Ох уж это искусство!

      Площадка визуального наблюдения — пожалуй, единственное место, где можно застать Трауна — он бывал здесь чаще, чем на мостике, а «Реющий Ястреб» был настолько мал, что, как потом узнал Самакро, даже у капитана отсутствовал отдельный кабинет. Траун предпочитал не вмешиваться — частично это был его метод руководства; он доверял младшим офицерам, оставляя мостик под их командованием, не хотел стоять над душой во время смен — Самакро поначалу считал, что он просто ленится, но со временем начал ценить это.       С другой стороны — с той, о которой Самакро особо не задумывался, — несмотря на множество успешных миссий, совершённых за последние несколько месяцев, команда на мостике всё ещё не вполне доверяла Трауну. Многие из офицеров, которые служили под его командованием во время инцидента с вагаари, были переведены на другие корабли. Те, кто остался, либо воспринимали действия Трауна негативно, либо не знали о том, что происходило тогда, и ознакомились лишь с незасекреченными отчётами.       Площадка визуального наблюдения почти всегда была пуста. Самакро не мог сказать наверняка: была ли причина в Трауне, который работал там, либо причина и следствие поменялись местами — если площадка визуального наблюдения всегда пустовала, почему бы Трауну не работать там?       На этот раз, добравшись до коридора, он обнаружил толпу оживлённо переговаривающихся рядовых и замер от удивления.       Они не видели его. Он медленно приблизился, не желая, чтобы те начали оголтело салютовать или, еще хуже, кричать: «Смирно!». Подойдя ближе, он смог расслышать каждое произнесенное слово — они вовсе не пытались понизить голоса.       — Да, энсин, — подражая отвратительному, гнусавому ренторскому говору, сказал один из чиссов. — Но если вы посмотрите на картину внимательнее, то что увидите? Наблюдайте!       Он прижал ладонь к стене, указывая на воображаемую картину. Самакро остановился, в его груди бурлила ярость. Солдат принял картинно-уверенную позу, лениво жестикулируя, отвратительный говор был до боли узнаваем; даже если бы речь не шла об искусстве, Самакро догадался бы, что тот передразнивает Трауна. Он подошел ближе к группе, настолько рассерженный, что едва расслышал слова солдата.       — …но, судя по пурпурному цвету, которым намалёвана картина, — продолжал солдат, — элементарно сделать вывод, что в этой культуре принято лупить друг друга палками, и потому мне ясно, что они будут атаковать V-образным строем, и… Ой, что это, лейтенант? Они атакуют двойным захватом? — он поднес руку к уху, скорчив озадаченную гримасу. — Они что, захватили частную яхту синдика?       Всего в нескольких метрах от толпы солдат, сквозь зияющий дверной проем, выходящий на площадку визуального наблюдения, Самакро заметил самого Трауна. Его лицо было хмурым, взгляд метался туда-сюда, плечи слегка поникли. Ему было неловко. Солдаты, глумившиеся над ним в коридоре, скорее всего, не видели этого, — но Самакро с одного взгляда понял, что Траун слышит каждое слово. Траун слепо уставился в экран квестиса, старательно делая вид, что занят чтением и не слышит гогот снаружи.       Сделав быстрый, успокаивающий вдох, Самакро обошел солдата, пародировавшего отвратительный ренторский говор, и заметил, как во всей группке улыбки начали исчезать, когда они поняли, кто перед ними.       Тишина. Никаких приветствий. Никакого «смирно». Самакро посмотрел в глаза каждому солдату, многозначительно переводя взгляд на нашивки с именами. Он не потрудился скрыть хмурый взгляд, когда очередь дошла до пародиста.       — Ждите меня в командной каюте, мичман, — ледяным тоном приказал он.       Фальшивая, самоуверенная поза солдата осела. Его лицо побледнело. Самакро прошёл мимо него, не сказав больше ни слова, не дожидаясь, пока все они разойдутся — он знал, что они и так разбегутся, как только он ступит на площадку визуального наблюдения. Он нажал кнопку на панели управления, закрывая за собой дверь, и только её щелкающий звук заставил Трауна оторвать взгляд от квестиса, на его лице отразилась смесь тревоги и благодарности.       — Капитан, — спокойно сказал он.       — Старший капитан, — приветствовал Самакро, чувствуя, как гнев ослабевает и остывает, превращаясь во что-то такое, чему сложно было дать определение. Он наблюдал за Трауном, который, казалось, в свою очередь изучал и его; спустя долгое время черты лица Трауна разгладились, и все следы эмоций были намеренно стёрты.       — Чем я могу вам помочь? — спросил он, вновь взглянув в экран квестиса. Голос был спокойным и поставленным, а поза слегка расслаблена, как будто то глумление ему вовсе не мешало. Или словно он и до этого всё это слышал, но был больше обеспокоен реакцией Самакро, чем тем, что говорили солдаты.       Глядя на совершенно бесстрастное лицо Трауна, Самакро сообразил, что не может вспомнить, зачем, собственно, пришёл.