Семь ударов сердца

Работа оказалась не очень тяжелой, но изнуряющей. Вместе со мной посадками занимались ещё несколько людей и гномов. Среди людей было только две девушки, и мы быстро познакомились. Мира и Гвен были из сгоревшего Эсгарота. Их родители погибли во время налета дракона, а остальные родственники — во время битвы. Чтобы не попасть в бордель, им пришлось наняться в Эребор. Обычно, родственники не пускали женщин к гномам, но эти две остались сиротами, и за них некому было решать, что делать. Они могли бы приспособиться жить в городе, не прибегая к крайностям, но здесь хотя бы никто не посягал на их честь, без их собственного позволения, вопреки всем расхожим слухам и домыслам. В Эреборе с подобными делами было строго. А в Дейле не все мужчины обладали благородством, к тому же было много приезжих. В Городе под Горой девушки могли заработать приличные деньги, чтобы потом открыть свое дело. Мира хотела открыть таверну, а Гвен — постоялый двор, что по их рассказам было одним и тем же. Я же рассказала им свою легенду, что приехала с востока и по пути на мою семью напали орки. Мне удалось выжить, но в Дейле я была лишним ртом, так что тоже приехала в Эребор на заработки, чтобы потом попытать счастья на юге. Когда я узнала, что до Рохана, что граничит с Гондором, примерно месяц пути, то приуныла. На такой долгий поход я не рассчитывала, но от намерения не отказалась. Мы работали с перерывом на обед до заката солнца. Потом мы были вольны делать, что хотим. Мира и Гвен помогли мне устроиться и одолжили немного денег на мелкие расходы. Они сказали, что брать у Хэга в долг себе дороже. Он накатывает такие проценты, что потом век не расплатишься. Они показали мне внешний рынок, который находился, вопреки своему названию, внутри горы. Здесь толпились гномы и торговцы из Дейла. На прилавках были навалены рулоны материй всевозможных расцветок, горы оружия и украшений, ящики с овощами и фруктами, готовая одежда, вяленая рыба и мясо теснились с копченостями и консервированными ягодами и грибами. Девушки помогли мне купить дополнительное нижнее бельё, шерстяную юбку и жилетку. В этот же день меня нашел Хег и протянул контракт на полгода. Неделю я работала без происшествий, но в один прекрасный день на посадки приехал эльф-садовник, чтобы дать необходимые советы и проследить за правильностью посадок, орошений и покраски стволов. Я так изнервничалась, что один из работающих на посадках знакомых гномов, посоветовал мне обратиться в лечебницу. Он был добрым малым, но неразговорчивым, что было в моих глазах огромным плюсом. — Да ты сейчас в обморок грохнешься, детка, такая белая, — сказал он, отмахиваясь от назойливой мошкары, — Иди к Хегу, пусть тебя отправит к лекарю, а я твою часть деревьев так и быть посажу за пятьдесят медяков. — Спасибо, Эгир, — вздохнула я и ринулась к Горе по низкорослому леску тонких хвойных стволов, стараясь держаться подальше от эльфа, который прохаживался вдоль высадки в сопровождении нескольких гномов. В какой-то момент, мне показалось, что я увидела знакомое лицо. В светлых волосах сверкнули подвески, вспыхнули голубые глаза, на щеке появилась ямочка. Я быстро отвернулась и ускорила шаг, ощущая, как сильно сдавливается грудь, а к горлу подступает ком. Я уже успела узнать, что короля Эребора зовут Торин, тот самый Торин, чью спину я до сих пор видела в своих кошмарах и тот самый, что разбудил дракона и вернул свой давно утерянный дом. Он выжил в пламени и не погиб в битве, как и все члены его команды. Они стали живыми легендами, но для меня это ровным счетом не имело никакого значения. Для меня они были предателями и жалкими трусами. Я не хотела случайно встретиться с ними нос к носу. Мне было унизительно знать, что от тех, кто бросил меня, зависит моя жизнь в прямом смысле этого слова, ведь мне больше некуда было податься. В Дейле меня тут же выдадут эльфам. Да и с гномами не было никакой уверенности, раз уж они теперь сотрудничали с Трандуилом. Поэтому я не хотела выдавать себя и подвергать риску. В моих планах было заработать денег, и с одним из торговых караванов податься на юг. Эгиру пришлось дать не пятьдесят медяков, а целый золотой, который я заняла у Гвен. Но я не жаловалась. Это была незначительная цена за свободу, хоть и такую призрачную. Эльф появился ещё один раз в конце месяца, и мне снова пришлось вжимать голову в плечи и заматываться в платок. В этот раз я отчётливо увидела Фили, а рядом с ним Кили. Они смеялись, перекрикиваясь с другими гномами, что работали на посадках. В какой-то миг мои глаза встретились с искрящимися весельем глазами Фили, и я еле успела спрятаться за каменной кряжей на склоне, а затем убежала в гору, сославшись на больной живот. Но, кажется, Фили меня не узнал, потому что в спину мне не крикнули остановиться, никто не схватил меня за руку и не произнес моего имени. Хотя вполне вероятно, что он его уже и не помнит. Какая-то часть меня боролась с желанием встретиться с гномами, посмотреть в их глаза, задать мучившие меня вопросы, увидеть, как им станет неловко и стыдно, но желание жить и страх быть узнанной перевешивали. А ещё я боялась, что им всё равно, что меня просто не вспомнят. И это было больнее всего. Через месяц я получила свою первую зарплату — чуть меньше пятнадцати золотых монет. Пять пришлось отдать Оберу, который поджидал меня на выходе из кабинета Хэга. Ещё восемь монет я отдала Мире и Гвен. На руках у меня осталось всего ничего — один золотой и сорок медяков. Я подумала, что такими темпами мне ничего не удастся накопить, к тому же на посадках, я сильно рисковала быть узнанной, поэтому решительно направилась обратно к Хэгу в кабинет. — Хэг, — с порога начала я. — Я тебе выдал все верно с вычетом на одежду и лекарства, — буркнул он, уткнувшись в бумаги. — Да, верно, — кивнула я, — Я по другому поводу. — Короче, Белла. Время-деньги, — буркнул Хег. — Дай мне другую работу, — выпалила я, — Куда угодно. Хоть уголь грузить. И желательно с зарплатой побольше. — Уголь в Железных Холмах. У нас только золото и драгоценные камни, реже железо, — сказал Хег, — Тебя в первый же день телегой придавит, да и инородцев к шахтам не пускают… — Понимаю. А на кухню пустят? Я могу готовить, или посуду мыть, печи топить, воду и дрова носить… — Слушай, ты такая мелкая, что вряд ли выдержишь. На посадках хотя бы рабочий день до заката и выходные… Смотри, потом всё зарабатонное на лекарства сольешь, — в голосе Хега послышались родительские нотки, но он быстро себя поправил, откашлявшись, — Но если неймется, Руфу на королевскую кухню нужны были дополнительные руки. Он там совсем запарился с этими приемами и делегациями со всего света. Я могу отдать тебя Руфу, но он не такой добренький, как я, хоть и платить будет больше на десять монет. Но и работенка сложнее и грязнее, без выходных. Это тебе не кисточкой по веточкам водить… — Я согласна. — Там котлы с жиром в сантиметр отмывать, гарь выскребать… — Я согласна. — А ещё фарфор грёбанный, над которым наш король трясется, как над собственными яй… не важно… — Согласна. — Ну, согласна, значит завтра встаешь до рассвета, я предупрежу ночную стражу, чтобы разбудили, и бегом на кухню. Тебе покажут где. Руфу я сам скажу. Если в первый день что-нибудь разобьешь или испортишь, на мою помощь не рассчитывай. Я тебя спасать от Руфа не буду, когда он тебя в выгребную яму закапывать будет. — Спасибо, Хег! — Спасибо она мне! Эх… А, и ещё. Зарплату получать все равно у меня. — Да, спасибо! Ты очень дохлый начальник! — Ты хотела сказать добрый, — скривился Хег. — А, ну да, — я напряглась, вспоминая значение слова дохлый. — Глупая женщина, — фыркнул гном и снова уткнулся в свои бумаги, а я побежала рассказывать Мире и Гвен о смене работы. Они не пришли в восторг, скорее наоборот пожалели меня. — Ты ещё не видела Руфа, — предупредила Мира. — Да, он очень строгий, даже злобный, — закивала Гвен, — Летом один парень из Дейла устроился было на кухню к нему, так через три дня Руф его отлупил сырым мясом до синяков и заставил руками помойную яму выгребать. Тот парень тут же домой сбежал. Как же его звали? Грег? Нет, Дред, ага Дред. — Говорят, что Руф три шкуры со своих работников сдирает, если те мешкают или делают что-то не так, как надо, — сказала мне Мира, — Так что, если что, ты сразу беги к Хегу. — Хег предупредил, чтобы я к нему не обращалась. Он не станет меня выгораживать, — я начала сомневаться в том, что удачно сменила работу. — Ну, тогда будем надеятся, что ты справишься, — пожала плечами Гвен. — Я должна, — сказала я не так уверенно, как хотелось бы. Ночью меня разбудил громкий стук в дверь. Чтобы работать на кухне, надо было вставать ни свет ни заря. Поэтому я поспешила. Солнце ещё не встало, а я уже была на широченной кухне. Гном, выше меня на полголовы и шире в раза четыре с недовольной миной рассматривал меня какое-то время, потом вздохнул так, словно уже успел разочароваться во мне и кивнул в сторону мешка с картошкой и луком. — На чистку, — сказал он громким, но спокойным голосом. А я ожидала, что на меня начнут сразу орать или заставят гарь отскабливать с печей. Тон главного повара и не очень сложная работа меня немного успокоили, и я уселась на низкий табурет возле мешка и взяла в руки нож, который уже был положен поверх картошки. Там же лежал фартук. Слева стоял огромный котел с водой, а справа корыто для ошметков. Я принялась за чистку. И тут начались недовольные команды от Руфа. А вскоре я пожалела, что пришла на кухню. Картошка, кажется, была бесконечной, а мешок бездонным. Мои руки, плечи и поясница затекли так, что даже небольшая растяжка каждые десять минут не давали облегчения. — Тоньше срезай! Пошевеливайся! Хватит дурью маятся! — кричал при этом Руф, проходя мимо, так, что я аж подпрыгивала, — Нож держи с меньшим наклоном! Воду не разбрызгивай! Лучше бы у тебя руки внутрь выросли! Да как ты чистишь! Точки вырезай! Не срезай, а вырезай! Шкурки не разбрасывай! Это нож, а не полировальная палочка для ногтей! Ты сюда разминаться пришла или работать? Дохлая рыба и то живее тебя! — Да, господин Руф, — соглашалась я, сквозь стиснутые зубы, — Конечно, господин Руф. Как скажете, господин Руф. Вам виднее, господин Руф. Вы абсолютно правы, господин Руф… Дочистив картошку, я передвинулась к луку, а картошку забрали другие повара, которые уже заполонили кухню и сновали туда-сюда. Повязав нос и рот платком, я взялась за дело, обливаясь потом и слезами. И снова услышала тысячу советов и неодобрительных отзывов о своих руках, глазах и умении держать нож. Но я решила, что обязательно должна остаться на этой работе. Чтобы мне не сказали, я буду стараться делать лучше. Мне нужны деньги. Мне нужно уехать на юг. Я должна узнать, что произошло и как вернуться домой. Уже вскоре кухня наполнилась гномами и пришла в движение. У меня было ощущение, что я попала на представление жонглеров. Все носились, словно поджаренные, перекидывая через всю кухню ножи, миски, котлы, куски мяса с костями и даже живую рыбу, которая успевала изогнуться и звучно хлестнуть хвостом по воздуху. — Ахирз, соль! — слышалось с одного угла. — Брюх, кости! — кричали с другого. — Кто, балрога вам в зад, варил соус? — ревел Руф. — Конфус, прибавь огоньку! — кричал раскрасневшийся гном с тремя косичками на бороде. Рыжеволосый гном с густой щетиной и заплетенными в две косы волосами ринулся прочь из кухни, а через минут десять вернулся, неся в руках высоченную пирамиду из сложенных друг на друга дров, а на голове у него стояла корзина с углём. Только я подумала о том, что так можно и споткнуться, как он поскользнулся, и вся конструкция полетела на головы поварам. Я ахнула, но зря. Гномы проворно поймали все до последнего полена и ловкими движениями закинули их в углы между огромных жаровен. — Ух ты! — вырвалось у меня. Я проработала на кухне несколько дней на чистке овощей и уборке, потихоньку узнавая о великом короле Торине и его команде, и их победоносном походе к Горе. Сейчас все эти гномы, которые таким малодушным способом избавились от меня в темнице Трандуила, занимали самые высокие посты в Эреборе и все входили в Большой Совет Гномов. Их уважали, ими гордились, их обожали. Всю эту информацию я почерпнула из редких обрывков разговоров на кухне, а спрашивать сама я не решилась, чтобы не вызвать подозрений. Как-то Руф решил разнообразить мой досуг и послал меня в погреб. — Белла, бегом в погреб с Буртом. Закончился кориандр и вино! Бегом, я сказал! — взревел Руф, и я вскочила, вытирая руки о фартук. — Бурт! Кто здесь Бурт? — крикнула я, ещё не успев запомнить имена всех поваров и помощников, и увидела, как темноволосый гном с пышными усами помахал мне. Я начала пробиваться к нему, лавируя между столами и мелькающими разделочными ножами. Мои лопатки горели от грозного взгляда главного повара, но я уже привыкла. Я старалась не обращать внимание на его ворчание и даже открытые оскорбления. Просто делала всё, что требовалось и как умела. — Новенькая, значит, — затараторил гном, показывая мне дорогу в погреб, — ну-ну, смотри продержись ещё неделю. Я на тебя ставку сделал. Продержишься, дам десять процентов от выигрыша. — Ставку? — я была удивлена, хотя отчасти меня это позабавило. — Ага, все поставили. Кто на три дня, кто на неделю. Я поставил на месяц, — Бурт зыркнул на меня и улыбнулся до ушей, словно ставка в месяц делала мне честь, — Так что, не подведи. — Постараюсь, — улыбнулась я, — Может подскажешь, как это сделать? Кажется, Руф вечно мной недоволен и вот-вот разделает меня, как редьку. — Руф вообще редко бывает довольным. Просто делай свою работу, — пожал плечами Бурт, — Не обращай внимания на ворчание Руфа. Слышал, как ты ему отвечала. Вот так и продолжай. Он обычно доводит новичков до белого коления так, что те начинают огрызаться, а ему того и надо. Забавляется он так, понимаешь? Он, когда ещё жил в Синих Горах, работал у людей, а те с ним обращались хуже, чем со скотом. Вот он теперь и отыгрывается. А вообще Руф неплохой начальник. Знает своё дело и других в обиду не дает, если что. — Спасибо, Бурт, я запомню, — поблагодарила я, поежившись. Если Руф имел зуб на всех представителей человеческого рода, то вряд ли мне удастся прижиться на кухне. Но долго я там задерживаться не собиралась. Эта последняя мысль быстро меня успокоила. Мы спустились на шесть пролетов и прошли длинный коридор, когда наконец дошли до круглой двери, перед которой сидели несколько стражников за небольшим низким столом и играли в кости. — Вино стерегут, — тихо хмыкнул Бурт и поприветствовал гномов. Те отперли двери и впустили нас в прохладное помещение, осветив факелами широченное пространство, уставленное мешками, бочками и коробками. Один из стражников сказал что-то на гномьем языке, одарив меня сальным взглядом, другой гоготнул, а Бурт еле улыбнулся и пожал плечами, сделав непонятный мне жест пальцами. — Детка, — обратился ко мне один стражник и сорвал со своей бороды подвеску с зеленым камнем, — Если что, приходи ко мне в любое время. Тебе понравится, обещаю, — Он подмигнул мне и, подбросив украшение в своей широченной ладони, кинул в мою сторону. Я автоматически поймала подвеску, но тут же откинула её, ощутив на пальцах что-то липкое и жирное. — Если мало, ты только скажи. Я добавлю, — улыбнулся до ушей гном и потянулся за второй такой же подвеской. Мне захотелось как следует двинуть этому нахалу в его огромный круглый нос, но я сдержалась. Неизвестно, как могли повести себя гномы. Здесь, в подвале их было пятеро, а я одна. Мне стало страшно, несмотря на то, что Мирта и Гвен уверяли в порядочности гномьего народа по отношению к женщинам. — Ваше предложение очень лестное, господин стражник, — сказала я, сжимая кулаки, — Но боюсь, что ничего не получится. Прошу меня извинить, у меня много работы. Я обогнула гнома, который перестал улыбаться и нахмурился, и хотела было пройти внутрь, как тот схватил меня больно за руку и дёрнул назад, прижимая к себе. В нос мне ударил горький запах ветчины, лука и пива. — Ну, детка, — хрипнул гном, пытаясь облапать меня свободной рукой, — Тебе понравится. Получишь удовольствие и деньги. Заплачу вдвое больше, чем дает тебе Руф. Я начала вырываться и пару раз вмазала гному по лицу, а потом ударила ногой по его колену, но лишь отбила себе ступню и ладони. — Отпусти меня! — закричала я так громко и отчаянно, что гном вдруг отскочил от меня, как ошпаренный, а я ухватила какую-то увесистую штуковину с полки и со всей дури вмазала ею гному по лицу. Штуковиной оказалась ступка для измельчения орехов. От удара, моё запястье на какое-то время онемело, а гном лишь шикнул и потёр пальцами ушибленное место, даже не поморщившись. Я отпрыгнула от него, боясь, что он от злобы сделает мне что-то плохое. Я заметила большую печную лопату и схватила её, еле удерживая в руках, и направила на немного ошарашенных гномов. — Э, детка, успокойся, — выставил вперед руки гном, — Нет, так нет. Чего взбеленилась, как дикая кошка? Это просто сделка. — Я тебе не детка, гном! — крикнула я, — И ещё раз распустишь свои грязные руки, я оторву твою вонючую бороду и скормлю её свиньям! А свою гадскую сделку засунь себе в дырку, что у тебя между ног! — Хо, — выдохнул Бурт, — Хо-хо-хо, — гоготнул он уже громче, а потом залился весёлым смехом. Другой стражник хлопнул неудавшегося любовника по спине и пошёл на пост, хмыкая себе в усы. — Лопату поставь на место, — буркнул гном и тоже отошел в сторону, почесывая нос и щеки, которые я дубасила минуту назад, — Дырка между ног, — шикнул он и тоже гоготнул, — Задница что ли? — Тут все гномы покатились со смеху, а я всё ещё не могла прийти в себя и тяжело дышала. — Белла, нормально всё, — подмигнул мне Бурт, — Оставь лопату. Лопата упала из моих рук, а я начала потирать занывшие от тяжести мышцы. — Не обижайся, — Бурт подошел ко мне, довольный и светящийся весельем, — Просто другие человеческие женщины не прочь покувыркаться с нашими мужчинами за безделушки. Теперь Брех знает, что не все такие. Будет ему хорошим уроком. Хо-хо. — Идиоты! — шикнула я зло, поднимая лопату и ставя её на место к стене, — Напугали. Я ж могла и ткнуть его, лопатой-то. — Хорошо, что не ткнула, а то бы были большие проблемы. Так, вон там мешок с кориандром. Бери весь. Дотащишь? — Бурт посмотрел, как я приподнимаю пятикилограмовый мешок и кивнул, — Я понесу вино. Он подозвал одного стражника, и тот взвалил ему бочонок на левое плечо, а потом ещё один на правое. Гном крякнул и уверенным твердым шагом направился к выходу. Я поспешила следом. Второй стражник записал что-то в толстую книгу, а тот самый Брех сидел весь красный и не поднимал глаз от игральных костей, делая вид, что они его невероятно интересуют. Его плечи и борода в подвесках подрагивали. — Дырка между ног, — услышала я хриплый хохот и скорчила в ответ кислую мину. На кухне Бурт уже с порога начал рассказывать о том, как я отшила Бреха, надавала ему тумаков и облила такой бранью, что у него и стражников отвисла челюсть и уши скрутились трубочкой. Видимо, для женщин подобные высказывания были немыслимыми. Кухня заливалась гоготом и остроумными шутками весь день, а когда вечером Мирта с Гвен потребовали от меня подробностей, то я поняла, что слухи в Эреборе разлетаются быстрее ветра. Я продержалась месяц на кухне Руфа, покорно выполняя все его поручения и пропуская мимо ушей колкие насмешки и обидные замечания. Хотя после моей стычки с Брехом, я заметила, что ко мне стали относится лучше — помогали донести тяжелые котлы до мойки или же корзины с отбросами до свинарника или выгребной ямы, выбирали для меня жирные куски мяса на обед, приструняли невзначай забредших гномов, которые норовили подшутить надо мной или что-то сказать в мой адрес. Работы не убавилось, даже наоборот, хотя Руф ничего невыполнимого мне не давал делать. Работа была тяжелой, но вполне сносной, хотя Мира и Гвен были удивлены моей выносливостью. Иногда я чистила тонны овощей, иногда отмывала посуду, таскала приправы и соленья из подвала, наводила порядок на столах и полу, или выносила отходы в свинарник. Готовить мне не позволяли, зато часто просили попробовать готовые блюда перед подачей. Гвен пошутила, что так Руф проверяет, есть ли в еде яд, но я почему-то была уверена, что Руф просто не может смотреть на мою истощенную худобу и пытается откормить, чтобы я не рухнула посреди кухни и не помешала работе. Я и на самом деле чувствовала, что прибавила в весе. Ребра перестали выпирать, а с лица исчезли острые углы. Самым сложным было мыть огромные котлы. Приходилось нагревать воду и скоблить их металлическими мочалками по часу. Мои руки задубели и покрылись трещинками. Когда Руф заметил мои руки, он перестал ставить меня на мойку посуды и велел сходить в лечебницу, взять мазь из коры ивы и ромашки. А потом выдал перчатки из тонкой кожи, чтобы, по его словам, еда лечебницей не воняла. Даже делая доброе дело, Руф оставался ворчливым. Выходных на кухне не давали. Просто были дни, когда готовить приходилось только один раз. Но это было редко. Король постоянно принимал послов и делегации, скрепляя всё новые союзы и заключая торговые сделки. Так что кухня, если не горела синим пламенем, то была очень близка к этому. Пару раз приезжали эльфы из Лихолесья, и тогда у меня случались приступы резей в животе, голове и других частях тела, и я за свой счет закрывалась в своей комнате до тех пор, пока эльфы не уезжали. Иногда пиры затягивались до утра и продолжались несколько дней подряд, особенно если пировали гномы. Я знала, что есть семь основных кланов и ещё с десяток мелких зажиточных семей с собственным двором и небольшими городами на холмах по всему Средиземью. Во время их многодневных застолий, к моему удивлению и радости, Руф всегда отпускал меня до полуночи, хотя сам и его повара оставались работать всю ночь и продолжали на следующий день без передышки. Я не могла не восхищаться их выносливостью, что постоянно им и говорила, а они сперва лишь посмеивались, но потом привыкли и пощелкивали в ответ языками, что означало дружескую солидарность. Прошло два месяца работы на кухне. Я регулярно посылала треть зарплаты Мегг и Свену, а остальное хранила у Хега, боясь ограбления, хотя такого в Горе не случалось, как заверили меня Гвен и Мира. Они предлагали мне вернуться на посадки, потому что видели, как я чуть ли не сутками пропадаю на кухне и не имею даже одного выходного дня, чтобы развеятся, но я предпочитала трудиться, нежели иметь время на размышления и страхи. В уме я без конца занималась расчетами, прикидывала, что понадобиться мне в пути, сколько будет стоить купить себе место в караване, а иногда я задумывалась о собственной лошади, но когда узнала, что хорошая, выносливая лошадь стоит как шесть моих зарплат, отказалась от этой идеи. Мира и Гвен рассказывали мне про походы на рынок, про свои мимолетные любовные приключения с молодыми и не очень гномами, про щедрые подарки, которые знатные гномы дарили им за проведенные с ними ночи. Я слушала их и думала, что недалеко эти две убежали от борделя. Хотя, может быть, я просто не могла себе представить подобное место в человеческом городе на подобии средних веков. Возможно, бордель сильно отличался от того, что получали эти девушки здесь. Но, как по мне, продавать свое тело было унизительно и гадко. — Если хочешь, я познакомлю тебя с Фразером, — шепнула мне как-то Мира, — У него ювелирный магазин и кузня. Смотри, какую он мне брошку подарил, — девушка достала из длинного шерстяного гольфа, который носила под юбками, изящную брошь в виде цветка. Золотые лепестки были почти прозрачными, а в середине мерцал драгоценный камень розоватого цвета. — Очень красивая, — сказал я, трогая огрубевшими пальцами нежные лепестки и тут же одергивая руки. Мне показалось, что мои потрескавшиеся и потемневшие пальцы недостойны касаться столь прекрасной вещи. Глупо, конечно, но я ничего не могла с собой поделать. — Он может познакомить тебя кое с кем и у тебя тоже будут такие вещички… — Нет, — я даже вздрогнула, представив, что отдаюсь кому-то за деньги, — Я не смогу так, Мира. — Как знаешь, — пожала она плечами и спрятала брошь обратно в гольф, — Деньги не бывают лишними. А гномы неплохие любовники. Они знают такие штучки… — Нет, Мира, не надо. Я не хочу знать, — покачала я головой. — Но ты могла бы найти мужа, а не любовника, — спокойно сказала Мира, ковыряя заусеницу на указательном пальце, — Знаешь, отхватить какого-нибудь толстосума, падкого на экзотику… — Не думаю, что это мне подходит. Ты думаешь, что твой Фразер может на тебе жениться? — решила я перевести стрелки и поговорить о Мире, а не о себе. — Нет, только не Фразер, — засмеялась Мира, — Он уже женат на гномке, а у гномов с этим строго. Узы разорвать может только смерть жениха или невесты, ну или очень серьёзные причины. Точно не знаю. — А он не боится, что его застукают? — удивилась я. — Не знаю, — честно призналась Мира и откусила заусениц на пальце, — Может и боится, но видела бы ты его жену! Бррр! Борода до груди, ножки коротенькие, словно пеньки, щеки круглые настолько, что глаз не видно, а уши! Уши в полголовы! Честное слово! — Ну, так она ж гномка. Это, наверное, нормально, — я вспомнила рассказы Илеана. Он говорил, что женщин у гномов немного и они мало чем отличаются от своих мужчин, не считая обычную физиологию. Помню, что тогда я сказала, что эльфийские мужчины мало чем отличаются от своих женщин. Илеан тогда очень обиделся, хотя всем видом пытался показать обратное. Но я видела, как он стиснул свои губы и расправил плечи. Сейчас это воспоминание потревожило меня, мне вдруг захотелось закончить разговор и свернуться под пледом, спрятавшись от всего мира. Я ненавидела эльфов, несмотря на то, что Илеан всегда был добр ко мне и даже помог убежать. Я была уверена, что, захоти он, то я бы сейчас снова сидела в темнице Трандуила, обкуренная до безумия дурманом. Но Илеан дал мне сбежать. Значит и среди эльфов есть добрые и благородные, но это не меняло в корне ничего. Мои страхи поедали меня изнутри, и я ощущала себя закованной в цепи даже сейчас, прячась под горой и имея возможность свободно передвигаться. Тем временем, когда я пыталась бороться с кошмарами прошлого, Мира без умолку доказывала мне на разных примерах, что гномы вполне адекватно оценивают красоту, как женскую, так и мужскую. Своих женщин они ценят за то, что они гномки, и конечно же у них существует любовь, но они не прочь отказаться от традиций и поиметь красотку из людей или даже эльфов. - Что, если ты забеременеешь? - перебила я её, искренне переживая за девушку. - У гномов и людей не может быть детей, - уверенно сказала она, - Я уже больше года встречаюсь с гномами и ничего. Гвен тоже. Да и с эльфами, походу, та же история. Слышала, небось, про принца Кили? — замечание Миры резануло мое сознание, приводя в себя. — Кили? Он принц? — спросила я. Отчего-то эта информация до сих пор до меня не дошла. Я думала, что он просто занимает какой-то высокий пост при дворе. — Ага. Племянник Торина. Других Кили я не знаю, — мотнула головой Мира, — Он же женился на своей эльфийке. Они в Дейле живут, потому что эльфийка не может вынести жизни под землей. Так вот у них тоже нет детей, — тараторила Мира, а я вспоминала темноволосого смешливого мужчину с грубой щетиной на щеках. Он давал мне свои яблоки и иногда пытался учить словам, но его терпение быстро лопалось и он оставлял меня на попечении Бильбо, закатывая глаза и демонстративно потирая виски. Неужели он женился на эльфийке? — А кто она, ну, эта эльфийка? — спросила я, почему-то надеясь услышать, что она не из Лихолесья. Но оказалось, что она была не просто эльфийкой, а командиром королевской стражи Трандуила. Меня затошнило от услышанного. То есть гномы не только заключили союз с эльфами, но даже стали близки настолько, что Кили взял в жены одну из тех, кто когда-то заключил его в темницу. Это было сверх моего понимания. Мне вдруг отчаянно захотелось что-нибудь разбить, и я еле скрывала свой гнев от услышанного. — А Фили? Он тоже принц? — вырвалось у меня прежде, чем я успела понять, что уже задала вопрос. — Этот вроде не помолвлен и не женат, насколько я знаю, — Мира по-своему поняла мой вопрос, — Фразер говорил, что если Фили женится, у них с Торином будет что-то похожее на противостояние. — Почему? — не поняла я. — Ну, ты ж в курсе, что жена Торина носит ребенка и скоро родит? — Мира даже не представляла, как сильно ошарашила меня это новость. — Торин женился? — Сразу после битвы. Ему нужны были союзники из других кланов, так что он быстро остепенился, выбрав гномку из рода Файрбердов.Такой праздник был! Закачаешься! — Мира начала в красках расписывать мне торжество, а я всё больше начинала ненавидеть короля Эребора. Чем радостнее становился голос Миры, тем сильнее сжимались мои пальцы. — Так вот, у Торина скоро должен родится наследник, а Фили как бы тоже наследник, которого признал сам Торин ещё до свадьбы. Поняла теперь? Если Фили женится, и у него родится ребенок, то в будущем может возникнуть внутренний раскол. Кто-то уже сейчас считает, что Фили заслужил право наследовать трон, так как прошел с Торином все невзгоды, вернул гору и сражался в битве пяти воинств, и поэтому у его потомков равные права на трон, а кто-то думает, что право крови сильнее и наследовать Торину может только его сын. — А если родится дочь? — усмехнулась я, не сдержавшись. — Ну, у гномов в этом плане не так, как у людей. Фразер говорит, что в роде Дурина всегда первыми рождаются мальчики, так что никто не сомневается, что родится наследник. Мира зевнула и потянулась. — А если всё же девочка? — не уступала я, — Тогда трон займет Фили. — Ага, если только у Торина больше не будет детей, — махнула рукой Мира, — Ладно, пойду я, а то завтра, говорят, ливень будет. Надо хотя бы выспаться перед тяжелой работой. — Погоди, — задержала я Миру, — А как же Кили? Он же как бы тоже наследный принц, разве нет? — Ну, так он второй по счёту, да и женился на эльфийке, а это сразу делает для него трон недосягаемым. Гномы Эребора никогда не потерпят эльфийку рядом со своим королем. Мира ушла, а я не могла уснуть, размышляя над тем, что жизнь Торина и его соратников сложилась весьма неплохо. Они победили в войне, вернули гору, нашли себе жен и зажили припеваючи. Меня терзал один вопрос, который мне хотелось выяснить, но я понимала, что вряд ли когда-нибудь узнаю. Мне было интересно, они хотя бы раз вспомнили обо мне? Я уже молчу о том, чтобы помочь, ведь даже после союза с эльфами никто не пришел ко мне, чтобы освободить. Я знала, что у Торина целое подземелье золота. Неужели нельзя было выкупить меня? Не такая уж я важная персона, чтобы стоить дорого. Слёзы начали душить меня и я закусила край пледа, чтобы заглушить рыдания. Они мне ничего не должны. Я им никто! Я изо всех сил пыталась укоренить эту мысль в своем сознании, но всё равно не могла не чувствовать обиду и несправедливость. Ведь я ничего плохого им тоже не сделала. Я просто оказалась случайным элементом, но разве это причина, чтобы оставлять меня на верную смерть? Я заснула уже под утро и проснулась с распухшим носом и глазами. Руф сделал вид, что не заметил, но тяжелой работы в этот день у меня не было. А на следующий день он отправил меня на склад за подсвечниками. Нужно было перевезти пятьсот штук в большой зал и расставить по столам. Намечалась какая-то серьёзная встреча следующим вечером, как я поняла. Со мной был отправлен Бурт, чтобы показать, где что находится. Я грузила тяжелые подсвечники в тележку и перевозила их через все королевство в торжественный зал, где расставляла по длинным столам. Максимум увезти я могла двадцать штук за раз. Так что работа оказалась не из легких. На десятом заходе, я уже взмокла как губка и еле передвигала ноги. Я завезла тележку в средину зала и взяла подсвечник двумя руками. Он был медный с позолотой, и весил около пяти килограмм. Мои руки уже давно подрагивали. Мимо носились гномы, расставляя кувшины, фужеры, и столовые приборы. — Скажи Руфу, чтобы достал гондорский фарфор, — услышала я знакомый голос и чуть не выронила подсвечник. Взглянув в сторону говорившего, я тут же отвернулась. Торин стоял рядом с Двалином и Балином на возвышении у дальней стены, и оглядывал зал. Я успела оценить изменения в его внешности и внешности других. Они были опрятными, в дорогих одеждах, их волосы были причесаны и уложены, на руках сверкали перстни, а в бородах и косах поблескивали серебрянные и золотые подвески. Я судорожно расставила подсвечники и, подхватив тележку, чуть ли не бегом ринулась прочь из зала. Сердце колотилось как бешеное, хотя я не могла точно объяснить себе, чего испугалась. Наверное, того, что придется сдерживать себя в разговоре с королем, а на это у меня не было ни сил, ни уверенности, что у меня получится не надавать пощечин этому предателю. А ещё не было уверенности в том, что они не выдадут меня эльфам. Я вернулась на склад, оставила тележку и пошла на кухню. Меня всю трясло. — Руф, я половину расставила, больше не могу, — я взглянула в лицо запарившемуся главному повару, ожидая, что меня сейчас живьем закинут в один из громадных котлов, — Давай Бурт разложит остальное, а я займусь любой другой работой. — Женщины! — фыркнул Руф, добавляя к своим словам смачную ругань, но времени на спор не было, и он к моему удивлению согласился, — Иди протри фарфор, — рявкнул он, — Он в подвале, там где вино, но в соседнем помещении. И смотри очень аккуратно. Король Торин полсокровищницы за него отдал. Разобьешь блюдечко, я тебя на вертел посажу и живьем зажарю! Полотенце возьми чистое. Потом кто-нибудь придет, заберёт в зал. Сама не смей таскать! Споткнешься ещё о свои кривые ноги! Я посмотрела на свою юбку в пол, полностью скрывающую мои ноги, и решила в очередной раз игнорировать комплимент. В подвале стражники уже по обыкновению перекинулись со мной парой шуток и занесли моё имя в свою книгу записей. — Мне нужно гондорский фарфор почистить, — объяснила я им и прошла внутрь, взяв факел. В соседнем от кладовки помещении стояли низенькие полки, на которых были сложены тарелки, чашки, сахарницы и другая посуда из белоснежного прозрачного фарфора с золотыми узорами по кайме и едва различимым рисунком на днищах. — Любишь свой фарфор, значит, Торин? — я провела пальцем по гладкой поверхности, чуть припорошенной каменной пылью, — Интересно, насколько сильно ты его любишь? — прошипела я и одним движением смела тарелки и блюдца на пол. Потом я сделал то же самое с другой полкой и с третьей. Не знаю, что на меня нашло, но вдруг словно озверела и никак не могла остановиться. Мне необходимо было выместить хоть на чем-нибудь свою боль и усталость от всего и всех. Я била чертов фарфор и топтала его ногами, и даже не почувствовала, как меня схватили подмышки и потащили прочь. Мне что-то кричали, а я лишь вопила, как сильно ненавижу фарфор!