14 столпов

— …вопреки расхожему мнению, кажется, вполне дружелюбны. И, хотелось бы отметить… Не выносящий холода Алот мужественно игнорировал свою слабость и старался не дать подрагивающей челюсти себя перебить. Он сидел у костра в компании своего вымокшего от снега плаща и Хранительницы, которой уже битый час что-то разжёвывал. Сопровождая свою речь патетично-аэдирской жестикуляцией Алот лишь изредка отвлекал на себя её внимание; Хранительница же в эти мгновения совершенно не разбирала смысла его жужжания, лишь радуясь где-то в глубине души за то, что бедняга нашёл, как отвлечься от холода. Но стоило малейшему ветру донести до них ворох ломанных снежинок — Алот тут же съёживался, всё же делая перерыв на ритмичный стук зубами. — Понимаю, дружище, — Кана появился как по заказу, кутаясь в плащ. — Мне здесь, в Сталварте, тоже весьма и весьма неуютно. Подумать только, а я ещё жаловался на Дирвуд! — он нащупал прут рядом со скамьёй и принялся ворошить поленья в костре. Вместе с Алотом они дружно подставили лица и ладони навстречу волне сухого тепла. — Но, признаться, не ожидал, что наша дорогая Вспышка именно нас потащит в такие… самобытные мёрзлые пустоши. На этих словах эльфийское ухо Вспышки едва уловимо шевельнулось. «Мёрзлые пустоши». Ха! Да здесь ещё всё пестрит кусками земли и даже растительностью на ней! Видел бы Кана Движущуюся Белизну… — Я вот услышал краем уха… — признался Кана. — О чём это ты здесь толковал, друг мой Алот? Мне едва не почудилось, будто ты изливаешь нашей Хранительнице нежные чувства, пока вы тут наедине. Что за дифирамбы её внутреннему миру? Тут Вспышка не могла не отвлечься окончательно. Нечто, держащее всё её внимание целиком прикованным к себе, ненадолго отступило на второй план. Белые веснушки сверкнули под распахнутыми глазами. Скит. — Ох, Алот… — в ситуациях, когда было необходимо кого-то успокоить, Вспышка старалась не жалеть слов и эмоций. Самых положительных и миротворческих, разумеется. Ей даже хотелось взять его за руку, но все мускулы будто разом свело. Однако от решения сгладить нависшую неловкость и довести всю эту ситуацию до ума она не отступила. — Мне правда жаль… Ты замечательный ч… мужчина, и… — Вспышке давно не приходилось утешать чьё-то сердце подобными словами, оттого её губы на миг скосились и сжались в почти невидимую нить. — Но ты же понимаешь… — голос сошёл на нет. Отведя взгляд и пробубнив что-то ещё, она всё же собрала себя в кучу и добила начатое формулировкой на все времена: — Дело не в тебе, дело во… — Во имя Пламени, девчонка! — голос Изельмир трещал похлеще дров в костре. — Я не вынесу этого словоблудия ещё и от тебя, чтоб его!.. Кана прыснул куда-то в плечо. — Ох! — на сцену театра абсурда вернулся Алот. — Кана всё не так понял! Я вовсе не это имел в виду! Злобный взгляд волшебника (а такой, по законам Эоры, чаще всего обещает месть) был достаточно красноречив, чтобы заставить Кану перестать смеяться и прикусить язык. С его острыми акульими зубами это уже было наказанием. Алот успокоился и принялся за разъяснения: — Я всего-навсего делился с Хранительницей… скажем так — сумбурным, но устоявшимся мнением о гламфелленах, — с победным видом он оттянул края рубахи и разгладил складки на груди, сметая заодно и остатки растерянности. — Ясно, значит, скармливал ей стереотипы об её же народе. — Именно, — Алот успел кивнуть лишь раз, прежде чем сморгнуть мимолётную уверенность и нахмуриться. Вся растерянность прилипла обратно. — То есть нет! Я лишь… Пфх! — маг всплеснул руками, и языки пламени перед ним на секунду будто стали выше. — Ну вас! — Алот отсел подальше, но уходить от костра не стал: пощупал непросохший плащ, прикинул расстояние до таверны и решил, что оно того не стоит. Кана снова громогласно расхохотался. — Не переживай за него, — подмигнул он Вспышке. — На самом деле парень хотел донести, что вопреки немногочисленным слухам о жестокости и отчуждённости белых эльфов, ты — очень даже ничего. На «очень даже ничего» Алот только сильнее забурчал. Видят звёзды, в свои рассуждения он вкладывал куда больше искреннего и дружелюбного, чем вульгарное «ничего». А Вспышка на словах о жестокости и отчуждённости вспомнила мать, поймав себя на мысли, что возможно подобное мнение о гламфелленах не лишено оснований. — А если спросишь меня, — не унимался Кана, — то я бы сказал о тебе… Ветреная. Да, — он тут же поднял массивные ладони, будто в примирительном жесте. — Но в хорошем смысле! Насколько это возможно… Вспышка склонила голову набок. Пронёсшийся рядом лёгкий вихрь, закрутивший у ног осколки снежинок, приподнял её невесомые волосы, сделав их похожими на белое облако у неё на плечах. Кану снова посетили странные идеи, касающиеся этих волос, и он не сразу вернулся к прежней мысли. — До того, как начать донимать Алота, я планировал, на самом деле, донимать тебя, — он прочистил горло и поправил свою шапку. — Видишь ли, то, как ты напоминала притаившуюся львицу, пока не сводила глаз с этих двух… — Кана неуверенно ткнул большим пальцем в парочку, сидящую у дома за его спиной, — в общем, не осталось незамеченным. А на нерасторопную лесть Алота я отвлёкся уже потом, как подошёл к огню. Алот немного развернулся, чтобы нарочито громко бросить через плечо: — С каждым новым разом выставлять ситуацию во всё более худшем свете — бесспорный талант, Кана! Хоть в чём-то он у тебя проявляется. — А ещё я назвал последнюю надежду Дирвуда — ветренной! — кажется Кана совсем не обиделся. Но потом (Вспышка точно знала) наверняка ещё найдёт, как подтрунить Алота. Хорошенько обдумать слова Каны у Вспышки не получилось: внимание снова приковала пара, воркующая у какого-то сталвартского здания. У храма или у таверны — в темноте различить одинаково простецкие постройки было нелегко. — Значит, Паледжина и Манеха… — протянул, раскачиваясь на скамье, Кана. Впрочем, его неловкая попытка сгладить ситуацию сделала всё только хуже. Вместо ответа Вспышка совсем не-аристократично утёрла нос. Кана, не уловив в окружающем воздухе ничего опасного, решил продолжить в той же манере: — …та, что отвергла тебя пару месяцев тому назад и та, на которую ты успела положить глаз только вчера, — ненужное пояснение было озвучено скорее для запоминания с целью увековечить точные факты в своих записях и идеях для песен: ни одной причины тому, чтобы проговорить это вслух, больше не нашлось. По крайней мере у Алота. — Эй. Может, хватит? — от былого гнева остался лишь блёклый след где-то между бровей. Алот даже предпринял осторожную попытку пододвинуться назад к соратникам. Хотя скорее всего он снова озяб и потянулся ближе к огню. — Не сбивай, я же пытаюсь помочь! — шикнул Кана и похлопал себя по верхним швам на куртке. — Что это, по-твоему, такое? — Э-э… — непритворно задумался Алот и пригляделся. — Пятно от чернил? — Чт… Нет, — Кана, конечно, убедился в его наличии, оттянув ткань к полю зрения и состроив то ещё лицо из морщин и складок, пытаясь его разглядеть; но с мысли не сбился. — Это, дорогой Алот, дружеское плечо! То, что ты не соизволил вовремя подставить. Алот фыркнул. От воспоминаний о том, как Кана воспринял его нейтральные комплименты вспышкиному характеру, у него скрутило живот. Но эльф быстро переместил взгляд к Хранительнице, и уголок его губ дёрнулся. Потому что вслед за этим он вспомнил, как мягко, по-детски беззлобно, в чём-то даже наивно Вспышка пыталась «остаться с ним друзьями». Она всегда была предельно искренней с теми, кого принимала в свою большую «семью», и именно эта черта характера больше всего привлекала Алота в ком бы то ни было. Нас всегда притягивает то, чего мы лишены. Вспышка вздохнула: — Йа. Мне не хватило серьёзности Паледжины, чтобы привлечь Манеху, — говорила она в пустоту, — и игривости Манехи, чтобы привлечь Паледжину. Кана подсел ближе. Выдохнув в ночную стужу облако пара он мягко похлопал Вспышку по лопатке. — Противоположности притягиваются. Но зная их обеих — долго развлекаться они не планируют. Да и тебе длительные переживания не к лицу. Обычно, с полчаса повздыхав, ты отметаешь любые неудачи и идешь дальше. — Кажется, я и вправду ветренная. Порой простодушие Каны отвлекало Вспышку от его же мудрости. В окружающих он разбирался гораздо хуже неё самой, зато всегда с особой тщательностью изучал товарищей. То, как он сумел узнать её настоящее имя в столь короткие сроки — до сих пор оставалось для неё загадкой. — Ну, — замялся Кана, — скорее даже отходчивая… И вообще: я не говорил, что это плохо, — напомнил он. — Из всего вороха твоих хранительских странностей и задвижек, это — самое человечное, что можно выудить. К тому же, — аумауа пожал могучими плечами, — в твоём случае сложно представить, чтобы дела обстояли иначе. Но погляди на это с лучшей стороны. Ты свободна, как ветер! Так дуй, куда хочешь! Не слишком изящно, но так по-кановски. — Вы как хотите, — вступил Алот, накидывая на плечи просохший плащ, — а я «дую» в тепло. Спать. Пока он шагал до таверны, на смену ему пришёл Хиравиас. Алот не стал тратить время на обмен взглядами, сосредоточив всю энергию на быстром шаге. — И мне пора. Короткий сон для ума вреден, — Кана, продрогший до костей и довольный своей отговоркой, поёжился и поскакал за Алотом в тёплое и уютное помещение. Скорее всего он споёт там не одну песню прежде, чем лечь спать. Хиравиас, добравшийся до скамьи, победно потёр ладони друг о друга. — Славно! Больше места у костра. Сказав это он запрыгнул на скамью и юрко, точно кот, пролез под локоть Вспышки, чтобы улечься ей на колени. Опешив, она так и оставила приподнятую им руку зависшей в воздухе. — Вроде ты говорил, что места полно, — напомнила она на всякий случай, не решаясь расслабить и опустить её. — Ага, — Хиравиас довольно оскалил клыки и закрыл единственный оставшийся у него глаз, устраиваясь поудобнее. — Никто не помешает вытянуть ноги. Вспышка перестала дышать, ощутив неприятную схожесть с мебелью. Ей казалось, что если сверлить его взглядом достаточно долго, то Хиравиас хотя бы приоткроет глаз и встретит её возмущение лицом к лицу. Но это, конечно, было бы слишком просто. В последнее время этот лохматый орлан выкидывал подобное всё чаще и чаще. Не то, чтобы это раздражало. Скорее — вызывало некоторые вопросы. И, в отличие от остальных его выходок, беспардонное вторжение в личное пространство не казалось таким забавным. Вспышка не сводила с него глаз, всё ещё на что-то надеясь, но понемногу опуская руку. Чем больше она приближалась к его телу, тем острее чувствовался на корне языка вяжущий вкус смирения. Впрочем, его достаточно смягчала снисходительная полуулыбка. Один вопрос, уже не единожды возникавший у Вспышки в такие моменты, но так до сих пор и не озвученный, всё же выскользнул сейчас: — Ты не слишком своевольничаешь, Хиравиас? — Слишком! — орлан выплюнул ответ молниеносно, не думая. Складывалось впечатление, будто он только и ждал этого вопроса, всё это время намеренно провоцируя. — И тебе советую! Рядом с костром его рыжий мех переливался жёлтым и красным, отчего сам Хиравиас будто горел. От гордости, не иначе. Вспышка совсем расслабила руку. Кто бы ещё не был горд так легко и бесстрашно хранить верность самому себе? Паледжина и Манеха растаяли в ярких искрах костра, словно их и не было. С тихой усмешкой, заглушенной порывом ветра, Вспышка запустила белые пальцы в его волосы, похожие на огонь.