Партия в Шахматы

      Эмили довольно щурилась от яркого света ламп, пока её оттаскивали чёрт знает куда по этому лабиринту коридоров — несмотря на мигрень, ей удалось невероятное для её слаборазвитого дара телепата. Ментальная закладка в процессоре Прайма сработала как надо — не лучшее действие с точки зрения морали, но она хотя бы откровенно признавалась самой себе, что принятые обществом нормы для неё равны пустому звуку. Главное, что всё получилось.       Тело за какие-то несколько часов с момента того разговора превратилось в комок вопящих от боли нервов. То ли Сайлас просто вымещал на ней злость, то ли действительно ожидал, что она расколется, выдаст координаты базы. Наивно и глупо с его стороны. В самом деле, боль бывает и пострашнее десятка-двух сломанных костей, кучи гематом и нескольких ожогов второй степени.       Однако Сайлас — не самое худшее, что с ней происходило. Бояться поехавших людей она разучилась уже давно — таких вокруг всегда было много. И, в отличие от других подобных личностей, с которыми она имела дело, Эмили считала, что ей сегодня очень повезло — она могла ясно и вполне трезво мыслить, иногда получалось даже стебать хмурого Сайласа, пока её не закинули в эту каморку-карцер где-то под землёй. И даже нашли какое-то подобие наручников, кем-то модифицированное, не дающее сломать их металлом изнутри, — в ином случае она давно бы уже сбежала, а не валялась на ледяном полу, лишь думая о том, как совершить побег.       Шерроу перевернулась на спину, выдохнув, и, приподнявшись, прислонилась виском к железной балке, облегчённо выдыхая и прикрывая глаза. Безотказно работающий ранее прием и сейчас оттягивал концентрацию сознания с ноющего от регенерации тела на холод металла, успокаивая измождённое сознание и не давая мозгу окончательно зациклиться на боли.       Думать не хотелось. В принципе, ничего не хотелось, кроме долгой отключки дня на три, — у неё до этого было несколько дней без нормального сна, ещё и этот дурдом на авиашоу и экстренное вмешательство в инопланетные мозги. Тут кто угодно крышей поедет.       Дверь открылась вновь, и кого-то с силой пихнули внутрь камеры. Раздался хлопок, скрежет запираемого замка, и Шерроу сподобилась приоткрыть один глаз.       Джастин встал, отряхнулся, брезгливо осмотрелся, заметив Эмили — недоброжелательно фыркнул, прошёл до противоположной стены, сел, поджав колени, и уставился на Шерроу, периодически моргая. Эмили, лениво моргнув, горько усмехнулась — мальчик, может, и бедный, но сам выбрал дорогу через смерть. Как и она в своё время.       Она определила его почти сразу в толпе — он единственный, кто, помимо Сайласа, не надел безликую маску, наблюдая за тем, как её избивают, с каким-то садистским мстительным удовольствием. А сейчас он сидел, взглядом требуя чего-то, чего — Шерроу не понимала.       Или, может, его подослали что-то узнать? Вероятно.       — Парень, я не телепат, — женщина, кряхтя, подобающе села, облокотившись спиной о стену, и усмехнулась — не телепат, конечно, очень смешно, когда уже перестанешь врать, — Если есть что сказать, говори вслух.       — А что я должен сказать? Что мне жаль? — выплюнул Фрейзер, злобно зыркая глазами, — Вы были первой. Вы пришли в мою школу, зная, что вам грозит за похищение моей семьи…       — Так, тормози, пацан, — Эмили мотнула головой, не догоняя мысли мальчишки. Какое похищение? При чём здесь она? — Если бы я захотела тебя убить, убила бы явно раньше, чем ты узнал бы о моём существовании. Я просто хочу поговорить.       — Не врите! — воскликнул мальчишка, приподнялся, костяшки пальцев побелели. Эмили показалось, или она слышала электрический треск? — Сайлас мне всё рассказал!       — Что именно он тебе рассказал? Что ты всего лишь прикрытие, чтобы поймать меня?       — Что вы работаете на государство и хотите смерти мне и моей семье!       Эмили рассмеялась с истерическими нотками. Как он прост и наивен, до невозможности — действительно ещё ребенок.       — А что если я сотрудничаю с Ксавье? — она приподняла бровь, словно издевалась. Это было не так, естественно, просто защитная реакция мозга, — Что если всё, что тебе говорили, — ложь?       — Ксавье не сотрудничает с убийцами, — всё ещё непробиваемо верил в утопию Джастин, — Профессор бы не стал похищать и убивать людей и сотрудничать с ними же!       Бесполезно. Этого подростка не уговорить, да и смысла Шерроу в этом не видела.       Её назвали убийцей. Действительно — Ксавье не сотрудничает с убийцами, он же, сука, идеальный, блять, старик-инвалид — к тому же, телепат, что собрал вокруг себя преданных ему верных псин. А то, что Чарльз в своё время наворотил ещё тех делов: да то же нападение на Леншерра из-за разногласий. А что там ей Чарльз втирал при первой встрече? «Мутанты — лишь новый виток эволюции человечества, закономерный и неизбежный, вследствие которого люди исчезнут, оставив после себя лишь мутантов». Не напоминает ли это ту же евгенику, что исповедовали нацисты, или это её лайт версия?       Нет, она уважала Чарльза Ксавье — он, несмотря на свое прошлое, долбанутую молодость, одумался и занялся полезным делом, а не локальной войной с Магнето. Но почему его считают святошей, ей кто-нибудь объяснит?       — А с какой стати мутанты стали работать против друг друга? — парировала она, наконец, решив что озвучивать подобные мысли сейчас было неуместно в первую очередь для неё самой, — С какой стати мне убивать ребенка? Тебя, например?       — А мне почем знать?! — прикрикнул он, не понимая, — Не я же в заложниках держу собственных родителей и больную сестру уже полгода!       Замолчать. Подумать. Разозлиться.       В голове билась мысль — не успела, опять облажалась, ещё несколько разрушенных жизней из-за её оплошности. Нужно было раньше понять, раньше занятся Сайласом — кто знает, сколько семей и сколько детей с подростками он таким образом обработал.       Полгода — срок приличный. Людей могли уже убить и избавиться от останков. Могли держать живыми как в обычных условиях, так и в нечеловеческих. Могли вывезти из страны, продать в рабство или заставить работать.       В ответ ничего не прозвучало — Эмили снова ушла в себя.       Мальчишка, не получив ответа, обиженно надулся и отвернулся; да и Шерроу не была настроена на дальнейший более-менее конструктивный диалог. Зато стало хоть немного понятно, что вообще происходит, — похищают целыми семьями, возможно, манипулируют детьми через шантаж, говоря, кто «похитил» родственников детей, и якобы содействуют в поимке «похитителей», которых забирают себе, а детям говорят какую-то чушь, заставляя использовать способности во вред им самим.       Жаль ли ей Джастина? И да, и нет. С одной стороны, он действительно ребенок, которому очень не повезло в жизни, которого обманули, лишили семьи. С другой — в его возрасте Шерроу пришлось грызть глотки, чтобы выжить, показать себя и свои умения, чтобы выбить себе место под солнцем, чтобы просто не умереть…       Её передёрнуло — нет, хватит вспоминать то, что было. Всё это в прошлом, всё это лишь воспоминания. Пустые и ничего не значащие для всех, кроме неё, — да и новые потрясения для сознания могут лишь усугубить всю ситуацию с безумием, чего ей вообще не надо.       А парень… Парень метался. Вслух он этого, конечно, не сказал, но бегающие глаза, пальцы рук, которые он чуть ли не ломал, нервно теребя их в ладонях, говорили за него. Его надо вытаскивать и отдавать Чарльзу на промывку мозгов — тем более, он мог помочь при побеге — хотя бы о расположении входов-выходов он должен был знать.       — Джастин, — мальчишка проигнорировал. Шерроу помахала рукой и, не дождавшись реакции, пару раз щёлкнула пальцами, — Фрейзер, эй, Земля вызывает.       — Чего вам? — буркнул недовольно парень, окончательно сворачиваясь в клубок на полу, — Отстаньте.       — Давай в города.       — Зачем?       — Время скоротаем. Да и, может, я план побега придумаю. Для обоих, пацан.       — Зачем вам это?       — Я уже сказала — детский труп мне в шкафу не нужен.       — Чем докажете? — мальчишка, наконец, повернул голову, пустыми глазами смотря на нее, — Я не знаю, кому верить. Я знаю одно, вы говорите другое, Сайлас указывает третье. А правды у меня нет, и в итоге всё равно получается четвёртое, что ведёт за собой смерть.       — Чего-то ты слишком депрессивный. Но правда за тобой — доказательств у меня нет. С собой. Но я могу гарантировать, что ты поговоришь с Ксавье, пацан. Давай только выберемся — мы сейчас в одной лодке. Я, ты, твои родители и сестра.       Мысленно к предложению добавила «если». Они вполне могли быть как и мертвы, так и в состоянии овоща — Эмили не исключала и таких вариантов. Пугать мальчишку такой перспективой фактически означало поставить крест на том, что она сможет воспользоваться им для побега. В любом случае, её головная боль — доставить Джастина на ручки к Ксавье, а дальнейшее не её геморрой. Достаточно группы инопланетных роботов, что иногда ведут себя хуже детей.       — Франкфурт, — наконец оттаял Джастин, и Шерроу с улыбкой подхватила.       — Таллин.       — Нюрнберг.       — Гродно…       Разговорить парня получилось часа через полтора, когда они, наконец, определились, что города из кинофильмов, а также города в честь овощей лучше не называть и не выдумывать, иначе игра теряет свой смысл.       Её догадки оказались верны — шантаж семьёй и больной сестрой. Причём, если изначально парню говорили, что их похитило правительство в лице Шерроу, то сейчас он не верил ни единому слову Сайласа. Точно так же как всё ещё не верил и Шерроу — правда это лишь вопрос времени.       Вот только у неё было подобие плана побега, составленного на коленке, и это всё, что подкупало парня на время объединиться с Эмили. Возможность достучаться до Ксавье — он был кем-то вроде мессии для мальчишки — единственное, что могло помочь в его понимании. Ведь команда Людей-Х благородная, они помогут спасти его семью, они не связываются с сомнительными личностями.       Шерроу казалось, что она попала в какую-то чёрно-белую реальность морали, где её серость выделялась.       Весь план побега был импровизацией в чистом виде — дождаться удобного момента, желательно предварительно не умереть от жалких попыток Сайласа узнать информацию — если, конечно, его цель не отыграться на ней по полной. Никаких особых заморочек — если их разделят, бегут по отдельности — предварительно кто-то должен оповестить другого, врубив сигнализацию. И уже ближе к выходу должны были встретиться, чтобы угнать машину и свалить.       Здесь и начиналась задача Фрейзера — парень оказался кладезем информации, обладал эйдетичекой памятью и назубок знал схему здания. Это играло на руку — Эмили заставила его рисовать схему на голом бетонном полу, и, несмотря на то что запомнила не всё, основные коридоры и большая часть их ответвлений отпечатались в памяти быстро.       Центру связи она уделила большее внимание: там могло находиться нужное для связи оборудование, а также наушник, который пропал ещё во время отключки. Он не был особо важным, но из принципа вернуть устройство хотелось.       С количеством постов и охраны на выходах, графиком дежурств и пересменки, наоборот, были проблемы — Фрейзер просто не знал точного времени, кто, кого и когда сменял. Ни у него, ни у Шерроу часов не было, а секунды считать было проблемно — оба постоянно сбивались на пятой-седьмой минуте и решили забить на это.       Когда никто не смог вспомнить больше города на С, они переключились на крестики-нолики — сначала девять клеточек, потом шестнадцать, затем двадцать пять. А потом дошли и до более извращенной идеи крестиков-ноликов, которую Джастин придумал тут же на коленке.       Это было то же поле в девять клеточек с дополнителными полями для игры внутри. Мини крестики-нолики внутри ячеек больших крестиков-ноликов. Правила были простые — ячейка в мини-поле, куда ставился крестик, автоматически определяла ячейку большого поля, на чьем мини-поле ставился нолик. Если попадала на ячейку, уже отыганную, но с пустыми клеточками, заполнялись пустые клеточки. Если пустых клеточек не было, заполнялись клеточки полей в любой другой ячейке.       Они успели сыграть две партии таких усложненных крестиков-ноликов и начать третью, когда дверь протяжно заскрипела и внутрь вошли двое безликих с автоматами.       — К стене, руки за голову. Оба, — прохрипел мужской бас из-под маски, и Джастин моментально послушался. Шерроу же легла на пол и положила руки сверху, — Ты глухая, или что?       — Начальник, я бы с радостью, — бодро протянула женщина, — Но ты запамятовал, как вы мне ноги переломали? — Эмили хитро улыбнулась, упираясь лбом в пол так, что её лица не было видно. Ноги всё ещё болели, и, хоть ходить она уже могла, поднасрать врагу — дело святое, — Я не могу встать. Ну, точнее, встать-то могу, но сразу помру от боли.       — Тц, тварь, хер с тобой, — буркнул безликий, отдавая оружие напарнику, — Корн, следи, чтоб ничего не выкинула. На себе потащу.       — Чего мне выкидывать со сломанными ногами, товарищ, а?       Безликий закинул женщину на плечо и двинулся по коридору. Эмили, не теряя времени, повернула голову, пытаясь по схемам на стене определить примерное расположение. Распознать удалось лишь пару соседних ответвлений, перед тем как Корн хорошенько приложил её по спине и Шерроу притихла. Раздраконить Сайласа — это одно, его подручных — совершенно другое.       Её занесли в другое помещение и посадили на стул, сразу же связав ремнями, словно он электрический и Эмили собирается бежать от него. Правда, как именно бежать — их не волновало, но это хорошо демонстрировало, что её боялись. А, значит — считали опасной, что равносильно усилению охраны. Хреново.       — Знаешь, что забавно? — Эмили, задорно ухмыляясь вошедшему в комнату Сайласу, бросила взгляд на ремни, держащие её, демонстративно, больше для себя, подёргала руками, определяя, насколько сильно они затянуты, — Ты столько детей травмировал, столько людей, семей искалечил, чтобы поймать меня, а всё это произошло лишь по воле случая.       — Значит, он всё-таки разболтал, — бросил Сайлас, отвлекаясь от мыслей, — Думал, ты брезгуешь человеческим общением.       — У нас с тобой разные взгляды на человечество, — парировала женщина, пытаясь сдуть с глаз мешающую прядь волос, — Но не отрицаю — в чём-то они схожи.       — В том, что мы оба терпеть не можем этих жалких людишек.       «Жалкие людишки» — Эмили хмыкнула. Забавно слышать такую характеристику о людях от такого же ничтожного и мелочного человека.       — Я не презираю их как ты, Лиланд. Я всего лишь считаю, что, будь они менее эгоистичными, думай хотя бы на шаг вперед, было бы меньше проблем.       — Как сильно изменились твои взгляды, — мужчина цокнул, подходя ближе, хватая Шерроу за подбородок, — А я-то надеялся, мы на одной стороне, милая.       Шерроу передернуло, а Сайлас расплылся в мерзкой пошлой улыбке. Это его «милая» звучало максимально омерзительно, и именно подобного эффекта Сайлас добивался.       — Я тебе неоднократно говорила то же самое еще десятилетие назад, но ты интерпретировал всё это по-своему, — не сдерживаясь, прошипела Шерроу, — Не мои взгляды изменились. Изменился ты, Сайлас. И я жалею, что не добила тебя тогда — меньше дерьма существовало бы сейчас.       — Желание девушки — закон, — театрально и непонятно, для кого больше — себя или окружающих, — бросил Сайлас, отходя в сторону и рукой подзывая двух более массивных безликих солдат.       Первый удар пришёлся точно в солнечное сплетение — Шерроу издала хрип, и, насколько позволяли держашие её ремни, согнулась.       Один из солдат зашёл за спину, схватил её за волосы, оттянул голову назад — Эмили зашипела, откинулась на спинку и запрокинула голову, не сопротивляясь и примерно представляя, что её ждёт.       Второй взял её за горло обеими руками, резко сдавил — она пыталась вздохнуть, но лёгкие жгло, а в глазах начинало темнеть. Терялось ощущение реальности — всё-таки сдавливалась не только гортань, но и артерии, что качали кровь в мозг, поэтому, едва она перестала чувствовать чужие руки на своей шее, она вдохнула и закашлялась.       Ощущение латексных перчаток на коже всё ещё оставалось — как, наверное, останутся и синяки. В глазах мелькали цветные пятна, и Шерроу моргнула несколько раз подряд, пытаясь от них избавиться. Всё это прервали очередным ударом по лицу, и челюсть со смачным хрустом — Эмили физически это почувствовала — сломалась сама и захватила с собой ещё пару зубов, что разрезали десну изнутри. Шерроу двинула языком, ощупывая изнутри травмированную десну и челюсть, сдвигая несколько крупных осколков зуба.       Она сплюнула кровавую массу с зубной крошкой на пол.       — Слушай, у тебя фантазии, что ли, нет? — хорошая всё-таки поговорка: язык мой — враг мой. Правильная и очень подходящая под нынешнее описание ситуации, — Ты только избивать можешь, или что-нибудь поинтереснее всё-таки есть?       — Не переживай, Эмили, мы только начали, — Сайлас махнул рукой, подзывая к себе очередного безликого солдата с металлической клеткой в руках, — Не сомневаюсь, что тебя будут искать и найдут — через день или три. Или ты сама сбежишь — не знаю, что именно. Но пока ты ещё здесь, думаю, ты не будешь против парочки экспериментов, — Сайлас постучал по металлу клетки, и изнутри послышался тихий писк грызуна, — Я люблю историю. Знаешь, особенно китайскую — у них есть такие интересные и увлекательные изобретения, которые появились у европейцев лишь средневековье. И мне всегда было интересно посмотреть, как они работают.       — Какая прелесть, — Шерроу брезгливо скривилась, поняв, что её ожидает, — Сначала крыса, потом бамбук, а потом пытка водой? Я, пожалуй, откажусь.       Этот психопат лишь ухмыльнулся.       Фантазия у Сайласа, оказывается, есть — и даже вполне приличная. Ебаный садист — как она раньше этого не поняла? Наверняка припас где-то у себя в запасах и парочку ускорителей метаболизма, чтобы она не откинулась здесь и сейчас и как можно дольше ощущала весь спектр болезненных ощущений.       Она имела представление о том, что её ждет, — крыса, что прогрызает человека насквозь.       Эмили наблюдала подобное раньше — ещё во время войны, всего раз. Расплодившиеся полчища голодных крыс заживо сожрали ослабевшего от голода солдата. Тогда, будучи молодой — отчасти даже глупой, — она пребывала в ужасе.       — Не устаю поражаться скорости твоих рассуждений. Но ты всегда можешь прекратить это, сказав, где находится база, — клетку уже успели вплотную прислонить к животу, убрать заслонку и достать газовую горелку. Шерроу хмыкнула, посмотрела на крысу сквозь решетку.       Жаль животинку.       — Я что, дура, по-твоему? — Эмили кисло скривила лицо, посмотрела на Сайласа, — Я гнила заживо и как-то выжила. Так что крысу я тоже переживу. И хрен ты от меня что-то услышишь.       — Посмотрим.       В бедро всадили шприц со знакомой зелёной жижей, что довольно быстро оказалась в организме и побежала по кровеносной системе, принося с собой противное жжение. Одновременно безликий солдат в толстой латексной или резиновой шкуре — она так и не поняла, из чего сделаны их костюмы, — включил горелку, поднес её к клетке, и Эмили ощутила первый укус крысы — чуть ниже пупка, прямо сквозь ткань.       Мерзость. Ещё поди и инфекцию занесёт — вот весело будет.       Хуже только от осознания того факта, что эта зелёная бурда разгоняет метаболизм, а, следовательно, и регенерацию и в перспективе лишь ухудшит её состояние. Она как наркотик — принял один раз, и захочется ещё, потому что организм отходить от действия «зелёнки» будет долго, и регенерация будет ещё хуже, чем раньше. А это плохо в ближайшем будущем месяца на три-четыре.       Сайлас растёкся в кровожадном оскале, наблюдая сначала, как женщина зашипела и несколько раз дёрнулась, пытаясь хоть как-то удержать лицо и одновременно оттолкнуть крысу обратно в клетку. Это зрелище слабо походило на несколько предыдущих часов, когда она спокойно терпела внешние травмы, лишь морщась, и явно умело игнорировала болевые ощущения направленного действия.       Сейчас же всё было по-другому. Шерроу испытывала боль, ведь крыса наносила не резкие короткие повреждения, а постепенно продвигалась вглубь тела, частично выедая мышцы и внутренние органы — довольно быстро, конечно, но это только играло на руку. Организм регенерировал почти так же быстро, устраняя повреждения там, где крыса снова их наносила. И что регенерация, что крыса — обе эти вещи приносили боль. А Сайлас знал, что боль — одна из тех вещей, что ломают любого. Если не физическая, то психологическая.       И он собирался ломать Шерроу. Много и долго — в качестве мести за ложь и предательство, которые она совершила.

***

1996 год, военно-морская база Чарльстон, США.       Обеденное время раздражало даже не столько тем, что необходимо было выбираться из своего такого тихого и родного кабинета, сколько тем, что всегда, именно в это время желудок требовал еды, а за ней необходимо было идти в общую столовую, где были другие люди, которые его раздражали.       Бесят. Как же бесят эти надменные учёные и инженеры, которые не видят ничего дальше своего носа и проектов, которыми занимаются, тупые солдаты, что считают себя здесь главными, сующие свой нос туда, куда не надо. Как же непроходима эта врожденная тупость у людей, с которыми ему приходится общаться каждый божий день.       Лиланд не считал себя кем-то особенным, вроде Эйнштейна или Теслы. Он был обычным учёным с докторской степенью в области инженерии, которому повезло в свое время уйти из преподавания в армию, дослужиться до подполковника и спокойно заниматься своими проектами, выбив приличное финансирование. Вот только излишний интерес пацифистски настроенного покровителя на самой верхушке действующей армии был очень некстати.       Бишоп предпочитал локальному и осторожному ведению боя быстрое и разрушительное, что по действию, что по масштабу. Плевать на законы, плевать на гуманность — для победы все средства хороши, даже если они приведут к сотням тысяч, а то и миллионам смертей мирных граждан. Как ядерные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки, после которых капитулировала Япония.       Дверь в столовую открылась, и Лиланд осмотрелся в поисках пустого стола. Идея увенчалась неудачей — он, как обычно, пришел последний, и даже самый дальний стол был уже кем-то занят — женщиной, судя по всему, тоже не ожидавшей компании. Значит, и лезть к ней не стоит. Личное пространство — это всё же личное пространство.       Стоя в очереди за своей порцией, Бишоп невольно вычленил из фонового шума интересный для него диалог между группой солдат впереди него:       — Видал эту новенькую? — молодой пацан толкнул соседнего, указывая кивком головы куда-то в сторону, — Девке лет двадцать на вид, а ведёт себя, словно королева Елизавета.       — Ага. Жуткая дамочка.       — Говорят, что она вообще никого к себе не подпускает, — в разговор бесцеремонно влез третий, — Ну от слова совсем. Сидит у себя постоянно, молчит. К ней даже высокое начальство заявлялось.       — И что?       — Ничего. Молчит, как партизан, ничего не говорит. Даже с начальством.       — Тц, как её не выперли-то?       — Мне почём знать? — третий пожал плечами, — Может, информатор, а, может, персона важная или свидетель. Чёрт их знает, кого они сюда привезли.       А это уже интересно — Лиланд повернул голову, смотря на одиноко сидящую женщину за его дальним столиком. Наверняка говорят о ней — раньше её здесь никто не видел.       А уж чего Лиланд не любил больше, чем тупоголовых кретинов, — глупые и странные слухи, в которые учёные не должны верить. Ладно, тупоголовые вояки — им лишь бы пожрать, поспать, да аспирантку какую-нибудь трахнуть. Но учёные…       Есть расхотелось. Для приличия — не зря же он всё-таки стоял в этой блядской очереди из дегенератов — взяв очередной стакан кофе, он прямиком пошёл к дальнему столику.       Женщина особо не отреагировала на его появление, продолжая гонять кусок тушёного мяса между макаронинами — лишь чуть приподняла голову, мельком осматривая Лиланда. Бишоп удивился, но не подал виду — зелёные глаза разглядывали его буквально секунду, но этот оценивающий взгляд был таким хищным, словно женщина предполагала наличие какой-либо угрозы. Вот только какой — непонятно.       Лиланд сел напротив с другого конца стола, краем глаза наблюдая — он умел подмечать даже малейшие детали в поведении. Для всех остальных ничего особенного она не делала, всё так же продолжала гонять вилкой кусок мяса по тарелке. Но Бишоп видел — лёгкий постоянный тремор мизинца и безымянного пальца на правой руке, частичную депигментацию в области шеи, похожие на старые ожоги, практически на грани с линией подбородка — едва заметные, даже если приглядываться, — механические движения с этим бедным куском мяса, когда глаза едва заметно бегают, постоянно мониторя окружающее пространство.       Любопытная личность. Не такая тупая как военные, не гений. Звериные инстинкты, явные следы чего-то серьёзного в таком юном, на вид, возрасте, возможно, постоянное ощущение опасности.       Эта женщина — закрытая на множество замков и цепей книга, которую Бишоп рано или поздно откроет — это был интерес учёного, не военного.       Наконец, допив кофе, он встал и, оставив кружку на одном из подносов на стойке, спиной ощущая сверлящий взгляд молчаливой женщины, покинул столовую.       Он будет ждать столько, сколько нужно, но рано или поздно он узнает. Потому что неординарные личности не подчиняются логике обыденности, не вписываются в обычные серые будни.       А серые будни окружающих — залог успеха проектов Лиланда.       Он наблюдал. Всё так же Бишоп пересекался с этой женщиной в столовой, и вскоре та вообще перестала обращать на него внимание. Всё так же сидела молча, смотря на еду, находясь в прострации.       А Лиланду было интересно наблюдать — заговорить первым он не решался. Всё решил случай — он даже не ожидал, что начальство решит, что они хорошие знакомые и её переведут к нему в отдел.       Бишоп был немало удивлен её появлению в лаборатории вместе с начальством, но согласно кивнул, мол, принял к сведению.       — Ну и как тебя зовут, нелюдимая? — едва ушло начальство, спокойно бросил он. Женщина, что устроилась на стуле у стены, молча подняла голову, не особо собираясь говорить, — Нас уже друзьями считают, так что хотелось бы знать твоё имя. Так-то мне до тебя нет дела.       — Тогда зачем подсел в столовой?       — О, говорить умеешь. Это хорошо, я уж думал, немая, — Лиланда забавляла эта ситуация, — Ты умная, и у тебя есть мозги, в отличие от этих тупоголовых баранов-солдат. Лиланд Бишоп, к слову.       Она наклонила голову вбок, совсем чуть-чуть, но смотрела уже не так отрешённо — она явно заинтересовалась им.       — Эмили Шерроу.

***

      После крысы, когда она проела приличную дыру в районе печени и умудрилась сбежать, Шерроу потеряла нить происходящего. Её отвязали от стула, протащили куда-то и снова привязали — на этот раз к металлической каталке для трупов и, зафиксировав голову и тело в одном положении — попросту привязав, — оставили в одиночестве на какое-то время. И терять его Шерроу не могла себе позволить.       А подумать было о чём.       Во-первых, Джастин-мать-его-Фрейзер. Парень явно был не рад происходящему — об этом хорошо свидетельствовала его кислая мина и диалог, который больше был истерикой, нежели чем-то конструктивным. Становилось хотя бы понятно, что он такой нервный был, весь зашуганный. Вытащить бы его, да хрен знает, как к нему подступиться — он мечется между святостью слов Сайласа и сомнительным доказательством на словах от Шерроу… Он будет большой проблемой вместе со своей пропавшей семьей.       Во-вторых, ментальная закладка сработала. Это не могло не радовать, но вот это поспешное вторжение в сознание Прайма, без которого он бы не выдал нужную фразу, было болезненным. Какая прелесть — мигрень, конечно, штука мерзкая, противная, но это невозможно было сравнить со слезающей заживо кожей.       А если добавить к этому и недавнюю дыру в животе, которая потихоньку восстанавливалась, принося дискомфорт и довольно сильное головокружение, — потеря крови, не меньше полулитра, наверное, в течение минут двадцати, да — жизнь вообще прекрасна.       «Как же, сука, больно».       И ведь найдется кто-то, кто скажет, что именно Эмили виновата во всех проблемах современного человека. Такие были всегда — вечные обвинители и Шерроу как козел отпущения.       Заебало.       Время потеряло свой смысл довольно быстро. Просто лежать привязанной и зафиксированной на трупной каталке не так уж и весело. Даже скучно — вокруг темно и посмотреть не на что. А думать слишком много и не по теме вредно — крыша и так подтекает по всему периметру.       А ещё адски холодно, сыро и физически плохо.       Было ясно как день — на своих двоих без помощи она отсюда не выйдет — а если и выйдет, то, как говорили её старые знакомые, «с божьей помощью». «Зелёнка», крыса, дыра в животе, а сейчас и адский холод. Что дальше?       Даже если вдруг разверзнется земля, откроются врата Дантевского ада, и оттуда в компании Гитлера и Сталина выйдет сам Сатана, Эмили уже не удивится — у неё просто сил не осталось на это.       Она даже обрадуется — хоть там, может быть, ей дадут пару часов отдыха.       Дверь открылась, внутрь кто-то зашел. Эмили обратилась вслух — все остальные органы чувств никак ей сейчас не помогли бы.       Два, нет — три шага. Шорох ткани, скрип резины или латекса, щелчок, ещё один, стук по клавишам, журчание… Секунду спустя на её лоб упала первая капля ледяной воды. Эмили вздрогнула, осознание пришло мгновенно со второй каплей, приземлившейся на лоб, и женщина, сжав челюсти, дёрнулась в сторону, попыталась отклонить голову. Естественно, неудачно — зафиксированное в одном положении тело просто не позволяло.       «Вот же… Дерьмо, дерьмо, дерьмо, Scheiße!» — Эмили показалось, что она сойдёт с ума быстрее, чем её найдут. Здесь бы пришлось к месту чисто русское раздолбайство.       Каждый раз, едва капля холодной воды падала на лоб, создавалось ощущение, что кто-то бил кувалдой прямо по оголённым мозгам. Меньше, чем за минуту, тело онемело, хотя со временем она могла ошибиться — кто знает, сколько часов или дней она на этой трупной каталке лежит.       Под этой хернёй она может лежать до одного из двух исходов — безумия или смерти. И последний был наиболее вероятным и предпочтительным, потому что в безумии, когда ты не отличаешь, кто друг, кто враг, когда все живые существа сливаются в одно красное пятно перед глазами, где каждый — потенциальный труп, — собственное существование становиться не так уж и важно.       Но Сайлас не допустит. Не даст умереть или обезуметь. Он отыграется на ней по полной.       Карма штука страшная — сегодня она видит, наблюдает твои действия, анализирует и кладет на стол или в долгий ящик. И завтра — или уже спустя годы — отвешивает соразмерных пиздюлей лично тебе, чтобы ты страдал и мучился, вне зависимости от того, страдает ли кто-то из-за твоих поступков в прошлом или нет — ей плевать. Её задача — вернуть должок, а как, когда и в каких обстоятельствах — дело десятое.       Шерроу всегда казалось, что карма слишком щадит ее. Но в этот раз была даже благодарна за это — сейчас всё это касалось только её саму и никого больше.

***

1997 год, военно-морская база Чарльстон       — Чем ты думал?       Эмили ещё раз осмотрела всю конструкцию — это нагромождение железа, электросхем и мощнейшего лазера не могли не пугать одним своим видом.       — Головой, — не раздумывая, ответил Лиланд, — Дамокл будет представлен на научной конференции, и мои другие, более масштабные проекты точно кто-то возьмется спонсировать.       — Мне кажется, что жопой, — резюмировала Эмили, покачав головой, — Тебе ядерного оружия мало? — она развела руками в отчаянном порыве остановить эту карусель вакханалии, — Думаешь, есть другие безумцы, что хотят подобной побрякушки, болтающейся над головой, в космосе, как Дамоклов меч?       — Именно эту роль он и исполняет! — словно не замечая недоумения и непонимания Шерроу, Сайлас с восхищением и гордостью продолжал говорить, — Он будет защитой для людей, превентивной мерой — каждый, кто захочет войны, будет знать — стоит ему сделать шаг в сторону, хоть как-то показать свою агрессию, и всё — его распылят!       — Это попахивает диктаторскими замашками, а никак не демократией.       — Эмили, я доверяю тебе как никому больше…       — Это безумие, — оборвала его монолог Шерроу, не желая слышать оправданий, — Уже есть оружие массового поражения — зачем изобретать ещё одно?       — Для безопасности граждан. Если бы во время Второй Мировой у нас был Дамокл, солдат пострадало бы куда меньше!       Эмили сделала пару шагов, встала прямо напротив мужчины и упёрлась ладонью ему в плечо.       Она не понимала желания людей друг друга истреблять — к чему это нужно? Ради какой цели — даже мифической цели защиты Homo Sapiens от таких же Homo Sapiens с другого конца планеты. Да даже для защиты от мутантов — какой в этом смысл? В ещё большей боли, в ещё большем количестве смертей — в этом смысл? Или просто в доказательстве собственного величия и превосходства над остальными расами, идеологиями и государственными строями?       — Чьих? Американских? Немцы тоже люди — как и русские, и евреи, и афроамериканцы! Или ты с радостью выжжешь города с мирным населением? — в глазах лишь пустота. Никаких эмоций — ни капли проблеска здравого рассудка у Лиланда.       Как же она ошибалась.       — Если понадобится, да, — спокойно сказал Лиланд, коснулся пальцами её ладони, всё ещё лежащей у него на плече. Он смотрел ей прямо в глаза, ожидая, что та улыбнется, согласится, наконец, с его доводами. Ведь он не мог ошибиться в ней, они ведь так похожи — брошенные на произвол судьбы, лишённые понимания, — Эмили, пойми — ядерное оружие — это прошлый век. Для защиты страны, родины мы должны презентовать его. Дамокл — вот что защитит нас с тобой, то, что поможет нам занять место выше обычных солдат и учёных. Мы будем диктовать свои условия миру, нам будет повиноваться тупое слепое человеческое стадо, которое думает лишь о низменных вещах…       — Достаточно, — оборвала его Эмили, хмурясь и вырывая ладонь из его пальцев, делая шаг назад. Голос как-то отчаянно хрипел, — Я услышала достаточно. И я не хочу иметь с тобой ничего общего.       — Эмили, — протяжно сказал он, — Ты так и не поняла…       — Поняла. Ты считаешь себя выше остальных, хотя ничем от них не отличаешься. Ты такой же как и они, только с большей самооценкой, большим эгоизмом. Я знаю. Я видела и подчинялась таким. Не хочу больше.       Лиланд сделал шаг в направлении к женщине, которая синхронно с ним сделала такой же шаг назад, держа перед собой чуть дрожащую протянутую руку. Всё так же не решаясь посмотреть в глаза Бишопу, Шерроу отворачивалась, смотря в пол, стараясь подавить эмоции на корню.       Она знала, на что способны люди, одичавшие, жаждущие выжить. Она видела благородные поступки, достойные наград, но навечно пропавшие в глубине истории, так никем и не узнанные, ощутила на себе, как люди любят и заботятся о других просто так, потому что они всё еще добрые, потому что система не смогла очернить их душу, понимала, что как раз из таких низменных поступков складывается характер человека — по-своему, но раскрывается человеческая душа — в процессе принятия других людей, их особенностей и заскоков.       Так называемая человечность, что никогда ей не была понятна до конца. Эмили был благодарна тем, кто показал и привил ей зачатки этого качества, которые она бережно хранила, прятала в глубине души. Берегла, словно это какой-то исторический артефакт, ведь так оно и было. На войне она была послушным оружием, умеющим думать, не стремящимся постичь эмпатию и человеческие чувства — тогда это было совсем не нужно. Уже потом, после предательства, когда от понимания чувств людей, от осознания ужаса происходящего вокруг, от запаха смерти и скорби, въедавшегося в кожу и волосы вместе с запахом дыма из труб крематориев, зависело само существование тебя как живого существа, когда по одному шагу солдат было необходимо понять, в каком настроении они, чтобы ненароком не разозлить ещё больше и не лишиться и так скудного пайка.       Она закрыла этот маленький зачаток доброты и надежды внутри после побега в ГДР в начале восемьдесят девятого. Потому что больше некому было показывать доброту.       Казалось, что столько лет спустя вот оно — Лиланд Бишоп, человек, разглядевший в ней что-то большее, мыслящий похожим образом. За год он перешёл в ряд хороших знакомых, кому она, возможно, смогла бы доверять. Но после всего сказанного доверие стоило много, а сам Лиланд не стал стоить и секунды потраченного времени.       — Ты мутант, — выдохнул Сайлас, смотря на покрывшиеся металлом запястья, — И ты молчала.       — По-моему, правильно, что молчала, — смелости посмотреть ему в глаза всё ещё не было, — Теперь нет смысла скрывать — ты переубедил меня во мнении, что тебе можно доверять. Я больше не доверяю тебе — как и ты мне. Мы оба оказались лживыми тварями.       — Нет, не оба, — прошипел Лиланд, делая шаг назад, занимая стойку нападающего, — А только ты!       Он нащупал пистолет, оставленный им на столе, немедленно навёл его на всё ещё стоящую, словно статуя, Шерроу.       Тихий щелчок взведённого курка, громкий звук передёрнутого затвора. Эмили почему-то сравнила это с тем майским днём восемьдесят седьмого, когда была готова броситься вперед, закрыть товарищу рот, не дать сказать те самые слова, что обрекли его на смерть. Тогда она не бросилась, но сейчас от этого зависела её жизнь, её обещание, данное Щербине. Прожить за них свою жизнь.       Первый выстрел ушёл в молоко — перекатом женщина ушла с траектории выстрела, спрятавшись за металлическим контейнером, в который прилетели ещё две пули. Едва она оттолкнула одну из картонных коробок ногой, в неё прилетела четвертая пуля. Осталось три патрона, если ей не изменяет память.       — Я тебе говорила, что Дезерт Игл не для тебя. ТТ лучше, — ещё два выстрела, один из которых пробил дыру аж рядом с ногой.       — Дальше будешь прятаться? — насмехался Лиланд, подходя ближе, — Давай я грохну тебя, и ты не будешь мучиться дальше.       — Надейся.       Шерроу выскочила неожиданно близко, на растопыренных пальцах одной руки мелькнули блики, другая рука предплечьем прикрывала лицо. Бишоп не успел среагировать — он не был достаточно быстрым как физически, так и для осознания происходящего, — лишь автоматически нажал на курок, когда лицо жгло, словно огнём.       Он осел на колени, руками ощущая кровь, стекающую по лицу. Чуть сбоку зашевелилась Шерроу, зажимая рану на бедре.       — Проваливай из этой страны, — с ненавистью выплюнул Бишоп, — Не буду препятствовать. Но в следующий раз пощады не жди.       Шерроу издала смешок и, не особо беспокоясь о ране, встала — Лиланд с интересом отметил скорость восстановления мышечной ткани и сделал пометку у себя в голове, — и просто ушла, тихонечко прикрыв за собой дверь.

***

      Сирена вопила, солдаты бегали, а Джастин, держа в одной руке проржавевшую трубу, тихо и быстро перемещался по коридорам. Комната, которую он искал, была в том крыле, где он был всего раз, и знал, как туда можно пройти, лишь по схеме.       Он искал эту Шерроу. Она его зацепила — он знал, чем, и признавался хотя бы себе.       Сайлас ему нагло врал, а он, как ребенок, повёлся. Он и есть, по факту, ребёнок — пятнадцатилетний подросток-мутант, боящийся любого проявления своих способностей и желающий простой подростковой жизни. Но сначала заболела сестра, потом она пропала вместе с родителями, и появился Сайлас.       Джастин не распознал наглую ложь сквозь маску дружелюбия — он был слишком потерян, напуган и не знал, что делать. Додуматься до того, чтобы поверхностно коснуться мыслей, он не мог. Сам загнал себя в ловушку, убил и покалечил людей на том грёбанном авиашоу — лишь для того, чтобы солдаты повязали одну-единственную женщину, которая, по словам того же Сайласа, была виновна в пропаже его семьи.       Шерроу оказалась не такой уж и мразью, какой представлялась в его воображении. Она была простой — без всяких замудрённостей, говорила сугубо по делу. А ещё Эмили Шерроу работала на профессора Ксавье, которым он восхищался.       На его совести были погибшие люди. На его совести был тот мужчина, которому побежала помогать Шерроу первым делом, и его за это никто не упрекнул. Наоборот — она пообещала помочь сбежать, дать контакты Ксавье. Никаких обвинений он не услышал. Поэтому, всё же, верил ей.       Наивно? Да. Глупо? Пожалуй. Но он устал от того, что все окружающие ему врали с того момента, как он примкнул к Сайласу. Шерроу недоговаривала, но не врала — и этим зацепила. Он это знал — чувствовал внутри, как искренне она хочет помочь ему.       Он прокрался на пустующий пост охраны, посмотрел по камерам общую ситуацию — ничего особенного он не нашел, разве что многие коридоры были пусты. Куда эти МЕХ бежали, забыв выключить сирену, было непонятно, но на своём небольшом опыте трёх переездов из разных концов света на разные базы Фрейзер знал — ничем хорошим для них это не закончится. И валить надо как можно быстрее.       Бросив последний взгляд на камеры, он приметил автомат, валяющийся здесь же на полу с полной обоймой и прихватил его с собой, продолжая двигаться. Как им пользоваться, он не знал, но в такой ситуации оружие лишним точно не будет.       Дверь камеры была не заперта, и Джастин уже боялся, что ошибся, что Шерроу, — возможно, его единственный шанс, — ушла, бросив его в этом лабиринте коридоров. Однако, зайдя внутрь и включив единственную лампочку, ввёрнутую куда-то в потолок, он на секунду завис, а после — бросился оттаскивать каталку от капающей сверху воды.       — Мэм! — он приложил пальцы к шее, пытаясь нащупать пульс, когда Эмили приоткрыла один глаз и что-то прохрипела, — Вы в порядке?       — Дай мне… минутку, — Шерроу дёрнулась, и парень бросился развязывать ремни, пока она приходила в себя, — Сирена… Что за хуйня случилась?       — Не знаю. Солдаты куда-то бежали — я решил, что это шанс.       — Радуешь. Мозги ещё не растерял, — такая своеобразная похвала приободрила мальчишку, — Здесь есть связь с внешним миром? Компьютер, коммуникатор или телефон?       — Должен быть. Я не уверен, но они как-то связывались через центральный компьютер. А, и ваши вещи у меня, я захватил, — он протянул ей наушник, — Они как-то через него установили связь с вашими друзьями, — может, и у вас выйдет.       Эмили села, свесив ноги, забрала сильно покоцанный наушник с передатчиком, покрутила его, осматривая, и, как-то обречённо вздохнув, вставила в ухо.       — Пошли, попробуем найти хоть что-то здесь, — женщина осторожно спустилась с каталки, остановилась на мгновение и неуверенно отцепилась от твёрдой поверхности.       — Вам помочь?       — Только если у тебя найдется доза «зелёнки» или какие-нибудь стимуляторы — в ином случае, ты мне не поможешь, — прозвучало это как-то слишком обреченно — так, что Джастин обеспокоенно посмотрел на женщину, сомневаясь, что они вообще уйдут куда-то дальше этой самодельной пыточной, — Пошли давай, я не инвалид, — буркнула Шерроу и, придерживаясь рукой за стену, довольно бодро двинулась в сторону двери.       Джастин не отставал — он вышел первым и фактически прокладывал весь путь до центра связи, куда было ближе всего.       Что в коридорах по пути, что в помещении с этим гигантским технически навороченным компом никого не было. В любом случае, упускать такой шанс было глупо.       Шерроу села на ближайший офисный стул на колесиках и на нём подъехала к столу. Она не очень разбиралась в компьютерных системах, отчего решила полностью положиться на интуицию и логику, которые обычно действовали безотказно.       Монитор загорелся, и, нажав пару кнопок, Эмили вызвала основное меню, пошарившись по которому, нашла одну очень похожую программу для связи, которой пользовалась сама. Это было грёбанное бинго — похоже, МЕХовцы скачали её же, чисто чтобы не париться с попыткой угадать частоту связи, а потом просто не удалили. Что ж, ей же проще.       — Давай, ну же, — частота и пароль были забиты в систему, и Шерроу сделала себе мысленную пометку сменить программное обеспечение на базе с привлечением Рафа. Система подала звуковой сигнал об установке аудиосоединения, — Спасибо, о великое людское распиздяйство. Омега один, это Шерроу, меня кто-нибудь слышит?       Тишина в ответ. Эмили подождала пару секунд, повторила сообщение. Затем уже Джастин подошел к технике, что-то проверил и ругнулся.       — Система может лишь отправлять сигнал, но не получать. Даже если нас и слышат на той стороне, в чём я сомневаюсь, мы просто не можем их услышать.       — А ты, типо, местный гений-компьютерщик? Починить сможешь?       — Я, конечно, кое-чему научился у местных компьютерных гениев и до этого шарил в технике неплохо, но не настолько.       — Блять, — Эмили прикрыла глаза и локтями упёрлась в собственные колени, — То есть нам рассчитывать только на себя, и шанс того, что нас слышат, минимален.       — Вроде того, учитывая, что эта база находится на Аляске, а ваши друзья — в Неваде.        — Попробовать сообщить стоит, — Джастин пожал плечами, нажал пару кнопок и кивнул, отходя в сторону. Эмили встала, подошла к столу и упёрлась в него руками — ноги с трудом её держали, — Омега один, это Шерроу, надеюсь, меня слышно. Мост ко мне не открывать, отправьте Фоулера и группу зачистки по моим координатам — тут нужно паренька в Нью-Йорк отправить и кучу информации с компов забрать — МЕХ в панике всё бросили, — она прервалась, сглотнула — стоять было чертовски трудно, а теперь ко всему ещё и добавилось головокружение. Началось, — А, ещё передайте Сэм, что меня «зелёнкой» накачали, она поймет, о чём я. Повторю ещё раз — мост ко мне не открывать, отправьте Фоулера. Конец связи.       Система пикнула, и Шерроу осторожно села на пол, прислонившись боком к металлическому корпусу этого гигантского компьютера.       Вот и первые симптомы — дальше будет только хуже. «Зелёнка» была бы такой хорошей, если бы не побочные эффекты и её трудная выводимость из организма. Если быть точным, то она практически отсутствовала, и Шерроу сильно рисковала словить трип в мир галлюцинирующего мозга.       — Вы в порядке? — Фрейзер сел рядом, осторожно прислонил автомат к металлическому корпусу, — Выглядите неважно.       — Работа такая, знаешь ли, — Шерроу усмехнулась — очень сильно хотелось пить, — Ну, Джастин, поможешь мне обчистить жёсткие диски? Из нас двоих хоть ты в технике разбираешься, мой максимум — документы в ворде заполнять.       Мальчишка просветлел, кивнув, оставил оружие на месте и открыл системные данные на мониторе компьютера.       — Здесь три… Нет, четыре жёстких диска. Объём памяти не указан, но, судя по количеству и заполненности, они достаточно вместительны. А это что?       Мальчишка застучал пальцами по клавиатуре, матернулся, поднял автомат, подскочил к кабелям, лежащим у стены, и пару раз выстрелил в провод. Экран погас, и Джастин, удостоверившись, что оборудование обесточено, сел рядом с Шерроу, что недоуменно поглядывала в его сторону.       — Программа форматирования жёстких дисков, — пояснил он, — Запущена удалённо. Я отключил питание, это должно сохранить хоть что-то.       — Молодец, Джастин, — Эмили улыбнулась, потрепала парня по волосам, — Я могу отключиться. Так что, если увидишь темнокожего толстого в голубом костюмчике, то это и есть Фоулер.       — Понял, в него стрелять не буду.       Эмили не сдержала смешка.