Багровые дни моей юности

      Прошло два месяца. Два месяца по лезвию ножа, чтобы поставить жизнь и смерть на кончик. День перед переломной ночью. Последний день переломных лет. Завтра они вступят в схватку с судьбой, испытывая фортуну.       Утро вышло невыносимо скользким и зябким: тучи затягивали свет кольцом, не оставляя шанса ярким лучам. В невыразимый миг солнце всё-таки разорвало тьму, давая надежду всем тем, кто наблюдает, готовится.       Ури с детства привыкла видеть знаки везде, где только можно: попала ногами в домашнюю обувь утром — день задался, не споткнулась на ненавистной ступеньке — тоже хороший знак. Вот и сейчас она сочла солнце за хорошего вестника.       В последнее время, она поднималась раньше всех и бежала рисовать портрет. Она должна была закончить его именно к этому дню. Никак не позже. Снова яркие баночки, кисти, грязные пальцы, заляпанное платье и чумазое лицо — всё это выглядело настолько прекрасно и вдохновляющее, что Винтерфолл просто терялась и пряталась в подобных вещах. Она могла безустанно сидеть так полдня, а потом полдня тренироваться, будто ничего и не было. А пока утро. Пока она погружена и не замечает проснувшуюся Эрсэль, которая стояла в дверном проёме, любуясь подругой как когда-то давно, словно в прошлой жизни. Девушка подошла ближе и лениво спустилась на пол, небрежно ложась в лужу голубой краски, мысленно попрощалась с белизной своей ночной рубахи.       — Что ты творишь? — Ури залилась смехом, смотря на подругу.       — Хочу полюбоваться тобой и твоей работой, — шутливо ответила Эрсэль, и перевернулась на живот, упираясь на локоть одной рукой, а второй легонько хлопнула по макушке Ури, нахваливая её.       — За что ты так любишь меня? — внезапно спросила она.       — Ты пробуждаешь во мне лучшее, — лениво потянулась девушка, распластавшись на полу. — Кроме того, ты притягательная, прям магнетическая какая-то, ну и немножко сексуальная.       — Мне нравится, как ты сейчас выглядишь! — Ури снова вспыхнула смехом, тыкая деревянным кончиком кисти в плечо подруги. — Мы давно не проводили время вместе.       — Тебе неловко! Скажи это, — победно улыбнулась Эрсэль. На этот раз абсолютно без маски. Её улыбка — редкость, поэтому она так смертоносна и восхитительна.       — Я рада, что ты у меня есть, — в который раз призналась Винтерфолл. С каждым разом это признание обрастает венами и наливается кровью, приобретая новый и более осмысленный вид.       — Да. Я тоже, — Вернуарвер лежала на полу и выглядывала в окно, улавливая боковым зрением портрет. — Ты… Правда?       — Да, — смущённо отвечает собеседница. — Ещё не готово! Не смотри!       — Хорошо.       — Слушай, а как там поживает твой любимый капитан? — старательно выводя острые черты, спросила Ури.       — Любимый? — девушка приподнялась на локти, изображая недоумение.       — Кэссиди, — ухмыляется Винтерфолл. — А что, любимых много?       — Нет, — пожала плечами Эрсэль и откинула голову назад. — А о ней я ничего не слышала.       — Вот как? Знаешь, — Ури оторвалась от работы, отводя задумчивый взгляд от портрета напротив, — поговори с ней. У меня чувство, будто так нужно, понимаешь?       — Нужно кому?       — Ей. Послушай, есть такие люди. Прямо странные-странные! И ты не можешь понять, что их толкает на такое поведение.       — Я, кажется, знаю, в чём дело, — добрая ухмылка проскользнула на лице Вернуарвер. — Хорошо, поговорю.       — Ты, наверное, хочешь провести этот день со мной, — печально улыбнулась Ури. — Извини, что я занята.       — Твоё творение войдёт в историю, так что занимайся. Я буду рядом. — Эрсэль расположилась как можно удобнее. Теперь её одежда — глубокое и густое напоминание об этом великом дне.       — Знаешь, а солнце сегодня очень кстати.       — Мне нравятся хмурые дни. Тогда тело особенно покалывает от единения с природой, — девушка мечтательно закрыла глаза, позволяя лучам касаться светлого лица.       — Иногда ты говоришь безумно странные вещи. Они такие красивые. Очень. Как так выходит? — Винтерфолл направила свою заинтересованность не столько на очередную чёрточку пшеничной краски, сколько на подругу.       — Представляю, что не хоть чуточку живая.       — Ну вот опять! Я же понять хочу, — картинно надулась Ури.       — Когда солдат выполняет приказ, он остаётся хладнокровным. Не могу позволить себе ощетиниться, поэтому избегаю.       — Я такая живая, — пробормотала Ури под нос, ловля себя на мысли о том, что не пытается зарыть свои ощущения. — Это нормально для солдата?       — Эй, не подхватывай это чувство. Такие как ты, сражаются сердцем, — воодушевлённо говорила Эрсэль.       — Что бы я без тебя делала?       — Жила бы себе спокойно, — слегка засмеялась Вернуарвер.       — Это почему же? — Винтерфолл со вздором зыркнула на говорящую, прищуривая глаза.       — Становишься бесстрашной, — картинно возмутилась Эрсэль, — скоро у меня совсем работы не будет — хлеб отбираешь.       Ури задумалась, невольно поправляя выпавшую прядь волос, тем самым оставляя очередную кляксу на лице.       — Я помню тот день, — девушку будто окунули в воду. — Ты попыталась вступить в военный отряд. Тебя не приняли, но ты так настаивала, что сам командор рассказал это моему отцу. И он разрешил. Даже уговаривать не пришлось.       — Почему ты вдруг это вспомнила? — Вернуарвер устала валяться на полу и приняла сидячее положение.       — Не знаю. Сейчас мне кажется странным, что он разрешил.       — У меня были благие намерения. Я не могла проиграть! — Эрсэль похлопала подругу по плечу и поднялась с места, направляясь в комнату.       — А ещё, — добавила Ури, останавливая её на полпути, — я думаю, как бы тебя отблагодарить за то, что ты всё это время верна мне.       — Просто думай обо мне с нежностью, — немного подумав, ответила та и исчезла за аркой, ведущей в другую часть помещения.       — Сегодня же выходной, — протянула Винтерфолл, услышав грохот вещей.       — Командор просил подойти. Нужно закрепить план наступления, — более собрано отвечала Эрсэль. Что-то менялось в ней после того, как она надевала военный комплект: лёгкость и беспечность были скованы и обездвижены чёрной материей, прячущей истинную личину.       — Могу ли я пойти с тобой? — Ури подорвалась с места. Совершенно не обращая внимания на свой внешний вид, девушка ринулась вперёд в готовности проследовать за ней.       — Конечно, — полушёпотом ответила Вернуарвер. Она была ошарашена просьбой подруги: обычно Ури сама решала, как поступить. Напрочь забыв сменить заляпанное морской краской платье, Винтерфолл неловко переступила банку с мутной водой и подошла к помощнице.       — Пошли, чего ты ждёшь? — Эрсэль, очнувшись от ступора, последовала за ней, прибывая в лёгком недоумении.       Длинные коридоры казались совершенно бесконечными туннелями. Ведомые редким пробегом света, исходящего от далёких окон, девушки не слышали ничего, кроме собственных шагов. Следы утренней релаксации были смыты волной надвигающихся обстоятельств. Наверное, это уже не имело никакого значения.       — Здравствуйте, — на автомате бросила Эрсэль, зайдя в кабинет. Она была последняя, кого ожидали присутствующие, однако вслед показалась принцесса, что вызвало бурную реакцию.       — Ури? — даже Шадис вскинул брови от неожиданности.       — Разве ты не должна… — подскочила с места Зоэ.       — Не волнуйтесь, я просто хочу убедиться в исключительности плана.       — Могла бы привести себя в порядок для приличия, — возмущался Аккерман, несмотря на звучный вздох снисходительной Вернуарвер, в любой момент готовой напомнить: Винтерфолл — не какая-то там сельская девчонка.       — Всё в порядке, проходи, — тепло ответил Эрвин, будто забирая последствия под свою ответственность.       — Хочешь изменить план? — подал голос Аккерман.       — Да. Я поведу вас в бой, — решительно произнёс мужчина.       — Нет. Тебе лучше остаться в тылу, — настаивал на своём капитан, напрочь отказываясь обрекать ближайшего товарища на смерть.       — Я обязан выполнить свой долг. Возражений не приму. Даже от тебя, — твердил Смит. — Но это не то, ради чего я вас собрал.       — Что-то произошло? — Ханджи звучала обеспокоенно.       — Кенни отдал мне это, — Леви достал маленькую коробочку из внутреннего кармана куртки и лёгким движением откинул слегка скрипучую крышку, демонстрируя небольшой шприц, наполненный жидкостью. — Сказал, что титаны создаются с помощью этой сыворотки.       — Может ли это быть спинномозговая жидкость какой-то особи? — спустя несколько мгновений выдвинула гипотезу Зоэ.       — Мы не знаем, но ясно одно: мы не сможем предугадать момент её использования. Леви, ты сам должен решить, как задействовать эту вещь. Хорошо?       — Просто отдай приказ, — мрачнее, чем обычно отвечал капитан.       В дверь постучали, но никто не решался входить. Все замолкли. Ури бросила взгляд на Эрсэль, отдавая уже привычную немую команду к действию. Девушка подошла к двери и одёрнула на себя этот огромный пласт древесины. По ту сторону кабинета стоял парнишка. Видимо, он был часовым.       — Здравствуйте, — необычно вежливо говорил он. — У меня письмо для некой Ури Блау. Строго секретное.       Вернуарвер выслушала молодого человека и отступила в сторону, давая парню пройти. После того как письмо было вручено, он легонько поклонился и поспешил удалиться. Эрсэль плотно закрыла дверь и обернулась к командованию.       — Это от моего брата, — с грустью и невероятно тихим опасением почти шептала Винтерфолл. Затем она подняла голову и оглядела старших.       — Не открывай, — буркнула Эрсэль, привлекая своим недоверием взгляды вышестоящих.       Принцесса заметалась, с сожалением вглядываясь в глаза командора.       — Всё в порядке. Мы не станем давить на тебя. Читать или нет — твой личный выбор, — вмешался он.       «Однажды ты встретишь человека, чьи намерения будут в разы лучше, чем у человека, которого ты знала несколько лет. Время не имеет значение, только характер», — так говорил её отец. Но почему она вспомнила только сейчас? Девушка сочла те реплики знаком свыше. Рассудив несколько секунд, она будто переложила образы из высказывания на уже знакомых людей и неодобрительно, с отторжением покосилась на Эрсэль.       — Выйди, — неожиданно для всех, разрезала минутную тишину её величество.       — Ури, — одними губами попыталась возразить подчинённая.       — У тебя хватает дерзости спорить со мной? Выйди вон отсюда, — ещё чуть-чуть и казалось, Винтерфолл, точнее, Блау разразится, словно пламя, охватывающее лес.       Никто не ожидал подобного от милой и добродушной особы, особенно Вернуарвер. Такое происходило впервые. Эрсэль безнадёжно потупила взгляд, теряя всякий смысл. В чём была причина? Она совершенно не понимала и не видела больше ничего. Нервно сглатывая, ступила несколько шагов на попятную, как раненое животное, еле нащупывая ручку двери под смешанные с сожалением взгляды.       Ури нервно распечатала конверт дрожащими пальцами. Помимо свёрнутой вдвое бумажки, там что-то лежало. Девушка сделала выбор в сторону жёлтого листика. Аккуратно вытащив, она развернула твёрдый кусочек бумаги: резкий запах самодельного и такого дешёвого, но любимого парфюма ударил прямо в нос. Блау пробежалась взглядом, оценивая длину текста и мысленно подмечая несколько грубых зачёркиваний. Брат, вероятно, находился в спешке. Посмотрев на Смита, затем на бумажку, она решила приступить к чтению.       «Здравствуй, сестра. Я использовал столько бумаги, что теперь даже не знаю, как начать это письмо. Я так много хочу сказать, ведь мы не виделись три месяца. Я решил прислать тебе платок твоего любимого цвета, он ждёт тебя в конверте. Пусть эта вещь напомнит тебе о том, кем ты являешься. И ещё, я положил внутрь кольцо. Отдай его Эрсэль. Это кольцо — фамильная ценность. Её мать служила нашему отцу и отдала эту вещь в знак своей преданности. Отец находится в тяжёлом состоянии, с тех пор, как ты уехала. Вчера ему стало хуже. Не из-за тебя, не думай. Он сразу же перестал волноваться, когда узнал, что твоя подруга бежала вместе с тобой. Так вот, отец рассказал мне обо всём. Рано или поздно, ты могла бы узнать о его состоянии. Тем не менее, не возвращайся, пока не будешь уверенна, что сделала всё, что смогла. Некоторые вещи требуют работы. Будут моменты, которые будут испытывать тебя, заставлять тебя сомневаться в себе. Это не значит, что ты недостаточно хороша. В эти моменты ты растёшь. Только стремясь вперёд, ты приобретаешь силу, которая ведёт тебя к твоей цели. У меня больше нет времени. Кстати, я попросил отправить мясные продукты на этот раз. Говорят, с едой не очень хорошо. Позаботься о том, чтобы хотя бы солдаты были сыты, вам нужны силы. До встречи, Ури. До встречи.»       Она была поражена. Так молния сваливает беззащитные деревья, безнадёжно цепляющиеся за ветер. Так сбивает с ног торнадо. Ты даже не успеваешь дойти до дома, пока буря подхватывает тебя и уносит далеко-далеко. Ты стремишься к новой жизни, но безумно жаждешь прошлого. Вверяя себя в руки Эрвина Смита, она засомневалась в правильности своего выбора: может быть, не стоило? Нет. Ответа нет, как и пути назад. Всё, что Ури может сделать сейчас — бросить постыдный взгляд сожаления через плечо и посмотреть на дверь так, словно взгляд в силах всё исправить.       Её руки вытащили огненно-жёлтое кольцо. Янтарь? Подделка? Неважно. Оно не выглядит как представитель материальной ценности. Скорее ментальной. Той самой громоздкой истории, которую нельзя отжать под водой.       — Извините, мне нужно удалиться, — не ощущая собственного тела, девушка поднялась с места, хлипко держась за край стола.       — Ури, — обеспокоенно, но в то же время в попытках подавить бескомпромиссное чувство, сказал Смит, — я распоряжусь приготовлением прощального вечера.       — Да, было бы здорово, — из вежливости, на автомате ответила она, лишь изредка помаргивая, и направилась к выходу.       — Ты забыла. — Леви заставил её обернуться. Он взглядом указал на измятый конверт, лежащий на столе.       — Спасибо. — Винтерфолл медленно стащила самодельный бумажный свёрток и наконец удалилась.       — Бедная девочка, — пожалела её Ханджи.       — Это не наше дело, — заключила Аккерман, неоднозначно смотря вслед ушедшей.       Кэссиди зашла в пыльное помещение, похожее на склад военного инвентаря. Она прервала скомканный опус юного Арлерта, обращая внимание на свою персону.       — Капитан Эльвор? — Эрен поставил на место только что поднятый небольшой баллон с газом. Девушка с неловкой ухмылкой вскинула руку вверх. Так обычно просят не обращать внимание на своё присутствие или, как минимум, не рассыпаться из-за высокого положения. — Что вы здесь делаете?       — Решила помочь, — задумчиво бросила она, выискивая взглядом нужные предметы.       — Вы не должны были, — присоединился Армин.       — Не думала, что когда-нибудь скажу это, — облегчённо вздохнула она, — но вы сами вызываете желание помочь.       — А? Мы выглядим жалко? — явно недопоняла Блауз, чем и вызвала лёгкий смешок капитана.       — Нет. Вы выбрали собственный путь без капли сожаления.       — Почему вы говорите об этом? — младшие опасались, однако были расположены к этой девушке.       — В своё время я не сделала того, что сделали вы. Я струсила, — находясь в состоянии спокойного покаяния, произнесла та.       — Неужели нельзя ничего исправить? — воодушевлённо высказался Эрен, взмахивая руками.       — Говорит парень, который с детства готов умереть за свою мечту. — Кэссиди посмотрела на него потупившимся взглядом и полуулыбкой, поощряя стремление.       — Что вы имеете в виду? — спросила Микаса.       «Готова ли я умереть за свои установки или за кого-то другого?» — Эльвор бездумно отключилась на секунду от этого мира.       — Доброго времени суток, — проходя внутрь помещения и приветливо махая рукой, сказал Нейтан.       Капитан обернулась, не успевая ничего ответить.       — Здравствуйте, капитан, — с почтением добавил юноша. — Луи, ну чего ты там возишься?       — Да иду, иду, — из-за двери донёсся монотонный голос. — Здравствуйте.       Присутствующие кивнули, ну совершенно не разбирая причины скопления.       — Мы тоже решили не оставаться в стороне, — Лоас подошёл к полкам и забрал один из баллонов.       — Да. Мы делаем общее дело, — Вегард повторил некоторые действия товарища.       — Ой! Так здорово! — оживляется Саша, поднимая руки кверху.       — Давайте, ребята. Нас много — закончим быстрее! — Нейтан прошёл мимо. Унося баллон прочь, он призвал остальных покинуть ступор и присоединиться к делу.       В результате нескольких часов работы, к которой должны были приступить кадеты, солдаты элитных отрядов выполнили за несколько десятков минут и мирно разошлись в предвкушении вечера.       Солнце зашло пару часов назад, а все участники предстоящего наступления уже находятся в трактире. Это был особенный вечер: привычно пустые столы ломились от мясных деликатесов. В воздухе стоял запах сытости и дома.       Спецотряд разведки занял отдельное место, как и отряд «К14», ещё одна кучка важных и Ури Винтерфолл. Столы солдат стояли параллельно командованию. Естественно, они ожидали напутствия от тех, кто старше и выше по званию.       Лязганье ложек, делёжка еды, крики и бурные обсуждения оборвались ровно в тот момент, когда в помещении появились они: Эрвин Смит занял отведённое ему место, за ним последовала майор Зоэ, которой были переданы полномочия главнокомандующего заранее, и, наконец, Леви непривычно послушно занял место по другую сторону от мужчины.       — Можете продолжать, — дала команду Ханджи, готовясь приступить к своим яствам.       Даже Аккерман потерял всякое равнодушие по отношению к заграничным блюдам. Только Смит что-то с грустинкой и сожалением поглядывал на юношей и девушек. Отражения этих эмоций несколько месяцев назад поселились в этих безмерных голубых лужах, что другие зовут глазами.       — Эрвин, — повернулась к нему женщина. — Ты чего?       — Скажи им как есть, — капитан устало посмотрел на друга. Кажется, он устал не по своей природе, а от того, как его товарищ мучается. Эрвин удивлён до такой необычайности, что невозможно подобрать слова. — Те, кому нужна свобода и без уговоров пойдут за тобой.       Мужчина думал. Он думал ровно столько, сколько слышал смех. Невинный смех солдат Килатаконны, вынужденных принимать участие в смертоносных планах, вынужденных стать жертвой чьей-то слепой веры во спасение. Фоновый звук оглушает. Он слышит хвалебные речи, крики. Всё так. Всё в последний раз. Он не верит в это. Совесть укладывает стремление на лопатки, мозжит глотку — выходит победителем. Эрвин так шумно и небывало тяжело поднялся, обращая на себя восторженные взгляды.       — Наверняка, вы ожидаете услышать от меня напутствие, — начал Смит. — Прежде чем вы услышите его, позвольте рассказать правду. Это касается «К14». — Солдаты загудели. Ури встрепенулась, более встревоженно смотря на мужчину. Эрсэль допускала вероятность такого поступка, поэтому просто следила за реакцией девушки. — Вы все знаете о приказе, согласно которому создали отряд. Вы понимали, что вас отобрали до официального создания задолго до него. Всё было неслучайно. Я лично распорядился о таком решении, осознавая вашу значимость в предстоящем отвоевании Шиганшины. Я отдал приказ о вылазке, прикрываясь несуществующими документами. Я совершил преступление. Разумеется, я мог бы промолчать, но никто не знает, что случится завтра. Будут потери. Я не в праве решать за вас, сколько бы не хотел. Это должно быть вашим личным решением. Я признаю свою вину и полностью пойму, если вы откажетесь идти за мной.       Тишина стояла недолго. Между килатаконнцами потекли речи разного рода:       — Они хотели использовать нас как приманку!       — Почему он сказал это сейчас? Неужели совесть замучила?       — На самом деле, он сделал всё для того, чтобы нас подготовили до назначения!       — Приказ есть, ничего не поделаешь.       Голоса лились разные: тихие, подозрительные, басистые, яростные. Одни рвали глотку, пока другие шептались. Смута окутала. Ури бегала глазами по дощатому полу. Она опустила голову, так и не принимая всех слов. Просто в голове не укладывалось. Глаза блеснули слезинками. Она чувствовала, что должна сплотить солдат. Она должны была что-то предпринять. Но что? Что она может в своём положении? Признаться в происхождении? Нет — только усугубит ситуацию.       Эрсэль смотрела на неё с тоской. С собачьей грустью. С ожиданием. Винтерфолл так и не продумала свою речь. Тем не менее, девушка попыталась повержено подняться с места. Не успела. Вернуарвер перехватила возможность и уже стояла на ногах, держа в руке стакан жидкой храбрости.       — Знаете, к чёрту! К чёрту лжецов! Я выпью за них. Я выпью за нас, за всё, что вы любите. К чёрту самых лучших. Я выпью за всех, кто сражается. Все присутствующие, я выпью за ваши старания. А вообще, я ничем не лучше всех тех, кого осуждаю, но я выпью за нас с вами, за тех, кто смотрит в будущее и ни черта не видит, но сражается вопреки. Я выпью за те вещи, которые вы храните в своём сердце. Я даже выпью за вашу трусость, потому что мы те, кто мы есть, потому что мы все боимся и нам есть, что терять, но, что будет, если все, кто сейчас мирно спят в своих домах, потеряют нас? Поэтому я выпью за каждого, пока у меня осталась одна ночь, — она почувствовала, как глаза начали загораться, а слёзы стремительно сбегать вниз. Рука невольно потянулась к маске, напрочь снимая её. Жест доброй воли окончен. Она пойдёт за ними. Оглядев напряжённые лица, Эрсэль замечала стыд и сострадание, гордость и надежду. Грудь вздымалась на глубоком вдохе, пока остальные нерешительно поднимали стаканы: кто-то вспомнил личный разговор, кто-то — Олика, а другие попросту растрогались до слёз. На умытом лице проскользнула смутная улыбка, Вернуарвер наконец вымахала стакан, выпивая содержимое залпом. Они откликнулись, поддерживая каждое разумное словосплетение, находя в нём частичку собственной истории.       Смит застыл в удивлении, явно не понимая её мотивацию. Эрэсль сама плохо осознавала, что творит, стоя здесь в совершенно беззащитном положении. Даже Аккерман приподнял брови не то в интересе, не то в сострадании. Ури же наполнила второй стакан, вероятно, решив напиться до беспамятства, пока Ханджи отчего-то хитро улыбалась. Ожидание в вечной паузе надоело настолько, что Вернуарвер просто вышла из трактира, ссылаясь на нужду привести себя в порядок.              Когда пирушка закончилась, пьяный сон опустился на солдатские головы. В этой глуши Ури стояла смирно, не обернулась. Она почувствовала, как он смотрит вот так. Молчание. Его запах разлетался по комнате, заменяя воздух. Она понимала, что попала в беду. Закрыла глаза. Судорожно выдохнула, улавливая каждый звук. Он сделал вдох, подбирая слова.       — Прости, — донеслось из темноты его личного кабинета.       — Вы поступили верно, — Винтерфолл медленно обернулась. Мужчина сидел на стуле, украдкой поглядывая на девушку. Он так много хотел сказать. Так много, что даже не находил слов. Или просто не хотел искать. — Вы же знали, что это случится. Я понимала, — она остановилась рядом с ним, взбудоражено хватаясь за край неизменно синего платья. — Скажите что-нибудь.       — Я ошибся, — через минуту выдал он.       — Что вы имеете в виду?       Он огибает девушку, подходя к окну. Эрвин смотрит точно так же, как в тот самый вечер, когда надеялся увидеть хоть какой-то свет — тщетно: за стеклом лишь тьма и гулкая пустота. Свет сейчас находится за спиной, скользит руками по белой рубашке, так неожиданно и трепетно смыкая руки на груди. Смит поражён: уже в который раз она так беспардонно нарушает субординацию, будто в её словаре напрочь отсутствует это слово. Он накрывает её нежные руки своей ладонью, слегка сжимая, легонько надавливает вниз, опускает. Поворачивается. Смотрит в эти глаза. Так смотрят люди, которые только-только признались в любви. Они ожидают услышать ответ. Они готовы услышать что угодно, лишь бы как можно быстрее сжечь секунды мучительного ожидания и надежды.       — Не надо, — взгляд Эрвина становится хладным. Он держит её за запястье.       — Если вы всё знаете, то почему сопротивляетесь? — Ури становится немного не по себе.       — Любой день может стать последним.       Всё, что он получает в ответ — поглаживание по щеке и хмельной, абсолютно дурманящий взгляд чёрных глаз. Хочет оттолкнуть, но не решается. За промедлением следует атака в виде решительного, бархатного поцелуя. Теперь над ними начала виться паутина, что тянется через все времена, народы и сердца. Она обрастает кровью и плотью, рождая новых людей — лучшие версии себя, чуткие, небезразличные. Она отстраняется, но не решается вернуть пятки к земле. Шепчет что-то непонятное, неосязаемое и рваное. Наконец-то через туман мыслей до него доходит.       — Пожалуйста, позвольте мне остаться. Я хочу провести с вами свою первую ночь.       — Я не тот человек, — продолжает отступать он.       — Вы сказали, что любой день может стать последним, что, если завтра нам обоим конец? Я не хочу умирать, так и не узнав, что такое любовь. Я знаю, что это неправильно и порядочные девушки так себя не ведут, но я лучше умру, чем не успею всё сказать вам. Я так люблю вас. Так люблю, что сейчас заплачу. Даже не думала, что скажу это когда-нибудь, — её руки касаются широких плеч, едва ли подрагивая. Она старается прочувствовать каждое прикосновение к его телу, впитать его в себя, пока мокрые глаза вглядываются в безумно красивое лицо, осложнённое серьёзным видом.       — Не плачь, Ури, — проговаривает Смит, смахивая пальцем слезинки с нежных щёк, — твои слёзы разрывают мне сердце.       — Тогда поцелуйте меня. Поцелуйте как влюбленный мужчина.       Они понимают, что нравятся друг другу. Они понимают, что являются идеальным вариантом друг для друга. Мужчина подхватывает её рукой, усаживая на стол, стоящий позади. С учётом отсутствия конечности, многого он сделать не мог, как бы не старался. Тогда Винтерфолл обвила мужскую шею руками. Она старается запомнить каждое мгновение вплоть до выступающей венки после тяжёлого дня. Она слышит дыхание, видит желание и чувствует пульс. Самые мокрые, самые страстные поцелуи, вырезанные из дешманских романов про мимолётную любовь. Он спускается ниже. Ни одна выступающая венка не остаётся без внимания. Юная кожа реагирует, словно на ливень после засухи, при этом покрываясь блеском от волнения. Ури пытается не отставать и судорожно расстёгивает пуговицы на белоснежной рубашке. Первая, вторая, третья — мимо. Не выдерживает и отрывает последнюю к чертям. Бедная пуговица со свистом отлетает, ударяясь о стену. Последние ниточки разорвались. Она пытается коснуться исполосованного тела, медленно провести руками, ощутить каждый сантиметр. Всё мешается: ощущения, касания, прикосновения губ. Она обретает себя.       Смит гладит тончайшую кожу оголённых ног. Ещё момент, и он перемещает руку между бедер, поглаживая внутреннюю сторону. Подмечает, что она была готова к этому, раз уж явилась без белья. Ловкими пальцами едва надавливает на клитор.       — Ты вся промокла, — мужчина смотрит на неё. Это лицо, выражающее истому, доставляет невероятное удовольствие.       Она рефлекторно сводит колени. Палец медленно скользит внутрь. Девушка хмурится, морщит нос. Ей некомфортно. Он не двигается. Теперь она подаётся бёдрами навстречу. Несколько плавных движений и Эрвин вводит второй палец, заставляя её резко вздохнуть и набрать как можно больше воздуха. Она сжимает его плечи как можно сильнее, передавая свои сдержанные ощущения. Он вытаскивает мокрые пальцы и подводит к лицу «жертвы». Ури уверенно обхватывает их губами, слизывая прозрачную смазку. Она с жадностью посасывает солёные пальцы, оставляя на них влагу сладострастия. Руки подбираются к штанам, помогая Смиту расправиться с ними как можно скорее. Эрвин вновь касается её ноги, в попытке закинуть себе не плечо. Она послушно поддаётся и делает то же самое со второй. Ложится спиной на стол.       — Пожалуйста, — умоляет девушка. Он входит медленно, еле сдерживаясь. Ури размахивает руками, в попытке уцепиться хоть за что-нибудь. Она чувствует, как его рука впивается в бедро — хватает за пальцы, крепко сжимая их.       — Ну же, — низким полушёпотом произносит Эрвин, срывая крышу. С губ срывается протяжный стон. Тело пробивает дрожь, но она даёт разрешение на дальнейшие действия, полностью вверяя себя в крепкие руки. Толчки становятся напористее, она чувствует пульсацию внутри себя.       — Командор, пожалуйста, — к лицу прилипают тёмные волосы, составляя соблазнительные узоры. Теперь его очередь терять голову.       Ури не чувствует никакой боли, только приятную вибрацию, исходящую от желанного тела и соки, сочащиеся наружу. У него наступает помутнение. Темп наращивается ровно до тех пор, пока они оба не доходят до придела.       — Я так люблю Вас, — только и успевает произнести Винтерфолл, как очередная волна удовольствия заставляет её закатить глаза и сладко постанывать. — Не могу больше!       Эрвин и сам находится на пике, еле успев вытащить из неё член, испачканный капельками девственной крови, он испускается на оголённое бедро. Пару минут на отдышку и вот они дружно избавляются от следов совместной ночи, приводя себя в прежнее состояние.       — Наши отношения, — тихо произнёс главнокомандующий.       — Обречены. Я понимаю, — она действительно приняла это.       — Что ты рисовала? — внезапно спросил он.       — Вас.       — Зачем?       — В моих глазах вы навсегда останетесь таким величественным и прекрасным, как сейчас.       — Спасибо тебе за всё, — улыбнулся Эрвин.       — Вам не за что меня благодарить. До скорого? — Ури отвечает безнадежно окрылённой улыбкой, несмотря на безысходность возможной встречи.       Теперь они смотрят друг на друга, как в последний раз, стараясь запечатлеть всё лучшее, что осталось от них. Минута молчания в честь несбывшейся любви.       — До скорого, Ваше Величество.       «Может быть, стоит поговорить с ней?» — Эрсэль цеплялась за кожу пальцев, пощипывая себя в смятении.       — Пытаешься выиграть время? — Аккерман подкрался со спины. Это всего лишь ощущение. Вероятно, он шёл по своим нехитрым делам.       — Что? — она обернулась, смотря на него немного скептически, вырвано.       — Не прикидывайся. Думаешь, не знаю, что она сейчас у Эрвина? — он говори тихо, спокойно. Тем не менее, без превосходства не обходится. Это не те случаи, когда пытаются уличить. Нет. Если пробиться через это сердце, заплывшее рудой, можно даже заметить каплю жалости и сочувствуя. Она выглядела растерянно.       — Мне пора, — Вернуарвер старалась стремительно пронестись вперёд, огибая капитана.       — Стоять, — он схватил её за предплечье, крепко сжимая руку. Не оборачивается. Смотрит перед собой и отталкивает назад. — Ты уже натворила. Не лезь.       Эрсэль отступила и остановилась прямо перед ним. Леви вновь буравит взглядом. От подобного взора скалы рассыпаются, а солнце садится. Она вновь ничего не понимает. Чувствует себя без вины виноватой. По непонятной причине, думала, что хотя бы у него будет голова на плечах. Сердце болезненно сжимается, а глаза начинает жечь от усталости и подступающих слёз. Эрсэль насильно опускает веки, стараясь выдать происходящее за усталость.       — Не реви, — бегло бросил Аккерман. — Я уже насмотрелся.       Молчит, устало потирая виски. Своим разочарованием он начинает раздражать, выводить из себя. Нет. Она терпит. Терпит. Молчит и снова трёт виски, видимо пытаясь растереть в кровь, в дыры.       — Что? — забурчал он, словно не своим голосом.       Всё вокруг такое зыбкое и неприятное. До тошноты нетерпимое. Небо падает на землю — камень на голову. Духота уходит, сменяясь жарой. Мутные голубые искры бегают из угла в угол, истошно цепляясь за холодные стены. Не работает.       — Эй! Что за представление ты тут устроила? — чуть повысил голос Леви.       — А Вы, как я погляжу, фанат моих выступлений, раз до сих пор пытаетесь достучаться до меня. Наслаждайтесь, раз уж на то пошло, — на автомате съязвила она, не отвлекаясь от чувств.       — Я твои выходки терпеть не собираюсь. Проваливай, — отведя взгляд, проговорил мужчина.       — Капитан, Вы же ещё совсем молодой, что с Вами сделали? — Эрсэль наклонилась к нему, стараясь заглянуть в глаза и найти ответ: выплаканный взгляд столкнулся с раздражением, злостью и смущением.       — Я не выбил из тебя всё дерьмо только потому, что ты — телохранитель королевской особы. Следи за языком, — если бы взглядом можно было убить, он давно бы сделал это, однако она разочарованно кивнула, не получив ответа на свой вопрос и отстранилась.       — Есть всё-таки в Вас что-то, — добавила Вернуарвер.       — Капитан! Нужна ваша помощь! — донеслось из дальнего коридора.       — Идём, поможешь.