостя куда подальше. Сначала. Потом же… я встал прямо на кровати, все сильнее хмурясь. Острое чувство дежавю кольнуло сознание. «Это уже ни капли не смешно», — встряхнув головой, все-таки встаю с кровати и вяло направляюсь к входной двери, уже предполагая, кто будет за дверью. Мои опасения подтвердились. — Ну здравствуй, Фердинанд, — ответил гость, а я же мысленно простонал. — Добрый вечер, «майор», — я прищурился, внимательно ее рассматривая. — Пройдем за мной? Грифина удивленно посмотрела на меня, на секунду, казалось, впав в ступор. К ее чести, пришла в себя она почти мгновенно. — Да, пожалуй, — я развернулся и повел ее на кухню. — Тяжелые деньки? — бросил я через плечо, входя на кухню. В спину уперся не самый доброжелательный взгляд. Вскоре мы уже сидели друг напротив друга. Она вздохнула пару раз и сказала: — Тебя назначили в атташе чейджлингов, — грифина помассировала виски и достала из небольших переметных сумок блокнот и карандаш. — Да, — пожал крыльями. — Спрашивать, каким образом, я тебя не буду, — она хмыкнула, посмотрев на меня. — Тогда в чем, собственно, вопрос? — положил я лапы на стол. — это как-то связано с произошедшим в Бронзкройце? «Черт!» — я прикусил язык, понимая, что ляпнул лишнего, но было уже поздно. Грифина удивленно посмотрела на меня. — Да… — медленно кивнула она. — не думала, что ты догадаешься. — Так вот, — она прокашлялась и, остановившись, посмотрела на меня. — у заинтересованных лиц есть версия, что наши партнеры замешаны в этом самым прямым образом. Грифина прервалась, с явным трудом подавив рвущийся наружу зевок. — Вы же понимаете, что я не лучший грифон для поиска доказательств? — я скрестил лапы на груди, смотря на сидящую напротив меня. — Конечно да, — грифина фыркнула. — по крайней мере, сам. В следующее мгновение мне протянули конверт, который я на автомате взял в лапы. — Читай давай, — грифина прикрыла глаза и вздохнула. Смотря на грифину, я не глядя вскрыл конверт, уже предполагая, что там может быть написано. Пробежав взглядом по строчкам, поднимаю взгляд на красноперую. — Надеюсь, вам, майор-уже-теперь-без-кавычек, выдали хотя бы точное задание, — я фыркнул. — а то мало ли какое содействие я могу оказать. Грифина недобро прищурилась. — Надеюсь, ты понимаешь, что мешать работе точно не стоит? — сказала она и прикрыла глаза, делая пару вдохов. — нет, приказано только молча сидеть и смотреть. — И смысл? — А я знаю? — грифина пожала плечами. Минуту просидели молча. — Ладно, раз уж ты такой догадливый, то больше, вроде как, говорить нечего, — она встала со стула и направилась к выходу. — А письмо? — недоуменно спросил я. — Оставь себе. Только спрячь получше, — грифина встала со стула и пошла к выходу из помещения. Я встал, все еще держа письмо в лапе, и проводил ее до выхода. Когда дверь захлопнулась, я задумчиво уставился на сжатое в лапе письмо. И только одна мысль была в голове: «Это что такое было, мать его?»